Красная звезда над Индией 46 Ян Мюрдаль 47

Мы сильно устали, но чай, которым нам подали, был очень горячим. Он разбудил меня. Когда я осушил свою первую чашку, я увидел группу людей, выходящих из джунглей по другой тропе. Они сели рядом с нами. Было трудно как следует разглядеть их лица в мерцающем свете. Они спросили о дороге, была ли она трудной для меня. Потом они спросили о ситуации в Европе. Я постарался забыть о своей усталости, ноющих коленях и спине, и сказать что-то вразумительное как об углубляющемся экономическом и политическом кризисе, так и массовом движении против империалистических войн.

Социал-демократическое классовое сотрудничество, «средний путь», как его называли в тридцатые, окончательно потерпело крах в последние десятилетия двадцатого века. Государство всеобщего благосостояния было демонтировано. В Швеции, как и везде в империалистических государствах, рабочие и левые политики взяли на себя политическую ответственность; это неудивительно, так как они больше не массовые организации с независимым финансированием, их финансирует буржуазное государство, и поэтому они являются частью его структуры.

Конечно, люди продолжают бороться. Разделение общества на классы становится даже всё более болезненно острым. Объективно говоря, классовая борьба обостряется. Каждый день вы можете прочитать об этой борьбе как в Соединённых Штатах и Швеции, так и во Франции или Германии. Но это по большей части слепая и спонтанная борьба без организации, сознательности и руководства. Это неудивительно. В Соединённых Штатах организации рабочего класса были разгромлены после второй мировой войны и периода маккартизма. Во всех наших странах профсоюзы и официальные левые партии были ослаблены. Это очень серьёзная ситуация.

Она также оказала воздействие на антиимпериалистическую борьбу. Даже моя страна, Швеция, которая ещё десятилетие назад, когда эти слова ещё не вышли из моды, официально считалась неприсоединившейся, теперь служит интересам Соединённых Штатов, посылая солдат в Афганистан. Но движение солидарности существует; это широкий фронт, в котором участвуют как епископы, так и старые социал-демократические политики. Мы надеемся, что мы будем увеличивать своё влияние, пока не сможем заставить правительство изменить свою политику. Но здесь есть опасность. Эта опасность типична.

Официальные политические левые на словах выступают против этой колониальной войны. Но когда дело доходит до политических реалий, то лидеры социал-демократической партии прямо заявили послу Соединённых Штатов, что их партия, что бы не говорилось в её официальных заявлениях в качестве оппозиции, поддерживает политику Соединённых Штатов в Афганистане и на Балканах. Или, возьмём другой пример, официально выступающая против НАТО социалистическая левая партия в Норвегии входит в правительство и затем принимает на себя политическую ответственность за отправку норвежских войск в составе контингента НАТО для поддержки империалистической войны Соединённых Штатов в Афганистане. Они называют это тактикой. Такой тип поведения был типичен для европейских «левых» начиная с конца предыдущего столетия.

Сегодня Швеция отправляет войска воевать в Афганистан в составе сил НАТО. Важной частью движения солидарности в нашей стране является борьба за возвращение этих войск домой. Я вовсе не уверен, что мы добьёмся успеха.

Но нужно помнить, что мы, или точнее наши предшественники в тогдашнем движении социалистической молодёжи, действительно смогли остановить войну Швеции против Норвегии в 1905 году. Ленин указывал на это как на пример. Мы сыграли свою роль в том, что Швеция не приняла участия в первой мировой войне (хотя некоторые товарищи за это отправились в тюрьму) и мы также сыграли свою роль в организации широкого фронта против присоединения Швеции к нацистскому «крестовому походу» в 1941 году. Эту борьбу я очень хорошо помню по своей молодости.

