Между Лондоном и Москвой: Воспоминания и последние записи

1

В большую политику и дипломатию люди приходят различными путями, но все эти пути имеют одну общую черту — они открывают возможность накопить весомый политический опыт или же обрести необходимую профессиональную подготовку. У Риббентропа подобного не было: как следует из его воспоминаний, он выходец из семьи военного, получил коммерческое образование в Гренобле, а затем, в 1910–1914 гг. занимался торговлей винами в Канаде. Известно, что германские дипломаты-профессионалы приняли Риббентропа, назначенного Гитлером министром иностранных дел, как парвеню и не изменили своего мнения. Риббентроп чувствовал это и потому афишировал свою внешнеполитическую и дипломатическую «подкованность».

С этой целью он старается создать впечатление, что еще в детстве у него был проницательный наставник в вопросах политики — его отец, отличавшийся известным вольнодумством и способностью самостоятельно анализировать перипетии мировой политики. Нужно ли напоминать, что германские военные, судя по всем, в том числе немецким, источникам, были более склонны к муштре, чем к творческому мышлению.

2

Иоахим фон Риббентроп стремится уверить читателей, что, находясь во Франции и обучаясь в Гренобле, он сумел постичь национальный дух французов, как бы сроднившись с ними. Среди французских правителей 30-х годов можно отыскать снобов, близких по высокомерию и чванливости к Риббентропу, но так называемый средний француз никак не увидел бы в нем близкого по духу человека. Впрочем, сам Риббентроп в других условиях и при других обстоятельствах говорил иное. Так, после подписания б декабря 1938 г. франко-германской декларации он заявил: «Я убежден, что сегодняшняя франко-германская декларация послужит тому, чтобы были устранены исторические предубеждения… в наших соседских отношениях…» Так что до родства было еще далеко. Говорил в этом заявлении Риббентроп и о наступлении разрядки во франко-германских отношениях, но через полтора года немецкие войска вошли в Париж, а 22 июня 1940 г. в Компьене Петен подписал унизительные условия капитуляции, продиктованные Гитлером. «Разрядка» получила свое воплощение в нацистском духе — но Риббентропу.

3

Риббентроп утаивает истину, описывая свою деятельность в Турции в качестве адъютанта уполномоченного представителя военного министерства Германии. Такой представитель появился в Турции в результате германо-турецкого договора 1914 г. о военном союзе, который и вовлек Турцию в первую мировую войну на стороне Германии. Договор был неравноправным: он обязывал Турцию выступить против России, а Германию ничем не связывал — ни в случае объявления Турции войны одним или несколькими Балканскими государствами, ни в случае войны против Турции со стороны союзниц России — Франции и Англии.

После поражения на Марне в сентябре 1914 г., когда Германия оказалась перед перспективой затяжной войны, немецкая сторона стала добиваться вовлечения Турции в войну с целью оттянуть русские силы к Кавказу, нарушить коммуникации между Россией и ее союзниками через проливы и вынудить англичан держать большую армию в Египте. Участие Турции в войне привело к тому, что она оказалась фактически под немецким сапогом. Потерпев поражение в войне, Турция была вынуждена подписать 30 октября 1918 г. Мудросское перемирие, продиктованное Англией и ознаменовавшее установление гегемонии последней на Ближнем Востоке.

Риббентроп обходит молчанием и тот факт, что его деятельность в составе германского военного представительства в Турции закончилась бесславно. За бегство с фронта он предстал перед офицерским судом чести как дезертир, но благодаря связям ему удалось избежать наказания. В частности, показания в его пользу дал Франц фон Пален, также сбежавший с фронта в сентябре 1918 г., в момент разгрома турецких войск англичанами.

4

Риббентроп сколотил свой капитал на торговле вином. Но поскольку такой бизнес вроде бы не делает чести дипломату, он предпочитает говорить об импортно-экспортной фирме, обеспечившей ему «зарубежные связи в Англии и Франции», которые якобы органически ввели его в политическую деятельность международного масштаба. При этом он изображает себя в качестве человека, сумевшего с самого начала разгадать негативные последствия версальской системы для Европы и всего мирового сообщества и на этом основании ставшего ее принципиальным противником. Риббентроп особо выделяет вопрос о репарациях, который открывал исключительные возможности для спекуляций в области внешней и внутренней политики послевоенной Германии и позволял завоевывать признательность обездоленных масс внутри страны, а вне ее добиваться углубления противоречий между Англией и Францией.

На Парижской мирной конференции Франция выдвинула тезис: Германия должна оплатить все убытки, нанесенные войной. Исходя из этого, она обязана принять на себя бланкетное, т. е. открытое, неограниченное, обязательство выплатить ту сумму, которая будет определена репарационной комиссией. Ссылаясь На невозможность точного исчисления суммы убытков, англичане и американцы предлагали вписать в мирный договор некую общую сумму репараций. Верх взяла французская точка зрения.

Германские правящие круги понимали, что Великобритания не хочет чрезмерного ослабления Германии и превращения Франции в доминирующую силу в Западной Европе, и поэтому могли сравнительно безнаказанно нарушать репарационные обязательства. Кампанию против выплаты репараций возглавил угольный король Германии Гуго Стиннес вместе с германской национальной «народной партией», представлявшей интересы тяжелой индустрии. По наущению этих кругов 24 июня 1922 г. был убит сторонник политики выполнения германских обязательств министр иностранных дел Веймарской Германии Вальтер Ратенау.

