VII

Три часа пополудни. Громко кричат возвращающиеся из школы дети. Они звонят звонками своих велосипедов, играют в догонялки и другие игры. А еще они играют во взрослых.

К этому времени я уже слегка протрезвел, только голова была еще словно набита ватой, но в основном я уже вернулся в форму.

Я взял стоявшую на столике возле кровати бутылку и отхлебнул глоток, потом вытянулся на кровати и посмотрел в сторону окна.

Судя по высоте солнца, сейчас могло быть около четырех.

Итак, я последовал совету инспектора Греди. Напился до поросячьего визга и очень близко познакомился с некой блондинкой. Интересно, что будет дальше?

Почему-то царившая в комнате тишина на меня неприятно действовала. Я подумал, насколько же я одинок. И нет никого, чтобы меня утешить. Нет даже никого, кто мог бы мне сказать, что я вел себя как последняя скотина, а после этого принес мне холодного томатного сока. Обычно на следующее утро после ежегодного бала полицейских это делала Пат. Тут я посмотрел на лежавший в углу небольшой несессер и подумал, что, как только у меня перестанет болеть голова, я позвоню в комиссариат и скажу, что сейчас приду, чтобы передать его Пат.

После этого я повернул голову и посмотрел на вторую половину кровати. Она принадлежала Пат десять лет. Миры там не было, но на подушке остался отпечаток ее головы и лежали несколько длинных светлых волосков. Я взял один и стал накручивать его на палец.

Честно сказать, Мира оказалась славной девочкой и очень мне помогла в том невменяемом состоянии, в котором я был. Теперь я чувствовал себя как бы обновленным. Вот только бы у этого приключения не было продолжения.

Я посмотрел на волос, который накрутил себе на палец. Итак, в моей жизни был один приятный момент. Один раз — и точка. Она меня хотела, и она меня получила. Теперь мы в расчете.

Тут мне показалось, что я чувствую запах кофе. Ничем иным, кроме разыгравшегося воображения, это быть не могло. Все же я надел халат, шлепанцы и потопал на кухню.

Там была Мира, и она энергично манипулировала кофеваркой. Вообще, одетая, она показалась мне более чужой. Она изменилась. Теперь волосы ее были причесаны и собраны на затылке в пышный пук.

Веснушки на коже, казалось, стали более заметны. На ней была темная юбка и белая блузка. Короче, она выглядела как самая настоящая привратница.

— Я думала, ты будешь валяться до полуночи, — увидев меня, сказала она.

Я неторопливо уселся на один из табуретов и попытался сообразить, должна она быть довольна или нет.

— Неужели я столько выпил?

— Еще сколько. — Она облизнула губы. — Только я думала не об этом… — Она налила мне чашку кофе. — Ну на тот случай, если ты вдруг проснешься, я осталась у тебя, чтобы приготовить, когда понадобится, кофе.

Кофе был вкусным. Я выпил чашку, даже не наливая в него молока, попросил еще. Мира прижалась ко мне крутым бедром, и это оживило некоторые мои воспоминания.

— А на работу ты разве не пойдешь? — спросил я. Она села напротив:

— К сожалению, мне придется это сделать. Мейбл подменила меня с восьми до четырех дня, но не может же она дежурить две смены подряд. — Мне опять показалось, что передо мной сидит Пат. — Как ты себя чувствуешь, Герман?

— Я в отличной форме, — ответил я.

Она внимательно на меня посмотрела:

— Но почему у тебя не очень жизнерадостный вид? — Мира положила свою руку на мою. — В общем, так, пей свой кофе, а потом возвращайся в постель и постарайся уснуть.

Эта мысль была не так уж плоха.

По крайней мере, если, проснувшись, я почувствовал себя бодрым и отдохнувшим, то сейчас, не знаю почему, ко мне снова вернулось плохое настроение. Может, из-за того глотка рома…

— Наверное, я так и сделаю…

— А когда пробьет полночь, твоя маленькая Мира вернется… — игриво сказала она, слегка наморщив веснушчатый носик.

Как раз этого я и боялся. Похоже, она хочет, чтобы это продолжалось.

На столе лежала пачка сигарет, и я закурил.

— Значит, ты настоящая маленькая Золушка?

Она погладила мою руку:

— Да, все будет именно так, дорогой. А теперь мне пора на работу. — Она обошла вокруг стола и наклонилась, чтобы я мог ее поцеловать. — По крайней мере, ты… после того, что было… Я могу ведь опоздать на несколько минут…

Вдруг я понял, что не хочу этого. Спасая положение, я нежно похлопал ее по округлому бедру:

— Мне кажется, что до полуночи я выдержу.

Она нежно поцеловала меня:

— Жди меня.

