Метель

Бенедикт

Ее звали Фэй Бергер. Профессор сравнительной филологии в Колумбийском университете. Познакомилась с Томасом в начале того же года, когда на улице дул такой сильный ветер и шел дождь со снегом, что она решила переждать ненастье в музее «Метрополитен». В отделе Океании было пусто, кроме одного человека, который так долго и упорно рассматривал полинезийские каноэ, что она не выдержала и спросила, не собирается ли он переплыть на такой лодке Атлантический океан. Он только улыбнулся в ответ, и ее поразили его глаза: карие, с золотыми блестками, как у обсидиана, и лицо с такими тонкими, правильными чертами, даже почти женскими. Его кожа обветрилась и загорела на солнце, как у морского волка. Она сказала, что случилось что-то необъяснимое, она как будто знала его раньше и всегда ждала только его под стеклянным куполом, его спокойствие контрастировало с бьющими в окна порывами снега и далеким воем ветра. Она отвела этого незнакомца домой, в нарушение всех правил безопасности, которым матери учат дочерей, но она уже не была ребенком. Они проговорили всю ночь, она хотела знать, что привело его сюда, на другой конец страны, где он родился, и что он видел на своем пути. Он рассказывал ей о землях засушливых, сменивших земли мерзлые, о зеленых равнинах, сменивших горы, о пустынях и серебряных шпилях городов, о белых, афроамериканцах, мексиканцах, японцах, которые были больше американцы, чем он сам, об именах и звуках, в которых слышался Восток, Азия, Восточная Европа, о еде, приготовленной из чего попало, и овощах, сорванных на рассвете с грядки. Еще он сказал ей то, чего я не знал: он не способен сидеть на месте, лежать, как плод, упавший с дерева, — жизнь лишь бесконечное движение, перемещение на большое или малое расстояние, постоянное продвижение к чему-то новому, к другим местам, другим людям, другим историям. Он сказал, что так долго сидел на одном месте, что сегодня счастлив, даже когда ветер тронет на бегу его волосы или если можно долго ехать на автобусе. Он хотел идти вперед, все дальше и дальше, и никогда не останавливаться. Фэй сказала, что это напоминает бегство, и что, куда бы мы ни отправились, мы всюду тащим груз своих проблем, и что есть другие способы справиться с проблемами, не обязательно пересекая всю страну. Томас расхохотался и ответил, что дома наш отец скорее утопит психоаналитика на дне озера, привязав ему камень к лодыжкам, чем доверит хоть единого члена семьи. Томас не бежал, а искал новые образы, невиданные пейзажи; его разум искал на смену первому удовольствию новое, способное заполнить все свободное пространство и вытеснить все темное и мерзкое в жизни, загнать его в один угол и задавить красотой. Все, что рассказывала мне Фэй о том вечере, казалось мне слишком отвлеченным, абстрактным, я не узнавал собственного брата, но, может быть, нам и не дано узнать кого-то по-настоящему. Я и сегодня не знаю, почему он бежал — от чего? Или к чему? Знаю только, что ни этот город, ни его обитатели не смогли его удержать.