Чего я не ожидал, так это того, что мне начнут громко аплодировать. Причём абсолютно все присутствующие в баре посетители и сотрудники, выражая благодарность за спасение людей. Где бы вы ни были, такие поступки всегда вызывают уважение, а их исполнителей чествуют, как героев. Из-за этого я почувствовал себя довольно странно. Мне стало приятно, чего скрывать, но в то же время и неудобно перед ними. Будто бы я специально всё это подстроил, действуя тогда не из сострадания, а из корысти. Кроме того, меня смущала мысль, а действительно ли я всё это заслужил?
— Ты не рассказывал, что свалил медведя ударом кулака, — шутливо упрекнула подозрительно радостная Хаякава.
Ещё бы, ведь брызги льющегося на меня потока благодарностей попали и на неё.
— Не издевайся. Я его не вырубал. Я с ним вообще не дрался. Мы мирно разошлись, — попытался оправдаться, занявшись совершенно бесполезным и неблагодарным делом.
Когда люди хотят услышать то, что им нужно, они это сделают и в шуме ветра, и в шуме воды, и в шуме травы.
— Конечно, скромность украшает настоящего мужчину, — понимающе закивала Хаякава, ничуть мне не веря.
— За счёт заведения, — бармен с сияющим от восхищения лицом подал нам два фирменных, самых дорогих коктейля. — Поверить не могу, — тихо забормотал, переходя на другую сторону стойки. — Буду всем рассказывать, что угощал в своём баре человека, сумевшего отметелить медведя, спасая из его когтей девушку.
Ну вот и родилась очередная байка. Похоже, я только что встретил свою овцу на главной площади, в полдень, с которой хоть и не согрешил, но все так подумали. Теперь, что ни соверши и ни скажи, все будут с удовольствием вспоминать именно этот эпизод моей биографии, преумножая его с каждым поколением верующих в сказки. Кому будет интересно, что там произошло на самом деле? По новостям же сказали, а в них обычно всё преуменьшают и не договаривают, вот мы это и поправим.
И это при том, что на меня до сих пор после съёмок в рекламе оборачивались люди, задумчиво разглядывая. Пытались угадать, он это или не он? В офисе на эту тему уже не раз подшучивали. Теперь даже не представляю, чего ожидать. Попробуй докажи, что медведь был маленьким, уставшим и добрым. В воображении слушателей он предстанет, непременно двухметровым, заросшим чёрной, длинной шерстью, свирепой зверюгой с налившимися кровью глазами и устрашающими когтями. Жаль, не догадался сфотографировать эту «машину для убийства» охотничьих сосисок.
Опасаясь оставаться в баре, а то ко мне подходило всё больше людей, желающих поздороваться и расспросить о тех событиях, а ещё лучше со мной сфотографироваться, будто я им какая-то достопримечательность, решил сбежать из «долины страшных историй». Вовремя подхватил Хаякаву под локоть, а то она уже начала прихорашиваться, приосанилась, готовится давать интервью. Даже знать не хочу, о чём девушка собралась рассказывать. Не слушая возражений, потащил её на свежий воздух, мечтая встретить очередного медведя. В этот раз я буду умнее. Однако судьба второго шанса не дала.
Перед уходом обратил внимание на взгляды знакомых мне женщин. Я всё-таки решился на это. Такэути выглядела удивлённой и недоверчивой, что меня оскорбило, даже не знаю почему? Токугава сначала снимала всё происходящее на телефон, а потом принялась кому-то звонить. Наверное, я зря это сделал, но представил себе начало её разговора.
«Алло, Галочка? Ты сейчас умрёшь! Потрясающая новость! Якин бросил свою кикимору, ну… И уговорил меня лететь с ним в Гагры!.. Алло, Вава? — Ты сейчас упадёшь…»
Хотя, скорее всего, это должно выглядеть так.
«Алло, Микадочка? Ты сейчас умрёшь! Потрясающая новость! Мацумото бросил свою кикимору, ну… И уговорил Хаякаву сходить с ним в онсен!.. Алло, Итакура? — Ты сейчас упадёшь…»
— О чём думаешь? — у Хаякавы сработала женская интуиция.
