17 глава

Мне снился Грегори. Небольшая каморка, расположенная за комнатами служанок, где брат занимался своими изобретениями была освещена тусклым светом мигающих от перенапряжения ламп. Сам Грегори склонился над изделием и с усердием что-то прикручивал. Я вошла и остановилась в паре шагов от брата, ноон, как обычно, былнастолько занят своим творением, что не услышал ни скрип двери, ни моих шагов, ни моего голоса.

— Грегори! — вновь позвала я и легонько коснулась ладонью плеча брата. Он резко дернулся от неожиданности и посмотрел на меня воспаленными красными глазами из-под длинной рыжей челки.

— Лисичка, ты опять втихаря пробралась в мою мастерскую, — с укором покачал головой Грегори.

— А ты опять не спал всю ночь, занимаясь своими железяками, — в тон ему ответила я.

— Только не говори матушке об этом, — взмолился Грег, — а не то она опять заставит меня посещать балы лишь бы отвлечь от «неблагородного» занятия.

— Не скажу, — тут же оживилась я, — если покажешь, что ты конструируешь.

— Ну ты и хитрая Лисичка, — поддразнил меня брат с улыбкой, а затем добавил. — Ну да ладно, иди сюда покажу твою новую игрушку.

— Так ты это делаешь для меня⁈- обрадовалась я и тут же метнулась к столу, на котором были разложены детали и инструменты.

Посреди этой груды металла лежала фигурка тоненькой балерины, такая изящная и невесомая, что казалось она вот-вот сломается.

— Я как раз доделываю, — сказал Грегори. — Подожди ещё пару минут, ия покажу, как она танцует.

Я присела на скамейку рядом с Грегори и принялась наблюдать за ловкими длинными пальцами, перебирающими крошечные детали балерины.

Я любила смотреть как брат работает, мне нравилась ловкость его рук и увлеченность механизмами. В обществе Грегори мне было спокойно и уютно, и я летела к нему, словно мотылек на свет. Только вот Грегори- моего лучика света, больше нет в этом мире, а в том уголке души, который принадлежал брату, образовалась черная дыра.

Я так и не дождалась в подарок ко дню рождения механическую балерину и так и не увидела ее в действии, потому что нашу идиллию прервал визит отца, которому что-то срочно понадобилось от брата. Да и самого Грегори в тот день я видела в последний раз, потому что после мятежа его тут же схватили городские стражи и отвезли сперва в тюрьму, а затем на приискидраконитов. А на свое пятнадцатилетие вместо подарков я получила известие о казни родителей.

— Нэнси! — из сновидений меня выдернул голос Джона Мале.

Я распахнула глаза и при лунном свете, льющемся из окна, я смогла рассмотреть лицо склонившегося надо мной лейтенанта.

— Что случилось? — хриплым голосом спросила я, садясь на постели.

— Ты плакала во сне, — ответил Джон тревожным голосом.

Я провела ладонями по мокрым от слез щекам, вытирая их.

— Со мной такое часто случается, — сказала я небрежным голосом. — Все в порядке, всего лишь приснился плохой сон.

На самом деле он не был плохим, наоборот, добрым и уютным, но последним и оттого таким горьким.

— Что-то из прошлого? — полюбопытствовал лейтенант, все ещё находясь поблизости и вглядываясь в мое заплаканное лицо.

— Да, — ответила я. — Мне часто снится брат.

— Вы дружили?

— Грегори был для меня ближе всех. Наверное, я любила брата даже больше, чем родителей, именно поэтому он снится мне практически каждую ночь.

Джон несколько секунд молчал, глядя на меня большими печальными глазами. Я ощущала его сочувствие. Мне нестерпимо хотелось обнять лейтенанта, почувствовать как рядом бьётся его сердце, забыть обо всём на свете в теплых крепких объятиях. Почувствовать себя нужной и любимой.

Я рухнула обратно на подушку и прикрыла глаза, прогоняя наваждение.

— Спи, Джон, — тихо сказала я.

Парень ещё несколько секунд находился возле меня, сквозь одеяло я ощущала тепло его тела, затем Джон вернулся на пол и также тихо сказал:

— Спокойной ночи, Нэнси.

Отвечать я не стала, сделав вид, что снова заснула. На самом же деле ещё долго лежала, думая о Грегори, вспоминала свое детство. Брат был немного неуклюжим, постоянно читающим в облаках и совершенно не подходил для светской жизни.

Грег был наследником рода, но никогда не интересовался делами отца. Сколько я его помнила, брат всегда был увлечен механизмами: конструировал, переделывал, изобретал. В высших кругах это занятие считалось недостойным аристократа. Механиками становились в основном простолюдины или небогатые дворяне. А Грегори был сыном графа, одним из приближенных короля Георга 17 и рано или поздно должен был занять место при дворе. Но не занял.

