Мидгард

Глава семнадцатая ЛЕДЯНОЙ ВЕЛИКАН

Лиф прожил в Азгарде больше года. Поначалу никто из азов не говорил о войне, по крайней мере с ним или в его присутствии. Это было чудесное время — год, за который он узнал много нового и таинственного из жизни не только богов, но и людей. После рокового собрания азов, в первое утро пребывания Лифа в Азгарде, Тир и Тор начали обучать его воинскому искусству. Оба аза оказались настойчивыми и терпеливыми учителями. Они безжалостно муштровали Лифа, заставляя тщательно отрабатывать приемы боя, от них не ускользали даже его малейшие ошибки. Первые несколько месяцев превратились для мальчика в сплошное мучение. Он терпеть не мог сражаться. Он попытался отказаться от этих уроков, но в ответ получил строгий выговор от Одина и нравоучения со стороны Бальдура и Тора. Очень скоро упрямство мальчика было сломлено, и он нехотя подчинился Тиру и Тору, которые превратили уроки боя в серию разнообразных пыток. Сначала Лиф просто терпел эти уроки, но постепенно они начали ему нравиться. Будучи мальчиком, он, как многие его сверстники, хотел быть сильным и ловким. Вот почему он стал прилежным учеником, поражавшим своими успехами самого Одина. Лиф научился обращаться с копьем, щитом и мечом, луком и стрелами и противостоять врагу, который сильнее его и лучше вооружен.

В течение этого времени с ним случилась важнейшая перемена, которую он даже не заметил.

Лиф вырос.

Из узкоплечего, вечно бледного и часто перепуганного мальчугана он превратился в юношу хотя и немного хрупкого на вид, но высокого и стройного, в фигуре которого опытный глаз уловил бы выносливость и легкость движений. Но перемена произошла не только в его внешности. Лиф часто и подолгу беседовал с Одином, и постепенно кое-что в его взглядах на жизнь азов переменилось. Как и прежде, он страстно ненавидел войну и насилие, и что-то в его душе противилось необходимости отдаться на волю судьбы, какой бы она ни была, но он понял, что иногда обстоятельства бывают неумолимыми и есть силы, которые могущественнее богов. Но, несмотря на все это, Лиф твердо знал, что однажды, когда Геймдал затрубит в горн Гьяллар и позовет азов и их союзников на Последнюю Битву, он не сможет встать и пойти с ними.

Лиф ни с кем не делился своими мыслями, так как у него не было для этого случая, ведь никто в его присутствии не говорил о Сумерках Богов Все, как один, — не только сами азы, но и все их друзья, союзники и слуги, вплоть до сторожей и конюхов, избегали говорить на эту тему, если Лиф оказывался поблизости. Он не понимал причины такого поведения: зачем он находился здесь, зачем Тир и Тор обучали его искусству владения мечом, если не для того, чтобы подготовить его к последней, решающей битве?

К битве, когда он будет стоять с оружием в руках против собственного брата…

Лиф часто думал о Лифтразиле и вспоминал его с теплотой, сам не зная почему. Он только трижды встречал своего близнеца, каждый раз очень ненадолго и в обстоятельствах, которые приятными никак не назовешь. Лифтразил совершенно однозначно был его врагом, и, возможно, куда более лютым, чем Суртур и все его великаны, но, несмотря на это, он думал о брате с любовью. Лиф не отваживался говорить об этом вслух. Он хорошо помнил, как упоминание кровных уз привело к ссоре между Бальдуром и Локи.

Он не говорил об этом даже с Бальдуром, с которым их связывала крепкая дружба.

Прошло ровно четырнадцать месяцев его жизни в Химинбьёрге. Наступивший день, как это часто случалось в последние месяцы, снова принес плохие новости из Мидгарда в мир богов.

И все-таки этот день отличался от других. Из поездки, продолжавшейся более года, вернулись Геймдал и Локи. Они объездили девять миров, чтобы приобрести союзников для Последней Битвы. Не один

Лиф сгорал от нетерпения поговорить с вернувшимися домой азами и из их уст услышать все новости. Но сразу по прибытии Один позвал их к себе, и больше их никто не видел.

В то время Лиф гостил в Идалире, лесной крепости Уллера, находившейся в самом сердце Азгарда, по соседству с великолепным Гладсхаймом — резиденцией Одина. Там он брал у Уллера уроки стрельбы из лука, когда из долгого путешествия в Азгард прилетели Хугин и Мунин. Лиф видел воронов Одина не в первый раз и не однажды замечал их полет над сверкающими золотом стенами Гладсхайма. Не в первый раз они приносили плохие новости из мира людей в мир богов. Удивительное дело: мальчик всегда безошибочно чувствовал, с каким известием — радостным или печальным — возвращаются вороны домой. На этот раз, когда пара воронов пролетела над верхушками вечнозеленого леса, по его телу прокатилась ледяная волна страха.