Как они это делают? Хочу научиться.
— Тебе лучше не знать, — мрачно отказался говорить, не поворачивая головы.
Поскольку мне не нужно было с ней что-то из себя изображать, пытаться ей понравиться, быть обходительным, мы общались довольно свободно, как старые приятели. Я не верил, что ещё раз с ней встречусь после отъезда из Рётте, вот и не заморачивался по этому поводу.
— И всё же? — настояла девушка, предчувствуя, что это точно что-то интересное, а значит, нужное ей.
Узнав, в чём дело, Хаякава задорно рассмеялась.
— А что, ты действительно хочешь предложить сходить в онсен? — ехидно спросила, не воспринимая мои слова всерьёз. — Мечтаешь увидеть меня без одежды? — игриво поправила рукав дизайнерской блузки с украшением на воротнике.
Это с Итидзё мы придавали особую важность вчерашнему свиданию, поэтому старались всячески избегать неосторожных слов и недопониманий, смущаясь, волнуясь о пустяках, ведя себя глупо, поскольку думали о будущем. Видели в партнёре возможного члена семьи, а значит, не хотели его разочаровывать или расстраивать. Сейчас же атмосфера нашего совместного времяпрепровождения была совсем другой, как и поведение. Она ощущалась более непринуждённой.
— Почему бы и нет, — спокойно пожал плечами. — Только в разные дни, в разные отделения и в разных отелях. Не хватало ещё нарваться на дуэль с Сацуки. Он не медведь, может и обидеться.
— Кто, этот пижон? Не смеши, — презрительно усмехнулась Хаякава.
Её отношение к Сацуки за эти дни кардинально поменялось. Вот что значит, разочароваться в человеке.
— Если что, я сама ему мозги вправлю.
— То есть, это ты приглашаешь меня в онсен? — наигранно испугался и восхитился её смелостью.
— Не будь дураком, — несильно ударила меня кулачком в плечо. — Приличная девушка такого себе позволить не может.
«Даже если хочет» — почудилось продолжение, относящееся не ко мне, а к предполагаемой ситуации в целом.
— Так это приличная, — беззаботно пожал плечами, за что тут же получил болезненный пинок в лодыжку.
Ну да, это точно не Итидзё, та бы просто покраснела до корней волос. И не Киока, которая бы одними словами растёрла меня в порошок, заставив чувствовать вину и раскаяние.
Накамура на произошедшее в баре отреагировала, как и ожидалось. Она сильно удивилась. Выглядела немного потрясённой и обеспокоенной. Подойти к нам так и не решилась. Судя по выражению лица, размышляла, как много непуганых медведей бродит возле отеля, в котором собралось огромное количество гостей и важных персон. Просто чудо, что всё так обернулось и никто из них не пострадал. И животные в том числе, а то бы зоозащитники устроили тут настоящий шабаш ведьм. В Японии права представителей животного мира охранялись очень серьёзно.
Хорошо, что эта новость была подана в положительном ключе. Учитывая, что я сотрудник компании Теннояма, так и вовсе из неё можно извлечь выгоду. Директор ПР службы Мацудара-корп так и поступил бы. Даже раньше, чем закончился репортаж. Однако Накамура не из пиар отдела и не из Мацудара-корп, так что просто ограничится выписыванием премии мне и штрафом службе безопасности Рётте. Я так думаю. Ещё и управляющему отеля устроит грандиозный разнос, почему она узнаёт об этом инциденте из телевизионных новостей, а не из служебной записки. Подозреваю, управляющий потом сорвёт злость на своём заместителе, а тот на мне. Скажет, вовремя не доложил, хотя я так и поступил, как только вернулся в отель. Не сделал больше, чем сделал, уж извините за тавтологию. Униженно не извинился перед гостьей, в присутствии своего начальника. Если гость попал в неприятности по вине отеля, то перед ним требуется извиниться вне зависимости от предпринятых мер по их устранению. Так что меня и поощрят, и накажут, и пристыдят, и я ещё должен буду за это остаться благодарным.
