Глава 14. Морями правь!

(двести первый день с начала активной стадии вторжения)

Моря и океаны – огромные массы воды. Свой собственный мир, не менее, а скорее гораздо более, разнообразный чем расположенный на суше. Жизнь зародилась в воде, вышла оттуда, но, одновременно, там же и осталась.

При тотальном превосходстве людей в воздухе, шатком паритете на земле - в глубинах люди оставались почти не властны. Тогда как любой крупный водоём, с его собственным биоценозом – идеальный инкубатор, где эльфы могли выращивать что им только придёт в головы.

Американский эсминец типа «Арли Бёрк» вышел из судоремонтных доков Лондона с опозданием на девять часов от основного конвоя сопровождающего грузовые баржи из Лондона в Нью-Йорк. AUKUS, новый союз англоговорящих стран, заменивший собой больше не отвечающее американским интересам НАТО, требовал перераспределения ресурсов и более тесной интеграции всех участников. Раскиданные по всему земному шару: Соединённые Штаты Америки, Австралия и Великобритания оставались тесно связаны посредством морских путей.

Скандальное прекращение деятельности ООН, разрыв прошлых договорённостей и заключение новых внесли неизбежный хаос в торговые и экономические связи между странами. Тем государствам, которые не имели на своих территориях законченных циклов производства, а вместо этого являлись лишь званиями в международной цепи – крайне не повезло.

Изначально морские державы, такие как Англия и Австралия с покону веков имели внушительные флоты. Не только военные, но и торговые. Об США с их патологическим стремлением доминировать по всему миру, быть в каждой бочке затычкой и в каждом конфликте - если не его причиной, так, хотя бы, его бенефициарами, можно не говорить. Суммарно, военно-морские силы нового союза AUKUS, уверенно заняли первое место в мире с большим отрывом от военно-морских сил всех прочих союзов и объединений.

Вот уж действительно «властвуй Британия морями», как утверждал ещё Джеймс Томсон.

Казалось бы: что могло пойти не так?

Входившие в новый союз державы усилено интегрировались, создавая общие производственные цепочки и закрывая слабые места друг друга. В целом AUKUS можно рассматривать как самодостаточное мега-объединение, обладающее всем необходимым для самостоятельного выживания в апокалипсисе разваливающегося на куски мира. Но только при условии, что части объединения не потеряют возможность дешёвых грузоперевозок по воде. Если только морские дороги останутся свободными.

Между тем, появление различных морских чудовищ по всему миру давно не новость. Некоторые из грузовых караванов уже подвергались нападению, поэтому было принято решение отправлять с каждым таким караваном сопровождение из военных кораблей. И всё-таки море считалось более безопасной средой по сравнению с сушей, где из десятков открывшихся аномалий одна за другой выплёскивались орды тварей, а бойцам различных армий приходилось держать фронт, медленно отступая, давая возможность эвакуировать людей и промышленность. По крайней мере так было до самого последнего момента.

Задержавшийся на девять часов из-за срочного ремонта двигательной установки эсминец «Джеймс Мингус» вышел в открытые воды и готовился нагнать конвой, от которого отстал. Приняв доклад от главного механика о том, что перебоев в работе двигательной установки после ремонта замечено не было, капитан приказал медленно увеличивать скорость продолжая наблюдение. В случае повторно обнаружения неполадок корабль должен будет вернуться обратно в лондонские доки для повторного ремонта.

Какое-то время капитан оставался в рубке, наблюдая за привычной суетой команды, напоминающей работу отлаженного механизма, где каждая деталь точно знает своё место и предназначение и со всей ответственностью выполняет порученное ей дело. Двигатели работали штатно. «Джеймс Мингус» шёл со всё возрастающим ускорением и можно надеяться, что вырвавшийся вперёд караван они нагонят уже к вечеру завтрашнего дня. Механики докладывали о бесперебойной работе всех систем, да он и сам видел по приборам.

Задумавшись над сравнением деятельности корабельной команды с работой отлаженного механизма, капитан мысленно пожалел, что в гражданской жизни ничего подобного, увы, не добьёшься. Гражданская жизнь суть бардак и ничего кроме бардака. Лишь прикладывая значительные усилия можно принести в неё слабое подобие порядка, но стоит перестать прикладывать эти усилия и бардак вернётся на своё законное место. Отдав морю больше двадцати лет жизни, не зная другой работы и не мысля себя на суше, капитан не был счастлив в браке. Точнее: какое-то время, казалось, что был, но позже выяснилось, что всё-таки не был. С определённого момента длительные разлуки с женой, вызванные служебной необходимостью, перестали компенсироваться жаркими встречами. Появление детей ещё более отдалило его семьи. Из-за постоянных его командировок детей воспитывала жена и чем дальше, тем больше капитан понимал, что их с женой виденье будущего детей сильно не совпадает. Отсюда ещё один повод для конфликтов, который уже по счёту. Словом, всё было не очень хорошо, что и давало капитану повод немного пофилософствовать, сравнивая выстроенный рабочий процесс с работой настроенного механизма. Если бы только в браке всё было также просто: есть устав, есть вертикаль подчинения и ни у одной из сторон нет никаких вопросов. Но гражданская жизнь суть перманентный бардак и ничего с этим, похоже, уже не поделаешь.

Идущий на крейсерской скорости эсминец американского флота мощно рассекал свинцовые, тяжёлые воды. Брызги, пена. Запах свежей смазки и краски после ремонта. Спокойное урчание двигательной установки, отчётливо слышимое на нижней палубе.

