Глава 89

Арди посмотрел на часы. Минутная стрелка застыла на отметке без десяти шесть. Юноша вздохнул и, придерживая шляпу, окинул улицу непритязательным взглядом. Старый Парк выглядел некоторым смешением всех архитектурных стилей, присущих Метрополии.

В равной степени здесь могли попасться и дома из красного кирпича прямиком из Фабричного района, уютные, но безликие коробки Тенда с Тендари, порой, пусть и совсем редко, между ними высились громоздкие и, кажущиеся неприветливыми, высотные здания, а еще местами попадались богатые, цветастые здания, присущие Центральному району.

Старый Парк, несмотря на свое название, начали застраивать даже позднее «Нового Города». Здесь, некогда, на холмах, граничащих с Ньювой, жили горожане среднего и чуть выше, достатка. Еще не Предместья с их поместьями, но и не доходные дома. Затем, когда стало понятно, что столица не прекращает останавливаться в попытках занять все больше и больше территории — казна выкупила земли и принялась за стройку. Но, учитывая своеобразную географию местности, а еще и оставшиеся с прошлых времен притязания на роскошь центра города, Старый Парк превратился в то, чем он являлся на данный момент.

Мешанина стилей, запутанные клубки улиц, косых проспектов, лишенных перпендикулярной изящности центра или же размаха и ширины Нового Города, и столь же разномастная публика. Включая пусть и нечастых, но попадающихся на глаза Первородных.

Арди же стоял посередине улицы, выглядящей громадной лестницей, высеченной в холме даже не для великанов, а мифических титанов, что бродили по планете в те времена, когда Духи еще не уснули.

Старые сказки, сродни историям о сотворении мира в религии Светлоликого.

Улица высоченными, двадцатиметровыми уступами поднималась на холм, чтобы на каждой ступени протянуться еще на сто метров. И так, пока не достигала вершины, где, с весны по осень, функционировали стальные тросы фуникулера с небольшими вагончиками, на восемь человек каждый. Они спускались с холмов Старого Парка аккурат к Ньювской площади около Кривоводного канала.

Тесс пообещала, что летом, когда столица вновь закутается в белоснежные платья ночей, где солнце никогда не садится за горизонт (Арди все еще не верил, что подобное возможно) они, в сумерки, заменявшие на пару недель Метрополии темный бархат далекого космоса, обязательно прокатятся на фуникулере и посмотрят на город с высоты птичьего полета.

Тесс…

Арди хотел сказать… извиниться, что, скорее всего, не сможет прийти вовремя. Но так и не нашел в себе достаточно духа. Вместо этого он воспользовался тем, что весенний сезон в ателье один из самых загруженных. Зимние вещи нужно освежить перед тем, как убрать до новых холодов; сезонные, после слякоти и дождей, починить или подлатать, а учитывая сегмент клиентов, с которыми работала госпожа Окладова — порой и изготовить новые.

Так что Тесс сама предупредила, что задержится часов до десяти или одиннадцати. Праздник Святых длился от первой звезды до первого рассветного луча, так что они условились встретиться непосредственно в церкви.

Тесс, если успеет, доберется туда на последнем трамвае, а если нет — воспользуется извозчиками. Как, собственно, и Арди. Оставалось надеяться, что Бажен не ошибся и ему действительно выпадет участь возиться с бумагами. Тогда есть шанс, что он, приложив достаточно усилий, справиться за три, может четыре часа.

Да, если все затянется, то выйдет совсем некрасиво, но… Он поступил неправильно. Стоило предупредить. Все сказать, как есть.

Арди корил себя за то, что умолчал о реальном положении дел уже в тот самый момент, как попрощался с Тесс и запрыгнул на подножку уходящего трамвая. Вот только время назад не отмотаешь.

Юноша успокаивал себя тем, что в следующий раз уж точно такой ошибки не повторит. А как говорил Гута — « если бы все звери поступали правильно, то никто бы в это все равно не поверил». Может и не самое подходящее изречение, но оно нравилось Арди.

Вновь поправляя шляпу, не позволяя той убежать по тропам ветра вслед за весенним, игривым бризом, Ардан перешел худенькую проезжую часть (всего на две полосы) и оказался напротив высокого, но самого обычного забора.

Разве что доски, плотно прибитые длинными гвоздями к поперечным балкам, поднимались не на привычную высоту в два с половиной метра, а вытягивались на все четыре. А еще сверху вилась колючая проволока, которую не встретишь на обычных гражданских объектах (запрещалось городскими положениями), а сами доски то и дело поблескивали в свете фонарей стальными пластинами, укреплявшими общую структуру.