По подсказке Стиннеса германское правительство просило дать Германии мораторий на 3–4 года по выплате репараций. На задержку с выплатой репараций Франция вместе с Бельгией ответила в январе 1923 г. оккупацией Рура. По советам английских и американских политиков германские власти развернули так называемое пассивное сопротивление, выражавшееся в саботаже мероприятий оккупационных властей. Обстановка в Германии накалилась до такой степени, что страна оказалась перед революционным взрывом, и Франции пришлось отступить, что позволило США взять репарационную проблему в свои руки. Так родился «план Дауэса», выдвигавший на первое место задачу восстановления германской тяжелой индустрии — основы военно-промышленного потенциала. Принятие этого плана, названного по имени директора Чикагского банка Дауэса, связанного с группой Моргана, означало начало официального пересмотра версальской системы, поскольку отменялся один из ее основных устоев — контроль над германской военной промышленностью. В 1929 г. «план Дауэса» был заменен «планом Юнга», который в еще большей мере нес на себе печать американской дипломатии того времени. Все формы и виды контроля над Германией как виновницей первой мировой войны, над ее народным хозяйством и финансами окончательно ликвидировались.

5

Рассказывая о переговорах между Папеном и Гитлером 28 января 1933 г… Риббентроп упоминает о том, что появилась новая трудность — «вопрос о Пруссии». Этот вопрос возник в связи с обращением канцлера Курта фон Шлейхера по радио к немецкому народу 15 декабря 1932 г. Заявив, что он видит задачу своего правительства в обеспечении занятости безработных и в том, чтобы поставить экономику страны на прочную основу, Шлейхер обещал не увеличивать налоги, не сокращать зарплату и размеры помощи вопреки тому, что было сделано до него канцлером Папеном. Более того, он отменил сельскохозяйственные квоты, установленные Папеном в пользу крупных землевладельцев, и объявил о намерении изъять более 300 тысяч га земли у обанкротившихся юнкерских хозяйств в Пруссии и передать их 25 000 крестьянских семейств.

Промышленники и крупные землевладельцы встали на дыбы против программы Шлейхера. Представлявший ассоциацию аграриев и юнкеров «Ландбунд» выступил против правительства, и его лидеры, среди которых были и нацисты, заявили протест президенту Веймарской республики фельдмаршалу Паулю фон Гинденбургу. Запахло большим скандалом, ибо в руках Шлейхера находились материалы, свидетельствовавшие о невыплате юнкерскими семействами выделенных им в порядке помощи средств — «Остхильфе». В таких аферах был замешан и сам Гинденбург, передавший своему сыну в наследство свое поместье Нойдек в Восточной Пруссии без уплаты полагающегося налога.

Гитлер использовал нечистоплотность сына Гинденбурга Оскара в своих интересах и на встрече 22 января 1933 г. на вилле Риббентропа получил его согласие поддержать претензии главаря нацистов на пост рейхсканцлера. «Вопрос о Пруссии», который мог стоить нацистам потери голосов безработных и крестьян, был разрешен к удовлетворению Гитлера, Папена и Риббентропа.

6

В последние месяцы 1932 г., когда Гитлер при содействии Риббентропа и других подбирался к креслу рейхсканцлера, он провел много бесед с единомышленниками о задачах и методах будущей внешней политики Германии. Такого рода беседа между Гитлером и Риббентропом состоялась на вилле последнего в Далеме в феврале 1933 г. Однако если по записям откровений Гитлера другими участниками вроде председателя данцигского сената Георга Раушнинга мы знаем об агрессивных планах фюрера, то Риббентроп пытается ввести в заблуждение читателей, уверяя, будто Гитлер хотел мира и выдвигал лишь одно условие — «равноправие» Германии в вооружениях, т. е. отмену военных пунктов Версальского договора. Именно при этом условии, согласно замыслам Гитлера, можно было осуществить «Дранг нах Остен», что не исключало — и это показала вторая мировая война — похода на Запад. В уничтожении Франции, о которой за столом в доме Риббентропа Гитлер высказался отрицательно, фюрер видел средство обеспечить Германии возможность дальнейшей экспансии.

7

Замечание Аннелиз фон Риббентроп, будто Гитлер признал в какой-то момент «опубликование внешнеполитической главы своей книги «Майн кампф» ошибкой», рассчитано на простака, не способного самостоятельно анализировать политические события и соответственно оценивать внешнюю политику фашистской Германии.

8

Риббентроп кривит душой, утверждая, будто он помогал фюреру сблизиться с Францией и французами. Не об этом думал и не к этому стремился Гитлер, как уже отмечено выше. Германия, считал он, должна перейти от «пассивной зашиты» к окончательному «активному расчету» с французами. Попытка Риббентропа приписать влиянию лидера штурмовиков Рёма враждебное отношение фюрера к Франции выглядит крайне неуклюжей, ибо за ней просматривается желание добавить еще один довод в оправдание расправы над ним в «Ночь длинных ножей».

Стремясь подчеркнуть свою роль сторонника сближения с французами, Риббентроп вставляет в мемуары надуманный эпизод своей встречи с Даладьс. Во Франции виноторговец не столь уж приметная фигура, чтобы пользоваться вниманием и доверием премьер-министра. К тому же Францию представлял в Берлине опытный посол Франсуа-Понсэ. связи которого с магнатами тяжелой промышленности из «Комите де Форж» не были секретом, а этот комитет обладал могучими рычагами воздействия на правительство.

9

В ложном свете изображает Риббентроп проходившие в Женеве переговоры по разоружению и причины, ссылаясь на которые Гитлер оправдывал свое решение уйти с этих переговоров и выйти из Лиги Наций. На самом деле события развивались так: 15 сентября 1933 г. германский министр иностранных дел фон Нейрат потребовал от конференции по разоружению признать равноправие Германии в вооружениях. В поисках компромисса четыре державы — Англия, Франция. Италия и США — предложили Нейрату новый проект соглашения о разоружении. Предлагалось осуществить выравнивание вооружений в два этапа: первый этап — 3—4-летний период стабилизации, в течение которого Германия должна была заменить свою систему долгосрочной службы краткосрочной; второй этап — тоже от 3 до 4 лет, в течение которого осуществлялось некоторое сокращение вооружений держав в целях выравнивания соотношения между ними. Германия отклонила проект. В германском ответе подчеркивалось: «Германия желает либо получить полную свободу, либо подвергнуться таким же качественным ограничениям, как и другие державы». 13 октября Гитлер поставил перед кабинетом вопрос о выходе Германии из Лиги Наций, кабинет одобрил это решение, и на следующий день фюрер выступил по радио с заявлением о выходе Германии из Лиги Наций и о роспуске рейхстага с последующими новыми выборами. Он утверждал, что его «революция» направлена исключительно против коммунизма, а уход из Лиги Наций продиктован «миролюбием и чувством чести».