Радист принял свежую погодную сводку. Ничего необычного, разве только в конце дня возможен небольшой дождь. Капитан оставил рубку в верных руках дежурного офицера, а сам вернулся к себе в каюту, работать с документами. После срочного ремонта их сделалось только больше и следовало всё как следует оформить.

Однако не успел он сосредоточиться, как раздался сигнал тревоги. Меньше, чем через несколько минут капитан снова был в рубке.

-Акустики заметили присутствие чудовищ, сэр, -доложил дежурный офицер.

Все данные были у него на экране, но капитан зачем-то спросил: -Много?

-Более чем, сэр. Я бы даже сказал: больше, чем блох у мой собаки!

-Если бы ещё они все были такие же маленькие, -пошутил капитан.

Полученные от акустиков данные, дополненные результатами тепловизора, газоанализатора и прочих способов обнаружения скрытых подлодок, но худо-бедно переделанных для поиска подводных чудищ, однозначно свидетельствовали о приближении достаточно большого количества крупных подводных объектов.

Капитан заключил: -Орда, без сомнения. Подводная орда. Но что они избрали своей целью? Конвой давно ушёл. Ведь не на наше скромное судно нацелились все эти гады?

Подчиняясь его командам корабль изменил ход и пошёл перпендикулярно своему прежнему курсу. Следовало выяснить: насколько велика замеченная орда и сколько нужно будет сил для её уничтожения. Радист связался с Лондоном и королевский флот уже готовился выйти в море и разобраться с береговой угрозой. Вопрос только сколько и каких кораблей будет с гарантией достаточно, чтобы не гонять весь флот. В наступившие тяжёлые времена топливо следовало экономить. Англичане, увы, не русские, которые, кажется, уже на каждый второй свой крейсер или подлодку воткнули по атомному реактору и в ус не дуют.

Небо затянулось тучами. Стало немного темнее, и вода приобрела оттенок металла. Зная, что может скрываться в её глубине, заботливо укрытое одеялом волн, матросы смотрели на водную гладь за бортом чуть ли не с ненавистью. Старый детский страх, боязнь свесить голые ноги с кровати чтобы их не ухватили скредимен, бугимен или ещё какой-нибудь американский аналог старого доброго бабайки. Детский страх частично вернулся. Только теперь кроватью, на которой они прятались был целый корабль, а бабайками все те, кто скрывался под безмятежной, с виду, гладью блестящих металлом вод.

-Не понимаю, их слишком много! Это не обычная орда, а что-то большее. Сэр?- дежурный офицер повернул голову в сторону капитана.

Тот внимательно изучал новые данные. По мере продолжения движения, задействовав активные методы акустического поиска, «Джеймс Мингус» собирал всё больше информации. И то, что он видел, активно не нравилось капитану.

-Передавать все полученные данные в Лондон в режиме реального времени.

-Сэр, приказ из Вашингтона.

-Давайте сюда, -ознакомившись с приказом, капитан скомандовал разворачивать корабль и идти на соединение с собирающимся в море английским флотом.

-Сэр, из Лондона уточняют: полностью ли мы уверены в исправности своих акустических средств обнаружения?

-Чем вызван их вопрос?

-Мы обнаружили что-то большое. Слишком большое. Большое и быстрое. Сэр?

-Что говорят механики?

-Полностью уверены в исправности сонаров.

-Перешлите их заключение.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, эсминец начал отрываться от накатывающейся следом орды. Тем страннее было, что её приближение они видели только по показаниям системы обнаружения. Поверхность моря оставалась спокойной и ровной.

Вернувшись к берегам Великобритании, эсминец прошёл по безопасному пути через защитные минные заграждения и встал в строй готового отразить любую возможную угрозу флота. Здесь, под защитой минных полей, английских крейсеров, эсминцев-торпедоносцев и подводных лодок, капитан Джейма Мингуса почувствовал себя много спокойней.

Над водой, описывая круги, парили вертолёты, собирая расширенные данные о приближающейся орде.

Неожиданно все вертолёты разом попытались стремительно набрать высоту, но не успели, так как море вскипело, спокойное зеркало воды разбилось на тысячу пенных осколков. Появившиеся на поверхности светло-серые туши размером с малый катер с пульсирующей зелёной плотью кислотного паразита, срощенного с ней, разразились серий метких и мощных плевков. Лишь двум машинам из шести удалось уйти. Четыре других, накрытых сразу несколькими попаданиями, упали вниз. Один вертолёт и вовсе рухнул прямо на не успевшего скрыть под водой виновника разрубая его плоть ещё вращающимся винтом.

По всплывшим чудищам, получив приказ и указание координат, отработали стоящие за минным заграждением корабли. Поверхность моря вскипела. Разорванные тела подводных плевателей медленно погружались в кипящую от множества накладывающийся друг на друга разрывов воду. Впрочем, это был только первый обмен ударами и обе стороны прекрасно понимали это.

В Лондоне ревели сирены гражданской тревоги. По мощённым брусчаткой улицам проносились короткие, в две-три единицы, колонны военных машин. К редким задержащимся гражданам подходили полисмены требуя вернуться домой.

Дора Олдриж и рада была бы вернуться в свою небольшую, но уютную квартирку, расположенную на окраине Лондон-сити, но вот беда, чтобы добраться до неё пришлось бы пересечь добрые две-трети города. Своего автомобиля у Доры, разумеется, не было, общественный транспорт не дождаться, а извозчики, во время тревоги, пропадали с улиц с той же скоростью, с какой её скромное учительское жалование исчезало к концу месяца.