Не говоря о том, что Арди чувствовал легкое покалывание на кончиках пальцев и желание отойти подальше от забора. Будто тот осматривал его опытной, свирепой сторожевой собакой. Пока еще даже не прижавшей хвост и не поднявшей губы, чтобы оскалить мощные клыки, но уже внимательно следящей за каждым движением визитера.

Нетрудно догадаться, что над Питомником, учитывая, что именно обитало внутри — поставили стационарный щит. Разве что с расположением прогадали. Впрочем, когда Питомник строили для Большого, то на этих холмах было относительно безлюдно, а большая территория редких поместий служила естественной преградой потенциально опасным тварям («естественным аномалиям») и городу.

Но вот минула половина века и город сам пришел на порог к Питомнику и всем его обитателям.

Иронично.

Арди прошел вдоль забора вплоть до ответвления проезжей части. Конструкция венчалась массивными воротами. Только на сей раз в тяжелых, чугунных скобах застыли не доски, а обтесанные бревна толщиной в человеческий корпус. Почему здесь не использовали железо — кто знает.

Запертые изнутри, они, разумеется, открывались каким-то механизмом, потому как чтобы сдвинуть подобную преграду потребуется десяток даже не людей, а орков. Ну или четверо огров. Или два великана. Или…

Арди вздохнул и покачал головой. Хватит уже оттягивать неизбежное.

Он подошел к неприметной калитке, оформленной прямо внутри забора — левее от подъездных ворот. Выточенная из все тех же досок створка, посаженная на петли и обеспеченная маленьким, латунным звоночком.

Арди обернулся.

Улица пусть и не пустовала, но не выглядела оживленной. Жилые, трех и четырехэтажные дома грудились на громадной ступени, а затем спускались по самому уступу. Порой из-за этого получалось забавное зрелище — дом мог начинаться как двухэтажный, а заканчиваться как четырех или даже пятиэтажная громада.

Арди, почему-то, видел сходство между подобным вынужденным архитектурным вывертом и своей ситуацией, но не мог точно сформулировать что именно у них общего.

Юноша переложил посох в левую руку и, протянув руку, надавил на кнопку звонка. Над головой сгущались тучи, обещая ночной дождь. Так что Ард, помимо костюма (одного из тех, что заполучил у Пиджаков) и пальто, захватил еще и зонт. На всякий случай, если ему придется пройтись по улице в поисках извозчиков.

Сперва за забором царствовала тишина и воющий ветер, намекающий на просторный внутренний двор, а затем, подкрепляя предположение, по вязкой земле, чавкая грязью, прошлепали тяжелые шаги.

Со скрипом отодвинулось смотровое окошко, демонстрируя яркие, карие глаза, окутанные сеточкой неглубоких морщин.

— Я… — начал было Арди.

— Ард Эгобар, первый курс, — проскрипел недовольный, полный искреннего раздражения голос. — Нас предупредили. Но бумаги все равно продемонстрируй. Правила, чтоб их…

Ардан кивнул и, достав из сумки уведомление о взыскании, добавил к ней удостоверение личности, выловленное из слишком глубокого, внутреннего кармана пиджака.

Отдав документы через окошко, Ардан подождал, пока работник Питомника проверит все данные (особенно тщательно тот сверял фотографию в удостоверении с лицом Арди), после чего, со скрипом, но не железным или стальным, а скрипом зубов, натужно провернул, судя по всему немного проржавевший маховик на раздвижном засове.

Когда створка отворилась, Ардан, с очередным вздохом, вошел внутрь.

Туфли тут же зачавкали по влажной земле, комьями вздыбившейся под ласками бесконечных весенних дождей Метрополии и тестом взбитой массивными колесами грузовиков. Несколько из них стояли около технического корпуса. Тот легко опознавался по довольно крепким, но простым, лишенным окон (если не считать стеклянные полоски прямо около скоса крыши) стенам. Их, пожалуй, даже порой мыли, но так и не справлялись с темными разводами, оставленными разнообразными грузами, пылью и землей.

Встречавший Арди работник Питомника чем-то напоминал этот замызганный, приземистый, корпус. Высоко посаженные глаза смотрели на мир исподлобья, широкие, коренастые плечи резко контрастировали с мягкими скулами и чуть одутловатым лицом, а массивные брови хмурились не хуже сросшихся придорожных кустов.

Работник носил широкополую шляпу, столь же неуместную для столицы, как и ковбойский головной убор Арди. На ногах у него шуршали высоченные ботфорты, простецкий костюм прикрывало кожаное плащ-пальто с фальшь-спинкой. Такой длинной, что напоминала второй плащ.

Перчатки, не хуже, чем у рабочего сталелитейного цеха, незнакомец держал за поясом. А еще, что удивительно, он носил погоны. С тремя звездами. Пяти, трех и снова трех лучей.

