Поздно вечером дверь тюрьмы отворилась, и на пороге появился незнакомый, одетый в лохмотья альб. В одной руке он нес хлеб, а в другой — миску с водой. Оставив все это на полу, он молча вышел. Бальдур и Ойгель принялись за еду. Лиф сидел в уголке, уставившись в пол, и не двинулся с места даже когда аз протянул ему хлеб. Наконец Ойгель встал, опустился перед Лифом на колени и посмотрел в лицо мальчику.
— Ты должен покушать, Лиф. Плохо умирать с пустым желудком, — попытался пошутить он.
Лиф отвел в сторону руку Ойгеля, в которой тот держал хлеб.
— Я не голоден.
— Неправда. — возразил Ойгель, — просто ты горюешь о своем будущем, не правда ли? К тому же тебя смутило то. что ты услышал.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Лиф.
— Для меня тоже было шоком узнать, что азы и альбы отличаются не только ростом. Поверь мне, Лиф, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. То же самое испытал и я. только это было очень давно. Бороться против судьбы — бесполезное дело. Даже богам это не по силам — что же тогда говорить о людях?
Лиф поднял на него глаза.
— Я не желаю слушать твою болтовню о судьбе и о каких-то ее могучих силах! — возмутился он. — Если ты хочешь во все это верить, то пожалуйста! Только оставь меня в покое.
— Кто тебе сказал, что я хочу в это верить? — мягко возразил Ойгель, — Просто я должен познать, что это такое.
— В самом деле? — насмешливо спросил Лиф, — Вероятно, тебе следует познать кое-что другое, Ойгель. Очевидно, существуют большие различия не только между азами и альбами, но и между альбами и людьми. Мы, люди, строим судьбу собственными руками.
— Ты говоришь почти как Суртур, — заметил Ойгель.
Лиф смущенно потупил взгляд.
— Прости, — сказал он. — Я не хотел тебя обидеть. Но…
— …больно осознавать, что мы бессильны, — договорил за него Ойгель, — Я знаю. До заката солнца еще далеко, и тебе не станет легче, если ты будешь сидеть голодным.
Мальчик взял протянутый Ойгелем кусок хлеба. Ойгель довольно улыбнулся, встал и отошел к Бальдуру, который все это время занимался тем, что упорно, но безрезультатно пытался разорвать свои оковы.
Едва Лиф начал есть, как у него разгорелся аппетит и он проглотил весь хлеб до последней крошки. Ойгель принес ему воды, которую мальчик тут же жадно выпил.
Лиф попытался заснуть, но, несмотря на усталость, не находил покоя. Во сне он постоянно вздрагивал, а однажды, когда забылся наконец в тяжелой дремоте, его растормошил Ойгель и сказал, что он во сне кричал и стонал.
Прошло немало времени, прежде чем он уснул, но снова пробудился через час с горьким привкусом во рту и смутным воспоминанием о каком-то кошмаре. Вся его одежда промокла от пота.
Вскоре принесли еду. Ни Лиф, ни его спутники сначала не заметили ничего особенного в поведении незнакомого альба. Но тюремный служитель, поставив на пол миску и ломоть хлеба, не вышел из камеры, как раньше, а шмыгнул к двери, выглянул через щель в коридор и вернулся обратно.
Бальдур взглянул на него, собираясь что-то спросить, но альб быстро поднял руку и сделал умоляющий жест. Затем незнакомец опустился перед азом на колени и протянул руки к его оковам. Лиф вздрогнул. Под коричневым, низко надвинутым на лоб капюшоном было не морщинистое лицо альба, а лицо его брата!
— Лифтразил! — воскликнул Лиф. — Что…
Лифтразил резко обернулся, знаком приказал ему замолчать и бросил испуганный взгляд на дверь.
— Не так громко, — прошептал он. — Если нас услышат. то все пропало!
— Что все это значит? — гораздо тише, чем Лиф, но резко и недоверчиво спросил Ойгель.
Лифтразил снова повернулся к Бальдуру и занялся его оковами.