10

Риббентроп прибегает к своей излюбленной формуле — формуле умолчания, дабы подчеркнуть «миролюбие» Германии, якобы пошедшей навстречу Польше в начале 1934 г., в результате чего 26 января 1934 г. между Польшей и Германией был заключен «договор о дружбе». Его подписанию предшествовало обострение германо-польских отношений, вызванное нацистской кампанией под лозунгом возвращения Германии так называемого Польского коридора — трассы, связывавшей Польшу с вольным городом Данцигом (Гданьском). Штурмовики проводили вооруженные демонстрации на польско-германской границе, а в Данциге прошла волна выступлений против поляков. 3 мая 1933 г. Польша была вынуждена выразить Берлину свой официальный протест. Германо-польский договор «о мирном разрешении споров» имел как антисоветскую, так и антифранцузскую направленность, поскольку расшатывал созданную Францией систему союзов в Восточной Европе.

11

Риббентроп искажает факты, утверждая, что причиной введения 16 марта 1935 г. всеобщей воинской повинности якобы послужила невозможность «прийти к ревизии военных статей Версальского договора дипломатическим путем», а непосредственным поводом — восстановление во Франции двухлетнего срока военной службы.

Этот шаг был вынужденным для Франции, в силу того что 1935 год был первым годом пятилетнего периода, когда из-за сокращения рождаемости в 1915–1919 гг. резко уменьшилось число рекрутов. Контингент французской армии насчитывал всего 300 тысяч, а введение всеобщей воинской повинности должно было дать Германии 550–600 тысяч солдат. Поэтому лживо звучит фраза Риббентропа о том, что «французское правительство отказалось от идеи разоружения». Францию, а вместе с ней и Великобританию следует упрекнуть в том, что они отделались обычными протестами в отношении гитлеровской акции, ставящей под угрозу их собственную безопасность.

12

Описывая свои усилия по заключению англо-германского морского соглашения от 18 июня 1935 г., Риббентроп проводит мысль, что это соглашение могло стать основой более тесных отношений между Германией и Англией. Однако осуществлению таких планов помешали-де Ванситтарт и стоявшие за ним круги. Занимавший в 1930–1938 гг. пост постоянного заместителя министра иностранных дел Роберт Ванситтарт принадлежал к антигерманской школе британской дипломатии. Отсюда его ориентация на Францию и его готовность искать соглашения с СССР для борьбы против германской опасности. Позиции Ванситтарта были подорваны после прихода к власти Чемберлена, чья политик? «умиротворения» поставила мир на наклонную плоскость к война Поэтому кривит душой Риббентроп, пытаясь возложить на Ванситтарта главную ответственность за соскальзывание к войне.

Англо-германское морское соглашение 1935 г. явилось по сути дела ступенькой, способствовавшей осуществлению агрессивных планов Гитлера, ведь оно было двусторонним нарушением Версальского договора. Британская дипломатия капитулировала под нажимом Германии по самому важному для Англии морскому разделу версальской системы. Достаточно сказать, что британское правительство согласилось на увеличение тоннажа германспого военно-морского флота на 342 000 тонн и на отмену запрета для Германии строить подводные лодки. Последствия таких уступок британцы остро почувствовали во время второй мировой войны.

13

Риббентроп старается представить себя в более выгодном свете, утверждая, будто он «вступал в единоборство» с Адольфом Гитлером, желая скорректировать «мировоззрение» нацистов в еврейском вопросе. Но фюрер-де не прислушался к благим пожеланиям Риббентропа, и в итоге на свет появились нюрнбергские законы, подписанные Гитлером 15 сентября 1935 г. Эти законы лишали евреев гражданских прав, запрещали браки между евреями и арийцами. Последующие дополнения к законам повели дело к полному уничтожению евреев. Принимая позу защитника евреев, Риббентроп просто лицемерит. Выступая в Олимпийском комитете 31 июля 1936 г., когда в Германии проходили XI Олимпийские игры, Риббентроп расточал славословия фюреру, его служению делу дружбы народов, хотя, по свидетельствам очевидцев, гонения на евреев развертывались уже в полную меру. Об этом убедительно рассказывает американский журналист Уильям Ширер, написавший документальную историю нацистской Германии.

14

С присущей ему бесцеремонностью Риббентроп оценивает заключенный в мае 1935 г. советско-французский договор о взаимной помощи как «непосредственную угрозу рейху» и как подрыв Локарнского соглашения. В действительности картина была совершенно иной: именно угроза гитлеровской агрессии, становившаяся все более очевидной после введения в Германии всеобщей воинской повинности, побудила правительство Лаваля пойти на переговоры с СССР и на заключение советско-французского оборонительного договора. Следует сказать, что Лаваль был не прочь разыграть двойную игру — поднять удельный вес Франции для переговоров с Германией в будущем. По этим соображениям он всемерно затягивал ратификацию договора и ставил препятствия переговорам между советским и французским генеральными штабами. По поручению Лаваля Франсуа-Понсэ заверил Гитлера, что Франция готова пожертвовать договором с СССР ради соглашения с Германией. Советско-французский договор был ратифицирован Францией в конце февраля 1936 г., после ухода Лаваля в отставку.