— Пойдем, — довольно грубо, каркающим голосом, поторопил он. — Пока гроза не началась.

— Гроза? — переспросил Арди и посмотрел на небо.

Только что там темные тучи стелились тонким покровом привычного, весеннего столичного неба. Но минуло всего несколько мгновений, и вот уже черная вата клубилась дымом только-только затушенного костра. Мрачные волны накатывали друг на друга, стараясь подмять и затянуть своих сестер внутрь собственной бездны.

Где-то вдалеке, над Бальеро, сверкнула молния и спустя несколько мгновений до ушей донесся пока скромный, но уже глубокий рокот молодого грома.

— Недели гроз, — пояснил работник, уже дошедший до главного здания и, отряхнув на крыльце ботинки от грязи, попытался очистить их о одеревеневший коврик. Именно что попытался, потому как неизвестно — действительно ли он счищал с них грязь или же добавлял еще немного — настолько коврик выглядел побитым и знавшим куда лучшие дни, нежели нынешние. — Вплоть до конца месяца будем наслаждаться бурей.

Арди, поднявшись вслед за провожатым, огляделся. В целом внутренний двор Питомника мало чем отличался от склада, на котором Пауки держали Бориса (что не вызывало у юноши особенно приятных ассоциаций). Основное, массивное, двухэтажное здание, вытянутое фасадом вдоль улицы. И примыкающая к нему техническая пристройка с подъездом. Забор. Ворота. Площадка для погрузки и разгрузки.

А еще трепыхающиеся листы прокатной стали, укрытые тентами груды чего-то малопонятного, громадные бочки, контейнеры и, в целом, ничего особенно примечательного.

— Пойдемте, студент Эгобар, — поторопил незнакомец.

Арди, отряхнув туфли, вошел в помещение следом за работником Питомника. Следуя примеру, он снял пальто, повозился какое-то время с тем, чтобы перестегнуть плащ регалий с кожаных петель на специальные петельки на пиджаке (сам, кстати, пришил) и, отряхнувшись, обнаружил слегка презрительную усмешку, исказившую обветренное, морщинистое лицо мага.

Нет, тот не насмехался над юношей, а, скорее, над тем, как тот возился с плащом регалий. Или, может, над самими регалиями…

Они стояли в глухом коридоре, чье неприветливое серое пространство разбавляли лишь некогда цветастая ковровая дорожка на потемневшем от времени, шероховатом паркете, планка с верхней одеждой, заменявшая местным гардероб и две двери по обе стороны.

Незнакомец повел Арди налево.

— Простите, — спохватился Ардан. — Я…

— Успокойтесь, господин студент, — перебил его незнакомец в прежней, слегка раздраженной манере. — Мы с госпожой деканом Пименовой старые друзья. Некогда, даже, коллеги. Она обратилась ко мне через неделю после того, как Алиров начал засыпать её ходатайствами и прошениями. Я пошел на встречу.

К этому моменту они уже дошли до двери и маг, открыв ту перед Арди, кивнул на кипу бумаг на столе.

— Разберетесь с отчетностью по питанию четвертого горизонта и можете быть свободны.

— Горизонта? — не сдержал привычку Арди.

— Питомник находится под землей, юноша, — чуть скривил губы маг. — В старой, изолированной от Лей шахте. Она здесь появилась еще до первичной поместной застройки… В общем… Названия менять не стали. Первый горизонт, второй, третий и четвертый. Остальные засыпали и заперли.

— А… понятно, — немного слукавил Арди, потому как понятно ему было, если откровенно, примерно — ничего.

Что касается декана Пименовой, пожилой волшебницы четырех звезд, обладательницы медальона Старшего Магистра, то у них с Арди… отсутствовали какие-либо отношения. Пересекались пару раз, когда Ардан заносил в деканат документы или отчеты о практике. Не более того. С чего, вдруг, ей хлопотать о…

— Эйса терпеть не может Алирова, — словно прочитал его мысли руководитель Питомника (о должности усталого мага догадаться не составляло особого труда). — Так что не принимайте на личный счет. Впрочем, Эйса отзывалась о вас, как о подающем надежды инженере. Вроде как Конвел не может ни единого совещания провести так, чтобы не сказать о вас пару лестных слов. Как и эн Маниш…

— Да? — удивился Арди.

Маг в недоумении выгнул бровь, из-за чего, по какой-то неясной причине, стал походить на сморщенный перец.

— Прошу прощения, — мигом стушевался Ардан.

— Садитесь за документы, юноша, — махнул рукой маг и снова кивнул на кипу бумаг. — Чем раньше приступите, тем быстрее освободитесь.

