Младший научный сотрудник 7

Глава 1 Разговор с телевизором

Младший научный сотрудник-7

Разговор с телевизором (Москва)

Телевизор щелкнул и после непродолжительного разогрева начал вещать о надоях, покосах и урожаях на бескрайних полях Родины. Я поморщился и перещелкнул дальше, тут сенсорная панель для этого имелась, а вовсе не круговой переключатель… так, тут Ленинский университет миллионов, нисколько не лучше. На учебной программе объясняли, как решать физические задачи про движение двух тел. Неинтересно… а еще на следующем канале, куда я уже просто наугад ткнул, появилась весьма интересная картинка — камера по виду такая же, как в нашем СИЗО, слева койка, прикрепленная к стене, справа писсуар с раковиной, а по центру на табуретке сидел я же, но в легкомысленной гавайской рубашке и шортах до колен.

— Привет, Петя, — сказал мне этот второй я, помахав при этом рукой. — Как жизнь?

— Привет, — отозвался я, потому что молчать было бы глупо, вспомнил не к месту строки Высоцкого, — жизнь течет меж пальчиков паутинкой тонкою. Ты где сидишь-то так красиво? — задал я первый всплывший на поверхность вопрос.

— Ты не поверишь, — ответил он, — но в городе Маниле, Республика Филиппины, в следственном изоляторе временного содержания номер один…

— И как тебя туда занесло?

— Долго рассказывать, — поморщился второй я, — начни лучше с себя, у тебя, как я посмотрю, дела обстоят немного получше моих…

— Когда мы с тобой расстались-то, не напомнишь? — спросил я у отражения в экране.

— Напомню, — охотно согласился он, — в сентябре прошлого года, 82-го, когда эксперимент в этом вашем гребаном бункере пошел не по плану.

— В нашем, Петя, бункере, в нашем, — поправил его я, — не надо делать вид, что ты не имеешь к этому «не по плану» никакого отношения.

— Не надо придираться к словам, — буркнул он, — вываливай лучше подробности, как ты там живешь. В 82 году… у нас-то тут октябрь 83-го идет, если тебе это интересно.

— Нет вопросов, — отозвался я, — почти как у матросов. Слушай и не говори потом, что не услышал.

И в следующие пять минут я коротенько обрисовал ему свою историю за последние два месяца. Он внимал и не перебивал, открыл рот только, когда я поставил точку.

— Увлекательно… — сказал он, глядя в какую-то невидимую отсюда точку, — стало быть, ты там теперь народный целитель типа этой… Ванги.

— Точно, — ответил я, — или Джуны. С ней я, кстати, недавно встретился, и она мне выкатила страшненький диагноз — полгода мне жить осталось.

— Сочувствую, — вяло ответил он, — а мне как бы не полдня осталось пребывать на этом свете.

— Теперь твоя очередь, — передал я ему эстафетную палочку, — выкладывай давай, что там с тобой за год случилось.

— Никаких экстра-способностей в том бункере я не получил, — хмуро начал он, — так, по мелочи немного.

— Стой, — притормозил его я, — я же с помощью этого дара свою мать из могилы, считай, вытащил… получается, что она умерла что ли?

— Не все так грустно, — вздохнул он, — хирург этот из сороковой больницы, как уж его…

— Иннокентий Палыч, — напомнил я.

— Да, Кеша — он очень постарался и мать осталась жить, но с большими ограничениями…

— Не ходит что ли?

— Нет, подвижность не ограничена, но есть можно далеко не все… и обезболивающие надо непрерывно принимать. Но живая пока, этого не отнимешь.

— Замуж за физрука-то она вышла?

— Нет, не сложилось, — угрюмо продолжил заэкранный я, — так что живем мы по-прежнему в нашей квартире на Кирова.

— Слушай, а дочка хирурга, как уж ее… Зина, кажется… да, Зина-корзина, она тебе никаких предсказаний не делала?

— Даже не знаю, кто это, — растерянно ответил он. — Что после октября 82-го было, тебе интересно?

— Конечно, выкладывай скорее, — подстегнул его я.

— А и вспомнить-то особенно нечего, — после секундной паузы продолжил он, — так и работал в ИПП. Встречался с Викой потихоньку, потом она хвостом вильнула.

— А Ниночка как же?

— Она замуж за Наумыча вышла, через месяц примерно после того случая в бункере. У них вроде бы все хорошо, даже ребенок намечается, но это не очень точно.

— И ты никого не излечил с тех пор?

— Почему это никого… — даже растерялся он, — мать немного на ноги поставил, потом дворового хулигана этого…

— Игорька?

— Да, его самого — избавил от одной проблемы. И жену Бессмертнова… но это отдельная история, очень долго и муторно рассказывать.

— Ладно, не надо, — поморщился я, — а с Аскольдом чего?

— В армию он ушел, вот и все.

— В Германию?

— Почему в Германию, если я все правильно понял, то на Кубу его послали, в Лурдес, чем-то радиотехническим там заведовать.

— Куба это хорошо, — задумался я, — а в Москву тебя тоже не посылали?

— Почему это, минимум четыре раза в командировках там был.

— А с дочкой Брежнева не встречался?

— Вот этого, извини, не было.

— Ладно, тогда переходи уже к более поздним событиям, как ты в этой Маниле-то очутился?

— Это рассказ примерно на час, — отозвался он, — о, дверь отпирают — перерыв на неопределенное время

Экран сначала вспыхнул каким-то сине-зеленым ярким пламенем, а потом просто взял и погас. Я пощелкал по другим каналам и ничего интересного там не нашел. А потом подумал — во Электроника дает, видеоконференцию в начале 80-х годов. Причем связывает разные времена… и нравы, второй-то я из будущего года вещает.

