Он смотрит на меня тяжелым взглядом, а затем отпускает свои волосы и со вздохом стирает грязь с лица. В этом жесте легко читается обреченность и то, что он почему-то смирился с фактом своей стрижки. Странно, я думала, что будет рвать и метать, я бы именно так и сделала, если бы мои волосы кто-то обрезал. Хотя он же мужик, они обычно о волосах не волнуются. Но все же, если подумать, у всех сереньких, которых я видела, были длинные и ухоженные волосы. Может у них там какой-то фетиш на этот счёт? Ладно, ставим монстру плюсик, пережил потерю довольно спокойно.
– Где мой клинок? – спрашивает, оглядевшись вокруг.
– Они его забрали, – сообщаю очевидное, с подозрением поглядывая на монстра из-под ресниц.
А чего это он меня убить не пытается? Нас же и поймали, когда он решил свести со мной счёты. Теперь же он успокоился, даже не угрожает. Что-то здесь не так, но пока не пойму, что конкретно. Монстр повернулся в мою сторону, проходится по мне взглядом, от которого чешется лицо.
– Кто приказал тебе убить меня? – спрашивает спокойно, с мастерством скрывая свой интерес.
– Приказал? – делаю большие глаза. – О чем это ты?
Невинно хлопаю глазами, пока он сверлит меня взглядом, но безуспешно: в дурочку я играю очень хорошо.
– Ты сказала, что у тебя не было выбора, – слегка наклоняет голову, словно изучает меня.
– Ну да, не было, – не отрицаю с глупым видом, равнодушно пожимая плечами.
Монстр прищурился, совсем скоро ему надоест вытаскивать у меня информацию по крупицам, и вот тогда явно в ход пойдет запугивание.
Помнится, он грозился пальцы отрезать, но здесь-то этого не сможет сделать.
– Я теряю терпение, – делает ко мне шаг, будто гипнотизируя своими черными глазами.
Улыбаюсь и совсем по-свойски хлопаю его по плечу.
– Да ты расслабься и наберись этого самого терпения, – нагло ухмыляюсь, пока он сбрасывает мою руку с плеча. – Нам здесь ещё непонятно сколько сидеть.
Он закрывает глаза на мгновение и расправляет плечи, что, учитывая, как он близко, можно расценивать как угрозу. Бочком двигаюсь в угол, чтобы обойти его, но он не дает, просто опёрся ладонью о стену возле моей головы.
– Кто приказал тебе убить меня, Му Ре? – он с нажимом выговаривает то имя, что дал мне.
Молчу, упрямо вздернув подбородок. Между прочим, я устала! Таскала девчонку на спине полдня, а попытка его убийства ещё вытрепала кучу нервов. Мне бы отлежаться и поесть, а он не дает ни одного, ни второго. Чего тебе, черт бы тебя побрал, без сознания и дальше не полежать?
– Сама бы до такого не додумалась, – добавляет он со снисходительной улыбочкой, и у меня от возмущения открывается рот.
Он словно этого ждал, ухватил меня за подбородок и большим пальцем прошелся по моей нижней губе. Я бы могла солгать, что мне было больно, все-таки губы пересохли, и очень хочется пить, но это не так. Какой-то развратный подтекст в этом его движении, так что у меня вырывается нервный вздох, когда он повторяет. Это он так меня соблазняет что ли? Новый вид угроз? Что-то он меня не пугает, хотя… Подношу свою руку ко рту, смачно плюю на нее и вытираю ею грязь с лица монстра. Ну как вытираю? Размазываю ту, что есть, так чтобы она больше была заметна.
– Вы что-то замарались, господин главнокомандующий, – не скрываю издевательскую улыбку. – У вас там грязно.
Стерла грязь на его лице, раз уж мне это позволили, и мило улыбнулась, скинув его руку со своего лица. Проскальзываю под его рукой, пользуясь тем, что он ни с того ни с сего застыл. Жаль мы в таком узком пространстве, уклоняться вечно и отмалчиваться у меня долго не получится. Нахожу себе опору у противоположной стенки и пристально смотрю, как монстр убирает руку от стены, оборачивается ко мне лицом и пристально смотрит на меня в ответ.
Возможно у меня паранойя, но когда у него такой вид, возникает такое чувство, что он что-то задумал.
– Может, ты бы лучше подумал, как нам отсюда выбраться? – предлагаю, разводя руками. – Тюрьмы, в которые я попадаю из-за тебя, все хуже и хуже по качеству.