С этими словами тот закрыл дверь с другой стороны. По коридору послышались чавкающие хлопки удаляющихся сапог. Арди остался один на один с кабинетом, внутри которого пахло бумагой, дешевыми чернилами, сигаретным дымом и отчаянием.

Причем отчаянием больше, чем-либо другим.

В относительно просторное помещение, в котором хватало место для четырех столов, старенькой, местами обшарпанной картотеки, вытянувшейся вдоль противоположной стены и пары шкафов, через два высоких, но узких окна пробивался мерцающий свет Лей-фонарей.

Ветер, глашатаем оповещавший жителей о скорой буре, носил на своих невидимых руках обрывки газет, разбрасывал ошметки грязи и щедро окроплял все вокруг первыми каплями прохладной, весенней мороси, обещавшей уже вот-вот обернуться ливнем.

Арди поставил сумку на скрипящий стул, примостившийся у самого входа. Видимо именно для этих целей здесь его и поставили.

Пройдя мимо первых двух столов, Ардан обогнул третий и подошел к последнему. Самому массивному. С расколотым лаком, замызганным и расшарканным сукном в центральной части и старенькой печатной машинкой. На таких постоянно заедала козетка и частенько рвалась чернильная лента.

Еще на столе, испуганным ежиком, ощерившимся парой десятков окурков, почивала на паре газетных листов массивная пепельница. Из материала, похожего на… кость?

Ардан удивленно дернул бровями и даже потянулся взять ту в руки, но вовремя остановился. Не дело хозяйничать в чужом кабинете. Даже если его сюда посадили работать.

Кстати, о работе.

Щелкнув клавишей Лей-лампы, Арди дождался пока разогреется кристаллическая спираль. Вскоре та едва слышно затрещала, разгоняя своим клекотом ленивый полумрак, нехотя отодвинувшийся в сторону.

Рядом с пугающими, монументальными колоннами документов обнаружилась тонкая папка. Нетрудно догадаться, что она ждала здесь именно Арди. Так что развязав тесемки, юноша внимательно вчитался в задание, указанное на листе.

В целом, на сером листе бумаги, аккуратным почерком объяснялось примерно то, что начальник Питомника передал на словах. От Ардана требовалось свести денежные траты с номинальным количеством закупленного материала. Расходы на коммунальные услуги, обеспечение охраны, зарплаты и премии работникам и…

— Такое впечатление, что и местный бухгалтер тоже на Пиджаков работает, — проворчал Арди.

Вооружившись карандашом, счетами и печатной машинкой, он взял первый же отчетный лист с ближайшей горы документов и прочитал заголовок.


« Питание Волка Пылающей Тьмы»


Ардан чуть было воздухом не подавился. Нет, он и прежде знал, что в Питомнике Большого содержатся самые разнообразные твари. В том числе и такие, что попадают под категорию « лучше-бы-и-не-знал-про-их-существование».

О Волке Пылающей Тьмы юноша прежде лишь читал. Да и, если подумать, то те, кто не только читали о подобном монстре, должны вести либо невероятно интересную, либо столь же короткую жизнь.

Данное создание относилось к, если выражаться научным языком, как говорил профессор Натан Ковертский — «первозданной аномалии».

В древности подобных тварей величали не иначе, как творениями богов, позднее — волшебными зверями, теперь — «первозданными аномалиями». Твари, которые, благодаря эволюционным обстоятельствам, ареалам обитания, характерным особенностям пищевых цепочек и прочем нюансам, приобрели невероятно тесное родство с Лей.

И в данном случае речь шла не о искусственной химеризации или случайном отравлении Лей, а именно — родстве. Данные «аномалии» приобретали воистину удивительные возможности и особенности, что, в последствии, сделало их главной и самой вожделенной добычей. «Аномалии», в буквальном смысле, разбирали по кусочкам. Органы, кости, кровь, плоть — все шло в ход. Пока научный прогресс не дошел до использования Эрталайн, а впоследствии и создания Лей-генераторов, именно «аномалии» (а именно — их Звезды-ядра) использовались в качестве главного источника Лей-энергии. И так длилось веками, что поставило волшебных созданий на грань исчезновения. Впрочем — некоторые из них эту темную грань уже давно перешли…

Что касательно Волка Пылающей Тьмы, то данная «аномалия» получила свое название благодаря, разумеется, внешнему виду. Взрослая особь достигала роста в холке до двух метров, а веса около трех с половиной тонн. Сила сжатия челюстей такова, что была способна перекусить каретную ось и полностью смять латный доспех. И это не упоминая шерсть, непрестанно горящую черным огнем, но без дыма. В итоге «аномалия» выглядела сродни ожившему пламени, принявшему облик волка.

Обитала, в основном, на северном берегу Лазурного Моря. Питалась, в естественных условиях, крайне редко, живой плоти предпочитая вкрапления Лей в Лей-отравленных монстрах или иных «аномалиях», потому часто воспринималась местными жителями в качестве духа-защитника.