— Вы же видите, — недовольно ответил он, — я вас освобождаю.
— Но почему? — растерянно прошептал Лиф. — Я этого не понимаю.
Лифтразил на минуту оторвался от своего дела и наморщил лоб.
— Честно говоря, я и сам не очень понимаю, — признался он и улыбнулся. — Но вы не должны умереть. Во всяком случае, ты, Лиф.
— Значит, хоть ты понял, что в дела судьбы вмешиваться нельзя, — сказал Ойгель.
Лифтразил скривил рот.
— Суртур дурак, — насмешливо произнес он. — Победы, которых он добился, его ослепили. Но Лиф умереть не должен — по крайней мере, сейчас.
Лиф посмотрел на брата, и в его душе родилось горькое чувство разочарования. В первую минуту он решил, что братом двигало раскаяние. Но последние слова Лифтразила однозначно доказывали, что его поступок продиктован только расчетом. Ему было наплевать на жизнь Лифа, как и на судьбы Ойгеля и Бальдура.
— Как мы отсюда выйдем? — спросил Бальдур.
Лифтразил недовольно сжал губы и еще сильнее дернул за оковы Бальдура.
— Если я с этими штуками не справлюсь, то об этом нечего и думать. Но не беспокойтесь, один из карликов-кузнецов выдал мне тайну.
— А потом? — спросил Бальдур, — В коридоре полно охранников.
Лифтразил вздрогнул.
— Вы должны бежать не теперь! — торопливо зашептал он. — А то вы далеко не убежите, а Суртур заметит мою измену.
— И этого ты ужасно боишься, да? — презрительно спросил Ойгель, — Суртур был прав, когда он усомнился в твоей верности, — Он покачал головой, — Не могу поверить, что вы все-таки братья.
— Что значит — братья? — спросил Лифтразил. — У нас общие родители, только и всего.
— И несмотря на это, ты нам помогаешь? — спросил Лиф.
Лифтразил презрительно усмехнулся.
— Тебе, — подчеркнуто сказал он. — Не вам. Тех обоих я освобождаю только потому, что в одиночку ты не сделаешь и шага.
— Идем с нами! — вдруг предложил ему Лиф, — Вместе мы сможем убежать.
— С вами? — Лифтразил зло рассмеялся. — Куда же? Суртур будет меня преследовать и найдет везде, куда бы я ни спрятался. У меня нет желания вести жизнь затравленного зверя.
— А если в Азгард? — Лиф заволновался. — Я уверен, что азы тебя простят, если ты отречешься от Суртура.
Лифтразил задумчиво поднял на него глаза, затем посмотрел на Бальдура, снова на Лифа и покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Я не пошел бы, даже если бы хотел.
— Лифтразил прав, — мягко сказал Бальдур. — Его бы приняли у нас, но он не согласится, Лиф. Он с таким же желанием готов перейти на нашу сторону, как ты на сторону Суртура.
— С чего вы взяли? — не сдавался Лиф. — Если бы вы дали ему возможность попробовать…
— А если бы Суртур предложил тебе перейти на его сторону, ты бы согласился? — не отвечая на его вопрос, спросил Бальдур.
— Но это же совсем другое дело! — возразил Лиф. — Мы… мы же братья.
— Но ты на нашей стороне, — напомнил ему Ойгель, — а он служит Суртуру. Пойми же это наконец.
— Ойгель прав, — сухо произнес Лифтразил. — Несколько дней назад ты даже не подозревал о моем существовании. Что значит — братья? Какое отношение имеет твоя жизнь к моей?
— Неужели ты мой враг? — в отчаянии воскликнул Лиф, — Идем с нами, Лифтразил, отрекись от Суртура и переходи на сторону добра!
Неожиданно презрение на лице Лифтразила уступило место печали.
— Добра? — повторил он. — Ты действительно в это веришь?
Лиф кивнул.
— Разве это не так?