Что касается Мивы, то она выглядела несколько растерянной и хмурой. Где-то секунд пять. Потом подозрительно заулыбалась и одарила меня многозначительной улыбкой. Странно, что не показала двумя пальцами сначала на свои глаза, а потом на мои. Видимо, не удовлетворённая одной пощёчиной, поняла, что сделать мне гадость здесь стало значительно сложнее. Как и ненавидеть за сам факт моего существования. Какая «жалость». Впрочем, чем ей хуже — тем мне радостнее, поэтому покровительственно, со снисхождением кивнул этой стерве, вызвав у неё очередной всплеск жажды убийства. Как приятно, что в этом мире хоть что-то остаётся неизменным.
Выведя Хаякаву на тенистую аллейку, повёл девушку в парковую зону, где намеревался её оставить. Дальше пусть сама решает чем заняться. Кого бы ей ещё подоставать. В крайнем случае, выясню и сдам убежище этого трусливого енота Сацуки. Его больше не жалко.
Вроде бы, всё только успокоилось, мы перестали ловить на себе любопытные взгляды, как я заметил неприятную сцену, от которой сразу же насторожился. Почувствовав неясную тревогу, моё тело отреагировало на неё автоматически, будто напружинившись, перейдя в режим повышенной готовности.
На наших глазах какой-то лохматый, узколицый, длинноволосый, неопрятный тип в клетчатой рубашке и чёрной футболке с принтом черепа приставал к благообразной женщине средних лет. Пока он обходился без распускания рук и явно выраженной агрессии, но к этому, судя по всему, всё шло. Этот человек производил неприятное впечатление, похоже, не только на меня. Неподалёку ожидали дальнейшего развития событий два сотрудника службы безопасности Рётте. Пока женщина не нуждалась в чужой помощи и не просила её, они не вмешивались, уважая личное пространство гостей, какими бы они ни были.
Проходя мимо этой пары, как и многие другие люди на аллее, оборачивающиеся на шум, мы услышали часть их спора. Женщина оказалась известной писательницей, замужней, если это кому-то интересно. В Рётте она приехала представлять свою новую книгу. Давала автографы, фотографировалась вместе с поклонниками её творчества, отвечала на их вопросы, как и полагалось. Лохматый тип называл себя её преданным фанатом. Причём во всех смыслах.
Что-то в последнем томе ему сильно не понравилось, от слова — совсем. Он попытался донести до писательницы свою точку зрения, но, видимо, выбрал для этого неудачный способ и не нашёл понимания. Писательница попросила его удалиться, отказавшись давать автограф. Он начал громко возмущаться, будучи легко возбудимым, нервным человеком. Как позже выяснится, принимающим антидепрессанты, да ещё и обладающим очень уязвимым самолюбием. Естественно, охрана вывела его из отеля подышать свежим воздухом.
Вместо того, чтобы покинуть негостеприимное место, мужчина, затаив обиду, решил дождаться писательницу. Пойдя на принцип, он захотел добиться от неё извинений. Писательница, выйдя немного прогуляться, на свою беду попалась ему на глаза. Будучи гордым человеком, знающим себе цену, и уважаемым профессионалом, в чём все её убеждали, женщина отказалась идти ему навстречу. Постепенно их спор скатывался во взаимные обвинения и банальную ругань. Обычно это всегда плохо заканчивалось, если никто из конфликтующих людей не был готов сделать шаг назад.
Чувствуя себя в столь людном и престижном месте в полной безопасности, потеряв терпение, больше не в состоянии терпеть этого наглеца, она его грубо оскорбила. На глазах обиженного инфантила блеснули слёзы. Личную обиду и разочарование он принял за оскорбление всех её поклонников, конечно же, в своём лице. Решил, что она безвозвратно испортила сюжет замечательной книги и дальше всё будет только хуже. Поддавшись эмоциям, этот придурок захотел спасти своих «собратьев» от того, что он только что пережил. Как это лучше всего сделать? Правильно, устранить источник проблем. В «праведном» гневе, неожиданно для всех, мужчина выхватил из кармана маленький перочинный ножик, который тут же приставил к шее женщины, крича, что она продажная шлюха и лицемерная тварь, и должна за это гореть в аду.