Застигнутая тревогой врасплох, не зная, что делать и куда идти, Дора заметалась словно напуганная птица, всюду натыкаясь только на запертые двери и опущенные ставни пока не столкнулась с полисменом.

-Мисс, во время объявленной тревоги находиться на улицах запрещается, -известил тот, как будто она сама об этом не знала. -Будьте добры последовать домой и ожидать там окончания тревоги.

-Как будто я не хотела бы, если бы только могла! -всплеснула руками Дора. Её крохотная дамская сумочка на тонком чёрном ремешке из искусственной кожи взлетела и упала, ударив её по бедру.

Полицейский спросил: -Где вы проживаете?

-Грегори-авеню.

-Далековато-то вы забрались, миссис, -упрекнул полицейский.

Если бы он спросил, Дора могла бы рассказать, что она живёт в доходном доме вместе с ещё двенадцатью девушками. У каждой девушки своя комнатка, очень маленькая. А сам доходный дом принадлежит мисс Харсон, старой и противной даме имеющей копии ключей от всех комнат и неоднократно замеченной за подглядыванием за своими арендаторами или за тем, что без предупреждения может устроить проверку комнаты в отсутствии в ней жильца. На все претензии мисс Харсон сварливо отвечает, мол она обязана следить чтобы девушки не заводили в своих комнатах домашних животных или, упаси Господь, каких-нибудь мужчин. И вообще – если кому не нравится, то он может съехать. Но они не съезжают потому, что в других местах значительно дороже. Кроме того, у них подобралась дружная компания, а к закидонам мисс Харсон уже как-то привыкли.

Если бы политсмен заявил, что всё это никак не объясняет тот факт, что Дора Олдриж, молодая и одинокая (спасибо мисс Харсон, а также руководству школы, не балующему молодых учителей зарплатами выше прожиточного минимума) учительница, также пытающаяся подрабатывать частными занятиями, забыла в портовых районах. Ведь не будет она рассказывать, будто приехала сюда, через весь город, к ученику?

Конечно нет. Никакого ученика, тем более в портовых районах, среди вечно пьяных докеров и охальных матросов у неё нет и быть здесь не может.

Дело в том, что живущие вместе девушки, в целях экономии, ввели правило по очереди готовить и закупать продукты сразу на всех, а не каждая на одну только себя. Таким образом их совместный быт облегчался, а скромной зарплаты вполне хватало чтобы нормально питаться. Если бы полисмен вдруг оказался литературоведом и, вдобавок, полиглотом и если бы он когда-то читал замечательный роман русского писателя Чернышевского с говорящим названием «Что делать», то он, без сомнения, сразу бы всё понял. Так как в этом романе как раз и была описана подобная, впрочем, весьма распространённая, ситуация. Однако вряд ли от среднего лондонского «боби» можно ожидать хотя бы поверхностного знакомства с классикой русской литературы, поэтому, допустим, что полисмен ничего не понял и Доре пришлось объяснить подробнее.

А что там объяснять? Рыба в порту стоит дешевле. Немного, но если брать сразу на двенадцать персон, то экономия получается весьма значительная. Поэтому она здесь и только тревога и пропавшие извозчики, как, впрочем, и разбежавшиеся при звуках тревоги торговцы рыбой, не позволяют ей вернутся обратно на родное и знакомое Грегори-авеню.

Однако полисмен ничего не спрашивал. Он просто схватил Дору за руку и потащил в сторону.

-Куда вы меня тащите? -возмутилась Олдридж.

-Нельзя находиться на улицах, -объяснил полицейский. -Всем следует быть в укрытии, когда оно начнётся. Вам явно некуда идти, и я сопровожу вас в полицейский участок.

-Что может начаться? -спросила Дора.

Словно дожидаясь одного её вопроса, со стороны порта послышались громкие хлопки. Их было так много, что они сливались в серии и никак не кончались. С секундным запозданием заработали скорострельные пушки, а может быть пулемёты, Дора не очень хорошо разбиралась в военных стрелялках. До всей этой катавасии с вторжением чужих, Дора неоднократно участвовала в митингах протеста, требуя от правительства прекратить поддержку преступных режимов в африканских странах и отказаться от продолжения неоколониальной политики. Хорошее было время. Нельзя сказать, чтобы совсем не было проблем – были. Но, по крайней мере, по Лондону можно было ходить без опаски и, вместе с друзьями, протестовать против введения английских войск на Африканский континент, который был очень-очень далеко. И введённые туда войска были очень-очень далеко. По телевизору ругали русских, которые вроде как мешали устанавливать новый колониальный режим в Африке. Сама Дора относилась к России со смешанными чувствами. С одной стороны, конечно, хорошо, что они помогают бедным неграм бороться за их негритянскую свободу. С другой стороны, весь цивилизованный мир, центром которого являлась, разумеется, Великобритания, немного США и ещё немного Брюссель, до сих пор не простили русским калининградский граничный конфликт. Виртуальные зубы виртуальной Европы до сих пор реально болели после полученных в ходе калининградского конфликта оплюх. Но большее возмущение вызвало непонимание самого факта: как, почему они вообще осмелились сопротивляться?!

Но сейчас речь не о наглых русских и не о далёкой России. Гораздо важнее что это такое сильно хлопает со стороны порта и почему изменился в лице молодой полисмен.