— Тогда я скажу тебе все, что я об этом думаю, — ответил Лифтразил. — То, что ты считаешь добром, я называю слабостью. Ты вырос у простых людей и думаешь, что они обращались с тобою по-доброму. — Он засмеялся. — Я не знаком с твоими приемными родителями, но могу представить, что за жизнь у тебя была. Они с тобой нянчились, приучили тебя работать с утра до вечера и внушили, что для жизни вполне достаточно иметь сытое брюхо и мягкую постель.
— А тебе этого недостаточно? — недоуменно спросил Лиф.
— Нет! — порывисто ответил Лифтразил. — Мне — нет! — Его глаза сверкнули. — Я не так добр, как ты, братец. Люди, которые меня воспитывали, были жестокими. Я не имел, в отличие от тебя, хорошей постели и миски горячего молока каждый день. Я жил в стойлах и иногда получал кусок заплесневевшего хлеба. Я не получал подарков, как ты. Но меня приучили бороться за все, что я хочу иметь. — Он выпрямился во весь рост и сжал кулаки. — Вот в чем настоящая сила, Лиф! Только сильный может выжить. Только тот, кто не клянчит, а завоевывает то, что ему нужно. Вот почему я перешел к Суртуру и великанам, Лиф. Но тебе этого не понять.
— Я не собираюсь ничего понимать! — в ярости воскликнул Лиф.
— Хватит! — резко вмешался Бальдур. — Лифтразил прав, Лиф. Ты его так же не понимаешь, как и он тебя. Будущее покажет, кто из вас прав.
Раздался тихий звон. Кандалы Бальдура упали. Облегченно вздохнув, Лифтразил встал. Бальдур выпрямился, разминая руки.
— Благодарю тебя, Лифтразил, — серьезно сказал Ойгель — Даже если мы враги.
— Я это сделал не ради тебя, — ответил Лифтразил.
— Я знаю, — вздохнул Ойгель. Он улыбнулся и спросил: — И все-таки как мы выйдем отсюда? В коридоре, ты говоришь, охрана?
Лифтразил кивнул.
— Через несколько часов зайдет солнце, — сказал он. — Суртур пошлет за вами, как только начнет смеркаться. И тогда вы сможете бежать. Но вам придется драться. — Он посмотрел на Бальдура, и на его лице отразилась озабоченность, — Ты сможешь одолеть трех или четырех воинов Суртура?
Бальдур кивнул.
— Это важно, — продолжил Лифтразил. — Я попытаюсь отвлечь охрану, но с теми, которые поведут вас на казнь, ты должен справиться сам. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы вас поймали снова. Если Суртур узнает, что я замешан в вашем освобождении, Фенрир получит разрешение безнаказанно убивать людей.
— Мы справимся, — сказал Ойгель. — Только бы выйти отсюда, и мы найдем возможность убраться подальше от Огненного Царства.
— Желаю удачи.
Лифтразил встал, надвинул на лоб капюшон и шмыгнул к двери, но Лиф опять его окликнул:
— Лифтразил!
Его брат остановился и обернулся с недовольным видом.
— Благодарю тебя, — прошептал Лиф.
— Не за что, — ответил Лифтразил. — Я сделал только то, что должен был сделать. Будь на твоем месте незнакомец, я поступил бы так же, — Он отвернулся и захотел выйти из камеры, но вдруг остановился и посмотрел на Лифа. — Мы еще увидимся, братец, — сказал он. — И советую тебе подумать над моими словами. Когда встретимся в следующий раз, будем драться друг против друга с оружием в руках. Мы будем врагами. Не забывай этого никогда.
Через несколько минут, как и предсказывал Лифтразил, за ними пришли охранники. Все четверо были вооружены до зубов, и Лиф смотрел на них с нескрываемым ужасом. Великаны сняли кандалы с ног Бальдура и вывели пленников из тюрьмы.
Их погнали тем же коридором, каким они пришли в камеру вчера. Впереди под конвоем охранников шел Бальдур.
