Младший научный сотрудник 7

Глава 14 Прощай, Гавана

Прощай, Гавана

Следующим утром я все же посетил в третий и в последний раз гостеприимную клинику имени Гарсии. На все процедуры у меня ушло не больше получаса, а затем лечащий врач торжественно вручил мне красивый сертификат с печатью, где на двух языках объявлялось, что такой-то и такой-то прошел курс оздоровления там-то и там-то и признан высокой врачебной комиссией в составе тех-то и тех-то (никого из них, кстати, и в глаза не видел, но придираться уж не стал) полностью здоровым и готовым к труду и обороне. Пожал руку Серхио и отчалил обратно по красивым гаванским калле и авенидам.

Роберто сдержал слово, как реальный гаванский пацан — прибыл сразу после обеда, выложил на стол зеленый мексиканский паспорт, где по кругу шли слова «Эстадос Унидос Мексиканос», а в центре имел место красивый герб этой страны — беркут со змеей в когтях плюс цветущий кактус внизу. Красота… сам собой вспомнился народный мексиканский напиток, текила, который делают, если не ошибаюсь, именно из цветущих кактусов.

Я передал остаток оговоренной суммы Роберто и не смог отказать себе в удовольствии задать вопросик:

— А текилу-то у вас тут пьют?

— Пьют, — ответил он, — но мало, дорого выходит, ром в разы дешевле.

— Кстати насчет рома, — полез я в холодильник, — у нас в России удачную сделку или покупку полагается обмыть. А то удача обидится и отвернется — как на это смотришь?

— Полностью согласен с вашими народными традициями, — Роберто взял с кухонного стола два высоких стакана и уселся за обеденный стол, — раз полагается, значит, будем соответствовать.

Я набулькал в стаканы желтоватой ароматной жидкости на два пальца, мы чокнулись и выпили до дна.

— Как вообще жизнь-то? — спросил я, заедая ром кусочком мерлина.

— Да нормально, не хуже, чем у вас там в Москве.

— А тебе лет-то сколько? — продолжил задавать вопросы я.

— Тридцать три, — ответил он.

— Ого, — я быстро повторил набулькивание и поднял стакан, — возраст Иисуса Христа. Учение какое-то основал? Учеников завел?

— Да какие там ученики… — махнул рукой он.

— Слушай, а ты ведь тогда должен помнить дореволюционные времена, — неожиданно вылетело из меня, — до того, как Кастро с Че выгнали с вашего острова этого… — я щелкнул пальцами.

— Батисту, — помог мне он, — ну помню кое-что… а что именно тебя интересует?

— Как тут вообще люди жили при Батисте?

— Скользкая тема, — поморщился он, — мне не очень хочется ее затрагивать…

— Понятно, — третью рюмку мы выпили, не чокаясь. — А тогда такой вопросик — ты Че Гевару видел когда-нибудь? Не на трибуне, а поближе где-нибудь?

— Вот как тебя сейчас, — ответил он, — и что?

— Он такой же был, как на плакатах и на открытках?

— Ну как же, — усмехнулся он, — в жизни все проще и прозаичнее… а берета этого, с которым его рисуют, он совсем ни разу не надевал. И вообще, если совсем честно, то он был очень тяжелым человеком, подозрительным и сварливым. Но умер красиво, тут ничего не скажу…

Больше ничего интересного я из Роберто не вытянул, и через десять минут мы распрощались навсегда… а еще через пару часов я собрал вещички, запер дверь и оставил ключи в согласованном с Теофилло месте — вы будете смеяться, но под ковриком в подъезде. И выдвинулся к западной автостанции, которая располагалась неподалеку от секретной базы Лурдес. Поколебался немного, стоит ли звонить Аскольду, но в итоге плюнул и не стал — зачем лишние следы оставлять.