И тут зазвонила вертушка — на той стороне был товарищ Цуканов, кто же еще.

— Петя, — начал он задушевным тоном, — к тебе есть одно маленькое, но срочное дело.

— Слушаю со всем вниманием, Георгий Эммануилович, — откликнулся я.

— У моей супруги наметились некоторые проблемы со здоровьем… ты бы не мог посмотреть ее?

— Какие вопросы, — на автомате вылетело из меня, — назначайте время и место — все сделаю в лучшем виде.

— Через полчаса примерно спускайся во двор, там будет стоять сиреневая Волга…

— 24-я или 31-я? — решил уточнить я.

— 21-я, — отрезал он, — которая с оленем на капоте, водитель отвезет тебя на мою квартиру, там мы с женой будем тебя ждать.

Надо помочь хорошему человеку, подумал я, взял на всякий случай паспорт с правами и спустился во двор через положенный промежуток времени. Раритетная 21-я Волга мерзкого сиреневого цвета стояла не в притык, конечно, к подъезду, где проживало первое лицо государства, но и недалеко.

— Моя фамилия Балашов, — сказал я водителю, нервно курившему какую-то вонючие папиросу.

— Садись, — жестом показал он на пассажирское место.

Я и сел, куда было указано. Ехали мы молча и не очень долго, этот кусок Москвы я знал не очень хорошо, понял только, что забрались мы куда-то в Замоскворечье.

— Третий этаж, квартира сорок, — сказал он мне, лихо затормозив во дворе старинного доходного дома со всеми положенными причиндалами, как-то — пилястрами, лепными кариатидами и башенкой наверху.

Я ему кивнул на прощание и поднялся по крутой железной лестнице на третий этаж. Дверь открылась после первого звонка — это был сам Цуканов в шикарном восточном халате и с сигарой во рту.

— Ааа, — сказал он, увидев меня, — Петя… заходи, гостем будешь.

Я и зашел, переобулся в тапочки и был сопровожден в самую дальнюю комнату, где имела место женщина очень средних лет и такой же наружности.

— Познакомьтесь, — сказал Цуканов, — это Петр Балашов, народный целитель и экстрасенс седьмого уровня, а это Марина Афанасьевна, моя супруга.

— Можно просто Марина, — подала она мне руку.

— Ну вы тут поговорите пока, — засуетился он, — а я чай приготовлю, — и скрылся за дверью.

А я пододвинул стул к дивану с Мариной, тяжело вздохнул и принялся за привычное уже дело.

— Какие проблемы, Марина? Выкладывайте все, как на духу.

Марина ответно душераздирающе вздохнула и вывалила ворох своих затруднений… там ерунда по большей части была, но одно место заставило меня сильно напрячься.

— Про потерю ориентации и равновесия поподробнее пожалуйста, — попросил ее я.

И она рассказала поподробнее… в дверь просунулся ее супруг, но она мановением руки показала, что ему тут не место, он и убрался обратно на кухню или куда там.

— Понятно, — ответил я после пояснений Марины, хотя если честно, понятного стало ненамного больше, — начнем тогда что ли… помолясь…

— А зачем молиться? — испуганно спросила она.

— Это фигура речи такая, — пояснил я, — примерное значение — медленно и осторожно… ложитесь на правый бок лицом к стенке… хорошо… и не двигайтесь минуты две-три, я скажу, когда закончится.

Через отмеренные две минуты я скомандовал ей садиться и позвал из кухни Цуканова. Тот быстро вошел, предельно собранный и встревоженный.

— Значит так, Георгий Эммануилович и Марина… эээ…

— Витальевна, — подсказала она.

— Точно, Витальевна. Вы вдвоем можете спокойно выслушать трагическое известие? — продолжил я, вспомнив доктора Рамека из «Аэроплана».

— Мы постараемся, — ответил не по тексту Георгий (так-то в кино в ответ кричали «нет»).

— У Марины Витальевны рак головного мозга третьей степени… правое полушарие, задний отдел теменной коры, если это вам что-то скажет…

— Скажет, — с видимым усилием кивнул Цуканов, — что-нибудь можно сделать?

— Надо было раньше принимать меры, — строго отчитал я его, — проблемы-то у нее наверно не вчера начались?

— Верно, — сказала Марина, — месяца два уже как.

— Ну тут уже ничего не сделаешь, машины времени у нас под рукой нет, будем исходить из имеющихся возможностей, — продолжил я. — Я попробую, но стопроцентную гарантию, как вам хорошо известно, дает только…

— Госстрах, — закончил он за меня эту мысль. — Попробуй, Петя, а если получится, то моя благодарность не будет иметь границ…

— В пределах разумного, — это я уже за него завершил фразу. — Окей, как говорят наши друзья из-за океана, первый сеанс я сейчас сделаю, а там уже по обстоятельствам работать будем.

— Что-нибудь надо для этого? — засуетился Цуканов.

— Принесите стакан холодной воды, — попросил я его, — и еще что-то обезболивающее типа аскофена или цитрамона.

— Сейчас, — и его как ветром сдуло со стула, а на Марину страшно смотреть было, так она взволновалась.

— Спокойно, — попытался купировать проблемы я, — все под контролем, все должно наладиться, надо только сильно захотеть…

Цуканов принес упаковку пенталгина и стакан, я попросил его очистить место работы, он подчинился, а я приступил…