Поскольку его рассудок включился с запозданием, мужчина слишком поздно понял, что натворил, когда отступать было уже поздно. Не решившись её зарезать, в его воображении всё выглядело совершенно иначе, увидев бегущих к нему сотрудников охраны, теперь уже преступник запаниковал. Он яростно принялся кричать, чтобы все отошли назад и позволили ему расправиться с этой «тварью». Утверждал, что это она во всём виновата, и, если его не послушаются, он перережет писательнице горло. Терять ему нечего.
Посмею предположить, сумасшедший фанат захотел выставить себя мучеником, идущим на жертву во имя великой цели, раз уж всё зашло так далеко. Тут подобный образ мысли всё ещё в ходу. Он захотел заработать свою минуту славы, стать услышанным и понятым, что для него казалось немаловажным. Поскольку в отеле планировалось проводить не съезд политиков, не появление мировых звёзд, не футбольный матч, а довольно заурядное собрание обычных писателей, рамки металлодетекторов на входе в Рётте не устанавливались. Они бы только испортили его безукоризненный внешний вид и вселили в посетителей чувство тревоги. Поэтому такую меру безопасности управляющий отелем посчитал избыточной.
Люди на аллее от такого внезапного поворота событий растерялись и забеспокоились, а сотрудники охраны нерешительно остановились, боясь спровоцировать его на исполнение угрозы. Понятное дело, сейчас будет вызвана полиция, этим делом займутся профессионалы, всех зрителей попросят срочно покинуть место происшествия. Нужно, чтобы у преступника не возникало соблазна устроить кровавое шоу, чувствуя мнимую поддержку и внимание толпы. Может, у него от этого окончательно сорвёт крышу. Вон как глазки быстро бегают по сторонам и дрожит рука. Явно сильно нервничает. На стандартный призыв отпустить заложницу, преступник не отреагировал, вполне справедливо опасаясь быть схваченным.
Счёт пошёл на секунды, прежде чем прибежит ещё больше охранников и оцепит территорию. Нас, невольных свидетелей крушения его завышенных надежд и её веры в собственную безнаказанность, оттеснят за некую границу безопасности.
Как всегда, в подобных критических ситуациях у меня сработал, назову его: синдром Джеймса Бонда. То часами бессильно бьюсь, не в состоянии придумать стоящий план, то он рождается сам собой, появляясь словно озарение.
— У тебя есть бумага и ручка? Быстрее! — тихо и предельно серьёзно прошептал растерявшейся Хаякаве, не понимающей, как такое возможно.
Как и большинство японок, знающих, что они живут в стране с одним из самых высоких показателей личной безопасности, в развитом, современном обществе законопослушных граждан, воспитанных на традициях, столкнувшись лицом к лицу с угрозой для жизни, девушка оказалась к ней не готова.
— А? — непонимающе посмотрела на меня Хаякава.
— Говорю, дай бумагу и ручку. Прямо сейчас, — приказал командным тоном, пользуясь её растерянностью.
Как и любая другая девушка, Хаякава не ходила без сумочки, а в сумочке у неё должно быть всё.
Мгновенно собравшись и став серьёзной, Хаякава поспешила удовлетворить моё требование. Ещё не понимая для чего они нужны, моя спутница интуитивно почувствовала, что это действительно важно. В такие моменты на споры нет времени.
Получив требуемое, я приказал Хаякаве стоять на месте и ни во что не вмешиваться. Пригрозил оторвать голову, если ослушается. Сейчас мне было не до сантиментов. Пока она со мной, я за неё отвечаю. Когда разойдёмся, пусть делает что хочет. Похоже, девушка это тоже поняла, как и то, что я не шутил, поэтому Хаякава молча кивнула.
Под таким углом она меня ещё не видела. Изобразив максимальную безобидность и чудаковатость, с робкой решительностью, как её понимал, направился к преступнику, держа руки на виду. В одной зажав ручку, а в другой листок, вырванный из записной книжки.
— Стой! Ты что задумал? Назад! — заметив меня краем глаза, преступник немедленно развернулся, прячась за заложницу, как за живой щит.