Билет до Сан-Хуана мне достался, кстати, чуть ли не последний — неожиданно большой спрос возник у местных товарищей на передислокацию в этом направлении. Автобус вот оказался совсем даже и не древний времен Батисты, а совсем даже новенький производства Павловского автобусного завода. Советская помощь братской Кубе, видимо. Мне досталось место в конце салона у окна, рядом с крикливой кубинкой в цветастом платье, с трудом скрывающем ее пышные формы.

Она несколько раз пыталась разговорить меня, но у нее это не получилось — голова у меня немного другими проблемами была занята. По обе стороны от пыльной дороги тянулись бесконечные поля сахарного, как я понял, тростника — основной сельскохозяйственной культуры Кубы. Но работающего на уборке народа я что-то совсем не увидел, не сезон наверно. А еще довольно часто встречались рощицы и отдельно стоящие пальмы и еще какие-то деревья, которые я затруднился идентифицировать. Ладно еще, что не очень жарко было…

Автобус останавливался очень часто, чуть ли не раз в две минуты, пассажиры в основном сходили, так что к концу поездки в салоне осталось всего с десяток кубинцев и кубинок, в том числе моя разговорчивая соседка.

— Ке несенсито ен Сан-Хуан (чего тебе надо здесь)? — спросила она перед тем, как слезть с автобуса.

— Ай юн касо (дело одно есть), — буркнул я, и тут она окончательно от меня отстала, видя мою неразговорчивость.

Автостанция в Сан-Хуане располагалась в самом центре этого поселка… ну или городка — это была довольно обширная площадь, где с одной стороны причаливали, значит, автобусы, с другой сидели местные власти, судя по кубинскому флагу над входом, а с третьей значился небольшой магазинчик, совмещавший в себе продовольственные и хозяйственные товары.

Мне и то, ни другое, ни третье пока не нужно не было, поэтому я сверился с рисунком, который набросал Аскольд на листочке в клеточку, когда мы сидели в кафе, и двинулся строго на запад, вслед за уходящим солнцем… там должен был обозначиться берег океана… ну то есть моря, конечно, Карибского моря…

Местное побережье, конечно, немного отличалось от Черноморского или, скажем, Берингова — места, где я сумел побывать в той жизни. Береговой полосы из песка или камешков тут в принципе не было, пальмовые корни прямо в воде стояли. Купаться здесь не хотелось от слова «ни разу». Но я, собственно, и не за купанием сюда прибыл, а за кое-чем другим, одернул я сам себя, вот и выполняй затеянное.

Нужное мне место нашлось довольно скоро, надо было пробраться вдоль берега направо примерно с километр, и тут началась некая прибрежная деревушка, целиком заточенная, как я понял, под морские занятия. На кольях сушились сети, маленькие лодочки были вытащены на берег и перевернуты, а те, что побольше, крепились к мосткам. Некоторые имели даже паруса и моторы, не хухры-мухры.

— Донде эсто Хуан-Антонио (где Хуан-Антонио)? — спросил я у первого встречного крестьянина, кожа на лице у него была похожа на древний пергамент, такая же древняя и задубелая.

— Терсера касса а ла дереца (третий дом справа), — пояснил он без лишних вопросов.

Я и зашел без стука в эту хижину (стучать не во что было), домом ее язык не повернулся бы назвать.

— Привет, — сказал я местному жителю, не такому старому, как первый, — ты Хуан-Антонио?

— Я Хуан-Антонио, — ответил он выпрямившись, — а ты что за перец?

— Тебе привет от Аскольда и наилучшие пожелания, — и я засветил купюру с Бенджамином Франклином на аверсе.

Он осторожно взял у меня из рук эти сто баксов, тщательно рассмотрел ее на просвет и с обеих сторон, потом продолжил:

— Друг Аскольда — мой друг. Располагайся, в рейс пойдем, когда стемнеет.