Из особенностей — огненное дыхание, устойчивость к Звездной Магии вплоть до заклинаний двух звезд и еще «по мелочи».

В дикой природе на данный момент, пусть и спекулятивно, обитало не больше пары десятков особей. В неволе, по Питомникам всего мира, еще примерно столько же.

Отлов и охота на данных созданий, при прочих равных обстоятельствах, строго запрещена и карается огромными штрафами и остатком жизни, проведенным на каторге.

Рожден и выращен в Питомнике, — прочитал сноску Арди. — Третье поколение В. П. Т. Питомника Метрополии. Номер в реестре Питомника — 4/9/6/349.

В. П. Т., видимо, абравиатура для фольклорного названия «аномалии». Что же до номера, то Ковертский упоминал на своих лекциях, открывающих курс химерологии, о принципе присуждения номеров.

Первая цифра, от одного до девяти, касалась весьма условного отображения количества звезд, к которому «аномалия приравнивалась».

В данном случае — четыре звезды.

Второе число, от одного до двадцати — столь же условная степень «опасности», в которой единица это типичный хищник, стоящий на вершине пищевой цепочки в своем ареале обитания, а двадцать — нечто вроде стихийного бедствия.

Третья цифра — от одного до «бесконечности» — рекомендуемое число магов или охотников на монстров, необходимых для обезвреживания данной «аномалии».

Ну и последнее — непосредственно порядковый номер аномалии в реестре Питомника, к которому та причислялась.

Дикие монстры, разумеется, последним числом не обладали.

Суточная норма говяжьего фарша, — продолжил читать Арди. — 64 килограмма, поделенного на 3 приема пищи. Добавка к каждому приему пищи — по семь грамм пыли желтого Лей-кристалла средней чистоты.

Юноша присвистнул и по старой привычке закусил кончик языка. Это же в какую сумму казне обходилось содержание одной такой аномалии?

Ардан поднял взгляд на кипу бумаг.

В его воображении сумма, которую корона тратила на исследование аномалий, переросла в нечто такое, что само по себе впору было классифицировать, как…

— Мысли завтрашнего дня, — напомнил себе юноша и потянулся к следующим документам.

На каждую из «аномалий» приходилась целая пачка макулатуры, которую требовалось обсчитать, завести в сводные таблицы и распределить по картотеке.

Так, бумага за бумагой, поражаясь прочитанному, воображая насколько громаден должен быть Питомник, чтобы вместить в себя десятки не самых маленьких «аномалий», Ардан быстро, но скрупулезно и ответственно (как и всегда) пыхтел над счетами и стучал пальцами по печатной машинке.

За окном бушевали встревоженные небеса. Черные тучи, будто стараясь выиграть в споре с темными водами Ньювы и побережьем Ласточкиного Океана, гремели клубящейся тьмой. Молнии сверкали все ближе и ближе к центру столицы, сжавшейся перед лицом бесстрастной, могучей стихии.

Замерли улицы, редкие пешеходы спешили как можно быстрее оказаться под спасительными сенями каменных домов. Редкие автомобили муравьями разбегались в разные стороны и лишь трамваи стоически продолжали рассекать уплотняющиеся потоки колючего ливня.

Ардан, потянувшись и зевнув, размял затекшую шею и хрустнул костяшками чуть одеревеневших пальцев. Работа с печатными машинками, в виду все той же детской проблемы, давалась ему едва ли проще, чем письмо ручкой и чернилами.

Проклятая мелкая моторика…

И, будто в подтверждение переживаний — с очередным клацаньем клавиша продавилась глубже положенного и рычажок с неприятным хрустом порвал чернильную ленту.

— Спящие Духи, — выдохнул Арди. — Хотя все равно собирался немного размяться.

Юноша отодвинул стул и поднялся на ноги. Колени, уже несколько часов не знавшие движения, сильно данному событию не обрадовались, но выбора у них особо-то и не имелось.

Обшарив кабинет задумчивым взглядом, Арди подошел к дальнему шкафу. Тот казался не таким замызганным, как остальные два, а еще пол рядом с ним выглядел чище. Но это лишь обман обратной логики. Просто сюда чаще подходили, из-за чего пыль не успевала въесться в древесину.

Арди потянул на себя тяжелые дверные створки и, рядом с папками, какими-то приспособлениями, склянками с формалином (внутри которых плавали разнообразные объекты исследований) и прочей атрибутики местного антуража, отыскал коробку с роликами.

Достав один, он зубами откусил бечевку, связывавшую картон упаковки, выкинул оную в ведро и вернулся за стол. И только в данный момент понял, что у старой машинки сломан открывающий механизм. Небольшой рычажок, отщелкивающий верхнюю плашку, прижимавшую ленту, отсутствовал на своем законном месте.