— Спокойнее, друг. Прости, что вмешиваюсь. Я не собираюсь тебе мешать. Прости ещё раз. Не злись, — быстро залепетал с показным смущением и беспокойством, покосившись взглядом на его нож.
Я замедлился, но не остановился. Установив зрительный контакт, со всей возможной искренностью принялся объяснять.
— Если ты всё равно её убьёшь, позволь напоследок взять автограф. Пожалуйста. Только один автограф, и я немедленно уйду. Честно. Буду очень благодарен. Не жадничай. Ты же не такой, как она? Правда?
Потряс бумагой и ручкой, привлекая к ним внимание, показывая этим, что я не вооружён и не опасен. Что такой же очередной придурок, как и он. Психологический приём с противопоставлением — стар как мир, но всё ещё действенен.
Зрители поражённо зашептались, то ли осуждая, то ли одобряя мои действия, приняв их за попытку мирно разрешить опасную ситуацию. Охранники напряглись. Они стояли с другой стороны дорожки и не успевали меня заблокировать. Им моя самодеятельность, как впрочем и самонадеянность, определённо не понравились. Глупость сделаю я, а отвечать потом придётся всем вместе. Знакомые мне женщины тоже занервничали. Токугава опять принялась всё снимать на телефон. Впрочем, этим же делом занялось ещё несколько человек. В нашем мире уже что ни случись, первым делом очевидцы бросятся не помогать, не заботиться о своей безопасности, не возвращаться к работе, а снимать забавные видосики.
— Автограф? Её? — выпучил глаза преступник, опешив от столь неожиданной просьбы. — С ума сошёл?
Не ему меня в этом обвинять.
— А почему нет? — я наивно удивился, продолжая играть на публику, усиливающей эффект. — Знаешь, сколько потом этот автограф стоить будет? Он станет знаменитым. Тебе что, жалко потратить секунду, что потом превратится в вечность? Больше же такого шанса не представится.
Начал напирать на его тщеславность, медленно и осторожно приближаясь.
— Стой! — его рука чуть заметно дрогнула.
— Стою, — послушно остановился.
— Эта женщина недостойна давать автографы.
Он с пафосом принялся изобличать её гнилую натуру, найдя благодарного слушателя. Мне пришлось сочувственно кивать на весь этот надуманный бред. Тем временем на аллее появилось ещё больше невооружённых охранников. Очевидцы происшествия затихли, понимая всю ответственность момента. Некоторое из них даже принялись мне помогать, уговаривая преступника согласиться. Убеждая, что в этом для него нет ничего страшного и сложного. Он на секунду почти поддался на наши уговоры, но внезапно решил, что эта дура того не заслуживает. У него не вовремя включился режим самооправдания. Пришлось срочно переобуваться прямо в прыжке.
— Да кто о ней говорит? Зачем мне автограф этой женщины? Я её даже не знаю. Плевать мне, что с ней будет. Свой дай. Тебя же всё равно повесят за её убийство. Ты станешь знаменитым, приятель. Твоих родственников за это начнут травить. На их входной двери появятся грязные оскорбления и пожелания сдохнуть. Их отовсюду будут гнать. Это же офигенная трагедия, в которой пострадает куча ни в чём не повинных людей. У меня аж дух захватывает. Обожаю такие истории.
Восхищённо поделился своими увлечениями, пытаясь заставить его одуматься. Подумать о близких, раз уж махнул рукой на себя. Будучи неправильно понятым, я заслужил ещё больше странных, неодобрительных взглядов, чем сам преступник. Он, так вообще, обалдел от подобного захода.
В принципе, нет ничего удивительного в появлении таких людей, как я. В этой стране полно разных фриков. Если японцы чем-то и увлекаются, то делают это с полной самоотдачей, часто доводя всё до крайностей. Им очень тяжело остановиться на полпути, сдерживать себя. Кроме того, я его не обманывал. В Японии действительно семьи убийц подвергались самой настоящей, пусть и неофициальной, общественной травле и публичному осуждению. Здесь с этим дела обстоят довольно ужасно, особенно если обвинение незаслуженное. Считалось, что дети в ответе за грехи своих родителей. Правда, я немного слукавил в другом. Вряд ли этого идиота приговорят к высшей мере.
