Вива Куба (спустя полгода после Нижнереченска)
В 83 году авиасообщение с Республикой Куба осуществлялось прямиком из СССР — лайнеры ИЛ-62 позволяли межконтинентальные перелеты до 10 тысяч километров. Вот на одном из них я и стартовал из аэропорта Домодедово, еще не переделанного на новый манер, но все равно интересного. Как уж там про него Евтушенко написал… 'Аэропорт «Домодедово» —
стеклянная ерш-изба, где коктейль из «Гуд бай!» и «Покедова!»… как-то так, оттепель была в стране, можно было всяко и разно.
Посадки во Франкфурте не предусматривалось, не то время, летели строго на юго-восток через всю Европу, а потом и через Атлантику. Кормили в процессе целых два раза, причем выбрать что-то одно из меню не предоставлялось возможным — строгая унификация шла, а если коротко обрисовать ситуацию, то это было что-то вроде «жри, что дают». Но впрочем, кормежка была вполне удовлетворительный, подумал я, вспомнив свои перелеты в нулевые годы.
Видео тоже пока что было недоступно, так что в промежутках между кормлением пассажиров оставалось только смотреть в иллюминаторы, где собственно ничего, кроме облаков, узреть было невозможно, и дремать, пытаясь уползти в сонное состояние. Мне не удалось ни первое, ни второе — на облака больше десяти минут смотреть было трудно, но и заснуть мне не дал младенец годовалого возраста, сидевший с мамашей в одном ряду кресел со мной.
— Как зовут-то вашего сыночка? — не выдержал я получасового ора и обратился к мамаше.
— Это дочь, — обиделась она, — Варя ее зовут, если полностью, то Варвара.
— Очень приятно, — ответил я, — а меня Петей назвали. К мужу летите?
— Да, — ответила она после секундного замешательства, — он там в торгпредстве работает. А вы куда?
— А я лечиться, — не стал скрывать цели своего путешествия, — на Кубе отличная медицина, вот меня и послали туда…
— Что-то вы слишком молодой для таких направлений, — в свою очередь выдала она правду-матку на-гора, — туда обычно стариков посылают.
— Я, выходит, исключение из правил, — ответил я. — А вы бывали раньше на Кубе?
— Да, второй раз лечу, — сказала она и тут же добавила ребенку, — да заткнись ты уже, достала! На Кубе хорошо, только жарковато. И фруктов много, стоят копейки.
— На Варадеро были? — зачем-то спросил я.
— А как же, — с удивлением посмотрела она на меня, — туда из Гаваны бесплатные автобусы ходят. Пляж хороший, длинный… если подальше отойдешь, совсем один окажешься.
— А акул там не бывает?
— Говорят, что есть, но я не видела, — поправила она пустышку у дочери, — медузы иногда приплывают, тогда лучше в воду не заходить, противно… а я Света, — неожиданно закончила она свою речь, — жить буду в общежитии при торгпредстве, на улице Хосе-Марти, заходи, если скучно станет.
Я кивнул, на этом наш разговор прекратился сам собой, потому что стюардессы начали разводить второй обед… или скорее первый ужин… ну в общем ту же курицу с рисом, что и ранее. А за иллюминаторами где-то очень внизу серебрилась гладь Атлантического океана.
Хороший самолет ИЛ-62, невольно подумал я, большой, красивый и летает на десять тысяч километров без посадок и дозаправок. А если взять модифицированную версию, ИЛ-62М, то и на все одиннадцать тысяч. От Москвы до Владивостока и Петропавловска-Камчатского влегкую, короче говоря, там 6–7 тысяч км. До Гаваны немного дальше, но все равно в десятку вписывается.
А следом пришли мысли про авиакатастрофы с этим типом воздушных судов… если я все правильно помню, то две из них как раз в Гаване случились. Но покопавшись еще раз в памяти, отмел эти случаи, как неактуальные — первый еще в 70-е годы произошел, а второй еще нескоро будет, на излете перестройки. Плюс тот самолет принадлежал, кажется, кубинской авиакомпании, а наш аэрофлотовский. После чего я взял и заснул, а проснулся от того, что ребенок у соседки очередной раз заорал благим матом.
— Просыпайся, Петя, — продублировала мне сигнал соседка, — уже пора ремни застегивать.
Я окончательно проснулся и пристегнулся согласно указаниям свыше.
— Что-то лицо твое мне знакомо, — сообщила Света, — ты в кино случайно не снимался?
— Пока еще нет, — смущенно отвечал я, — но рассматриваю такие варианты.
— Значит не там я тебя видела, — задумалась она, — но по телевизору точно. А профессия у тебя какая? — продолжила она долбить меня вопросами.
— Радиоэлектроника, — сказал я чистую правду в надежде, что она отвяжется, но не тут-то было.
— В Лурдесе будешь работать? — тут же вылетело из нее, — я знаю, где это, совсем рядом с Гаваной. Там двое знакомых мужа трудятся — жутко секретное место.
— Нет, не в Лурдесе, — хмуро ответил я, — я даже не знаю, что это такое.
— Вспомнила, — заявила она с прояснившимся лицом, — где я тебя видела. Неделю назад тебе медаль какую-то вручали, в программе Время это показали — правильно?
— Ну правильно, — с тоской ответил я, — а за что медаль дали все равно не скажу, не спрашивай. Военная тайна.
На этом она, наконец, отцепилась от меня и занялась дочкой, а я вжался в кресло и закрыл глаза — не люблю я авиаперелеты, особенно страшно бывает при посадках, при них ведь до 90 процентов происшествий случается.