Поставив ролик с лентой на газету, Арди откинул полу пиджака и вытащил из-за спины отцовский нож. Посмотрел на толщину лезвия, затем на плашку и снова на нож. В лучшем случае он просто промнет тонкую пластину на печатной машинке, а в худшем — сломает её ко всем демонам.

— Просто отлично, — печально покачал головой Арди и убрал нож обратно. — Но ведь как-то они её должны менять?

Юноша огляделся. Машинка стояла только за одним единственным столом. Располагался тот в самом удачном месте — в торце, спиной к окну, между двумя радиаторами. Так что владельцу всегда хватало света и тепла, чтобы работать в комфортных условиях.

Стол руководителя, не иначе.

И, если машинка стояла именно на столе руководителя, да еще и была сломана, то менять ленту всем подряд не приходилось. Только, непосредственно, начальнику. А значит…

— Значит, — вздохнул Арди, повернувшись к простому, бытовому сейфу. Совсем не чета тем, что стояли в Большом, и уж точно и в подметки не годился громадам Черного Дома.

Железный, коренастый пузач с маховиком в качестве запирающего механизма. Тот дремал в углу кабинета. Высотой не больше метра, а глубиной около сорока сантиметров. Слишком объемный, чтобы хранить в нем какие-то безделушки. И со слишком блестящими ручкой и, непосредственно, маховиком, чтобы обмануть внимательный взгляд.

Сейфом пользовались. И часто.

И в любой другой ситуации Арди бы попросту вышел из кабинета и попробовал отыскать начальника Питомника, чтобы тот помог заменить ленту, но в данный момент…

Ардан посмотрел на часы. Каждая минута его промедления могла обернуться тем, что он не успеет на встречу к Тесс.

Проклятье… стоило ей сразу обо всем рассказать. Но время назад не отмотаешь. Или он уже об этом вспоминал?

Арди обернулся, будто переживал, что кто-то может за ним подсмотреть, а затем подошел к сейфу и наклонился к тому поближе.

Прикрыв глаза, он открыл разум окружающему миру. Сейф мерцал, напоминая осколки стеклянной бутылки, разбросанные под лучами полуденного солнца.

Несложный щит, подпитываемый небольшой установкой внутри самого сейфа. Синий кристалл, не более того. Взломать такой у Арди не хватило бы сил, а волшебной «отмычкой» здесь делу не поможешь.

Ардан выдохнул и прислушался. Прислушался к тому, как слегка скрипело железо, когда под ним дрожали доски пола. Он провел ладонью по маховику, чувствуя покалывание на кончиках пальцев из-за щитовых чар, но в данный момент юноша искал другие ощущения. Ощущения того, как маховик, под касаниями чужих рук, крутился из стороны в сторону, выполняя единственную возложенную на него создателями миссию — открывать и закрывать дверцу.

Атта’нха когда-то давно научила юного Говорящего как открывать закрытые проходы. Знание, которое Арди использовал в своей жизни не так уж и часто. Всего пару раз. Это ведь не столько искусство Эан’Хане, сколько простой фокус Говорящего.

Таким знанием не сломаешь большой стационарный щит, как на Бальеро и не распахнешь запертую дверь, как в поезде, перевозившим Посох Демонов.

Но в конкретно данном случае, когда вопрос касался маленького сейфа, единственной задачей которого являлось открываться и закрываться, а волшебный щит на нем не выглядел таким уж сложным (если не считать наличия в нем лучей из трех звезд), могло сработать. Щитовые чарыперенаправляли Звездную Магию, вплоть до трех звезд, в некое подобие резервуара, так же спрятанное внутри корпуса, и, в свою очередь, данный резервуар использовал полученную энергию чтобы… подать сигнал… кажется.

Арди не был уверен. В Большом они все еще проходили щитовые чары, состоящие из одной звезды. Самостоятельно Ардан изучал принципы построения щитов из двух звезд, а в данном случае — использовались сразу три.

Отбросив пустые метания, юноша вновь прислушался к отголоскам скрипящего металла, почувствовал, как механизм маховика вожделеет вновь исполнить всего одну единственную задачу, являвшуюся смыслом его «жизни», после чего выдохнул даже не осколки имен, а лишь образы и мысли. Мгновение, другое и вот механизм маховика уже закрутился, вращаясь от одной цифры к другой, раз за разом совершая все новые и новые обороты.

Щит Звездной Магии на секунду замерцал, но тут же стих. Искусство Эан’Хане, как и Звездная Магия, тоже содержало в себе Лей-энергию, но то, что использовал Арди… в этом фокусе, простом трюке, Лей находилось так мало, что чары оказались попросту не в состоянии её распознать.