Лиф замер и посмотрел вверх сквозь зеленую крышу листвы. Это чуть не стоило ему жизни. С раннего утра вместе с Тиром и Уллером он учился отбивать мечом или голой рукой летящую в него стрелу, и Уллер слишком поздно заметил перемену в поведении Лифа. Он выпустил из лука стрелу, которая с жужжанием пронеслась мимо щеки мальчика, едва не задев его.

— Ты в своем уме, Лиф? — испуганно воскликнул Уллер. Он выронил лук, бросился к Лифу и с ужасом посмотрел на него. — Что на тебя нашло? Я ведь мог тебя убить!

Лиф слышал его слова, но ничего не ответил. Он все еще смотрел на север, куда полетели Хугин и Мунин. Оба ворона давно исчезли из виду. Возможно, они уже достигли Гладсхайма, ведь путь до крепости Одина был недалек. Тем не менее дрожь, охватившая мальчика несколько минут назад, не проходила.

Вороны принесли плохие новости, он знал это точно.

— Что с тобой? — спросил Уллер. Он подошел ближе и вытянул руку, чтобы потрясти Лифа за плечо. Его гнев сменился беспокойством за мальчика.

— Хугин и Мунин… — прошептал Лиф, — Они вернулись, Уллер.

Аз поднял глаза к небу, огляделся по сторонам и снова повернулся к Лифу.

— Ну и что?

— Они принесли плохую весть, — неуверенно пробормотал Лиф. — Мы должны поспешить к Одину. Как можно скорее! — Он бросил на землю щит и меч и повернулся, чтобы убежать из леса, но едва сделал несколько шагов, как Уллер схватил его за руку.

— Не торопись, сорванец, — насмешливо сказал он. — Никто не приходит к Одину без вызова, даже ты!

Лиф попытался выдернуть руку, но аз был гораздо сильнее.

— Да что с тобой? — с досадой воскликнул он. — Оба ворона часто летают в Гладсхайм.

— На этот раз что-то случилось. Я это чувствую, Уллер. Пожалуйста, отпусти меня!

В глазах аза вспыхнул гнев, который через минуту уступил место задумчивости. Уллер выпустил руку

Лифа, отошел на несколько шагов назад и смущенно покачал головой.

— Странно… — пробормотал он. — Не знаю почему, но мне кажется, что ты говоришь правду, хотя никто не может разговаривать с Хугином и Мунином, кроме Одина. Ты меня удивляешь, мальчик. — Он снова покачал головой и вдруг пронзительно свистнул. Из дома вышел слуга и вопросительно посмотрел на своего хозяина. — Седлайте двух лошадей, — приказал Уллер. — Немедленно!

Когда слуга ушел выполнять приказ, Лиф и Уллер поторопились войти в дом. Лиф быстро умылся и сменил свои кожаные доспехи на обычную одежду. Еще до того, как мальчишка-конюх вывел двух оседланных лошадей, они вышли в тенистый внутренний двор крепости.

Вскоре они выехали из широко открытых ворот Идалира и повернули на север, по направлению к лесу Глазир и крепости Одина. Лошади мчались во всю прыть. Это были быстроногие лошади азов, которые летели над землей, словно ветер. Через несколько минут на горизонте вспыхнула золотистая искорка. Она быстро росла и превращалась в сияющую крепость, зубцы которой простирались высоко над верхушками леса.

Гладсхайм, жилище Одина и самая большая крепость Азгарда, располагался в центре мира богов, подобно золотой ступице колеса, вокруг которой вращалась вся вселенная. Ни одно место в Азгарде не было таким великолепным. Даже сейчас, по прошествии целого года, который Лиф провел в мире азов, он не мог надивиться на простор и роскошь, в которой жили боги.

Мальчика все больше мучила тревога, причинявшая ему почти физическую боль. Казалось, дороге к крепости Одина не будет конца. Он думал о том, что несчастье случилось, скорее всего, в мире людей и неминуемо коснется его самого.

Они уже проскакали больше половины пути, как вдруг позади зубцов Гладсхайма появилась крошечная фигура и мгновение спустя над шелестящим лесом разнесся пронзительный звук трубы.