Потом она пошла к выходу, а я смотрел ей вслед. Худенькой ее не назовешь. У нее довольно аппетитный зад, который при ходьбе соблазнительно подрагивает.

Я налил себе еще чашку кофе, но выпить его не смог, потому что меня стошнило. К счастью, умывальник был недалеко. Когда мне стало полегче, я его тщательно вымыл и подумал, что больше кофе пить не буду. Я не хотел его, я его ненавидел. А еще я не хотел вспоминать о Пат. Я хотел о ней забыть…

В шкафчике стояла бутылка отличного виски, которую я берег на черный день. Ну вот, кажется, он настал. По крайней мере, это было лучше, чем кофе.

В спальню я вернулся с бутылкой под мышкой. В этот момент я не слишком гордился Германом Стоном. Ладно, Пат меня обманула, теперь ее обманул я, но спокойствия мне это не принесло. Кстати, теперь у меня на руках еще и эта девчонка Мира.

Я сел на кровать и стал смотреть в окно, любуясь заливом.

Да, от Миры отделаться будет не так-то легко. И что потом?

А ведь мы поклялись… и в радости, и в горе, на всю жизнь.

Я встал и подошел к шкафу, чтобы взглянуть, там ли находится запасной револьвер. Может быть, все же удастся что-то сделать для Пат. Во всяком случае, я могу попробовать что-нибудь узнать у Хенсона. Револьвер находился там, где ему и было положено, под стопкой рубашек. Я вынул его и положил на столик.

А потом, вспомнив одну вещь, заглянул на полку, где лежали вещи Пат. В самом углу лежала маленькая книжечка. На ней было написано: «Интимный журнал».

Книжечка была снабжена замочком, не дававшим возможности ее открыть, но, сунув палец под планку, я сломал ее.

На первой странице стояла дата: «1 января 1969 года». Пат писала: «Вчера ходили смотреть очень хорошую пьесу «Пасифик Сид». Потом ужинали в ресторане. Герман хотел, чтобы мы еще куда-то пошли, но я отказалась… Когда мы вернулись домой и легли спать… Ах, как он меня любит! Мы заснули только спустя пять часов. Наверное, это один из самых прекраснейших дней нашей совместной жизни…»

Я хотел засмеяться, но не смог. Да, тогда мы были именно такими. Это было два года назад, мы были женаты уже восемь лет.

Я быстро пролистнул дневник до записей, сделанных пять месяцев назад, и стал их внимательно читать. Нет, она нигде даже не упоминала о Кери. И всегда писала, как сильно меня любит… Да, мы играли в покер с Джимми, Авис, Абе и Ширли. Пат проиграла пять долларов и шесть центов, а я выиграл восемнадцать… На следующий день она ходила за покупками с Ширли и купила себе божественную шляпку…

Я лихорадочно перелистывал страницы дневника.

Все остальные записи — в том же духе. Нигде не было упоминаний о Кери, а также белых пятен в описании ее жизни. Все дни она чем-то занималась.

«Теперь, когда Герман получил содержание лейтенанта, можно подумать и о расширении семьи… Мы ходили… Мы видели «Голубую вуаль»… Мы обедали у Мишу и поехали ради развлечения железной дорогой до Исланда. Там мы гуляли…» Последняя запись была сделана позавчера, перед тем как она отправилась сдавать кровь. В ней она назвала меня «моя любовь».

Герман здесь, Герман там. Судя по всему, я был для нее каким-то особенным типом вроде Эйнштейна. И это после десяти лет семейной жизни. Когда-то в одной из статей Абе полушутя назвал меня Большим Германом. Вот только Пат приняла это всерьез. Для нее я всегда был самым замечательным человеком, который может быть. Я — лучший лейтенант в Манхэттене. Я — муж, о котором можно лишь мечтать. Я — самый пылкий любовник.

Я закрыл тетрадь и посмотрел на залив. Теперь его вода показалась мне пурпурной.

Нет, Пат не могла быть настолько хитра. Притворством тут и не пахло.

У меня по спине побежал холодный пот.

Господи! И эту женщину обвиняют в том, что она играла в недозволенные игры с Лилом Кери! Но как же? Нет, никто меня в этом не уверит. Мне плевать на доказательства ее вины. Даже несмотря на то что я видел Пат в квартире этого Кери голой и совершенно пьяной.

Нет, все эти доказательства были не более чем хитроумной комбинацией, с помощью которой кто-то пытался опорочить Пат. Теперь я был уверен, что где-то в Нью-Йорке на самом деле существует рыжая девушка, непонятно по каким причинам выдающая себя за Патрицию Стон вот уже пять месяцев.

Прихватив дневник, я прошел в гостиную и снял телефонную трубку.

— Привратница слушает, — вежливо сказала Мира.

— С тобой можно поговорить? — спросил я.