С глухим щелчком дверца отворилась и Ардан с победной и, чего таить, немного самодовольной улыбкой заглянул внутрь. Он тут же увидел тонкую отвертку с засечками на жале — именно ей и снимали прижимную плашку на печатной машинке. И если бы не очередная вспышка молнии, то Арди бы так и не заметил обложку гримуара, лежавшего позади отвертки.


' Теория Мироздания и Лей.


Старший Магистр,

Эрзанс Паарлакс'.


Арди честно, искренне, боролся с любопытством на протяжении долгих, отчаянных нескольких секунд. А затем, все же, поддался искушению и достал вместе с отверткой еще и гримуар, попутно чуть не уронив стоявший на нижней полке странный прибор.

Убедившись, что странная стальная платформа, укрытая стеклянным куполом, не пострадала, Арди, с отверткой и книгой в руках, выпрямился и подошел к источнику света.

Открыв первую страницу, уже вскоре юноша понял, что наткнулся на нечто… непонятное.

Труд явно не был закончен и хранил в своих недрах, скорее, обрывки мыслей, перечень исследований и наблюдений, чем готовое и правильно сформулированное научное изыскание.


' В данном контексте, я пришел к выводу, что если мы можем разбить луч света на частицы, то почему такой подход невозможен по отношению к Лей?

Да, мы с великой долей вероятности утверждаем, что Лей является лишь спектром. Но почему, в таком случае, она не разбивается на частицы точно так же, как и световой спектр?

Для начала нам стоит разобраться с частицами. Все вокруг нас состоит из частиц. Раньше мы предполагали, что наименьшая неделимая частица — атом. Но если это так, то из чего тогда состоит сам атом? Если он фундаментален и неделим, то как он тогда появляется? В чем измеряется? Каким законам подчиняется и какими свойствами обладает при переходе состояний?

Данные вопросы заставили меня задуматься о том, что атом, скорее всего, не является фундаментальной частицей. Есть и меньшие. Такие, что являются скорее объектами не массы, а энергии.

Хотя здесь можно поспорить со мной, что масса является лишь разновидностью, другим состоянием энергии. В конце концов, уже давно доказано, что нагретый объект тяжелее, чем этот же объект в состоянии условного покоя…

Или же не энергии, а информаци…'


Арди, не понимая, что именно он читает, попросту листал страницы, исписанные мелким, рваным почерком.


' Я все больше склоняюсь к своей новой идее, основанной на недавних вычислениях. Атомы действительно могут состоять из более мелких частиц, наблюдать которые мы вряд ли когда-либо сможем, но… это не имеет смысла при рассмотрении чего-то, лишенного массы.

К примеру возьмем тот же самый свет — недавний эксперимент, проведенный Гранд Магистром Верзером, явно подтверждает теорию скорости света. А значит, он не существует везде одномоментно, как утверждалось ранее, а движется, пусть и так быстро, что данные числа попросту недостижимы физическими объектами.

Можно ли свет поделить на атомы?

И что куда важнее — можно ли вычислить количество атомов в гравитации? Или же в электромагнитных полях?'


Скорость света? Кажется, Елена что-то рассказывала о подобных теориях, вычислениях и экспериментах. Промыслова увлекалась наукой и, вроде, собиралась построить свою карьеру именно на этом поприще, но Арди не так хорошо помнил её сложные выкладки, чтобы понять, о чем в гримуаре шла речь.


' Я предлагаю вывести новый вид, класс, подвид — да как угодно… новый вид материи. К примеру — поле. Может оно тоже вид материи? Но что тогда есть его фундаментальная, неделимая частица?

Я предполагаю, что в данном случае нам надо отодвинуться от привычного нам мира. И принять как факт, что мироздание может функционировать совсем иначе. И фундаментальная частица поля не нечто обозримое, а скорее количественное. Мельчайшая, количественная единица переносимой энергии.

Куда переносимой? Зачем переносимой? Почему? Не думаю, что в нашем веке мы найдем ответы на данные вопросы.'


Ардан, позабыв о печатной машинке, томящейся в ожидании замены чернильной ленты, продолжал вчитываться в записи некоего Старшего Магистра, чьи имя и фамилия не говорили юноше ровным счетом ни о чем.


«Если сконцентрировать внимание на зависимости Лей и электромагнитного поля, то можно заметить удивительную особенность. Безусловным фактом является то, что Лей действительно влияет на электромагнитное поле планеты, но если спуститься 'ниже», то мы заметим, что населяющие существа не особо подвержены её воздействию.