Но все прошло в штатном режиме. Предложил таки из вежливости соседке помощь при высадке и транспортировке в зал прилетов, но она гордо отказалась — мол, ее супруг ждет там. Ну и славно…
Куба встретила нас ярким тропическим солнцем и волнами сложных ароматов, которые так сразу и не идентифицируешь. Райское же местечко — температура ниже 23 градусов не опускается вообще, отопления в домах, то есть не требуется. Фрукты висят на деревьях вдоль дорог, подходи и рви — можно не работать, с голоду не умрешь. И удушающей жары, как, например, в Сингапуре, нет, на редкость комфортные условия.
Меня встретил неприметный гражданин латиноамериканской внешности, в руках у него был плакатик с надписью «Senior Balashoff» — я тут же подошел к нему и поздоровался, по-русски он говорил прекрасно.
— Меня зовут Теофилло. Как долетели, сеньор Балашов? — спросил он, откровенно разглядывая мою пеструю гавайку.
— Спасибо, прекрасно, — ответил я, подумав — ого, как Стивенсона его зовут, — мы сейчас сразу в клинику поедем?
— Нет, сначала в апартаменты, — сказал он, скатывая плакат в трубочку.
И мы запрыгнули в Крайслер-Континенталь 1959 наверно года выпуска, длиннейший автомобиль, красивый по-своему, но какой-то уходящей в могилу красотой, от чего мне лично стало немного грустно.
— Как у вас это добро не развалилось до сих пор? — поинтересовался я, оглядев внутренности машины.
— Ухаживать надо, — лаконично ответил Теофилло, — тогда ничего и не развалится. Американцы в 50-х на совесть технику делали, не то, что сейчас.
Мы вырулили со стоянки аэропорт имени Хосе Марти и двинулись по практически пустому хайвею на восток, солнце при этом светило нам строго в спину.
— Тепло у вас тут, — сказал я ему, чтобы как-то поддержать разговор.
— У нас тут всегда тепло, — буркнул он в ответ, — не то, что в вашей Москве.
— Бывал там? — продолжил я.
— Пять лет учился, — нехотя выдавил он из себя и, предвосхищая мой следующий вопрос, добавил, — в МИРЭА, слышал про такой?
— Конечно, — ответил я, — на Малой Пироговской?
— И там тоже, — сделал он неопределенное движение свободной рукой, — но в основном на Стромынке. Как вспомню ваши февральские морозы, так и вздрогну.
— Да, зимой у нас прохладно, — подтвердил я и перешел к более предметным вопросам, — а апартаменты — это где?
— Рядом с советским торгпредством, — сообщил он, — Калле, 66, между 3-й и 5-й авенидами.
Мне эти названия ничего не говорили, поэтому я счел нужным замолчать. Потянулась городская застройка, слева пронесся неимоверно красивый особняк с индийскими какими-то мотивами в отделке.
— А это что мы сейчас проехали? — спросил я, чтобы немного нарушить молчание.
— Слева-то? — переспросил Теофилло, — это общество Красного креста и Красного же полумесяца было.
— Красивое здание, — продолжил я, высказав логичное предположение — до революции наверно особняк миллиардера какого-нибудь был…
— Не, — помотал головой он, — бордель тут был до 59 года. Шикарный, да, один из лучших в Гаване… да пожалуй и самый лучший… но бордель. Пять баксов за ночь любая девочка стоила.
Я едва не поперхнулся от таких откровений, но все же сумел продолжить разговор.
— Но теперь-то на Кубе никаких борделей, надеюсь, нет?
— Официально нет, — выдавил из себя Теофилло, — а неформально их хоть отбавляй — у наших же женщин это многовековая традиция, а с традициями надо считаться.
На это я уже совсем ничего придумать не смог, поэтому наглухо замолчал. Гавана оказалась приличным по размерам городом, от въезда до пункта назначения мы не меньше десяти километров отмахали. Ладно еще, что движение тут было чисто условным, две машины в поле зрения, не больше.
— Прибыли, вылезай, — скомандовал Теофилло, свернув в неприметный двор между двумя старинными домами, не такими, как этот Красный крест-бордель, конечно, но тоже красиво выглядящими.
Мы вдвоем поднялись на второй этаж домика, притаившегося на задворках между 3 и 5 авенидами, Теофилло открыл дверь с лестничной площадки (всего их тут две штуки имелось) и широким жестом указал на внутренности:
— Занимай и обживайся. Тебе позвонят в течение часа примерно.
— То есть тут и телефон есть? — спросил я.
— А как же, — ответил он, — вон там на холодильнике стоит.
— Отлично, — сказал я, рассмотрев антикварный аппарат времен где-то сталинского 37 года, и не смог не предложить, — может, по сто грамм за прибытие примем?
— Нальешь, не откажусь, конечно, — не стал он отказываться, — в холодильнике по-моему какая-то закуска должна лежать.
Я и вытащил все, что случилось в холодильнике (кстати, тоже какая-то раритетная модель Дженерал Электрик, 50-х годов, не позже), а именно — кусок соленой рыбы, странный сыр, похожий на кавказский и бутылку минеральной воды. Стаканы тут тоже обнаружились в необходимом количестве и даже достаточно чистые. Я набулькал в них столичной водки на два пальца в каждый и спросил:
— У вас тут как, принято чокаться? И тосты произносить?
— По обстоятельствам, — ответил Теофилло, — так что поступай, как тебе нравится.
— Ну тогда за вашу замечательную страну, — лаконично ответил я и мы дружно выпили.
— Это что за рыба-то? — спросил я, бросив в рот кусочек, отхваченный от большого куска.
— Марлин, — кратко ответил Теофилло, — которого Хемигуэй ловил… ну то есть не он, а его герой…
— Ясно, — сказал я, — вкусная штука. А как у вас тут жизнь-то вообще протекает?