XIV

Баня Хаима ничем не отличалась от любой другой. Основную клиентуру составляли подвыпившие люди, желавшие протрезветь и уж потом отправиться домой, чтобы там, продолжая неплохо начатый вечерок, взять и избить ради развлечения жену.

В глубине заведения, за обитой чем-то мягким дверью, в двух маленьких кабинках, разделенных узким коридорчиком, сидели две симпатичные женщины. Они не брезговали ничем и в любой момент были готовы исполнить любое желание клиента.

Была половина пятого утра. Я не пожелал прибегнуть к услугам одной из них. Тогда Хаим отвел меня в пустую кабинку и оставил там. Я лежал в темноте и думал, пытаясь связать воедино все ниточки этой страшно запутанной истории.

Надо признать, удар был подготовлен и нанесен большим мастером своего дела. Что им двигало? Ненависть? Нет, никто не мог ненавидеть меня до такой степени. Ну хорошо, если даже и мог, то уж Пат-то тут при чем? Между прочим, тот, кто все это проделал со мной и Пат, должен был раскошелиться на довольно приличную сумму. Все, что произошло за последние дни, готовилось в течение нескольких месяцев.

Кери, безусловно, был в этом деле только жертвой. Может быть, он и хотел, не зная, что ему уготовано, немного погреть на этом деле руки, но получил лишь пулю в висок. Peг Хенсон и Мира им просто воспользовались.

Зеленая занавеска моей кабинки приподнялась, и заглянул Хаим, высокий, веселый еврей ростом под метр девяносто и весом около центнера:

— Ну, как вы себя чувствуете, Герман?

Я ответил, что вполне приемлемо.

Я провел в парилке полчаса, а потом еще полчаса Хаим мне очень ловко и профессионально делал массаж. Теперь мое полумертвое тело потихоньку оживало.

Хаим зажег в моей кабинке настольную лампу, положил на столик кипу газет, а рядом с ними большой коричневый пакет.

— Почитайте газеты, это будет вам интересно. А чтобы не смотреть на мир мрачно, сначала поешьте.

Поверьте, человек с полным желудком смотрит на мир оптимистичнее, чем с пустым.

Когда-то я очень помог Хаиму. В то время я был еще простым полицейским. Так получилось, что я вовремя предостерег его, помог выйти из дурной компании. Я избавил его также от исправительного дома. Кроме того, я сообщил равину Фельдману обо всем и обещал, что Хаим будет ходить в синагогу. И вот теперь он хозяин заведения. Зарабатывает неплохие деньги. Женился на девушке из своего квартала и каждую субботу носит деньги в банк.

Собственно говоря, он никогда и не был настоящим преступником. Он просто умирал с голоду и был вынужден воровать.

Я вытащил из пакета четыре огромных сандвича и бутылку бурбона. Я набросился на сандвичи — они были просто превосходны. Наевшись, я сказал Хаиму:

— Между прочим, ты жутко рискуешь, укрывая меня. По моему следу идут по крайней мере девятнадцать тысяч полицейских.

Хаим проверил, как работает вентилятор, потом поправил махровое полотенце, обернутое вокруг бедер:

— Будь они прокляты, эти фараоны. Я, конечно, не имею в виду вас. Можете оставаться здесь хоть пятьдесят лет, если вам это нужно. Но, Боже мой, какая суматоха. Газеты, радио, телевидение! Судя по тому, что они говорят, вы самый ловкий человек на свете.

— А что ты об этом думаешь?

— Я уже сказал, что я думаю, — ответил Хаим и бесшумно вышел.

Я сорвал пробку с бутылки и сделал большой глоток. Горло у меня болело, и я чуть не поперхнулся.

Похоже, теперь я чувствовал себя настолько хорошо, что был в состоянии бороться дальше.

То, что я сделал с Жилем, похоже, переполнило чашу их терпения. Журналисты набросились на инспектора Греди, как на начальника Жиля, и теперь ему приходилось несладко.

Развернув одну из газет, я увидел на первой полосе свою фотографию. Хмыкнув, я стал читать:

«Вне себя от горя, Большой Герман, а он действительно был очень хорошим детективом, под влиянием навязчивой идеи хотел вырвать у убитого признание, которое подтвердило бы невиновность Патриции Стон. Между тем совершенно точно установлено, что жена Германа…»

Вся статья была в том же духе.