— Геймдал! — испуганно воскликнул Уллер. — Это Геймдал! Он трубит в горн Гьяллар. Но это не сигнал к бою, — недоуменно добавил он. Не замедляя бешеного галопа лошади, он повернулся в седле и серьезно посмотрел на Лифа. — Ты прав, — сказал он. — Произошло что-то чрезвычайно важное. Геймдал трубит в Гьяллар только в крайних случаях.

Лиф не ответил. Он не чувствовал ни торжества, ни радости от того, что оказался прав. Наоборот: он страстно хотел ошибиться в своем дурном предчувствии. Впрочем, как и Уллер.

В немыслимом темпе, когда даже неутомимые лошади азов хрипели и покрылись хлопьями пены, они пролетели последние несколько миль и достигли крепости. Ее ворота были широко распахнуты. Из внутреннего двора навстречу Уллеру и Лифу заторопились слуги, которые помогли всадникам спешиться и увели лошадей.

Лиф и аз бросились вверх по лестнице, пробежали бесконечный коридор и поднялись к запертой двери, перед которой стояли два охранника в блестящих доспехах. Сердце Лифа от волнения готово было выскочить из груди, потому что он знал, что за этой дверью находилась святая святых крепости азов Валхалла, единственное место, куда даже ему вход без вызова был запрещен.

Но сегодня его никто не остановил. Оба воина отступили в сторону, большая двустворчатая дверь распахнулась сама собой, и они вошли в Валхаллу.

Зрелище, которое увидел Лиф, переступив порог, заставило его затаить дыхание. Мальчик много слышал о Валхалле и ожидал увидеть что-то грандиозное. Но то, что ему открылось, превзошло даже самые смелые фантазии.

Валхалла была не очень велика. Во многих крепостях мальчик встречал залы впятеро больше, чем она, но нигде не было столько блеска и роскоши. Стоявшие рядами скамьи и стулья были богато украшены золотом и строго упорядочены. Хрустальные тарелки и бокалы сверкали, как алмазы. На скамьях лежали шелковые подушки, вышитые золотом и серебром. На стенах висели щиты и копья.

Но вся эта роскошь бледнела по сравнению с золотым троном, на котором восседал Один. Трон стоял на возвышении в глубине зала и сиял разноцветными драгоценными камнями. По обе стороны трона располагалось по десятку роскошно одетых вооруженных стражников. Один сидел слегка наклонившись вперед, одетый в те же самые золотые доспехи, в которых Лиф его уже видел. В правой руке он держал тяжелое копье, его левая рука опиралась на щит. На плечах Верховного Бога сидели вороны, Хугин и Мунин, возвращение которых повергло мальчика в невыразимый ужас. У ног Одина, сонно положив головы на передние лапы, лежали два черных огромных волка. Их безмятежный вид был, однако, обманчив. Волки бдительно смотрели по сторонам.

Увидев этих черных зверей, Лиф испугался. Конечно. он слышал о Гери и Фреки, которые, будучи щенками, попали к Одину и теперь служили ему для забавы. Но вид волков пробудил в мальчике неприятные воспоминания, и он быстро отвел глаза.

Уллер остановился на пороге зала и, задыхаясь от волнения, шепнул Лифу:

— Ты прав! Наверняка случилось что-то страшное. Ты только погляди! Один взял в руку Гунгнир — копье войны!

Еще год назад Лиф знал, что когда-нибудь это случится. Тем не менее он чувствовал себя так, словно его неожиданно окатили ведром ледяной воды.

Он осмотрелся по сторонам. Несмотря на то что крепость Идалир располагалась к Гладсхайму ближе других крепостей азов, Лиф и Уллер были не первыми, кто услышал зов горна Гьяллара и явился к Одину. Уже прибыл Тор; на другом конце зала мальчик заметил Браги и Геймдала, которые тихо разговаривали между собой. Здесь был даже слепой Годр, сидевший на скамье недалеко от трона Одина.

Постепенно в зале появились остальные азы — за исключением Локи. Приехали также два вана, Ньёрд и Фрей. Наконец Один встал с трона и спустился вниз по ступеням.

— Итак, вы уже прибыли, — начал он. Его взгляд скользнул по фигурам богов, задержавшись ненадолго на каждом из них, и наконец остановился на Лифе. — Даже ты, Лиф, последовал зову горна. Это хорошо, ведь то, что я собираюсь сказать, коснется в большей степени именно тебя.

Лиф вздрогнул. Хотя он чувствовал, что Один ждет от него ответа, мальчик не мог проронить ни слова.