15

Выше мы уже отмечали неприязненное отношение Риббентропа к Ванситтарту. Автор воспоминаний явно пересаливает, утверждая, будто гитлеровская политика явилась следствием политики Ванскттарта. Постоянный заместитель министра иностранных дел, несомненно, крупная персона в британской дипломатической иерархии, но Риббентропу, занимавшему пост германского посла в Лондоне, должно было быть ведомо, что у этой персоны особые и по большей части административные функции. И она, разумеется, не входит в состав кабинета, где решаются вопросы большой политики.

Раздраженное отношение Риббентропа к Ванситтарту объясняется, видимо, тем. что последний дал на Нюрнбергском процессе показания против него и Гитлера, подчеркнув их вероломство в политике. Вместе с тем нельзя не согласиться с Риббентропом, что заключением военно-морского соглашения с Германией в 1935 г. Англия разрушила, а точнее, подорвала един из устоев версальской системы. Однако не имеет ничего общего с исторической истиной утверждение, будто Локарнский договор «потерял свою силу в результате русско-французского военного союза». Этот союз изъял антисоветское жало из Локарнского пакта, что же касается самого пакта, то он был растоптан сапогами немецких солдат, вступивших в Рейнскую зону 2 марта 1936 г.

16

Не лишена оснований ирония Риббентропа, назвавшего Комитет по невмешательству в Гражданскую войну в Испании Комитетом по вмешательству. В этот комитет, начавший свою работу 9 сентября 1936 г. в помещении Форин офиса в Лондоне, входили представители 27 европейских держав, заключивших в августе 1936 г. соглашение о невмешательстве в Гражданскую войну в Испании. Германия и Италия, оказывавшие широкую военную помощь мятежному генералу Франко, входили в состав комитета, и это превращало его деятельность в политический фарс.

17

Находясь на посту германского посла в Лондоне, Риббентроп приложил большие усилия, чтобы добиться заключения 15 ноября 1936 г. так называемого Антикоминтерновского пакта между Германией и Японией. В конце 1937 г. к нему присоединилась Италия, а затем в 1939 г. — Венгрия, Маньчжоу-Го, франкистская Испания. Риббентроп лукавит, сводя акцию по сколачиванию Антикоминтерновского пакта к «вопросу мировоззрения». Конечно, идеологические мотивы присутствовали при разработке пакта, но дело не ограничивалось только ими. По сути дела речь шла о сколачивании блока государств, вставших на путь агрессии, а затем о подключении к нему стран, оказавшихся под пятой агрессоров, — Болгарии, Финляндии, Румынии, Дании, Словакии, Хорватии и др. Поэтому утверждение Риббентропа, будто он старался создать блок стран, «выступающих за сохранение мирового порядка», звучит как неприкрытая фальсификация. Этот блок, как показал опыт истории, предназначался для того, чтобы сломать существовавший миропорядок в интересах Берлина, Токио, Рима.

18

Риббентроп то и дело возвращается к мысли, что основная часть вины за возникновение второй мировой войны лежит па Великобритании. То, что развязыванию войны помогла проводившаяся правительством Чемберлена политика «умиротворения» агрессоров, — факт, признанный мировой историографией. Но никак нельзя принять тезис Риббентропа о том, что существование новой (нацистской) Германии стало большим преимуществом и для… экспансионистских устремлений Лондона. Бесспорно, что Британская империя — плод экспансионистской политики английского империализма, но в рассматриваемый период перед ним стояла несколько иная задача: сохранить эту империю, в которой все отчетливее проявлялись центробежные тенденции. Поэтому наиболее дальновидные представители британской политической элиты, в частности Ванситтарт, столь досаждавший Риббентропу, хотели сохранить выгодную Англии версальскую систему. Именно здесь скрываются глубинные противоречия, заставившие британских политиков отшатнуться от союза с Германией, на который так рассчитывал Риббентроп, понимая, что такой союз откроет возможность реализации гитлеровской программы завоевания «лебенсраума» за счет России.

Однако планы Гитлера не обрывались на восточном «лебенсрауме». Они шли дальше, расширяя политические и военные рамки Антикоминтерновского пакта. Собственно говоря, эти взгляды разделял и Риббентроп, рекомендуя фюреру создание «в условиях полной секретности» союзнической группировки против Англии с участием Италии и Японии. «Мировоззренческий» пакт против Советского Союза прикрывал по сути дела сговор трех держав — Германии, Японии и Италии, стремившихся к мировому господству.

19

Замечания Риббентропа о его взаимоотношениях с сотрудниками министерства иностранных дел и с министерством пропаганды заслуживают внимания по той причине, что позволяют понять особенности, присущие тоталитарным государствам, где профессионализм, деловые качества ставятся ниже партийной и личной преданности и где фикция, создаваемая пропагандой, затмевает реальные ценности. Здесь бывший министр рейха близок к истине, ведь в серьезной политической деятельности берут в конечном счете верх профессиональный опыт и высокие нравственные качества.

20

Использование внешними разведками дипломатических представительств и учреждений — дело обыденное в мировой практике. Дипломатическое представительство обеспечивает удобную, надежную «крышу» агентам, а наличие дипломатического паспорта может спасти такого агента в случае «провала» или всевозможных «накладок». И все же можно понять сетования Риббентропа: безоглядное насыщение посольств секретными службами, а это особенно характерно для тоталитарных государств, осложняет работу профессиональных дипломатов. Риббентроп прошел школу фон Палена, который был причастен к шпионской деятельности еще в Турции, да и Бюро Риббентропа имело касательство к подобной активности, но всему есть предел, и он это почувствовал, сев в кресло министра.