Я отбросил газету и взял другую. В ней была статья Абе Фитцеля. После нашего короткого разговора он, видимо, поверил в мою невиновность и обратил внимание на некоторые детали. Как я мог пытаться вырвать признание у Симсона, когда он был в невменяемом состоянии? Результаты вскрытия еще не получены, но, без всякого сомнения, Симсон в тот момент, когда в его комнате был Стон, находился без сознания.

Дальше Абе переходил на личные впечатления.

Он писал, что хорошо знаком с миссис Стон и часто бывал у нас в гостях. Он писал, что не может поверить в то, что Пат могла мне изменить…

Будь он здесь, я бы его обнял.

Я снова перечитал статью Абе. Она была короткой и не содержала конкретных фактов, одни лишь предположения и догадки. Но главное, он встал на мою сторону. Кстати, я говорил ему о Реге Хенсоне. Зная Абе, я мог предположить, что он сейчас пытается выяснить о нем все, что возможно. А у Абе знакомств и источников информации больше, чем у пятидесяти полицейских.

Вот только, к сожалению, он единственный, кто написал хоть что-то в мою защиту. Следующая статья представляла собой интервью, взятое каким-то ловкачом у Гретхен. Она наврала ему с три короба.

Она рассказала, что ждала мужа с работы и тут в ее комнату ворвался я.

«Этот человек ворвался в мою комнату. Я спала. Сначала я думала, что это Ганс, но, когда увидела незнакомого мужчину, сильно испугалась. Я смотрела на него во все глаза, и тут кто-то в коридоре сказал, что в одной из комнат убили человека.

Я сказала этому человеку:

— Внизу полиция. Вы убийца. Вы убили человека.

Он вытащил револьвер, наставил его на меня и процедил:

— Да, я убил его…»

Потом, видимо, желая сделать себе рекламу, она рассказала, как я хотел ее оглушить, но она благодаря физической силе и ловкости одолела меня. Каким-то чудом увернувшись, я удрал через окно… Ни больше, ни меньше…

Этот кретин репортер даже не поинтересовался у нее, почему же тогда полиция обнаружила ее в ванной связанной по рукам и ногам. Над статьей была помещена ее фотография.

Тут я неожиданно вспомнил о Мире, и мне стало дурно. Пожалуй, единственным моим оправданием может быть то, что я ее не так уж сильно хотел. То, что у нас с ней произошло, больше походило на изнасилование. Причем жертвой являлся я.

Я сделал еще глоток бурбона и спросил себя, чем же Мира может заниматься в свободное время. Ответа на этот вопрос у меня не было. Продолжая просматривать газеты, я наткнулся на интервью с теми, кто жил в одном доме с Кери. Я перечитал его три раза. Похоже, оно кое-что объясняло.

«Чарльз Свенсон, бывший страховой агент, пенсионер, и его жена, живущие этажом ниже квартиры, где произошло преступление, подтвердили свое первоначальное заявление о том, что миссис Стон была именно той рыжеволосой женщиной, которую они неоднократно видели поднимающейся в квартиру убитого.

Миссис Свенсон заявила:

— Мой муж и я, мы подумали, что, может быть, видели какую-нибудь другую женщину с такими же волосами, такой же походкой, таким же лицом…»

Одна мысль засела у меня в голове. Уж слишком все гладко сходилось, чтобы быть правдой. Все-таки тогда, в комиссариате, старый прохвост немного колебался, прежде чем опознал Пат. А потом ему захотелось попасть в газеты… И его жена, наверно, точно такая же.

«Но потом, еще раз все вспомнив, пришли к выводу, что это была совершенно точно она. Родинку у нее на щеке ни с какой другой не спутаешь…»

И еще они угощали кофе и пирожными полицейского, дежурившего возле квартиры Кери. Они делали все, чтобы быть в курсе дела. Зачем?

Я почувствовал, что начинаю догадываться.

Когда я спросил у Пат, что она делала с зеленым домашним платьем, она мне ответила:

«Я его отдала. Да, теперь я вспомнила — пришла женщина и сказала, что собирает вещи для бедных. Я отдала ей это платье и некоторые другие вещи. Они мне были не нужны.

— Это была мисс Велл?

— Нет, не она. Очень приятная, совсем седая старушка…»

У миссис Свенсон седые волосы и очень приятный вид.

Я обернул вокруг бедер полотенце и, шлепая босыми ногами, отправился в ту кабинку, где стоял телефон. Я набрал номер Абе Фитцеля.