Ойгель и Лиф следовали вплотную за ними, сопровождаемые двумя другими одетыми в черное фигурами. Лиф глубоко сомневался, сумеет ли уставший и обессиленный Бальдур справиться сразу с четырьмя этими верзилами. Ответ на этот вопрос он получил раньше, чем ожидал.
Пройдя главный вход, они вошли в узкую, в форме спирали, шахту, каменные ступени которой вели вниз. Бальдур шагал неуверенно и молча, опустив голову, пока охранники не достигли середины шахты.
То, что произошло потом, случилось так быстро, что Лиф впоследствии не мог точно вспомнить подробности разыгравшейся сцены. Бальдур вскинул руки вверх. Его кандалы вдруг превратились в смертельное оружие и упали на головы шедших рядом с ним великанов. Одновременно с ним Ойгель поставил подножку идущему рядом с ним охраннику, и тот рухнул спиной на лестницу, а Бальдур схватил четвертого и прежде, чем тот успел вскрикнуть, ударил его под челюсть. Великан закатил глаза, издал хриплый звук и покатился вниз к трем своим товарищам, которые неподвижно лежали на ступенях.
На секунду Бальдур застыл в воинственной позе, затем расслабился, бросил Ойгелю повелительный взгляд и широкими шагами кинулся вперед, перепрыгивая через поваленных охранников. Ойгель побежал вниз по лестнице, но вскоре остановился, заметив, что Лиф не двинулся с места.
— В чем дело? — нетерпеливо спросил он. — Чего ты ждешь?
Лиф не отрывал глаз от четырех фигур, лежавших у его ног.
— Они… они убиты? — пролепетал он.
Вопрос явно смутил Ойгеля. Помолчав, он покачал головой.
— Нет, — сказал он.
— Погоди, они еще докажут тебе, насколько они живы. Когда они очнутся, они так завопят, что все Огненное Царство встанет на дыбы, — нетерпеливо добавил Бальдур. — Идем скорее!
— Куда теперь? — спросил Ойгель.
Бальдур пожал плечами.
— Посмотрим, — сказал он. — Если мне удастся передать весть Хугину, то мы спасены. Но я не могу это сделать сейчас, когда вокруг нас одни только черные камни! — Он сжал кулаки и яростно пнул ногой каменную стену Огненного Царства.
— Давай не будем терять времени, — поторопил его Ойгель. — Вперед!
Они вышли из шахты, и в эту минуту им улыбнулась удача: коридор оказался пуст. Ойгель, выскользнувший на разведку, через несколько секунд вернулся и сообщил, что из ближайших штолен опасность не грозит. Беглецы дошли почти до камеры, а затем повернули в узкий, едва освещенный боковой коридор, который был так низок, что Бальдуру пришлось идти согнувшись в три погибели, а Лиф недоумевал, как привыкшие к подземному миру великаны умудряются здесь передвигаться.
Вскоре Лиф потерял ориентацию, и даже Бальдур, который шел позади Ойгеля и отмечал большинство направлений, чувствовал себя все более неуверенно. Огненное Царство почти сплошь состояло из подземного лабиринта, гигантской сети штолен, бесконечных лестниц и коридоров, которые зачастую оканчивались тупиком или бездонной шахтой. Около часа они блуждали в пустых и молчаливых коридорах, пока далеко впереди вдруг не забрезжил свет, похожий на крохотную красную искру. Тишину сменил шепот голосов.
Бальдур поднял руку и указал на небольшую нишу в боковой стене.
— Подождите здесь, — сказал он. — Я пойду вперед и узнаю путь.
— Возьми меня с собой, — попросил Ойгель. Бальдур молча покачал головой и исчез, прежде чем альб успел его задержать. Ойгель с сожалением посмотрел ему вслед. — Зря он меня не взял. Он заблудится, — сказал альб.
— Разве ты умеешь здесь ориентироваться? — спросил Лиф.
Ойгель кивнул.
— Мой народ строил Огненное Царство. Но это было так давно. — Он огляделся по сторонам и покачал головой. — Все здесь переменилось. Огненное Царство превратилось в крысиные норы.