Когда я думала о брате, мне становилось трудно дышать, словно на грудь положили огромный камень. Как могло произойти, что моего Грегори больше нет? Почему из сотен тысяч других не стало именно доброго, немного чудного рыжеволосого паренька? Все из-за родителей, которые втянули брата в заговор против короля. Злость вновь наполнила мою душу. Как они могли так поступить? Неужели не понимали чем может грозить им и Грегори участие в восстании? И в очередной раз я дала себе ответ. Понимали. Они знали, что король будет в ярости и не пощадит посмевших поднять мятеж вассалов. И за это я никак не могла их простить. Я скучала и горевала по матери и отцу, но злость на них была сильнее прочих чувств. Потому что они, зная наперед о последствиях, все равно решили рискнуть, поставили на кон свои жизни и жизни своих детей.

Разбудил меня доносившийся с кухни шум. В воздухе витал аромат еды, и я догадалась, что это Джон с утра пораньше решил приготовить для нас завтрак.

Я села на постели, потирая сонные глаза, затем опустила ноги на пол в намерении пойти умыться и тут же запнулась об что-то громоздкое и тяжелое. Чертыхнувшись, я все же сумела удержать равновесие и к своему удивлению заметила, что на полу возле дивана стоит мой саквояж. И именно об него я только что споткнулась.

Значит лейтенант все же выполнил мою просьбу и побывал вчера в «Механическом волке».

Я поспешила привести себя в порядок. Наскоро умылась в ванной комнате, привела волосы в порядок и переоделась в комплект чистой одежды.

Когда я вышла, Джон уже перестал греметь посудой, зато слышалось мерное позвякивание вилки о тарелку.

Я поспешила на кухню, где обнаружила лейтенанта, уплетающим яичницу с ветчиной. Напротив него стояла ещё одна порция завтрака, приготовленная специально для меня.

— Доброе утро, Нэнси, — приветствовал меня Джон, едва удостоив взглядом. — Садись завтракать.

— Доброе утро, Джон, — ответила я и послушно села за стол.

Я принялась уплетать яичницу, между делом поглядывая на лейтенанта.

— Как дела в «Механическом волке»? — спросила я, закончив с завтраком и погрузив столовые приборы в машину для мытья посуды, оборудованную всякими кнопками и рычажками. — Что-нибудь узнал о Сесиль?

— Да, — последовав моему примеру, ответил Джон.

— И? Удалось найти родственников певицы?

— У Сесиль Фостер был лишь один родственник- это ее двухлетняя дочь.

— Что⁈- задохнулась я от удивления. — Не знала, что у Сесиль был ребенок!

— Она об этой части своей биографии особо не распространялась. Девочка жила через пару домов от постоялого двора, в котором работала певица. В то время, пока мать была занята выступлениями, за ребенком присматривала няня. Но с того момента, как стало известно о гибели Сесиль, ее дочь передали в сиротский приют.

Такие новости я точно не ожидала услышать, поэтому пару минут просто стояла, пытаясь собраться с мыслями.

— Что случилось, Нэнси? — обеспокоенно спросил Джон. — Ты так побледнела…

— Не встречала мест хуже, чем сиротские приюты Верегоса. Бедная малышка из-за меня лишилась матери и теперь ей грозит одиночество и голод.

— Не говори глупостей! — возразил лейтенант. — Ты ни в чем не виновата! Это же не ты убила мать этой девочки!

— Не я! Но Сесиль приняла мою смерть на себя, поэтому сейчас я чувствую свою вину за то, что девочка осталась сиротой.

— Но что ты можешь сделать? Нэнси, ты сейчас сама находишься в не самом завидном положении. Мистер Куртис сказал, что о тебе спрашивали какие-то головорезы. Но он ответил, что последний раз видел, как тебя взяла под арест городская стража за убийство певицы.

— Знаю, что я сама о себе то толком не могу позаботиться, к тому же меня хотят убить. Но я обязательно что-нибудь придумаю для того, чтобы помочь ребенку Сесиль! — решительно заявила я.

Девочка слишком мала, чтобы выжить в сиротском приюте. А за такими малышами там никто особо не смотрит. Воспитатели доверяют заботу о маленьких старшим воспитанникам, которые в силу возраста не могут нормально досматривать малышей.

— Неужели в приюте настолько плохо? — спросил Джон.

— Намного хуже, чем ты себе можешь представить!

Я вспомнила, как болело все тело от побоев, когда строгие наставники пытались воспитать во мне послушание и благодетель. Как скручивало желудок от голодного спазма из-за того, что кормили в приюте из ряда вон плохо: порции были маленькие, да и их содержимое едой можно было назвать лишь с натяжкой. Когда наставники не видели, мы дрались за подсохшие куски хлеба. И эти крохи доставались самым старшим и сильным, а малыши медленно умирали с голоду.

От воспоминаний о том периоде моей жизни настроение резко испортилось и я поняла, что обязательно должна вызволить дочь Сесиль из этого гиблого места, иначе меня всю оставшуюся жизнь будет мучить совесть.

Загрузка...