21

Риббентроп пишет о своих разногласиях с ведомством рейхсляйтера А. Розенберга. В период между захватом Польши и нападением на Советский Союз Гитлер учредил новое агентство — оперативный штаб Розенберга, который начал свою деятельность со сбора материалов о евреях, коммунистах и масонах и с разработки политики, как с ними бороться. Впоследствии эта контора превратилась в министерство для Востока. Естественно, создание подобного учреждения рассматривалось министерством иностранных дел как ущемляющее его полномочия. Деятельность ведомства Розенберга с самого начала носила преступный характер. В отношении России Розенберг строил такие планы: по его совету Гитлер намеревался отдать Ленинград Финляндии, Бессарабию и Одессу — Румынии, а из того, что оставалось после дележа, Розенберг замышлял выкроить по меньшей мере четыре государства: Московию с населением 60 миллионов человек, большое Кавказское государство, Украину и Западное государство, состоящее из Белоруссии и Прибалтийских государств. Все эти государства, по замыслу Розенберга, должны были управляться германскими гауляйтерами, и таковые были уже подобраны для Украины и Прибалтийских стран.

22

Противоречит исторической истине утверждение Риббентропа, будто вопрос о судетских немцах возник сам по себе. Никак нельзя считать случайной оговоркой заявление Риббентропа, будто «чехословацкого народа как такового не было никогда — ни до, ни после 1938 г.». Это отражение определенной политической линии, направленной на уничтожение государственности восточнославянских и южнославянских соседей Германии. В подобной деятельности Берлин опирался на свою «пятую колонну» во главе с лидером партии судетских немцев, который, как это документально доказано, получал от Риббентропа инструкции и деньги.

Инспирируемая Риббентропом партия судетских немцев предъявляла чехословацкому правительству жесткие требования: от претензий на территориальную автономию до заявления, что все немцы в любой стране должны подчиняться только немецкому правительству. Невилл Чемберлен — сторонник политики «умиротворения» Германии, которую настойчиво пропагандировал Риббентроп в качестве германского посла в Лондоне, — пошел навстречу Гитлеру и его ставленнику Генлейну, направив в Прагу миссию лорда Ренсимена с целью оказать давление на президента Чехословакии Бенеша и вынудить его на уступки. Ренсимен твердил в Праге, что нужна уступчивость, чтобы сохранить мир в Европе.

Однако уже тогда было очевидно, что решение судетскрй проблемы не устранит угрозы войны. Еще в июне 1938 г. адъютант Геринга генерал Боденшатц информировал помощника военно-воздушного атташе Франции в Берлине, что Германия готовится воздвигнуть линию оборонительных сооружений от Северного моря до швейцарской границы и, обеспечив свой южный фланг от угрозы Чехословакии, намерена уничтожить «советскую угрозу» и одновременно обрести «жизненное пространство» на Востоке.

23

Характеризуя Мюнхенское соглашение 29–30 сентября 1938 г., Риббентроп называет его «событием исключительного политического значения». Он прав в том смысле, что это соглашение ознаменовало всю низость тайной дипломатии, бесцеремонно распоряжающейся судьбами народов за их спиной. Нельзя не согласиться со словами Яльмара Шахта, приводимыми в воспоминаниях Риббентропа: в Мюнхене Англия преподнесла Германии Чехословакию в качестве подарка, (добавим, приблизив тем самым начало второй мировой войны).

24

Туманные рассуждения Риббентропа относительно выступления Чемберлена в палате общин после возвращения из Мюнхена и высказываний государственного секретаря Великобритании по делам колоний нельзя расценить иначе, как неуклюжую попытку оправдать курс Германии на развязывание европейской войны. Ведь Гитлер получил по мюнхенскому сговору все, что хотел, и, согласно нормальной логике, должен был бы удовольствоваться этим. Но уступчивость Англии и Франции лишь разожгла его аппетиты. Прав Уинстон Черчилль, утверждающий в своих мемуарах «Вторая мировая война» (т. I, с. 310), что «год передышки, который был якобы «выигран» в Мюнхене, поставил Англию и Францию по сравнению с гитлеровской Германией в гораздо худшее положение, чем то, в котором они находились в момент мюнхенского кризиса».

25

Не вызывает удивления сентиментальное восхищение Риббентропа президентом Гербертом Гувером. Этот президент способствовал принятию «плана Юнга», облегчившего военные приготовления Германии, выступил с предложением приостановить на год все ее платежи по международным правительственным долгам, репарациям и займам. Предложенный Гувером мораторий вступил в силу 15 июля 1931 г. Таким шагом американский президент оказал еще одну поддержку Гитлеру в воссоздании тяжелой промышленности Германии.

26

Совершенно несостоятельно утверждение Риббентропа, будто в мае 1939 г. начались англо-французские переговоры с Москвой, «чтобы побудить и Советский Союз вступить в военный союз против Германии». Этот тезис рассчитан лишь на не знакомого с историей читателя. Для людей, знающих действительную историю, он звучит неубедительно. Разумеется, не представляет особого труда приписать те или иные замыслы любому историческому деятелю. Но дело в том, что в эти годы Советский Союз последовательно выступал за создание системы коллективной безопасности, равной для всех, и был противником военных блоков. Впрочем, если бы Москва имела намерение вступить в военный союз против Германии, то тогда была бы беспочвенной инициатива Риббентропа, рвавшегося в советскую столицу, чтобы заключением соответствующего соглашения обеспечить восточный тыл Германии.

27

Переходя к германо-советскому пакту о ненападении, Риббентроп искажает факты. Так, излагая беседу с советским поверенным в делах в Берлине Астаховым, он выделяет свое заявление, что, дескать, нам, немцам, «спешить некуда». Это неверно: Гитлер спешил, и ныне это документально доказано германским историком, родственницей германского посла в Москве графа Шуленбурга Ингеборг Фляйшхауэр в книге «Пакт Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии 1938–1939». Гитлер был готов пойти на любые уступки Сталину по той причине, что затяжка соглашения с Москвой ставила под вопрос сроки военной операции вермахта против Польши.