Он буквально втолкнул её под каменную арку, дающую хоть какую-то защиту от того, что могло упасть сверху: -Не успели. Будьте здесь. Может быть ещё пронесёт.

-Что это за звуки? -поинтересовалась Дора. -Как будто целый зрительный зал великанов усиленно аплодирует, хлопая в ладоши.

Полисмен неохотно ответил: -Высадка десанта.

-Что?!

-Подплывает такая здоровенная хрень под водой похожая на огромную раздутую до предела медузу. Чтобы не переть дуром на мины она высовывает над водой хоботок и начинает со скоростью пулемёта плеваться разными мелкими тварями и гадами, какие только скопились у неё внутри. Таких, конечно, пытаются сразу уничтожать. Но ты попробуй найди тоненький хоботок, едва-едва высовывающийся из воды, да ещё когда все прочие твари отнюдь не сидят спокойно на месте, -огрызнулся полицейский. Не тратя время на одни только разговоры, он достал висевшую за спиной монструозную винтовку, проверил её и приготовил к бою.

Дора завороженно смотрела как в районе порта поднимается в воздух огромное дерево. Или это не дерево? Может быть какой-то канат? Нет, оно определённо было живым и, покрывшись разрывами от попаданий снарядов, болезненно задёргалось. Только сейчас Олдридж поняла и осознала, что видимая издалека гора плоти это либо щупальце поистине исполинского кракена, или какая-то подводная змея также гигантских размеров, вдруг вздумавшая встать на хвост, так что её верхняя часть возвышалась над не высокими, но всё же высотой в три, а то и в четыре этажа, зданиями портового района.

Выросшая гора плоти, всё ещё покрытая огнём взрывов, вдруг резко упала вниз, со стремительностью мухобойки нацелившейся прихлопнуть надоедливого комара.

Не сразу осознав, что её спутник о чём-то спрашивает, Дора помотала головой и только тогда осмысленное выражение вернулось в её глаза.

Полисмен протягивал ей пистолет: -Умеешь пользоваться?

Сам он собирался использовать винтовку, но дополнительная огневая мощь в лице Доры ему бы явно не помешала.

Пистолет казался большим, чёрным и страшным.

Дора замотала головой: -Я… никогда. Не люблю оружие!

-Из этих что ли, из пацифистов? -презрительно бросил полисмен. -Скажи ещё, что призываешь не сражаться с чужими, а договариваться с ними.

-Было бы здорово. Но ведь они не идут ни на какие переговоры, разве не так?

-Так, -сплюнул полисмен, возвращая невостребованный пистолет обратно в кобуру.

Первого напавшего на них гада молодая учительница не заметила. Плюнула огнём винтовка в руках полисмена и от выбежавшей на улицу твари осталось тёмно-зелёное пятно слабо дымящегося ихора.

Зато последующих она разглядела даже слишком хорошо. Чем-то похожие на тараканов, огромных мух и прочих насекомых, у которых произвольно, словно в конструкторе, добавлено переменное количество ног, глаз, жвал, крыльев, хвостов и всего прочего. Некоторые экземпляры умели стрелять ядовитыми шипами, впрочем, не способными пробить бронированный комбинезон полицейского. Другие плевались кислотой и это было уже хуже, так как если не покрыть место попадания нейтрализующим составом, то такая кислота за минуту или две могла прожечь в комбинезоне дыру и добраться до тела.

Закрыв Дору спиной, полисмен отстреливался от набегающих или, точнее, пробегающих по своим делам гадам. Несколько раз девушка замечала в окнах окружающих домов испуганные лица бледных, как смерть, горожан.

Неизвестно чем бы всё это кончилось, но полицейский участок видимо действительно находился где-то неподалёку потому, что уже скоро, специально за ними, приехал бронетранспортёр, вооружённый пулемётной башней, парой огнемётов и, как это не удивительно, водяной пушкой. Последняя была очень удобна если требовалось «вымыть» тварь, забравшуюся в какую-нибудь щель, но огнемёт использовать для этого было не желательно. Тогда в дело вступала водяная пушка. Видимо армия или правительство хорошо подготовились именно к подобному варианту десанта первой волны, состоящего из относительно мелких и неопасных для хорошо вооружённого человека в хорошей броне тварей.

Доре пришлось около часа ездить с полицейскими по улицам города очищая его. Сама она, конечно, никакого участия в очистке не предпринимала. Моральная усталость взяла своё и несмотря на тряску, маты не стесняющихся женского общества полицейских и грохот пулемётов над головой, как-то свернувшись калачиком, Дора уснула.

Кракены стремились добраться до подводных лодок, вцепиться в них, оплести своими щупальцами и увлечь на дно. Там, в тишине и спокойствии, под грохот и канонаду происходящего наверху сражения они пытались сломать их корпуса или хотя бы просто удерживать подводную лодку на дне пока у хрупких людей под слоем крепкой брони не закончатся терпение и воздух.

Капитан эсминца «Джеймс Мингус» стал невольным свидетелем подобного инцидента. Прямо у него на глазах нос пытающейся всплыть подлодки захватил огромный кракен. Лодка попыталась было развернуться, но тот уже утягивал её на дно, заставляя нос погрузиться, а корму выпучится из воды словно остов терпящего бедствие корабля. Несколько секунд происходило молчаливое сражение силы двигательной установки с чудовищем, но второй кракен схватился за корму и вдвоём они легко уволокли лодку в глубину оставив на месте бурной схватки лопающиеся пузыри.