Трубку подняли почти сразу же:

— Миссис Фитцель слушает.

— Это Герман, Ширли.

— Просто великолепно, что ты позвонил! — воскликнула она. — Я так рада, что ты позвонил! Герман, здорово, что ты пытаешься спасти Пат. Тот пройдоха, к которому она ходила на квартиру, лучшего не заслужил. Он, конечно же, вколол ей наркотики. Я не верю, что Пат могла сделать что-то подобное!

Я спросил, откуда она все это знает.

— Она просто молилась на тебя, Герман. Ты был для нее всем. И она была очень счастлива! Поверь, я знаю, поскольку мы подруги, а женщины многое рассказывают друг другу. У нее никогда не было и не могло быть другого мужчины, кроме тебя, Герман!

Я проглотил застрявший в горле комок.

— Ширли, я тебя просто обожаю, и, если мне удастся выкарабкаться из этого дерьма, пришлю тебе букет орхидей. Кстати, твой муж дома? — Я почувствовал, что настроение мое улучшилось.

— Нет, его нет. Он, кажется, поехал что-то узнать насчет Peгa Хенсона.

— Это хорошо. Если Абе позвонит, скажи ему, чтобы он хорошенько разузнал о Свенсонах. Они живут этажом ниже Кери. У меня появилась очень забавная мысль… Скажи Абе, пусть узнает в полиции нравов, не числится ли за ними что-нибудь…

— Да, я передам ему это, как только он мне позвонит.

Положив трубку, я вернулся в свою кабинку.

Теперь мне предстояло вспомнить все что можно о прошлом Пат.

К сожалению, помнил я не так уж много.

Ее прадед, Дэниэль Еган, поселился в Бруклине через несколько лет после того, как кончилась война Севера и Юга. Он был крупным землевладельцем. Около тысяча девятисотого года стал заметной фигурой в Нью-Йорке, но вскоре спился и спустил девять десятых своего состояния.

Пат мне часто говорила; «Если бы прадед занимался делом, а не валял дурака, у Еганов и сейчас было бы полно денег».

Но все получилось по-другому.

Отцу Пат осталось небольшое наследство. Ее мать окончила колледж и приехала в Бруклин из Денвера. Было это во время первой мировой войны. Из родственников со стороны матери у Пат была лишь кузина, которую она никогда не видела.

Они обменивались открытками на Рождество.

Я обнаружил, что вспотел, и вытер лицо полотенцем.

Получается, что я знал о прошлом Пат не так уж мало.

Пат часто говорила, что очень похожа на мать, за исключением цвета волос, который унаследовала от отца. Мать ее была блондинкой.

Кузина, теперь я вспомнил, что ее звали Ирис, была примерно одного возраста с Пат. А Гордоно, где она проживала, не так уж далеко от Денвера.

Я хлебнул еще бурбона.

Отец Пат обанкротился во время великой депрессии, в двадцать девятом. Тогда ей было всего четыре года. В этом же году ее отец и мать погибли в авиационной катастрофе, а ее поместили в пансион для сирот.

Пансион содержался на пожертвования, но его директор, скотина по кличке Плешивый Парк — так его прозвали воспитанники, — заставлял своих подопечных работать не меньше негров на плантациях. Когда Пат исполнилось шестнадцать лет, этот старый козел начал делать ей намеки определенного характера. Тогда она убежала.

Одна из бывших подруг по пансиону приютила ее на время и помогла устроиться на работу. Именно в этот момент на сцене появился я, собственной персоной.

Я встал и оделся.

Нет, проводить здесь всю оставшуюся жизнь я не собирался. Меня искала целая куча очень умных полицейских. Они сейчас стучат во множество дверей, нажимают кнопки звонков и опрашивают всех, кто меня хоть немного знает. Через некоторое время они обязательно появятся у Хаима.

Пока меня не поймали, надо во что бы то ни стало повидать Плешивого Парка и просмотреть все сохранившиеся у него документы о Пат и ее родственниках.

Я сунул револьвер в кобуру, раздвинул зеленые занавески и сразу же увидел спешащего к моей кабинке Хаима. Бросив взгляд на его лицо, я все понял. Те, кто за мной гнался, похоже, были близки.

Испуганно оглядываясь, Хаим прошептал:

— Уходите через черный ход. Быстрее. Двое уже вошли в заведение, и мне кажется, они здесь не для того, чтобы помыться.

Загрузка...