28

Подписание Советским Союзом пакта о ненападении с Германией 23 августа 1939 г. было вынужденным и исторически оправданным шагом. Вместе с тем едва ли можно оправдать готовность, с какой Сталин пошел на соглашение с Риббентропом о разделе сфер влияния в Восточной Европе. Ведь такое соглашение, с какой бы стороны на него ни посмотреть, имеет привкус великодержавной, имперской политики. И оно дорого обошлось СССР и России в последующие годы, память народов не забывает такие проступки политиков.

Впрочем, обратимся к оценке самого Риббентропа. Возвращаясь из Москвы, он сделал остановку в Кёнигсберге и там, выступая на встрече, заявил: «Мы, национал-социалисты, знаем: все, что делает фюрер, правильно! И это вновь подтвердилось на сей раз». Риббентроп пояснил, что соглашение, достигнутое в Москве, разорвало кольцо «окружения» Германии. Нацистские главари обрели свободу рук для осуществления провокации в Глейвице (инсценированное нападение «поляков» на немецкую радиостанцию), которая и была использована как предлог для военного похода на Польшу, переросшего во вторую мировую войну.

29

Ссылки Риббентропа на то, что германское руководство знало о военных планах англичан в отношении Норвегии и это сделало необходимой ее оккупацию вермахтом, не лишены оснований. Действительно, из военных мемуаров Черчилля известно, что англичане добивались от норвежцев возможности использования незамерзающего порта Нарвик, но не столько в целях операций против Германии, сколько в целях переброски солдат и военной техники для оказания помощи Финляндии в войне с Советским Союзом, а также вывоза шведской железной руды. По словам Черчилля, на заседании Верховного военного совета Англии и Франции 5 февраля 1940 г. главной темой была «помощь Финляндии», были одобрены планы отправки в Норвегию трех или четырех дивизий, «чтобы убедить Швецию разрешить нам посылать материалы и подкрепления финнам и, кстати, добиться контроля над железными рудниками в Елливаре». Тем временем продолжалась разработка германских планов прямого нападения на Норвегию и молниеносной оккупации Дании, начатая в конце 1939 г. На быстрой реализации этих планов настаивал адмирал Редер, подчеркивая, что следует опередить англичан. Именно Редер представил Гитлеру Вцдкуна Квислинга, предавшего свой народ и получившего в награду от немецких оккупантов пост премьер-министра; имя его стало нарицательным.

Приказ о вторжении в Норвегию и об оккупации Дании был отдан Гитлером 1 марта 1940 г. Нападение на Норвегию на всем протяжении от Осло до Нарвика началось 9 апреля.

Риббентроп пытается в мемуарах оправдать вероломное нападение на Данию и Норвегию тем, что, если бы Германия не выступила своевременно, Скандинавия столкнулась бы с опасностью стать театром военных действий. На деле Норвегия, точнее, ее многие прибрежные районы превратились в локальные театры стычек между вермахтом и англо-французскими войсками, высадившимися в ряде пунктов норвежского побережья в середине и конце апреля. Будучи неподготовленными, захваченными по сути дела врасплох, в мае эти войска были вынуждены убраться восвояси. Последним был эвакуирован Нарвик. Вместе с отступавшими удалось вывезти и норвежского короля, который сумел ускользнуть от оккупантов. Потеря Норвегии была тяжелым ударом для Великобритании, Франции, а затем и Советского Союза. Гитлеровцы обрели базы, опираясь на которые они могли действовать против морских перевозок в Атлантике, а позже против английских конвоев, направлявшихся в Мурманск.

Если оккупированная Норвегия была отдана во власть комиссара рейха Иозефа Тербовена, подчиненного непосредственно Гитлеру, то в Дании до 1943 г. кораль оставался формально главой государства, сохранялся парламент, а ее вооруженные силы дислоцировались в отведенных для них зонах. В 1943 г. со всем этим было покончено и страна оказалась во власти эсэсовцев.

30

Следующими жертвами в гитлеровском реестре стояли Голландия и Бельгия, через которые осуществлялось вторжение германских войск во Францию во время первой мировой войны в соответствии с «планом Шлиффена» — генерал-фельдмаршала, развивавшего теорию «стратегических Канн», т. е. окружения противника с целью полного его разгрома. Поскольку возможность повторения такого плана напрашивалась сама собой, нужно было отыскать что-то в оправдание действий вермахта. Видимо, таким желанием объясняется сентенция Риббентропа о том, что якобы Чемберлен и Даладье обсуждали на встрече в Париже… нападение на Германию через «дымоходы». Искусственность этой пропагандистской выдумки очевидна, если иметь в виду тактику вермахта действовать мощным концентрированным кулаком на наиболее важном направлении. Нападение через «дымоходы» неизбежно вело к распылению сил и, следовательно, к поражению, что и показали операции в Норвегии.

31

Риббентроп пытается убедить, будто гитлеровская Германия вела себя «по-рыцарски» в отношении побежденных. Здесь бывший министр иностранных дел третьего рейха явно рассчитывает на романтику прошлого и на смешение понятий. Ведь в ордене рыцарей-крестоносцев на каждого рыцаря приходилось до сотни, а то и более «смердов». Поэтому двойной стандарт был не только обычен, но и органичен для сознания гитлеровской элиты.

Говоря о «рыцарстве» Гитлера, Риббентроп имеет в виду его встречу с Петеном в Монтуаре в октябре 1940 г. Бывший рейхсминистр остается верен себе и своему методу умолчания. Встреча Гитлера с Петеном была не каким-то изолированным эпизодом, а входила в серию встреч фюрера, пытавшегося найти союзников против Великобритании и, изолировав, поставить ее на колени. Первая такая встреча состоялась на франко-испанской границе 23 октября 1940 г. с генералом Франко. Гитлер добивался от него вступления Испании в войну против Англии в январе 1941 г. и, в частности, нападения на Гибралтар 10 января. Каудильо уклонялся от обязательств, ссылаясь на опасность поспешных, преждевременных действий.