— Что случилось, Один? — нетерпеливо спросил Тор. — Я знаю, что Геймдал и Локи вернулись. Они добились успеха?

— Речь пойдет не о них, — ответил Один, — Мои верные вороны, Хугин и Мунин, прилетели обратно и принесли недобрые вести из Мидгарда. — Он вздохнул и замолчал. Когда он начал говорить снова, его голос был тверд и властен. — Момент, которого мы так долго ждали, настал. Твари преисподней выползли наверх и теперь убивают людей и опустошают Мидгард. Вечная Зима принесла на землю голод. Суртур собрал войско великанов и готовится к войне. Через несколько дней он планирует штурм Бифрёста.

— Пусть они только попробуют! — с гневом воскликнул Геймдал. — Те, которых не поглотит сам мост, разобьют в кровь свои головы о стены моей крепости!

— А тех, кто перелезет через эти стены, встретит мой Мьёльнир! — задиристо добавил Тор. Он потряс в воздухе молотом. — Слишком долго мой верный молот не отведывал крови великанов!

— Положение очень серьезно, Тор, — сказал Один. — Войско Суртура куда больше нашего. К нему примкнуло множество тварей преисподней. Но Суртур этим не ограничился и ложными обещаниями завербовал в свои ряды немало жителей Мидгарда.

— Мы Суртура не боимся, — возразил Тор. — У нас тоже есть союзники! Альбы и карлики последуют моему зову и с радостью поспешат в Азгард, чтобы уничтожить тварей Суртура. Каждый наш воин и каждая валькирия значит больше, чем десять воинов Суртура.

— И все-таки нас слишком мало, — устало произнес Один. — Войско Суртура огромно, и даже если к нам присоединятся карлики и альбы Ойгеля…

— Не забудьте полчища ванов, — перебил его Ньёрд. — Суртур и наш враг. Если падет Азгард, Ваненхайму не устоять. Его короли это знают. Я отправлю к ним послов, и не пройдет и дня, как тысячи наших лучших воинов прибудут в Азгард.

Один благодарно улыбнулся, но печаль в его глазах не исчезла.

— Друг мой, это предложение делает тебе честь, — сказал он. — Я с удовольствием его принимаю. И все равно нас мало. — Он покачал головой и снова заговорил громче, повелительным голосом: — Поэтому я решил изменить свой план: Мы собирались встретить войско Суртура на подступах к Бифрёсту и перебить большинство его воинов, что гарантировало бы нам победу, когда придет время решающего сражения. Но численное превосходство противника слишком велико. Такое мероприятие было бы слишком рискованным, так как в этом случае на одного нашего воина пришлось бы пятьдесят воинов Суртура.

— А что нам остается делать? — недоверчиво спросил Тор. — Пасть на колени и надеяться, что он нас пощадит?

Один покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Но мы подождем их атаки здесь, в крепости Геймдала и в других крепостях, где у нас есть преимущество. Весь Азгард поднимется на уничтожение вторгшегося врага. У нас есть не один способ выиграть войну.

— И в этом заключается твой план? — с удивлением спросил Тор. — Окопаться, как трусы, за стенами наших крепостей, вместо того чтобы подобно доблестным воинам вступить в битву? Да я скорее соглашусь умереть на поле сражения, чем где-то прятаться и дрожать от страха! — запальчиво добавил он.

Один укоризненно посмотрел на сына, не отвечая на его упреки.

— Год назад я отправил Геймдала и Локи в поездку с целью найти союзников, — сказал он. — Как вы знаете, они вернулись.

— Да! — раздраженно воскликнул Тор. — С пустыми руками.

— Не с пустыми руками, — возразил Один. — Геймдал был у карликов и других народов, которые у нас в долгу, и вернулся с их обещаниями оказать нам помощь.

— Только из Йотунхайма к нам примкнут более двух тысяч великанов, — сказал Геймдал. — Ойгель отправляет нам столько же закаленных в бою альбов.

Тор презрительно махнул рукой.

— Капля в море, — с досадой сказал он. — А как дела у Локи? Кого он приведет с собой? Свору волков?

Бальдур тихо засмеялся, но тут же замолчал, встретившись со строгим взглядом Одина.

— Приведите Локи! — громко приказал Один. Ближайший к нему воин повернулся и быстрыми шагами вышел из зала.

— С чем он приехал? Какую хитрость выдумал? снова спросил Тор.

— Я долго колебался, говорить ли вам о его предложении. — начал Один. — Мне оно показалось рискованным. Но после всего, что мне сообщили Хугин и Мунин, нам, боюсь, не остается другого выбора.