Я боюсь, что на этот раз мы, по мере того, как кризис углубляется и на горизонте маячат новые империалистические войны, будем также беспомощны, как были наши товарищи во Франции и Германии в 1914 году. Но, с другой стороны, массовая мобилизация по всему миру, в которой мы приняли участие, в поддержку Стокгольмского воззвания в 1950 г. сыграла важную роль в том, чтобы остановить Соединенные Штаты от развязывания мировой ядерной войны, также как международному антивоенному движению против войны Соединённых Штатов в Индокитае удалось сделать это в 1960-е годы. Не следует обманывать себя ложными надеждами, но также не следует отбрасывать всякую надежду и быть циником.

Товарищи, сидевшие в темноте рядом с нами, ничего не сказали по поводу того, что я рассказал о трудностях и опасностях, подстерегающих движение солидарности в Швеции и в Европе в целом. Но потом товарищ, которого представили только по инициалам ГС, стал говорить на тему очень важных теоретических вопросов индустриализации и модернизации, и это меня окончательно разбудило.

К высокому технологическому развитию ведет не только одна дорога. Вопрос состоит в том, не является ли тот тип широкомасштабной индустриализации, которая была типична для Советского Союза, и всё ещё характерна для западных стран, выражением не столько чисто рациональных технологических требований, сколько особенностью, характерной для капитализма. Эта форма организации производства сама по себе создает буржуазное право.

Он рассматривал этот вопрос в том же ключе, который я помню со времен Великой пролетарской культурной революции в Китае. Тогда в Чэнду в 1976 г., ещё до смерти Мао Цзэдуна, я и Гун Кессле 48, которая писала книгу о революционных уличных комитетах, просидели всю ночь, обсуждая малую промышленность (backyard industries) с партийным секретарем революционного комитета фабрики запасных частей.

Есть разные способы индустриализации, сказал он.

«Можно также вести её снизу вверх. Мы на своей фабрике начали с производства болтов в 1964 г. Наш коллектив состоял из четырёх рабочих, которые вышли на пенсию по состоянию здоровья, в основном из-за туберкулёза, студента, который не смог уехать в деревню из-за астмы, и пятерых домохозяек. Но у нас был опыт и мы ещё могли работать. Мало-помалу мы запустили производство. В 1971 г. мы стали фабрикой по производству запасных частей для автомобильной промышленности. Теперь нас 234 человека, 112 мужчин и 122 женщины. Мы организовали свою систему здравоохранения на кооперативной основе. Мы управляем фабрикой демократически и принимаем все важные решения коллективно. Мы проводим собрания каждый четверг. Все присутствуют, мы обсуждаем вопросы и принимаем решения. В этом году мы отложили 510 тыс. юаней в фонд накопления и председатель Мао сформулировал нашу цель; стать настоящей фабрикой по производству автомобилей. Всего этого мы добились сами».

Я вспомнил об этом партийном секретаре из Чэнду, потому что то, о чём говорил товарищ ГС, было альтернативной моделью индустриализации. Передо мной был ответственный коммунист сегодняшнего дня, который не впал в обычный для Советского Союза и современного Китая «фордизм», но вернулся к традиции Маркса и Парижской коммуны. Традиции, которая в Европе также включала Уильяма Морриса и которая была продолжена и развита Мао.

«В учебных материалах нашей партии мы очень ясно высказались по этому вопросу»,— сказал один из товарищей и вручил мне соответствующий документ.

«В ходе культурной революции в Китае было инициировано массовое движение, чтобы ликвидировать ревизионистскую линию, т. е. линию управления сверху вниз, систему „постоянного“ разделения труда, например, управленец, технический эксперт, рядовой рабочий, систему статусов и привилегий, основанных на иерархии, и, что более важно, шла борьба за то, кто будет контролировать и управлять делами фабрики. Был воплощён в жизнь подход, основанный на „двух участиях“, участии управленческого персонала в производстве и рабочих в управлении. Партийные комитеты на фабриках были распущены и были образованы новые организационные формы, рабочие управленческие команды. Они поощряли рабочих обсуждать предложения и решения руководства. К рабочим регулярно обращались за советом и они принимали участие в составлении производственных планов, которые тщательно обсуждались в разных цехах, прежде чем их принимали на вооружение; практиковалась система сверху вниз и снизу вверх. Миф о том, что технические инновации, которые увеличивают производительность труда, могут быть достигнуты только экспертами и специалистами, был разрушен. Благодаря тесному взаимодействию рабочих и групп три-в-одном (партийные работники, техники и рабочие), был достигнут огромный прогресс в области технических инноваций. Они следовали лозунгам Мао „участвуй в революции и развивай производство“ и „политическая работа есть плоть и кровь всей экономической работы“. Это один из самых важных уроков Великой пролетарской культурной революции».

«У нас был товарищ из руководства,— сказал ГС,— который писал большую работу по этому вопросу в индийском контексте. Но его убили в „столкновении“. Мы сейчас восстанавливаем его рукопись. Это очень важный вопрос».

Теперь я понимаю, кто это был. ГС, в соответствии с традиционной индийской модой всё сокращать, это генеральный секретарь.

Мне показалось замечательным, в какой открытой манере он, генеральный секретарь, и его товарищи, здесь в джунглях обсуждали эту проблему; ключевой вопрос о разных способах индустриализации и экономического развития, который большинство «западных» коммунистов запрятали под ковёр. Должно ли быть дирижистское экономическое руководство сверху вниз, начиная с Госплана или правительства или ЦК партии? В реальности это сохраняет и воспроизводит «буржуазное право», как говорил Мао. Почему бы не перевернуть этот процесс? Люди не такие тупые. В конце концов, мы сами всегда говорили, что они являются движущей силой истории. Какие выводы из этого нужно сделать применительно к экономическому и технологическому развитию после капитализма?

Ещё один важный момент, это товарищеский дух дискуссии. Он очень сильно отличался от того, к чему я привык, общаясь с руководством коммунистических партий во Франции, в Восточной Европе и в Советском Союзе в сороковые и пятидесятые годы.

В ходе всех разговоров на протяжении недель, которые я провел в Дандакаранье, с генеральным секретарём Коммунистической партии Индии (маоистской) Ганапати и другими членами руководства из Политбюро и Центрального комитета, у меня осталось то же впечатление. Это вселило в меня надежду.

‹…›

Я продолжал читать до наступления ночи. На следующее утро мы покинули лагерь. Когда мы шли по лесу, я смотрел на молодых товарищей. Коммунистическая партия Индии (маоистская) — это коммунистическая партия, но она также отличается от партий, которые я знал и в которых вырос. Вот один пример.

Маркс писал, что идеи господствующего класса становятся господствующими идеями всего общества; разумеется, я не раз читал и выслушивал это, когда в юношеские годы состоял в комсомоле. Но мне и другим «западным» коммунистам — молодым и не очень — тогда не объясняли в наших учебных курсах эту идею так, как она объясняется в «Программе подготовки руководящих кадров».

«Мы говорим, что мы коммунисты, но мы родились и выросли с ценностями господствующих классов. Когда мы вступаем в партию, эти ценности не исчезают сами по себе. Кроме того, мы живём в обществе, в котором такие феодальные и буржуазные ценности широко распространены и, вполне естественно, влияют на нас. В таких условиях необходимо постоянно бороться, чтобы изменить самих себя. Некоторые из наших неправильных ценностей глубоко укоренены в нашем подсознании и опираются на различные страхи… Хотя мы при определённых условиях можем их подавить, в других условиях они возвращаются с ещё большей силой».

В Индии эти укоренённые в подсознании ценности

«также сложным образом связаны с кастовой системой и представлениями о врожденном превосходстве (и подчинённости), где у каждой кастовой группы есть чувство превосходства по отношению к нижестоящим группам в иерархической лестнице. Идеология феодализма и брахманизма настолько глубоко укоренилась, что она оказывает воздействие на всех, в том числе на жертв системы, хотя на стоящих у вершины лестницы она влияет сильнее. С этой идеологией приходит самоуверенность, эгоизм, нетерпимость, презрение к труду и другие разнообразные проявления чувства собственного превосходства» (с. 184).