Увы, подобная альтернатива хоть и поколебала решимость преступника, но не заставила его отказаться от задуманного. Всё зашло уже слишком далеко.
— Мой? — изумился преступник, справившись с секундным замешательством.
— А чей же ещё? — я охотно подтвердил, игнорируя явно враждебные взгляды окружающих людей, мигом поменявших своё мнение на мой счёт.
Приложив массу усилий, меня едва не стошнило от отвращения к самому себе за ту чушь, которую пришлось нести, но всё же я смог его уговорить. Убедил выставить себя «борцом» за «справедливость», оставив «великую» память будущим поколениям таких же эгоистов в виде автографа и напутственного послания. Что можно о нём сказать? Он действительно легко внушаемый идиот, с нестабильным эмоциональным состоянием. Собственно, другой бы на подобную глупость и не пошёл.
Когда мне разрешили подойти, сделал это медленно, с благодарной улыбкой. Протянул авторучку к той руке, в которой у него был зажат нож. Другой он удерживал на месте заложницу. Не заподозрив подвоха, мужик неосознанно попытался её взять своей основной, рабочей рукой. Да-да, той самой, с ножом. Мне хватило и секундного контакта, чтобы выпустить ручку, взяться за его запястье и вывернуть лохматому идиоту руку. Благодаря последующему упору на локтевой сустав, перевёл преступника в другую позицию, а затем легонько подбил под колено опорную ногу, заставляя опуститься на землю. Никто даже не успел опомниться, включая незадачливого мужика, как он уже стоял на коленях в неудобной позе, с заломленной за спину рукой, не способный пошевелиться. Выпавший из разжавшихся пальцев нож звякнул о дорожную брусчатку, послужив своеобразным сигналом к завершению спектакля.
— Всё закончилось. Вы можете идти, — успокаивающе улыбнулся ошеломлённой писательнице, ещё не до конца осознавшей, что она уже свободна. — Простите, что мне пришлось сказать все эти гадости. Разумеется, на самом деле я так не считаю.
Моргнув, под вопли и ругань очнувшегося преступника, она поспешно отошла от него на безопасное расстояние.
— Всё хорошо. Я понимаю. Большое вам спасибо, — низко поклонилась, испытывая огромное облегчение и прилив радости.
— Не за что. А вы чего ждёте? Забирайте. Он ваш, — удивлённо посмотрел на замешкавшихся охранников.
Тут же набежало человек пять. С самыми суровыми лицами они мигом скрутили неблагодарного поклонника. Мне его на миг даже жалко стало. Вряд ли он какой-нибудь серийный маньяк или прирождённый убийца. Да, это его не оправдывает, но и считать этого человека воплощением мирового зла тоже не стоит. Передо мной просто оступившийся идиот. Пусть теперь посидит, подумает о своём поведении. Просить суд о снисхождении к нему я не буду, как и об ужесточении наказания. Что заслужил, то и получит.
Меня больше занимало другое, несказанно радуя. Теперь не придётся ни с кем из женщин объясняться. Проще разбираться с ними потом, по отдельности, а не сейчас, когда они все вместе. Да ещё достаточно сильно взбудораженные. Как бы уже меня не взяли в заложники. Поэтому, извинившись перед Хаякавой, сославшись на непредвиденные обстоятельства, попросил её возвращаться к себе одной. Сказал, что мне нужно задержаться, чтобы дать показания полиции. Поэтому вместе с охранниками я отправился в сторону служебных помещений Рётте, где мы её будем дожидаться. Не хочу с этим делом затягивать. Быстрее разберусь со всеми формальностями, быстрее вернусь в свой номер. Надеюсь, один. Хватит на сегодня с меня приключений. И так чувствую себя вымотавшимся, будто не на свидание сходил, а на подпольные бои без правил.
В принципе, я не сильно ошибся с оценкой последствий, но не угадал со скоростью их проявлений. Как только прибывшая на вызов полиция уехала, забрав с собой преступника, меня вызвали на ковёр к управляющему отелем, где подвергли «насилию над личностью», за недопустимое поведение.