– Тюрьма и не должна быть удобной, – равнодушно выдает он, чем ещё больше меня бесит.
– Вспомни об этом, когда мне или тебе захочется в туалет, – мрачно смотрю себе под ноги, говорить об этом обстоятельстве стыдно.
– Ты бы не попадала в тюрьмы, если бы все время не создавала себе проблемы, – поучительно заявляет он, так что не удерживаюсь от закатывания глаз и обреченного вздоха.
– Я? – от его наглости забываю о дистанции и возмущенно наступаю на него. – Эти рыжие, они ведь ваши враги, Ху Ря твоего…
– Гу Ре, – поправляет он меня на автомате.
– Да плевать! – возмущенно тычу пальцем в его грудь. – Сюда я попала из-за тебя! Хотя понятия не имею где мы, чёрт бы тебя побрал, находимся!
– Уверена? – скептически и слишком уверенно в себе приподнимает он одну бровь.
Вспоминаю, как два раза умудрилась спасти ему жизнь, о чем теперь очень жалею. Вот бы ему голову сразу отсек тот рыжий великан!
– Ещё как! – смело расправляю плечи, не сомневаясь в своей правоте ни капли.
Он улыбается, так что замираю, чувствуя что-то странное и теплое в груди. Обходит меня и берется одной рукой за каменную решетку.
– Ты не сможешь ее сдвинуть, – говорю все так же уверенно с легкой улыбкой.
Он улыбается все более иронично, а затем сдвигает решетку, выходит наружу и задвигает ее обратно, чуть ли не перед самим моим носом. У меня от шока даже не нашлось что сказать, а такое бывает весьма редко.
– Это тюрьма Ри Да Ри, но не для Гу Ре, – говорит он так, словно в этом весь смысл, хотя я ничего не понимаю.
– Ты что издеваешься? – хватаюсь за решетку. – Выпусти меня!
– Не выпущу, – спокойно отвечает он, смотря на меня как на животного в цирке. – По крайней мере, пока ты мне не расскажешь правду.
– Какую ещё правду? – кричу, толкнув ногой решетку, но та не поддалась. – Выпусти, чёрт тебя подери!
Как он вообще это сделал одной рукой? И если он на такое способен, то почему великаны бросили его сюда вместе со мной? Они что тоже не знали или что? Он улыбается, в черных глазах горят искорки, а у меня вконец сдают нервы. Между прочим, разве я спасала его для того, чтобы он так со мной поступал?! Крою его матом со всем своим богатым на это дело лексиконом. Я бы могла обносить его часами, с удовольствием и отдачей, но он заткнул мой рот своими губами, схватив через решетку за шею и прижав лицом к ней. Кажется, я забыла, как дышать, по всему телу прошлись мурашки, а затем он отпустил меня так же неожиданно, как и схватил.
– У тебя там грязно, – комментирует он свое поведение с довольной ухмылкой.
У меня от негодования открылся и закрылся рот, а затем я снова заботливо укрыла его матом, но забыла перед этим отойти от решетки. Снова схватил и поцеловал. На третий раз я с предательски дрожащими коленками отпрыгнула назад к стенке, откуда он точно не достанет. В его глазах как будто горят искорки, но только мгновение после второго поцелуя.
– Пожалуй, я пойду, захочешь сказать правду и выйти отсюда – зови.
Он все так же иронично улыбнулся, а затем повернулся и пошёл. Он, правда, собрался просто уйти и бросить меня здесь одну?!
– Эй, стой! – кричу в панике и от злости. – Выпусти меня!
– Кто тебе приказал убить меня, скажешь? – останавливается, но даже не оборачивается.
Молчу, ибо не могу ему сказать. Если я скажу про Фереру, то монстр попытается до него добраться, а у того все ещё мои сестры. Возможно, он даже думает, что мы оба умерли, и не тронул их.
– Я так и думал, посиди тогда, подумай, – равнодушно реагирует на моё молчание. – Тюрьма идет тебе на пользу.
– Чего?! – вырывается у меня возмущенное восклицание.
Он ведь и на самом деле уходит, бросает меня у великанов. Делает то, что я пыталась сделать сама, но куда с большим успехом.
– МОНСТР!!! – кричу с отчаяньем и негодованием, когда он выходит за дверь.
«Монстр, монстр, монстр…» – зло шепчу охрипшим голосом.
Горло болит, спина болит, все тело болит! