Маоисты в Индии. Сборник переводов о движении наксалитов

Джангалнама: внутри маоистской партизанской зоны 49 Сатнам 50

— Ты не хочешь поупражняться? — спросил меня хорошо сложённый молодой человек. Прислонив свою SLR к стволу дерева, он начал свою зарядку. Скоро он уже бежал по дорожке вместе с остальными. Я посмотрел вокруг и заметил, что винтовки были прислонены к стволам в разных местах. На упавшем дереве стоял транзистор, который передавал новости Би‑би‑си. Неподалёку сидела группа людей, которые разговаривали между собой.

— А Вы почему не участвуете в зарядке? — спросил я их.

— У меня болит спина,— сказал один, показав рукой на свою спину. У других тоже были свои причины. У одного человека из моей палатки была малярия, другой всё ещё восстанавливался после лихорадки, с которой он валялся целую неделю. Так что у них был выходной, хотя они об этом и не просили. Когда больные выздоровеют, они присоединятся к утренним упражнениям.

Люди продолжали подключаться к зарядке. Юноши и девушки бежали вместе. За двумя кругами по дорожке последовал бег на короткую дистанцию, перекаты, бег спиной. Если кто-то падал на землю, он поднимался и снова присоединялся к упражнениям, или отправлялся на короткий отдых. Некоторые начали разминочный бег.

После него нас разделили на команды. Одни отправились на бег с препятствиями, другие стали поднимать тяжести, третьи занялись гимнастикой. Они выполняли любые упражнения, которые были возможны на этой небольшой поляне в лесу — прыжки в длину, прыжки в высоту, подъёмы торса, прыжки с шестом, и другие.

Окружённая холмами площадка была устроена для упражнений после того, как её расчистили от деревьев. Из стволов вырезали штанги и гири разных размеров. Для прыжков с шестом было полно бамбука. Остальное оборудование, например, для бега с препятствиями и для гимнастических упражнений, делали местные мастера. Искусству брать укрепления они практиковались, построив для этого своеобразную крепость из веток и бамбука.

Пока лагерь остается на месте, каждый день полтора часа выделяются на зарядку. Те, кто устаёт, принимают участие в более лёгких упражнениях. Те, кто совсем устал, забирают свои винтовки и покидают площадку. Хотя их никто не заставляет, все предпочитают быть вместе в это время. Даже если кто-то не принимает участия в упражнениях, они всё равно хотят видеть, как тренируются другие. Работа на свежем воздухе, в здоровой и естественной обстановке по утрам помогает расслабиться и делает человека счастливым.

В восемь часов из кухни раздаётся свисток. Это сигнал к чаю и завтраку. Люди выходят из своих палаток, берут тарелки и стаканы и направляются к кухне, не забывая подобрать винтовки и патронташи, прежде чем покинуть площадку для упражнений. По утрам кухня забита народом. Все торопятся встать в очередь. Никаких отдельных очередей здесь нет, нет ни командиров, ни рядовых; ни у кого нет знаков различия. На кухне нет иерархии. Здесь все солдаты и все носят одну военную форму. Все едят из одного котла, одну и ту же пищу. Еду дают по очереди, но больных пропускают вперёд. Съедают пищу во внутреннем дворе. Там установлены длинные скамейки и столы, сделанные из бамбука и веток деревьев, которые глубоко врыты в землю. Можно сидеть на них или разместиться под деревом или на камне, или есть стоя. После завтрака партизаны моют свои стаканы и тарелки и ставят их на место. Другой посуды ни у кого нет. Более того, многие даже отказались от своих стаканов — они пьют чай прямо из тарелок, чтобы ещё больше облегчить свои рюкзаки.

Во время завтрака, повсюду формируются небольшие группы. Одни обмениваются шутками, другие ведут серьёзные дискуссии, третьи обсуждают текущие дела. Сегодня главной темой для обсуждения была американская атака на Афганистан. Они спорили, пойдут ли наёмники Северного Альянса на Кабул; начнёт ли Америка наземную операцию; когда «Талибан» начнёт партизанскую войну и т. д. Протесты в Европе против американского вторжения и политическая неразбериха в Пакистане также были в повестке дня. Упоминались арест и освобождение студентов в Дели, протестовавших против войны. Также были разговоры об организации антивоенного движения. В целом, кухня была платформой для активных политических дебатов и дискуссий.

‹…›

Пение продолжалось около часа, но когда было пора начинать митинг, Чандан свистнул, чтобы оно прекратилось. Уже стемнело. Были расстелены все пластиковые коврики, которые у них были, в центре поставили лампу и все собрались вокруг неё. Чандан взял ручку и блокнот, записал несколько имён и стал вызывать активистов различных организаций, чтобы они выступили, по очереди, и поделились своим мнением по поводу американского вторжения 51.

— Товарищ Маасе! — назвал Чандан первое имя.