Подумав об участи заточённых в узких коридорах подводной лодки матросов, капитан содрогнулся, но отвлекаться было не время и не место. Напавшая на Лондон орда казалась действительно бесконечной. Никто не мог подумать, что чужие способны собрать и подвести почти незаметно такую огромную силу. Эпизодические атаки на караваны и конвои происходили гораздо меньшими силами.

Вода натурально позеленела от крови чудовищ. Тут и там плавали их разорванные на минах или метким попаданием торпеды тела.

Проходя мимо другого эсминца Джеймс Мингус, открыл огонь из двух скорострельных пушек по щупальцам пытающегося залезть на него кракена. Эсминец не подводная лодка, и чтобы утащить его на дно одного чудища явно недостаточно, но не стоит дожидаться пока к нему присоединятся товарищи или пока щарящие по палубе щупальца толщиной с колонну амфитеатра не поломают и не сокрушат всё внешнее оборудование.

Прямо по курсу вынырнула какая-то гадость, но рулевой только увеличил ход. Корабль сильно тряхнуло, однако ход он не замедлил. Оставалось надеяться, что тому, кто попытался всплыть перед набирающим скорость эсминцем пришлось гораздо хуже, чем им.

В припортовой части города шёл свой бой. Выброшенная десантом уже третья волна тварей загоняла в ловушки и по одному уничтожала полицейские бронетранспортёры, с помощью которых правительство пыталось очистить улицы. Словно в каком-то фантастическом фильме над чопорными лондонскими крышами кружил чёрный вихрь из гарпий, крыланов, смерть-птиц и прочих, ещё не классифицированных учёными, летающих бестий. Летающие твари сбрасывали в тыл солдатам пытающихся установить на улицах баррикады разных мелких гадов, явно подсмотрев и взяв на вооружение тактику армейских дронов. Заброшенные в тыл твари заставляли солдат оставаться вечно настороже, постоянно отвлекаться чтобы защитить себя или гражданских, замедляя строительство укреплений.

Моряки, как могли, держали берег, не давая тварям организовать нормальную высадку.

Вот отстрелялся попавший в поле зрения ракетный крейсер. Предназначенные уничтожать противника за сто, даже за двести километров ракеты били практически в упор, разрывая в клочья на свою беду решившую ненадолго всплыть стаю кракенов в четырёх или пяти километрах, спешивших поучаствовать в сражении.

Но хуже всего были левиафаны. Огромные, даже на фоне отнюдь не малюток-кракенов способных в одиночку утащить на дно не слишком массивную подводную лодку. Настоящие горы живого мяса. Покрытые костяными пластинами тела завораживающе медленно передвигались, но, при необходимости, как показала практика, оставались способны к резкому броску, выстрелу щупальцем, языком или плевком концентрированной кислоты объёмом с цистерну в которых лондонские молочники развозили по магазинам молоко. Попавшего под такой плевок человека растворяло мгновенно. Даже прочная корабельная броня размягчалась, текла и отваливалась целыми пластами. Чёрт знает как это было возможно. Наверное, примерно также как само существование этих плавающих живых крепостей размером с двадцатиэтажный дом, если не больше. На суще подобная туша вряд ли смогла бы двигаться, но в воде оставалась смертельно опасна для любых кораблей.

Всего левиафанов было два, но и этого более чем хватало. На каждого из них артиллерийские корабли не раз обрушивали огненный вал. Костяные пластины разлетались вдребезги. Плоть пылала и горела. После попаданий в теле левиафанов оставались огромные кровоточащие каверны, в которые мог бы не напрягаясь проехать грузовик. Но на фоне их общей массы такие повреждения не выглядели критичными. Оставленные в покое, раны быстро заживали. Новая плоть нарастала если не на глазах, то где-то близко к этому.

-Чёрт побери, где авиация?! Почему лётуны не помогают нам, чем они вообще заняты? -недоумевал капитан американского эсминца.

Падение огромного щупальца размером с хороший поезд заставило Джеймс Мингус круто изменить курс, чтобы увернутся. Щупальце упало в нескольких десятках метров, но поднявшаяся волна отбросила и закрутила военный корабль, сбивая прицел, заставляя рулевого ругаться, а капитана крепче вцепиться в край стола.

-Где авиация?

А действительно, где она? Почему кроме вертолётов, действовавших в начале сражения воздух полностью отдан на откуп тварям? Почему стальные птицы со стальными крыльями продолжают спать в гнёздах аэродромов и ничего из происходящего не тревожит их сон?

Тревожит.

За спиной у Араниэль оставалось лётное поле ближайшего к Лондону аэропорта Бриггин-Хилл. Выстроенные в два ряда истребителями, уже выведенные из ангаров и почти готовые ко взлёту. Не хватало только пилотов.

Впрочем, пилоты тоже были, только в несколько диверсифицированном виде. Ну, вы понимаете: одна нога там, другая здесь, голова лежит в стороне от тела и смотрит в больше недоступное для неё небо мёртвыми глазами. Группа из четырёх молодых воительниц, во главе с Араниэль заранее пробралась в Бриггин-Хилл и действовали там настолько филигранно, что пока кто-то что-то сумел понять, уже треть персонала небольшого военного аэропорта была мертва.

Аналогичные группы, разве только больше по численности, должны были вывести из строя авиабазы Милденхолл и Лейкенхит.

-Единовременный удар. Слаженная работа. Каждый должен знать свою роль, словно актёры в столичном театре, -говорила мастереса, как выяснилось большая поклонница столичного театра. Она частенько сравнивала воительниц с актёрами и всегда в пользу последних.