Да, мы часто сталкиваемся с теорией, что данный феномен обуславливается некоем иммунитетом, выработанным эволюционными механизмами. Но, в таком случае, как вообще смогла зародиться жизнь на нашей планете, если Лей, изначально, является враждебной средой?

Наша нервная система попросту не должна была бы существовать в таком виде, в котором она есть.

Потому я прихожу к выводу, что Лей одновременно взаимодействует с электромагнитными полями и… нет. Как это возможно?'


Ардан поперхнулся и посмотрел за окно, где весенняя буря уже захватила большую часть города. То, что он сейчас читал походило на записки пациента дома душевно больных. И все же, что-то заставляло юношу читать дальше.


' Сегодня я в очередной раз проводил эксперименты со светом. И, странное дело, при разных подходах к измерению, свет, на фундаментальном уровне, то предстает в качестве волны, то в качестве частицы. В зависимости от того, какой именно эксперимент я провожу и занимаюсь ли вычислениями.

Такое впечатление, что свет «знает», когда я пытаюсь его вычислить и, в угоду моим терзаниям, принимает одно единственное состояние из всех возможных, но стоит мне отринуть свои тщетные попытки, как тут же эксперимент выдает все возможные состояния.

Куда те исчезают при попытке измерения? Как мы знаем, энергия ниоткуда не берется и никуда не исчезает. Она лишь трансформируется.

Открыл ли я своими экспериментами факт, опровергающий данный постулат? Или же мои эксперименты ошибочны? А если они правдивы? Тогда значит, что существует множество измерений?

Мои вычисления вновь заходят в тупик.

Но все больше и больше я уверяюсь в том, что существование Лей, как сам факт, является случайностью. Такой же случайностью, как состояние, которое принимает фундаментальная частица света при прохождении этапа вычисления внутри эксперимента.

И если это так, то, возможно, мы являемся для Лей столь же микроскопическими, как для нас — атомы? В таком случае постулат о том, что Лей имеет область… поле действия и её воздействие ограничено нашей атмосферой — ложно.

Но, с другой стороны, данная зависимость подтверждена в ходе сотен экспериментов.

Я опять ошибся? Или же мы все упускаем нечто, что не поддается рациональному осмыслению и вычислениям? Но если это так — то как тогда вообще может существовать Мироздание, если оно не поддается рациональному осмыслению? Как может в нем существовать разум? И что есть, в таком случае, разум?'


Страницы все шелестели и шелестели, а Арди все глубже погружался в чужое безумие. Безумие, которое, судя по датам, оставленным в конце заметок, вычислений и описаний экспериментов, терзало Старшего Магистра Паарлакса на протяжении двух десятилетий.


' Если свет обладает скоростью, а его фундаментальное неделимое обладает свойствами одновременно волны и частицы, а также несет в себе энергию, что является одной из форм информации, то можем ли мы провести параллели с Лей?

Лей тоже несет в себе энергию, и тоже является формой информации. Есть ли у неё скорость? Подчиняется ли Лей гравитации? И если это так, то что нам даст вычисление фундаментальной частицы Лей при её наличии?

Наличие фундаментальной, неделимой частицы Лей…

Я верю, что она существует.

И я верю, что её можно вычислить и найти способ экспериментально доказать существование.

И если мы найдем эту частицу, то, возможно, именно она станет тем недостающим блоком в нашей башне познания Мироздания.

Я пытаюсь создать условия, подобные газовой камере, изобретенной для опытов со светом, чтобы провести эксперимент с Лей, но пока безуспешно.

Я не оставлю своих попыток, потому как обладаю верой.

Есть ли у веры масса? Положительный или отрицательный заряд энергии?

Я не знаю.

Может быть, в своих изысканиях, я приду к тому, что некоторые вопросы так и останутся за теми преградами, что перед нами расставил Светлоликий. Может быть, я найду Его непосредственные следы и первым докажу, безапелляционно и непреложно, существование Царя Царей.

А может обнаружу, что наше мироздание, как и любое другое, пусть и гипотетическое, является не более, чем случайностью. Но если одна реальность может быть случайна, то случайно ли существование множества реальностей? И существуют ли они?

Удивительно, как много вопросов порождает мой поиск фундаментальных свойств Лей. Но на сей раз я…'


Арди так и не успел прочитать, что именно Старший Магистр хотел сделать «на сей раз», так как за его спиной раздался легкий, протяжный скрип усталых петель входной двери.

— Да, разумеется, я все еще склоняюсь к мысли о том, что Лей тоже должна быть подвержена энтропии и…

Ардан обернулся. На пороге стоял тот самый начальник, встретивший его пару часов назад, а вместе с ним никто иной, как Ильдар Налимов, «друг» Алисы Ровневой, собственной персоной.

— Эм-м-м, — неловко промычал Арди. — Добрый вечер?

Загрузка...