— Выбора чего? — нетерпеливо спросил Тор.

Но не успел Один ответить, как створки дверей Валхаллы распахнулись и вошел Локи.

Он был не один. Сквозь ряды азов пробежал удивленный шепот, когда они увидели, кто был вместе с ним.

Рядом с Локи стоял такой высокий великан, что он, проходя через огромную дверь зала, был вынужден наклонить голову. У спутника Локи было грубое, как будто высеченное топором лицо и огромные ручищи в меховых перчатках. Его одежда состояла из сшитых вместе волчьих и медвежьих шкур. На его плечах и волосах лежал снег. Черную бороду и брови покрывали сверкающие кристаллики льда. Когда великан прошел мимо Лифа и остановился перед Одином, мальчика захлестнула волна жгучего холода.

Тор первым преодолел страх и обрел дар речи. Когда он выступил вперед и, игнорируя великана, повернулся к Локи, его голос дрожал от гнева.

— Что это значит, Локи? — спросил он. — Великан? Здесь? На святой земле Валхаллы?

Локи холодно посмотрел на него. Несмотря на то что с момента их последней встречи прошло больше года, вражда между ним и Тором не уменьшилась. И снова, как год назад, Один вовремя вмешался, чтобы предотвратить их ссору.

— Замолчи, Top! — приказал он. — Он здесь по моему разрешению.

Тор вздрогнул:

— По…

— И по моей настоятельной просьбе, — так же резко добавил Один. — Это Трим из народа ледяных великанов. Он прибыл сюда, чтобы предложить нам способ защититься от Суртура.

— Он что, хочет перебить всех его воинов? — недовольно спросил Тор.

— Я с удовольствием сделал бы это, ведь огненные великаны Суртура — тоже наши враги, — спокойно произнес Трим. — Но я, в отличие от тебя, не воин и не бессмертный, который может творить чудеса, подобно Одину. Локи пришел в мой народ и попросил меня о помощи в борьбе против Суртура и его союзников. Каждый знает, что с жителями Огненного Царства мы так же непримиримы, как лед и огонь. Но нас мало, и мы не воины. Я всего лишь строитель. И я охотно использую свое мастерство на благо Азгарда.

Слушая голос великана, Лиф дрожал от холода. Когда говорил Трим, по залу проносился ледяной ветер.

— Строитель? — недоверчиво осведомился Тор. — Что же ты хочешь строить?

— Трим предложил нам возвести стену вокруг Азгарда, — сказал Один. — Стену, которую не смогут одолеть или пробить даже великаны Суртура.

— О! Только и всего! — усмехнулся Тор. Он презрительно засмеялся, но его смех звучал неубедительно. — Но мне кажется, что ему следует поторопиться. Или, может быть, он собирается уговаривать Суртура подождать с нападением, пока не будет готова стена?

— Мне нужно три дня, невозмутимо произнес великан. — Не больше.

— Три дня! — воскликнул Тор. — Это невозможно!

— Для меня возможно, — возразил Трим, — Я возьмусь за дело, если мне позволят использовать при этом моего верного коня Свадильфара и если я получу от вас должную плату, — добавил он, пристально глядя на Одина.

— Должную плату? — удивленно спросил Тор. — Что это значит?

Ледяной великан не ответил, он не отрывал глаз от Верховного Бога.

— Он просит Фрею, — помолчав, тихо сказал Один.

— Фрею? — Тор был не единственным, кто выкрикнул это имя. — Ты хочешь сказать, что заплатишь ему богиней Фреей?

— В качестве супруги, — невозмутимо уточнил Трим. — Я хочу ее вместе с детьми, солнцем и луной. Вот мои условия.

— Это безумие! — закричал Тор. — Он великан, Один! Даже если он не лжет и действительно сделает то, что обещает, его требование слишком велико!

— Если мое сооружение выдержит и вы одолеете Суртура, то мои условия для вас вполне приемлемы, — не глядя на Тора, сказал Трим. — Если вы откажетесь, то все умрете, даже Фрея.

— Не верь ему! — воскликнул Тор. — Ему нельзя верить!

Но решение Одина осталось непоколебимым.

— Я принимаю ваше предложение, Трим, — сказал он. — Если через три дня ваше сооружение будет готово, Фрея и ее дети станут вашими. Но если вы закончите хотя бы на час позднее, то уйдете с пустыми руками. Не забудьте об этом! — грозно добавил он.

Трим кивнул.

— Я согласен. Три дня, начиная с этой минуты.

— Тогда приступайте к делу, — сказал Один.