-Рассчитанная по нотам пьеса. Каждый инструмент вступает в свою пору и создаёт собственную часть мелодии, -требовала она когда доводила план до диверсионных отрядов.

Как и предполагала Араниэль – прибывшие на всё готовое мастерессы, вместо того чтобы продолжать тактику мелких ударов в десятке различных мест и общего давления по всем фронтам сразу, решили задействовать силы в одном месте и сломать хумансовские государства по очереди, по одному за раз. В другой ситуации, может быть, вполне разумная тактика. Однако, насколько эльфийка сумела изучить хумансов, в мире высоких скоростей и энергий, которые они подчинили себе, вполне возможна скоростная переброска войск и хитрый план мастерес может обернуться ловушкой уже для них самих.

Но кто такая Араниэль чтобы мешать вышестоящим совершать ошибки, тем самым погибая или попадая в немилость Великой Матери, в итоге освобождая дорогу наверх для кого-нибудь более талантливого, более осторожного, более достойного наконец. Например, для неё самой.

Почему бы и нет?

Тем более, что попытка с нахрапа взять большой остров и закрепится на нём, тем самым создавая ещё один очаг напряжённости и плацдарм для развития наступления выглядела, без преувеличения, крайне привлекательно. Вопрос только один: получится ли? Но этот вопрос не к ней. В этой операции она простой исполнитель.

Араниэлль неторопливо пошла между рядами самолётов к зданию, где успели укрыться и запереться уцелевшие. Обслуживающие аэропорт работники, техники, и некоторая часть пилотов. Требовалось довести дело до конца. Времени оставалось не так много, скоро должны прибыть вызванные из ближайших армейских частей подкрепления и ей с девочками придётся уходить. Но пока ещё времени вполне достаточно.

Продолжая идти, Араниэль почувствовала, как застрявшая в плече пуля выталкивается наружу и падает. Оставленная ею ранка тут же заросла. Ловкий хуманс, умудрился не только подстрелить её, но и попасть между пластинами мифриловой брони. Голову этого ловкача она несла под мышкой, убрав пару мифриловых клинков за спину.

То, что эльфийка шла спокойно, не беспокоясь о засевшем где-нибудь снайпере было вполне закономерно. Всю территорию Бриггин-Хилла и подъезды к нему контролировали выращенные ею в утробе мелкие птицы. Араниэль не являлась мастересой и не могла передать созданным ею летающим разведчикам способность мысленной связи, но этот вопрос она решила дав птахам громкий голос и сконструировав для них искусственные инстинкты подчиняясь которым птицы будут по разному кричать в зависимости от того что они сейчас видят. Задействовав неслышимый человеком диапазон звуков, Араниэль добилась почти полного контроля над территорией военного аэропорта и точно была уверена, что нигде не спрятался какой-нибудь недобитый стрелок или другой герой.

А неторопливость, с которой она шла вызвана тем, чтобы дать девочкам время проникнуть в здание, с другой стороны, пока всё внимание защитников сконцентрировано на ней одной.

Они не стреляли, ждали. Замерли, будто растерянный человек перед хищным зверем, опасаясь спровоцировать того любым неосторожным движением или громким словом. Подняв голову пилота за волосы, эльфийка размахнулась и забросила её в одно из выбитых окон. Это действие послужило спусковым крючком. Застрекотали не меньше пары пулемётов. Добавились выстрелы из ручного, в том числе автоматического, оружия.

Но попасть в высшую воительницу с расстояния больше чем в сотню метров. Тем более, когда она готова к бою и её кровь наполовину состоит из синтезированных внутренними органами стимуляторов. Это даже не смешно. Правда по мифриловым пластинкам что-то пару раз стукнуло. Один раз даже довольно сильно, чуть было не сбив её и не исказив рисунок танца.

Короткое промедление и пулемёты затихли. Из окна вырвалось облако едва заметного дыма – значит девочки применили ядовитый газ. Мудрое решение. Лучше, чем лезть животом на подготовленную оборону и потом считать наделанные в тебе дырки.

Стрельба сместилась внутрь здания и Араниэль получила возможность перевести дух.

Птицы-разведчицы предупредили её о приближении солдат из соседней воинской части. Хлопок и облако ядовитого тумана вспухло у открытых ворот куда как раз подъезжали два грузовика с солдатами под прикрытием танка. Череда криков, врезавшийся в стену грузовик и всё. Эти глупцы даже не озаботились защитой дыхательных путей от яда. Только танк оставался активен и продолжал представлять опасность.

Так, похоже испортить сами истребители она уже не успевает. Но это предусмотрено планом. Главное, чтобы они остались стоять здесь, на взлётном поле, пустые как лес без мелорнов, совершенно беспомощные, неспособные подняться в воздух, без обученных пилотов. Главное, чтобы они не вмешивались в битву за большой город людей, тогда мастересы будут считать её часть заданий выполненной.

Сумев проехать в ворота танк мчался прямо на неё. Не теряя больше времени Араниэль ускорилась, взбежала по стене на высоту третьего этажа и скрылась в выбитом окне.

Пережив серию кислотных плевков, Джеймс Мингус напоминал оплавившуюся свечу. Внешние постройки и почти всё вооружение сильно пострадали, тогда как ходовая установка оставалась в порядке и работала, к слову, как часы. Видать хорошо её перебрали в лондонских доках, не схалтурили мастера.

-Сэр!- надрывался радист с перевязанной головой (ударился во время одного из манёвров). -Сообщение из штаба!