Несколько бесконечных минут прошли в молчании. Затем с заметным недовольством Ойгель направился к нише, которую указал им Бальдур, и сел. Лиф последовал его примеру. Он напряженно вслушивался в темноту, пытаясь различить шаги Бальдура. Но это ему не удалось.
— Выйдем ли мы отсюда? — тихо спросил мальчик.
Ойгель пожал плечами.
— Как судьбе будет угодно, — пробормотал он. Помолчав, он поднял голову, посмотрел на Лифа и вдруг улыбнулся. — Да, — сказал он. — Мы выйдем отсюда. Только бы ты остался жив.
— Кто этот Хугин, о котором говорил Бальдур? — спросил Лиф. — Он аз?
— Нет, — ответил Ойгель, — Хугин и Мунин — это вороны Одина.
— Вороны? — недоуменно повторил Лиф. — Но как нам помогут вороны, если…
— Это не обычные птицы, — перебил его Ойгель. — Не такие, как ты думаешь. Они сидят по обе стороны трона Одина и не только посылают новости людям Мидгарда, ванам и альбам, но и сообщают своему хозяину обо всем, что происходит в мире. Они должны услышать зов Бальдура.
В темноте впереди послышались шаги. Лиф заметил, как насторожился Ойгель.
Это был Бальдур.
Аз двигался быстро. Он дошел до ниши, опустился на корточки и скривил губы.
— Наши дела плохи, — сказал он, — Там, впереди, полно воинов Суртура.
— Наверняка они давно заметили наше бегство, — вздрогнул Ойгель.
— Да, — согласился Бальдур, — Судя по всему, они прочесывают все Огненное Царство. По этому пути нам идти нельзя. Суртур мобилизовал всю свою армию. — Он строго посмотрел на Лифа, словно тот был в этом виноват. — Лифтразил обещал отвлечь охрану.
Лиф ощутил чувство горячей благодарности к своему брату.
— Этим поступком он сделает слишком многое и может навлечь на себя подозрение, — заметил Ойгель. Он встал и повелительным жестом указал туда, откуда они пришли. — Я знаю несколько дорог, которые, возможно, неизвестны Суртуру, — сказал он. — Попытаемся их найти.
Их попытка не увенчалась успехом. В то время, когда снаружи, над мрачными вулканическими скалами Огненного Царства, снова засияло солнце, они все еще блуждали по черным катакомбам подземного мира, то теряя надежду выйти оттуда, то снова обретая ее. От многократной и внезапной смены воодушевления и разочарования беглецы все больше изнемогали и впадали в уныние.
Тайные выходы, о которых говорил Ойгель, принесли им новые разочарования, и, хотя альб прилагал все усилия, чтобы ободрить своих усталых спутников, Лиф чувствовал, что он встревожен не на шутку. Большинство известных Ойгелю коридоров оказались непроходимыми. По прошествии нескольких столетий с момента окончания строительства Огненного Царства многие подземные ходы обветшали и обрушились. Некоторые из них оказались замурованными или изменили свою форму, а некоторые вели в совершенно другое направление и оканчивались пристроенным к ним помещением или массивной, тщательно запертой дверью.
Лифу бросилось в глаза, что они все дальше проникали в неосвещенные глубины Огненного Царства. Лестницы, по которым они шли с Ойгелем и Бальдуром, почти все без исключения вели вниз. Наверняка беглецы сейчас находились глубоко под морем. Воздух в коридорах становился все теплее.
Не раз их подстерегала опасность быть обнаруженными воинами Суртура, но в последний момент им удавалось скрыться. Затаив дыхание и дрожа, они прятались в тени какой-нибудь ниши и прислушивались к шагам, громыхавшим мимо их укрытия.