Если бы я написал эту главу в «Программе подготовки руководящих кадров», я бы подчеркнул, что это особенность не только Индии. В других частях мира идеи и ценности господствующих классов принимают иные формы. Я могу сегодня по телевидению увидеть, как ценности фашистов Хорти восьмидесятилетней давности появляются из коллективного бессознательного и принимают материальную форму на улицах Будапешта, где марширующие в униформе группы людей снова кричат «nem, nem soha» — нет, нет никогда — против Трианонского договора 1920 года (самое поучительное здесь то, что эти группы являются опорой нынешнего правительства Венгрии, к которой только что перешло председательство в Европейском Союзе!)

Коммунистическая партия Индии (маоистская) усвоила уроки Мао Цзэдуна и культурной революции в Китае и пытается осуществить то, чего не смогли сделать европейские коммунисты; бороться против укоренённых в подсознании определяющих реакционных ценностей. Одним из недостатков официальных коммунистических партий в Европе с тридцатых до девяностых годов было то, что сама идея необходимости борьбы против таких подсознательных определяющих реакционных ценностей в массах рассматривалась как антипартийная идеология Фрейда и Райха.

Маоистская концепция «без коммунистических ценностей подлинная пролетарская партия не сможет появиться, мелкобуржуазные ценности разложат её изнутри и постепенно разрушат её революционную сущность» доминировавшей тогда ортодоксальной коммунистической идеологией тоже рассматривалась как чистой воды реакционный идеализм.

Когда я шёл вместе с молодыми товарищами и мои колени ныли от боли, я думал обо всех этих теоретиках в тогдашнем Советском Союзе, т. н. странах «реального социализма» и «евро-коммунистах», которые написали кучу книг, осуждая Мао Цзэдуна как идеалиста, реакционного идеалиста за то, что он указал на важность данной проблемы. Возможно, некоторые из них ещё живы и являются свидетелями того, как их общество медленно разлагается вокруг них.

‹…›

Судьба, постигшая некогда могучий Советский Союз, ничуть не более удивительна, чем судьба республики 1792 г. во Франции, постигшая её после 1815 года. В обоих случаях такой поворот событий не был неизбежным — такая неизбежность не имеет под собой реальной почвы — и история не закончилась в 1815‑м или 1989‑м гг. или с кончиной Мао Цзэдуна и победой Дэн Сяопина в Китае. Не стоит спешить. Когда я шёл в джунглях на своих ноющих коленях, я старался припомнить, когда я впервые услышал знаменитый ответ, который Чжоу Эньлай предположительно дал в ответ на вопрос, что он думает об итогах французской революции.

— Ещё рано говорить.

Многие утверждали, что он на самом деле так не говорил. Я всё собирался спросить его об этом при встрече, но как-то не пришлось.

Конечно, это правильный ответ. Потом, уже в лагере, я думал о нём, смотря на спящих молодых товарищей-адиваси. Они принадлежали к поколению, которое даже моложе моих внуков, такому молодому, что они удивились и были поражены, когда услышали, что я действительно лично встречался и говорил с такими историческими фигурами, как Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай.

Тем не менее, если их борьбе и революции, в которой они принимают участие, суждено одержать победу далеко за пределами Дандакараньи, эти пока ещё очень юные коммунисты будут вынуждены столкнуться с официальной «правдой» истории, в том числе их собственной, её проявлением и социальной ролью. Даже после их победы — в Индии или в мировом масштабе — им следует держать в памяти то, что Карл Маркс написал в «Пиплс пейпер» 10 сентября 1853 г. по поводу всё ещё существующих разногласий о роли Бакунина, что не стоит «удивляться, обнаружив, что противоречие подразумевает противоположные мнения, и историческая правда не может быть установлена иначе, как с помощью изучения противоречащих друг другу суждений».


Ян Мюрдаль в Дандакаранье

Загрузка...