Вот же ушлый товарищ, подумал я про Аскольда, без году неделя на Кубе, а у него уже все схвачено и за все заплачено. Внутри этой хижины мне располагаться не хотелось совсем, поэтому я зашел за нее — тут была зеленая лужайка и напиленные-наколотые дрова. Ну надо ж, подумал еще я, совсем как у нас на Тамбовщине, хотя топить печку тут вроде и не надо…

Сел на одно из бревен, достал из рюкзака бутыль с минералкой и начал размышлять, как я дошел до такой жизни и что надо сделать, чтоб из нее выпутаться. Но мысли сами собой съехали на Москву и то, что в ней со мной приключилось за последние полгода… вам, наверно это тоже интересно будет — слушайте тогда.

Значит так, после поездки в Нижнереченск с целью раскапывания тайн и загадок вокруг моих неожиданных способностей я спокойно вернулся обратно к себе на Кутузовский проспект. И приготовился жить тихо и не отсвечивая в неверных сполохах, исходящих от власть имущих товарищей. Это получилось, но не совсем так, как задумывалось… ну для начала скажу, что спецслужбы от меня как-то разом взяли и отстали. Исключая Леночку из военкомата — она хоть и имела отношения к ним, службам этим, но претензий по ее поводу у меня не было.

Дальше… многострадальный концерт с элементами авангарда — стендап и все такое — все же прошел в оговоренные сроки. С участием всех оговоренных персонажей, как то — Андрюши Миронова, Саши Ширвиндта, а также популярного дуэта Миронова-Менекер и ВИА Интеграл. А вот успех у него случился не совсем таким, как ожидалось. Не въехал народ в такой авангардизм, хотя слухи по Москве, конечно, пошли о чем-то таком необычном. Андрей в приватной беседе мне рассказал, что его с Ширвиндтом несколько раз звали устроить нечто подобное в других местах, однако руководство театра навстречу ему не пошло. Но Александру зарплату повысили и предложили целых две главные роли в новом сезоне.

Мать и отец Миронова, естественно, никуда не выехали из Союза, в чем я даже ни минуты не сомневался. Ну и ладно, здесь у них явно больше возможностей для роста будет, чем в Хайфе.

И про игрушку типа Тетрис, наконец, два слова… немецкий протеже Наумыча отвалился практически сразу, ясно же было, что это подстава гэбэшная. Индийский мультимиллионер как убыл в свой Бомбей, так больше и не проявлялся. А вот внешторговский канал неожиданно проявил себя с самой лучшей стороны — того-то первого фирмача посадили (не знаю, за что, да и не хочу знать), а вместо него в это кресло въехал достаточно молодой, 40 лет всего, и очень энергичный заместитель. Он и устроил, наконец, показ моей модели на двух европейских выставках. Меня на них не взяли, но я не сильно расстроился — и без меня все прошло на диво успешно. Заключили целых два контракта, первый с западными немцами, а второй, что удивительно, с японцами. Большие контракты, но мне конечно от них крохи достались…

А самое-то главное тут заключилось в том, что наконец-то дали твердое задание одному новосибирскому радиозаводу, и тот худо-бедно раскачавшись, выпустил на внутренний рынок первую партию Тетрисов. В ужасных дюралюминиевых корпусах и с кривыми жк-панелями, однако все работало и почти что не ломалось. Ажиотаж начался страшный, мне телефоны оборвали с просьбами достать хотя бы парочку таких штук, так что я даже и отключил в конце концов все эти телефоны. Но денег и этот фронт работ принес мне немного… ну как немного, на жизнь вполне хватало, даже и на сберкнижку положил чего-то. В конце-то концов не в деньгах счастье (а в их количестве, добавляют скептики, но мы с ними не согласимся).

Нижнереченск… у мамы все хорошо, я не мог на нее и ее физрука нарадоваться, когда наезжал туда за какими-то вопросами. ИППАН стоит и не падает, экспедиции снаряжаются и ездят… да, с прежним кумовством почти покончили — теперь все стали равны, более равных не осталось. Все по очереди ездят в колхозы на уборку урожая, и так же по очереди отправляются на теплоходах в загранку. Хотя бы тут социальная справедливость восторжествовала.