-Надеюсь они сообщают о скором прибытии подкрепления, -вслух предположил капитан кивком разрешая радисту продолжить.

-Всем оставшимся в строю силам приказано любой ценой задержать высадку десанта. Седьмая и вторая воздушные армии уже в пути, будут здесь в течении часа. Соответствующие авианосцы с группами прикрытия идут на всех порах и будут в течении шести – семи часов. Запрошена помощь у европейских стран. Русские с китайцами обещали помощь. Надо продержаться!

Хорошие новости, но слишком запоздалые. Через час будет уже поздно. И через полчаса тоже. Уже сейчас может быть слишком поздно так как твари частично подорвались, частично разобрали минные заграждения и либо уничтожили, либо отогнали крупные корабли освобождая себе прямую дорогу на порт.

Подводные баржи-медузы больше не выплёвывали гадов в направлении города из высунутых из-под воды хоботков. Теперь эти исполинские туши одна за другой выбрасывались на берег, раскрывались и из их нутра лезли твари уровнем гораздо выше тех мелких гадов, которыми они обстреливали город издалека. Тяжёлые боевые кадавры слепленные на основе массивных существ самых разных видов и рас. Основой могли служить змеелюди передвигающиеся на мощном хвосте и достигающие в длину от трёх до пяти метров. Или глоты – аборигены одного из дальних миров похожие на здоровенных мохнатых обезьян в полтора – два раза больше среднего человека. Часть кадавров представали собой химеры – сращивание двух и более организмов в один. Так на тело какого-нибудь крупного хищника вроде крокодила, леопарда, пещерного медведя или вовсе какого чуда-юда пришивался торс или даже вовсе одна только голова какого-нибудь мелкого разумного вроде гнома, гоблина или человека. Такая кадаврофицированная химера сохраняла силу и массу хищного зверя сочетая с умом и хитростью приживлённого к ней разумного чей псевдоживой мозг продолжал в какой-то степени мыслить, и принимать решения, творчески следуя заложенной в него опытным резчиком программе словно центральный процессор эдакого то ли робота, то ли живого организма сконструированного для одной единственной цели – войны.

Боевые кадавры защищались выращенными на их телах костяными пластинами. Кто-то и вовсе обзавёлся для защиты полноценным экзоскелетом из прочных и толстых костей успешно защищающим носителя от попадания не слишком крупных калибров. Те из резчиков кто не умел выращивать полноценную костяную броню или не желал тратить на это время и ресурсы, вживляли в свои творения толстые пластины металла защищающие наиболее уязвимые внутренние органы. Благо, что в этом мире прочный металл не представлял из себя дефицитную и дорогую вещь и найти его не представляло никакой трудности. Даже драгоценный мифрил и тот порой точечно использовался для усиления наиболее мощных химер, например на бивни тех же мамонтов-личей или на наконечники для хвостов мантикор. Качественно слепленная резчиками мантикора ударом хвоста с мифриловым наконечником может пробить борт среднебронированной техники вроде бронетранспортёра или бмп.

Создавая по приказу мастерес боевое мясо для грядущего вторжения, резчики постоянно экспериментировали как с основами для кадаров, так и со степенью их изменения. Каждый резчик – уникальный специалист с огромным багажом практического опыта. И пусть скульпторы плоти, работающие с наследственной информацией и через неё изменяющие саму суть расы или вида живых существ традиционно стоят чуть выше резчиков в неофициальной иерархии Древа, но до тех пор пока новая раса туземцев ещё не завоёвана и мастересы постоянно требуют всё больше и больше нового пушечного мяса – на первый план выходят умения резчиков. Плоть сращивается с плотью, растением, камнем, кислотным слизнем или безжизненным металлом. Максимально свежее (лучше всего ещё пока живое) тело разумного в процессе кадаврофикации вскрывается, разбирается на части и собирается обратно уже в новом, улучшенном виде предназначенном для конкретной, выбранной резчиком, цели. Сплетая плоть и траву (как на жаргоне резчиков называется сложнейший, выведенный в незапамятные времена, искусственный паразит позволяющий контролировать фактически мёртвое тело кадавра сохраняя часть органов живыми, доставляя к ним питательные вещества и так далее). Сплетая плоть с травой, опытный резчик обязательно работает с мозгом будущего кадавра. Существует множество готовых шаблонов на все случаи жизни призванных защитить молодых и неопытных резчиков от ошибок. Однако настоящие мастера отвергают шаблоны, самостоятельно обрезая ненужные отделы мозговой ткани и наращивают необходимые. Кадавр «программируется» под выполнение заданной функции. Причём хорошо сделанный кадавр может сохранить значительную часть умственных способностей своей основы, даже большую часть её памяти, но при этом он никогда не пойдёт против своих хозяев.

Так, выполняя приказ командующих завоеванием Земли мастерес, резчики создали экспериментальную группу кадавров основой для которых послужили павшие тела хумансовских воинов. Им попытались максимально сохранить память и когнитивные способности. Пусть даже для этого пришлось отказаться от множества различных усилений сохраняя, в целом, человекоподобную форму тела. Впрочем, ряд улучшений в их тела всё же внесли. Главной задачей экспериментальной группы кадавров было проверить смогут ли они использовать захваченное человеческое оружие и насколько эффективны с ним будут.