И наконец случилось неизбежное. Когда они, исследовав еще один коридор, закончившийся непреодолимой грудой камней и мусора, возвращались обратно, удача им изменила. Словно из-под земли перед ними появился великан. Бальдур, обладавший молниеносной реакцией, на этот раз опоздал. С яростным воплем охранник оттолкнул Ойгеля в сторону и, размахнувшись, ударил Бальдура в челюсть. Тот заметил движение охранника и попытался уклониться от удара, но оказался недостаточно ловок и упал, не потеряв однако сознания. Бальдур вскочил, подмял под себя великана, но ударить так и не успел. Охранник пронзительно закричал. Его крик тысячекратным эхом прокатился по множеству коридоров.
Не прошло и секунды, как с другого края штольни донесся ответ, и вдруг тишина коридора наполнилась топотом ног, криками и звоном оружия.
Бальдур выругался. Он встал и нагнулся снова, чтобы вынуть меч из-за пояса неподвижно лежавшего великана.
— Куда теперь, Ойгель? — спросил он.
Альб беспомощно озирался вокруг. Голоса приближались. Ойгель был близок к панике. Наконец он взял себя в руки и указал направо.
Они побежали. Теперь не было необходимости соблюдать тишину, и они с топотом помчались вперед. Мимо них мелькали черные стены. Но шаги преследователей неумолимо приближались.
Ойгель бросился вниз по лестнице, и они оказались в круглом и совершенно пустом зале, от которого отходило несколько темных коридоров. Дрожащей рукой он указал на крайний левый туннель, а сам побежал к противоположному концу зала, оторвал лоскут от своего плаща и положил его на входе одной из штолен. Затем бегом вернулся назад.
— Скорее! — тяжело дыша, прохрипел он. — Возможно, они окажутся настолько глупыми, что попадутся на эту уловку.
Вдруг Бальдур нагнулся и не церемонясь перебросил Лифа и Ойгеля через оба плеча. Лиф запротестовал, но аз не обратил внимания на его возмущение и побежал дальше так быстро, что Лиф удивился. Неожиданно позади раздались пронзительные крики. Среди них выделялся глухой повелительный голос.
— Не получилось! — прохрипел Ойгель. — Скорее, Бальдур! Это сам Суртур! Он убьет нас сразу, как только поймает.
Бальдур прибавил шаг, и вскоре они оказались в просторном зале, заполненном красным светом. В нем была удушливая жара.
Едва Бальдур вошел в каменный зал, к ним приблизились три великана с обнаженными мечами. У Лифа замерло сердце. Аз исторг яростный боевой крик, грубо стряхнул Ойгеля и Лифа на землю и поднял меч. Зазубренный клинок превратился в молнию, которая с треском обрушилась на великанов и первым же ударом сразила двоих из них. Третий охранник с испуганным хрипом отступил назад, но Бальдур оглушил его рукояткой меча. Затем, быстро нагнувшись, он перевернул оглушенного великана на спину и, вытащив у него из-за пояса кинжал, бросил его альбу. Ойгель ловко поймал оружие. В его руках кинжал великана выглядел как меч.
— Куда теперь? — задыхаясь, спросил Бальдур. — Ну, говори же, ради Одина!
Ойгель указал на коридор, в глубине которого горел жутковатый свет. Оттуда веял жаркий поток воздуха, обжигавший лицо Лифа.
Бальдур испугался.
— Туда? — прохрипел он. — Ты уверен?
Ойгель кивнул.
— Это единственный путь.
Бальдур заколебался, но взял себя в руки, повернулся и бросился в штольню. Лиф и альб последовали за ним.
Чем глубже они проникали в каменный туннель, тем ярче становился красный свет. Воздух трещал от жары. Камни под босыми ногами Лифа горели. Доносящиеся откуда-то глухое шипение и бульканье заглушали шаги их преследователей.
Жара была невыносимая. Лиф едва дышал.
Штольня окончилась куполообразной пещерой, заполненной клубами пара красного цвета, похожими на пылающий туман. Внизу, под ногами беглецов, зияли большие, с зазубренными краями кратеры. Некоторые из них время от времени выбрасывали в воздух языки пламени, другие были заполнены расплавленными камнями или выпускали из недр земли струи ядовитых газов. Лиф задыхался от едкой, отвратительной вони.