Срываясь на крик, что для сдержанных японцев довольно нехарактерно, видимо, с управляющим уже успела побеседовать возмущённая Накамура-сан, он выразил крайнее неудовольствие моей «скромной» персоной. Назовём это так. Во-первых, я должен был незамедлительно известить руководство отеля о своей встрече с медведем. Оно о нём и так узнало в тот же день, в том числе и от службы по отлову диких животных, но какая уже разница? По его мнению, я недостаточно убедительно донёс всю серьёзность ситуации до его заместителя, которого через Горо-сана предупредил о появлении на нашей территории дикого зверя. Во-вторых, я неправильно себя повёл, что в той ситуации, что в этой. В-третьих, я не должен был мешать, он так и сказал, сотрудникам охраны отеля. Как и не должен был заниматься обезвреживанием преступника. Это не моя работа. А если… А вдруг… Кто тебе разрешил… В-четвёртых, почему вместо работы я вожу девушек по ресторанам и барам, крутясь среди приглашённых гостей? Хотелось спросить — а что, лицом не вышел? Ссылаться на разрешение Горо-сана было бессмысленно, как и на то, что указано в моём трудовом контракте. В-пятых, как я мог вести себя столь вызывающе и вольготно, устроив здесь курорт? Так это и есть курорт, о чём вновь пришлось промолчать.
Оказывается, я подавал другим сотрудникам дурной пример и подрывал их дисциплину, поселившись в президентском люксе и обедая в главном ресторане. Это неприемлемо, — кричал управляющий, указывая, что даже он не мог себе этого позволить. Не понимаю, а я-то здесь при чём? А ещё, оказывается, я отвлекал других сотрудников от дел и разговаривал с ними на запрещённые темы. Это какие? Я же не порнуху с ними обсуждал и не план ограбления банка. Что ещё за запрещённые темы?
В общем, я был выставлен крайне плохим работником, с низкой мотивацией и ответственностью, за что получил сразу два выговора в личное дело. Ещё своей властью он выселил меня из номера и запретил пользоваться сервисами отеля. Переселил в типовой, четырёхместный номер для обслуги. За мой счёт, естественно. Вкатил штраф в половину зарплаты за безделье, с его точки зрения. Больше просто не смог. То, что я свою работу успевал сделать за пару часов, управляющего совершенно не волновало. Также он пообещал выслать меня из отеля в ближайшее время. Видать, Накамура-сан хорошенько его нагнула и жёстко отымела, наказав деньгами, естественно. Поэтому в среде работников и бытует шутка, что лучше всего держаться от начальства подальше, а к кухне — поближе.
Покинул кабинет словно оплёванным, в сильном изумлении. Мои объяснения управляющий даже слушать не пожелал. Сказал, не заслужил.
Как Мацумото, я ничего не мог поделать в этой ситуации, только смириться и склониться перед вышестоящими. Всё так делали. Но так ведь я не только Мацумото. Однако жаловаться дедушке, что его внуку прищемили хвост, последнее дело. Нужно уметь самостоятельно завязывать себе шнурки, а то, рано или поздно, споткнёшься о собственные ноги.
Позвонив Сацуки, гаду такому, попросил его снять президентский люкс на своё имя, за мои деньги, и позволить мне там продолжить резвиться в своё удовольствие. Пусть управляющий теперь попробует меня оттуда выселить. С интересом за этим понаблюдаю. Он, вообще, не имел права в одностороннем порядке, без нарушения правил отеля выселять жильца из оплаченного им номера. Неважно, гость он или сотрудник. Далее, связавшись с Фукудой, я попросил её заняться этим делом. Защитить мою честь и достоинство, наказав управляющего так, чтобы он от злости съел тот ковёр, на котором я стоял в его кабинете. Если не захочет, попросил оставить его без штанов, а потом засудить за непристойное поведение в общественных местах. Пусть только заикнётся, что я действую не по закону. И на десерт решил подкинуть ему сладкий рулетик Шеогората. Воспользуюсь своим самым страшным оружием, под именем — Рурико.
— Моси-моси. Это я. Чем занята? — поинтересовался со зловещей улыбкой.