Она очень тихо сказала:

— Ну, это не рекомендуется. А что случилось, дорогой?

— Послушай, Мира, я хочу спросить насчет телефонных звонков по номеру 17-36-46. Ты действительно слышала, как Пат разговаривала с этим Кери?

Очевидно, мистер Харпер находился неподалеку, поскольку голос Миры стал очень сухим и официальным:

— Мистер Стон, телефонистки никогда не подслушивают телефонные разговоры. Если одна из них будет замечена в чем-то подобном, ее немедленно уволят.

Я положил трубку.

Может быть, эти разговоры велись тогда, когда Пат не было дома? Но кто их вел?

Тут я почувствовал, как в голове у меня опять зашумело.

А может быть, все эти телефонные разговоры вела мисс Велл? Может быть, она сделала это, чтобы вернее достигнуть того, чего ждала целый год?

Я поднял трубку и назвал номер телефона Ника Казароса. Несколько минут я слышал длинные гудки, очевидно, трубку не снимали, потом послышался голос Миры. Теперь он стал нежным и теплым:

— Милый, похоже, никого нет дома.

Я хотел было попросить ее соединить меня с комиссариатом, но решил прикинуться настоящим дурачком. А голос Миры старался убаюкать:

— Послушай, Герман, иди и ложись в постель, согрей ее для меня.

Я повесил трубку.

Потом я принял холодный душ и оделся. Физиономия у меня, конечно, здорово опухла, но я чувствовал себя в полной форме. Сунув револьвер в наплечную кобуру, а дневник Пат в карман пиджака, я взял фетровую шляпу, обычно надеваемую мной лишь по воскресеньям. Прихватив несессер, вышел в коридор и запер квартиру на два оборота ключа.

Мира видела, как я проходил через холл. Она даже привстала со своего стула, словно хотела меня позвать, но все же не посмела этого сделать.

Мистер Харпер был совсем рядом и обсуждал с двумя коммивояжерами качество предлагаемых ими товаров. Увидев меня, он очень удивился, а я подумал, что ему самое место, с его постной физиономией, быть, например, гробовщиком.

— Я глубоко опечален, мистер Стон, — сказал он.

— Я тоже! — Мне хотелось от него поскорее отделаться.

Выйдя из дома, я быстрыми шагами направился к заведению Майерса, возле которого оставил свою машину. За стойкой стоял новый парень, а Майерс занимался клиентами. Я подождал, пока он освободится, и спросил, явился ли Симсон на работу.

— Полиция, полиция… Все задают вопросы. А когда же мне зарабатывать себе на хлеб? — проворчал Майерс. — Нет, он не вернулся. Я нашел ему замену. Мне пришлось просидеть в полиции битый час и отвечать на всякие дурацкие вопросы, рассказывать, где он живет да кто его рекомендовал… Откуда я это могу знать? Дьявол, я очень мало зарабатываю, потому что почти весь доход уходит на жалованье этому официанту. Как вы думаете, сколько я зарабатываю на одной чашке кофе?

Он ударил по прилавку кулаком и снова что-то забормотал, но я его уже не слушал, поскольку торопился к выходу.

На улице первое, что я увидел, была газета в руках одного из мальчишек. Крупный заголовок на первой полосе гласил: «Таинственное убийство детектива».

Я выхватил у мальчишки газету и стал ее внимательно проглядывать. В заметке говорилось, что приведенные в ней сведения самые свежие. В ней сообщалось, что полицейский Ник Казарос, прикрепленный к комиссариату на Сорок седьмой улице, по окончании смены не явился с рапортом. Ему позвонили домой, и его жена сообщила, что он не возвращался.

Через некоторое время режиссер расположенного на Сорок седьмой улице театра, открыв склад реквизита, обнаружил труп Казароса, лежавший на одном из сундуков…

Вдруг я сообразил, что мне кто-то говорит:

— Послушайте, мистер, если не возражаете, то просто купите эту газету или не мешайте тем, кто хочет ее купить. Если вам жалко денег, можете прочесть ее в библиотеке.

Я машинально сунул руку в карман и вдруг вспомнил, что истратил последнюю монету на утреннюю газету. Хорошо, мне все расскажут в комиссариате.

Вернув мальчишке газету, я пошел к машине и только стал открывать ее дверцу, как меня снова затошнило. Уже во второй раз за последний час. И причиной тому был отнюдь не ром.

«Ты не мог бы мне помочь, Ник?» — «С удовольствием, Герман!»

А теперь он мертв. Может быть, его убили, когда я забавлялся с блондинкой и изо всех сил старался ей доказать, какой я замечательный мужчина. А в это время Ник пытался поймать негодяя по имени Карл Симсон. Того самого мерзавца, который подал Пат роковой стакан кока-колы.

Загрузка...