Гитлер оставил Риббентропа для продолжения переговоров с министром иностранных дел Испании Серрано Суиье. Но и Риббентроп не добился желаемого; в разговоре с переводчиком Паулем Шмидтом он весьма нелестно отозвался о Франко: «Неблагодарный трус! Он обязан нам всем, а теперь не хочет присоединиться к нам».

Вторая встреча состоялась 24 октября с Петеном в Монтуаре и принесла большее удовлетворение фюреру и его министру. Престарелый «герой Вердена» согласился на сотрудничество с Гитлером, более того, пошел на то, чтобы зафиксировать в письменном виде «идентичность интересов» стран оси и Франции в скорейшем нанесении поражения Великобритании. В качестве подачки Петен получил от Гитлера обещание на территориальное приращение в Африке за счет Британской империи. Таков был «рыцарский жест» фашистского диктатора.

Третья встреча фюрера, на этот раз с Муссолини, имела место во Флоренции 28 октября 1940 г. Выходившего из вагона Гитлера Муссолини приветствовал словами: «Фюрер, мы выступили! Победоносные итальянские войска сегодня на рассвете перешли греко-албанскую границу!» Гитлер был в ярости, но смог скрыть свои чувства. Не прошло и недели, как «победоносные» итальянские войска были обращены в бегство. Немцам пришлось прийти на помощь союзнику, что расширило фронт военных операций.

32

В поведении Риббентропа на Нюрнбергском процессе (что, естественно, отразилось на материалах его воспоминаний) заметна одна примечательная черта: он старается привлечь к числу виновников войны Советский Союз, опираясь на секретный дополнительный протокол к пакту Молотова — Риббентропа от 23 августа 1939 г. Широко известна оценка этого пакта, данная в постановлении II Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г., и нет необходимости повторять ее здесь.

Риббентроп приписывает себе идею «искать компромисса с Россией», но кощунственно называть соглашение 23 августа 1939 г. «компромиссом», ибо стороны преследовали не только не совпадающие, но и прямо противоположные цели. Советское руководство стояло перед задачей отвести от страны угрозу надвигавшейся войны; руководство гитлеровской Германии помышляло о другом — облегчить для себя развязывание войны против Польши, имея в дальнейшем в виду, как откровенничал Гитлер на секретном совещании генералитета вермахта в Оберзальцберге в канун подписания пакта Молотова — Риббентропа, разгромить Советский Союз. «Тогда, — хвастался он, — забрезжит заря германского господства на всем земном шаре». Это хвастовство проливает свет и на другую истину — судьба мира была в полном смысле слова спасена от «коричневой чумы» на полях России.

Задним числом можно строить различные предположения и по-разному трактовать названные документы. Однако при прочтении воспоминаний Риббентропа относительно переговоров со Сталиным и Молотовым неопровержимой представляется мысль, что немецкая сторона, настроенная на развязывание войны против Польши, была крайне заинтересована в соглашении с Москвой и поэтому Риббентроп действовал в исключительно выгодных для министра иностранных дел условиях: у него был по сути дела карт-бланш. И если он запросил мнение Гитлера относительно претензий Сталина на Либаву (Лиепая), то только в порядке перестраховки.

Раздел воспоминаний Риббентропа под заголовком «Разрыв с Россией» можно по праву отнести к наиболее тенденциозным. Ключ к пониманию причин такой тенденциозности дает фраза воспоминаний о завершении «французской кампании». Дело, видимо, в том, что Гитлер после поражения Франции почувствовал, что близок к безраздельному господству в Европе, и это вызвало изменение его тактики в отношении Советского Союза. Теперь все действия СССР в отношении Прибалтийских стран, Финляндии, Румынии, не говоря уже о Польше, направленные на то, чтобы продвинуть дальше на запад оборонительные рубежи, рассматривались фюрером как угроза безопасности и интересам Германии.

В этом контексте обращают на себя внимание страницы воспоминаний Риббентропа, касающиеся визита Молотова в Берлин 12–14 ноября 1940 г. Следует подчеркнуть, что этот визит был инспирирован гитлеровцами под тем предлогом, что он позволит Гитлеру изложить «личные соображения» относительно взаимоотношений между СССР и Германией.

Перед этим визитом 27 сентября 1940 г. в Берлине был подписан Тройственный пакт, известный как «Ось Берлин — Рим — Токио». В преамбуле пакта его участники выразили стремление к сотрудничеству в целях установления «нового порядка» в Европе и Азии и его распространения на другие районы мира.

33

В письме Сталину от 13 октября Риббентроп пытался смягчить опасения Москвы по поводу действий Германии, сваливая вину за трения между СССР и Германией на происки британских агентов. Чтобы устранить возникшие трения, писал Риббентроп, почему бы не послать в Берлин Молотова? В этом письме Риббентроп намекал на возможность раздела мира между четырьмя тоталитарными державами: СССР, Италией, Японией и Германией. Можно отмахнуться от подобных намеков, счесть их личным безумием Риббентропа, но они все же делались. Почему? Исходя из каких посылок? Ведь в конечном счете и в безумии есть своя логика, а в данном случае действовал человек здравого ума и холодного расчета. Все эго наводит на мысль, что извращение социализма и превращение его в различные виды тоталитаризма может сблизить или создать надежду на сближение даже вроде бы противостоящих течений. Видимо, эти соображения подтолкнули Риббентропа проявить инициативу, которая привела к визиту Молотова в Берлин. Этот визит не удовлетворил ни ту, ни другую сторону. Но если Гитлер укрепился в своих планах нападения на СССР, то советское руководство проявило медлительность и нерешительность в подготовке страны к вероломному удару нацистов, заплатив за это чудовищную цену в человеческих жизнях.