Из тёмного угла возникла фигура и медленно подошла к «сцене». Когда девушёка подошла к лампе и её лицо можно было разглядеть, разговоры прекратились, и наступила такая тишина, что можно было услышать, как падает иголка. Всех интересовало, что скажет артистка и активист женской организации. Маасе возглавляла организацию женщин в своей деревне; она пользовалась уважением за то, что серьёзно относилась к своей работе и ответственно выполняла каждое задание.

Маасе остановилась у лампы, опустила глаза, поправила складки на своём сари, и, когда девушка подняла голову, чтобы заговорить, она неожиданно громко расхохоталась! Все вокруг тоже принялись смеяться в ответ.

— Товарищ Маасе! Мы хотели бы услышать, что ты думаешь по поводу американского вторжения в Афганистан!

Негромко, но, тем не менее, убедительно, Чандан повторил своё приглашение выступить. Она успокоилась, посмотрела на Чандана, а потом на людей, сидящих в темноте. Потом она снова посмотрела на Чандана и, хихикая, убежала и растворилась в толпе. Всех развеселило её поведение и они снова начали хохотать.

— Тьфу! Наш самый первый выступающий так ничего и не сказал,— пробормотал Чандан. Он снова обратился к собравшимся.

— Сегодня мы обсуждаем американское вторжение. Следовательно, наши товарищи должны серьёзно объяснить аудитории, что они знают и что думают по этому поводу,— сказал он.

Подождав с полминуты, Чандан назвал другое имя, «товарищ Тирипо».

Возникнув из темноты, Тирипо, из женской организации соседней деревни, подошла к сцене, остановилась и начала говорить решительным тоном:

— Америка вторглась в Афганистан. Все мы должны выразить протест против этого,— сказала она. Внезапно, она воскликнула «Лал салаам!», после чего ушла и села на своё место.

Все зааплодировали успешному оратору, который произнёс целых два предложения и выкрикнул революционный лозунг, и настроение стало более серьёзным.

— Вот, уже лучше,— негромко сказал Чандан.

— Товарищ Ваага! — пригласил он третьего спикера.

Ваага вышел на сцену и повторил два предложения, произнесённых товарищем Тирипо, и добавил к ним третье: «Мы будем сражаться луком и стрелами, завтра», но он не сказал «Лал салаам».

Один за другим, после того, как их называли по имени, люди выходили на сцену. Каждый следующий оратор повторял слова предыдущего, выкрикивал «Лал салаам», и садился на своё место.

— Это как-то однообразно,— заметил Чандан. Он решил вызвать на сцену Раджу, чтобы завязалась хоть какая-то дискуссия.

Раджу, который сидел рядом с Чанданом, поднялся с серьёзным видом. Он посмотрел вокруг, и начал говорить. «Товарищи!» — сказал он и замолчал на какое-то время. Потом он снова раскрыл рот, чтобы продолжить, но вместо этого расхохотался. Это создало атмосферу веселья, которая даже превзошла оживление, вызванное речью Маасе. Раджу никак не мог остановиться и продолжал смеяться; он развеселил толпу и они хохотали все вместе. Чандан даже не смотрел на Раджу и не пытался ничего сказать. Он просто сидел, обхватив голову руками, и погрузился в глубокое отчаяние.

Казалось, что на этом собрание закончится. С одной стороны, Америка продолжала злобствовать, а с другой, Раджу всех развеселил. Остановить заразительный хохот не мог не только Чандан, но и вообще никто другой. Но, прежде чем он объявил о завершении митинга, Раджу неожиданно замолчал. Подняв руку, он попросил всех успокоиться. Когда Раджу начал говорить, Чандан так и не поднял голову; он решил объявить митинг закрытым. Он закрыл свой блокнот, собрал свои вещи и ждал, когда Раджу снова начнет смеяться, но когда тот произнес одно, два, четыре и потом целых десять предложений, Чандан поднял голову. Раджу продолжал говорить. Он выступал примерно полчаса, и его речь прерывалась только звуком аплодисментов. Он говорил про Осаму Бен Ладена, Америку, Великобританию, Индию и Пакистан; про нефть, войну и империализм. Он объяснил, почему Америка была «врагом номер один» и как, под предлогом «войны с террором», она хотела начать кампанию по подчинению всего мира. Он закончил свою речь, произнеся несколько революционных лозунгов. Перед тем, как вернуться на своё место, он рассказал, что его труппа написала несколько новых песен, осуждающих американское вторжение и провозглашающих единство с мусульманским миром.

Моя переводчица не могла переводить речь Раджу синхронно и скоро замолчала. Я пытался понять, о чём он говорит, опираясь на знакомые слова, но скоро был вынужден отказаться от этой безнадёжной затеи. Речь Раджу залила лицо Чандана счастьем, и он выглядел довольным.