Поэтому из распахнутого зева одной из транспортных медуз лезли не чудовища, а выходили закованные с головы до ног в металл человекоподобные фигуры. Усиленные мышцы и укреплённый скелет позволял без особого труда носить на плечах лишних сто или сто-пятьдесят килограммов внешней брони созданной по спецзаказу руками покорённых гномов или даже тех захваченных в плен людей, кто согласился работать на завоевателей в обмен на свою жизнь или жизни также попавших в плен родственников.

Внешне похожие на служащих какому-нибудь тёмному властелину рыцарей, отряд экспериментальных кадавров в количестве пары сотен единиц выходил на берег из пузыря транспортной медузы с ходу вступая в бои за портовую зону. Из-за толщины носимой ими брони ручное вооружение вообще не причиняло им вреда. Разве только что-нибудь бронебойное или элитная снайперская винтовка. Или порой удавалось метким выстрелом повалить этого закованного в железо монстра и потом уже не позволить ему встать обратно.

Вооружены экспериментальные кадавры были скорострельными винтовками. Не очень хорошо разбирающиеся в земных технология резчики порой грешили тем, что сращивали винтовку с рукой бойца и тот оказывался не способен поменять оружие в ходе боя, хотя сохранившихся мозгов ему на это вполне хватало.

Штаб поставил задачу сорвать высадку десанта. Требуя этого любой ценой и вполне понятно почему. Если получится удержать порт под контролем людей, то прибывшая на помощь авиация просто вскипятит воду вывалив вокруг береговой линии тысячи бомб тем самым ставя точку в неудавшейся попытки захвата. Но если к моменту их появления чужие займут порт, а то и часть города, то придётся либо пожертвовать половиной Лондона, либо как-то, с усилием, слезами и кровью выбивать их оттуда.

Отсюда и приказ: любой ценой.

-Что у нас ещё осталось исправно из внешних орудий? -спросил капитан.

-Только зенитная пушка по правому борту. И торпед больше нет, -добавил офицер, хотя про торпеды его никто не спрашивал. Капитан и без него прекрасно знал, что торпед больше нет.

Одна зенитная пушка – совершенно не серьёзно. По-хорошему с такими повреждениями как у них надо как можно скорее выходить из боя. Но приказ требует: любой ценой.

Чёртовы штабисты, они думают, что здесь все герои?

-Курс на ближайшую «баржу». Полный ход, -приказал капитан.

-Сэр, вы ведь не собираетесь?

Капитан повысил голос: -Не заставляйте меня повторять приказ. Выполняйте!

-Сэр?!

Справившись с кобурой, капитан достал револьвер и положил его на стол перед собой, придерживая рукой, чтобы тот не уехал от резкого манёвра.

-Есть, сэр! Выполняю приказ. Приготовиться к смене курса. Полный ход!

Закрыв глаза, капитан представил как сильно потрёпанный, но всё ещё могучий корабль совершает резкий поворот и, нацелив нос в ближайшую из транспортных медуз из чрева которой лезет и лезет непрекращающаяся толпа чудовищ, ускоряется для тарана. Прочные пластины брони должны выдержат первый удар, а разогнанная масса корпуса перерезать или раздавить медузу, вместе с тем уничтожая всех тех, кто ещё не успел покинуть её нутро. Смертельно опасный манёвр. Если корабль застрянет, то команде останется только покинуть его. Если броневые пластины не выдержат и разойдутся, то старина Джеймс Мингус хлебнёт воды и затонет.

Раздутая туша высунувшейся из воды медузы быстро приближалась. Мысленно капитан приготовился к страшному удару. И удар произошёл. Но не корабль врезался в подобие живой подводной баржи, а крушивший в это время портовые здания левиафан вдруг отвлёкся и толстым, как вагон электропоезда щупальцем, ударил по набравшему ход эсминцу.

Сильный удар проломил верхнюю палубу, но застрял в нижней. Броневой пояс лопнул, а корпус затрещал, покрываясь трещинами. На десяток секунд Джеймс Мингус ушёл под воду, но затем всплыл, правда в расширяющиеся на глазах трещины хлестала вода и стало предельно понятно, что корабль критически повреждён и вскоре затонет.

Со скрежетом сминаемого металла, чуть было не повалив эсминец на бок, левиафан извлёк конечность из пострадавшей верхней палубы. Второй удар не требовался и, видимо поняв это, гигантское морское чудовище занялось другими целями.

Света в рубке не было, но что-то пробивалось снаружи, кроме того, радист сумел найти и включить фонарик. Первым, что он увидел было тело офицера без признаков жизни лежавшее на полу.

-Капитан? Сэр? – луч фонаря скользил дальше и дальше, пока не упал на так и оставшегося сидеть за своим рабочим местом капитана. Из-за сильного удара капитан ударился головой о стол и разбил её. Судя по количеству вытекшей крови, капитан эсминца Джеймс Мингус был также мёртв, как и подчинённый ему корабль.

-Есть кто живой? -позвал радист.

Со стороны дверей донёсся шум. Их попытались открыть, но двери заклинило и неразборчивый голос снаружи предупредил: -Отойдите от дверей. Попытаемся выбить их. Нужно уходить, корабль быстро набирает воду.

Несколько сильных ударов сломали двери и за ними обнаружилась пара механиков. Увидев в руках радиста фонарь, они обрадовались, но стоило перевести взгляд на тело мёртвого капитана, как улыбки пропали.

-Поторопитесь, сэр. Корабль тонет.

-На берегу полно чудовищ, -заметил радист.

-В воде их не меньше, -парировал механик. -На суше будет хоть какой-то шанс.

Загрузка...