— Итак, я вас слушаю! — сказал Швецов Марине, едва лишь они сели на скамью.
«Итак, я вас слушаю!» — повторила про себя Марина и вдруг почувствовала, что робеет перед этим большим и, конечно же, очень занятым человеком, и ее дела к нему, которые за минуту до этого казались ей чрезвычайно важными, сразу как-то поуменьшились и показались незначительными.
Не зная, с чего начать разговор, Марина в замешательстве смотрела на Швецова, а он, точно понимая растерянность девушки, молчал, давая ей время собраться с мыслями.
Они сидели очень близко друг от друга, так близко, что она явственно слышала его неровное дыхание и даже машинально, по-докторски, отметила: «Сердце.
Пошаливает сердце». И это докторское наблюдение неожиданно помогло ей пересилить свое замешательство и начать разговор.
— Знаете, Леонид Петрович, — сказала Марина, — когда будете в Москве, обязательно покажитесь хорошему специалисту-сердечнику.
— Да, кажется, этот мой мотор начинает плохо тянуть. — Швецов неожиданно взял Марину за руку и сказал мягко, непривычно тихим для него голосом: — Спасибо вам, милая вы моя девушка. Я вообще-то не очень слушаю врачей — некогда, но вас послушаю. Ну, а теперь о деле. Что вас тревожит, Марина Николаевна?
— Я хотела вам напомнить о пустыре перед детским садом и о душевых в молодежном общежитии. О том, что пустырь следует озеленить, а душевые — отремонтировать.
— Но я же давно приказал все это сделать.
— А вот и не сделано. — Марина быстро поднялась и, выпрямившись перед Швецовым, решительно сказала: — И я прошу еще, Леонид Петрович, избавить меня от всяких шуточек и усмешечек, которыми меня встречают, вместо того чтобы выполнять мои требования как санитарного врача города. — Марина в волнении сжала руки в кулаки. — Учтите, Леонид Петрович, что за санитарное состояние в поселке отвечаете в первую очередь вы — директор комбината.
— Так же, как и за все остальное, — миролюбиво заметил Швецов. — И я не отказываюсь от этой ответственности, Марина Николаевна, но у меня ведь очень много дел — вы знаете. Вот почему далеко не все дела решаю я лично. На комбинате вместе со мной работает немало людей, и каждый из них обязан отвечать за свой участок работы.
— Да, а на поверку что выходит? — с возмущением спросила Марина.
— Не беспокойтесь, больше это не повторится! — жестко сказал Швецов.
Он встал со скамьи, и они, медленно подвигаясь вперед, снова вышли на площадку перед летним театром.
Площадка эта, еще недавно заполненная гуляющими, теперь была пуста, а из раскрытых дверей театра доносились звуки рояля.
— Начался концерт, — сказала Марина. — Вы не хотите послушать?
— Нет, Марина Николаевна, мне пора собираться в дорогу. А вы идите.
— Нет, нет, мне совсем не хочется! — поспешно сказала Марина и нерешительно посмотрела на Швецова. — Я…
— Говорите, говорите, Марина Николаевна, — ободрил ее Швецов. — Я же вижу, что настоящий разговор у нас только начинается.
— Да, у меня к вам было очень серьезное дело, — кивнула Марина, — но теперь, раз вы уезжаете…
— Не навеки же. Нет, коли начали, то и говорите. Я недомолвок не люблю.
— И я тоже, — смело взглянула на Швецова Марина. — Но речь идет не обо мне, Леонид Петрович. Вот поэтому-то я и раздумываю — говорить или нет.
— Не доверяете?
— Нет, тут совсем другое… Хорошо, я скажу…
Марина внимательно, даже как показалось Швецову, испытующе посмотрела на него.
— Речь идет о проекте моего отца.
— О проекте Николая Николаевича Белова? Каком проекте?
— О проекте будущего Ключевого, каким он представлял его лет через пятнадцать. В этом проекте очень много говорится и о комбинатском поселке. Поэтому-то мы с мамой и решили, что вам будет интересно…
— Так, так! — сердито сказал Швецов. — Вы с мамой решили!.. Проект Белова, проект человека, который так много сделал для комбината, вы с мамой держите дома под замком, и я узнаю о нем только через полгода после приезда в Ключевой. Отлично, Марина Николаевна! Да если бы я был вашим отцом, я бы…
Не досказав того, что бы он мог сделать с Мариной, если бы был ее отцом, Швецов так неодобрительно посмотрел на девушку, что она вдруг отчетливо вспомнила, как однажды, когда ей было лет десять, отец сурово прикрикнул на нее за то, что она в чем-то солгала ему. Это был единственный случай, когда отец так строго обошелся с ней.
Сейчас, глядя на рассерженного Швецова и припоминая свое детское горе из-за размолвки с отцом, Марина не только не обиделась на Швецова, а даже обрадовалась.
— Значит, вас серьезно интересует этот проект? — с облегчением воскликнула она. — А мы-то с мамой боялись, что вы и разговаривать со мной о нем не станете. Ведь проект этот далеко еще не закончен. Отец не успел…
Марина смолкла.
— Вот что, Марина Николаевна, — сказал Швецов. — Запомните: в первый же день после возвращения из Москвы я приду к вам домой за проектом Николая Николаевича. Жаль, конечно, что он не закончен, но и то, что уже сделано, уверен, всем нам очень пригодится.
— Спасибо, Леонид Петрович, — тихо сказала Марина. — Я так рада…
— А вам не спасибо, — отозвался неожиданно грустным голосом Швецов. — Вот так проживешь большую жизнь, настроишь комбинаты, железные дороги, города, а все-таки жизни-то и не хватит. И, глядишь, лежит у тебя в ящике письменного стола неоконченная работа, и твоя дочь или жена, боясь, что люди могут оскорбить твою память, не понять, не оценить неоконченного труда, прячут этот труд в ящике рядом с фамильными альбомами и открытками с курортов. Да… Ну, пойдемте, Марина Николаевна, я помогу вам разыскать Трофимова.
— Нет, не нужно, — отрицательно покачала головой девушку. — Мне надо идти домой. До свидания, желаю вам счастливого пути…
Марина повернулась и быстро пошла к светящемуся вдали выходу из парка.