Бальдур выбежал на середину пещеры, воинственно поднял меч и повернулся кругом. Затем жестом позвал своих спутников.
— Кажется, его здесь нет, — пробормотал он. — Нам повезло.
— Он здесь, Бальдур, даю тебе честное слово, — ответил Ойгель. — Он ждет.
— О ком вы говорите? — спросил Лиф.
Бальдур не ответил. Ойгель, нахмурившись, бросил строгий взгляд на мальчика и снова повернулся к Бальдуру.
— Мы должны рискнуть. Это наш последний шанс.
— О ком вы говорите? — снова спросил Лиф. Он терял терпение. То, как с ним обходились альб и великан, раздражало мальчика. — Если здесь есть опасность, то почему…
Ойгель, Бальдур и Лиф одновременно резко обернулись.
Пещера уже не была пустой. Из коридора сюда мчались не меньше десятка вооруженных великанов, впереди которых бежал рыжеволосый гигант. В его руке сверкал огненный меч. Суртур!
Бальдур торопливо оттолкнул от себя Ойгеля и Лифа, расставил пошире ноги и обеими руками ухватился за меч. Но Суртур и его великаны почему-то остановились у входа в пещеру и даже не пытались войти в нее. Лицо Суртура было искажено от ярости, а взгляд блуждал по огромному залу. «Он что-то ищет», — подумал Лиф.
— Ваша песенка спета! — угрожающе закричал Суртур, — Бросай оружие, Бальдур, и я подарю тебе и альбу жизнь. А этот, — он острием огненного меча указал на Лифа, — умрет в любом случае.
Бальдур издал рычание, как рассерженный волк.
— Иди сюда и сразись со мною, если ты не трус, Суртур, — сказал он.
Глаза Суртура вспыхнули гневом, но он не двигался с места. Казалось, он стоял перед невидимой границей, которая его удерживала.
— Сдавайся, Бальдур, — сказал он. — Ты знаешь, куда ведет этот путь. Даже если вы убежите от меня и моих воинов, вы все равно пропали.
Вместо ответа Бальдур поднял меч. Его мощные мускулы напряглись. Выругавшись, Суртур опустил голову, выхватил из-за пояса меч и решительно шагнул в глубь пещеры. Лиф видел, что Бальдур искал устойчивое положение, чтобы в случае нападения выдержать удар огненного великана.
Их поединок не состоялся. Суртур с воплем кинулся вперед, но не успел пройти и половины расстояния до своего противника, как между ним и Бальдуром вдруг выросла высокая причудливая тень. Противники одновременно отшатнулись назад.
Лиф тоже вскрикнул и попятился, когда увидел чудовище, появившееся между азом и огненным великаном.
Это была птица, похожая на петуха, но гораздо выше человека, уродливая и горбатая. Оперение птицы ржаво-коричневого цвета сверкало металлическим блеском. Огненно-красный гребень петуха горел на безобразной голове как застывшее пламя. В его глазах сверкала лютая злоба. Клюв птицы, словно кожа жабы, сплошь покрытый язвами и наростами, смог бы одним ударом убить даже такого человека, как Суртур. Завопив от ярости, это отвратительное существо выпрямилось во весь рост и забило крыльями. Поток воздуха от крыльев петуха, ударивший в лицо Лифа, был жгуч, как пламя. Под ногами чудовища растрескалась земля.
— Кто посмел нарушить мой покой? — заверещало оно голосом, от которого по спине мальчика пробежала ледяная дрожь. Злые глаза птицы таращились то на Бальдура, то на Суртура, ее голова попеременно поворачивалась то вправо, то влево. Наконец петух снова забил крыльями и шагнул к огненному великану. — Значит, это ты, Суртур? — прокаркал он, лязгая клювом. — Ты осмелился нарушить договор? Хочешь услышать мой голос?
Огненный великан попятился назад.