34

Опасения Риббентропа по поводу возможного военного союза Великобритании и Франции с Советским Союзом носят надуманный характер. Кто-кто, а он точно знал, как оценивал Гитлер Чемберлена и Даладье после их капитуляции в Мюнхене. Беспринципность этих политиков, их готовность удовлетворить претензии Германии дали Гитлеру основание назвать их «мелкими червями». За неимением фактов бывший рейхсминистр прибегает к предположениям и досужим домыслам, дабы хоть как-то сгладить вопиющее вероломство правителей фашистской Германии. Именно такой была политика Гитлера и соответственно Риббентропа по отношению к Советскому Союзу. Не прошло и года после подписания пакта Молотова — Риббентропа, как 21 июля 1940 г. Гитлер отдал распоряжение о разработке плана войны против СССР, закодированного как «План Барбаросса» — по имени императора Священной Римской империи Фридриха I Барбароссы. В окончательном виде план был утвержден 5 декабря 1940 г., а его развернутое оформление содержалось в «Директиве по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск», изданной 31 января 1941 г. Поэтому когда Риббентроп бросает фразу о «превентивной войне» с Россией, то он пускается в заведомую ложь. Не «превентивная» и не «упредительная» война готовилась против СССР, а захватническая, агрессивная, вероломная война на уничтожение. Чтобы отвлечь внимание от этого факта, Риббентроп юлит: он то старается обелить свои деяния и свое ведомство, утверждая, что министерство иностранных дел рейха не имело никакого отношения к вопросу об Украине (хотя нападение на СССР планировалось таким образом, чтобы на Украине еще не созрели хлеба и их при отступлении невозможно было сжечь, а Германия сохраняла возможность собрать их и вывезти), то подыскивает предлоги для обвинений Москвы в желании углубиться на Запад через Финляндию, Буковину, Болгарию.

Риббентроп, описывая переговоры с Молотовым в Берлине в ноябре 1940 г., указывает, что недовольство последнего гарантиями, данными Германией Румынии, было одним из факторов, убедивших фюрера в серьезности «русского стремления на Запад». Однако в действительности дело не в этом. Готовясь к войне, Германия сумела создать промышленность по производству искусственного бензина, но она была не в состоянии обеспечить все потребности вермахта, поэтому румынская нефть Плоешти имела исключительное значение для рейха. Положение обострялось тем, что соседи Румынии — Болгария и Венгрия — имели территориальные претензии к ней. Дело дошло до того, что к концу лета 1940 г. Венгрия была намерена вступить в войну с Румынией, чтобы вернуть себе Трансильванию. Гитлер был готов выделить несколько дивизий для захвата румынских нефтяных полей. Вопрос разрешился 30 августа на встрече в Вене министров иностранных дел Венгрии и Румынии с участием Риббентропа и Чиано. На этой встрече Румыния и получила от Германии и Италии гарантии. Кому, как не Риббентропу, было знать, что, согласно секретной директиве Гитлера, предполагалось «в случае войны с Советской Россией» сосредоточить на румынских базах немецкие и румынские войска.

Риббентроп пытается найти оправдание решению Гитлера напасть на Советский Союз и в плане «большой политики», и в плане исторического опыта немецкого народа. В этой связи он упоминает о политике Бисмарка в отношении России. Боязнь войны с Россией проходила красной нитью через всю деятельность Бисмарка: он был уверен, что Франция воспользуется такой ситуацией, чтобы взять реванш, и Германия будет вынуждена вести войну на два фронта. По словам Риббентропа, Гитлер опасался возможности подобной войны, но с объединением потенциалов Америки и России. Чтобы избежать «пожирающей людей и технику» (читай: арийскую нордическую расу и ее промышленный потенциал) гигантской войны на два фронта, Гитлер и решил нанести сокрушающий удар в восточном направлении. Стойкость народов Советского Союза опрокинула все его планы и расчеты.

35

Видимо, под влиянием взглядов Гитлера Риббентроп старается представить в роли «поджигателя» войны… президента США Франклина Делано Рузвельта. Он утверждает, будто Рузвельт толкал Англию и Францию к войне против Германии. Это искажение истины, ибо в течение 1935–1941 гг. в США действовал закон о нейтралитете. Американцы придерживались формулы изоляционизма: «Мы не вмешиваемся в дела Европы, а европейцы — в наши». Нейтралитет означал по своей сути отказ руководства США от международного сотрудничества во имя мира, что отвечало интересам гитлеровцев.

Рузвельт, следуя гибкой линии, в начале 1939 г. был вынужден обратиться к конгрессу с посланием, в котором обращал внимание на рост угрозы безопасности США. В послании признавалось совпадение интересов США и СССР. Возможно, именно это обстоятельство и побудило Гитлера, а вслед за ним и Риббентропа обыгрывать тему о том. что Рузвельт (естественно, вместе со Сталиным) толкал Великобританию и Францию к войне против «миролюбивой» Германии, сгремившейся-де без большого скандала освободиться от оков версальской системы.

В обращении к народу 3 сентября 1939 г. Рузвельт обещал держать США вне войны, предупредив, однако, что, когда мир где-либо нарушен, все остальные страны подвергаются опасности. Капитуляция Франции и установление контроля гитлеровской Германии над Западной Европой обострили опасения официального Вашингтона. Осенью 1940 г. США вступили в период так называемой необъявленной войны, осознав, что нейтральный внешнеполитический курс противоречит их интересам. Такое осознание пришло, в частности, в связи с подписанием в Берлине 27 сентября 1940 г. Тройственного пакта, наглядно продемонстрировавшего глобальные устремления германо-итало-японского блока.