— Не я нарушил договор! — защищаясь, пробормотал он. — Вот кто! — Он указал огненным мечом на Бальдура. — Бальдур, сын Одина, и Ойгель, король шварцальбов. Выгони их отсюда, и мы сразу уйдем.
Петух повернулся кругом и, склонив набок голову, оглядел сначала Бальдура, а затем альба. Лифа он как будто не замечал. Наверное, мальчик казался ему недостойным его внимания.
— Бальдур! — прокаркал он. — Чего ты здесь ищешь? А ты, Ойгель? Разве вы не знаете, что никому из живущих не разрешено вступать в мои владения, даже альбам и азам?
— В этом виноват Суртур, — упрямо возразил Бальдур. — Это он нарушил мир и захотел нас убить.
— И все же тебе не следовало сюда приходить, — прошипел петух. — За свой проступок и ты, и твои друзья заплатят жизнями.
Бальдур поднял меч, и в ответ на это петух издал звук, очень похожий на смех.
— Ты хочешь драться? — прокаркал он и, шагнув вперед, поднял ногу и пинком опрокинул Бальдура на землю. — Сын высшего аза хочет со мною драться? — закричал он. — Да еще здесь, в моем владении? Неужели сын Одина от страха растерял весь свой разум? Или азы хотят услышать мой голос, чтобы я разбудил своих братьев?
— Он не виноват, — торопливо заверил его Лиф.
Огромный петух сверху вниз посмотрел на мальчика.
— Кто ты такой? — спросил он. — Как ты осмелился вмешиваться в разговор бессмертных?
— Меня… меня зовут Лиф, — запинаясь, ответил мальчик. Его горло сдавило от страха. — Эти двое помогли мне бежать из тюрьмы Суртура.
— Лиф? — Петух выпрямился. Его голова повернулась назад, к Суртуру, затем он поглядел на Бальдура и снова на Лифа. — Вот, значит, как, — прокаркал он и вдруг, развернувшись, подошел к Суртуру.
Огненный великан поднял меч, но его жест нисколько не смутил петуха.
— Ты меня обманул, Суртур! — воскликнул петух. Его сверкающее оперение встало дыбом, из-под когтей посыпались обломки камней. — Неужели ты хочешь изменить судьбу, остановить ход событий? — Он яростно забил крыльями, повернул назад и семенящими шажками отошел от Суртура. Взгляд его сверкающих глаз пронизывал Лифа насквозь. — А тебе, — продолжал петух, обращаясь к Лифу, — следовало быть осторожным в выборе друзей. — Его клюв указал на выход из пещеры. — Вы можете идти, если действительно этого хотите. Ты должен жить, чтобы в нужный момент решить судьбу мира. — Он снова издал странный звук, напоминающий смех. — Разве твои друзья тебе не говорили, куда ведет этот путь? — спросил он.
Лиф покачал головой. Только теперь, когда он услышал слова петуха, ему бросилось в глаза, как странно выглядел выход из пещеры. Там находились прямоугольные ворота, очень высокие и широкие, по обе стороны которых и сверху были высечены из камня страшные изображения: змеи, свившиеся в клубок, люди с лицами, искаженными от ужаса и муки, огромные драконы, изрыгающие на землю пламя, и другие страшные существа, наводящие на Лифа ужас.
— Нет, — прошептал он. — Что… что это?
— Вход в мои владения, — ответил петух. — До сих пор ни одно живое существо не выходило оттуда — ни люди, ни азы. Я предоставляю тебе выбор: сдаться Суртуру или отправиться туда.
Лиф застыл от страха. Во рту у него пересохло, он едва мог говорить.
— Это… это не выбор, — с трудом проговорил он. — У Суртура нас ждет верная смерть.
— А там, возможно, кое-что похуже, — заметил петух. — Подумай, человеческое дитя. Если Ойгель тебе не сказал, куда ведет этот путь, то за него это сделаю я. — Он выпрямился во весь рост, взмахнул крыльями и указал клювом на мрачные ворота. — Это путь в страну мертвых, — сказал он. — Ворота в царство богини Гелы.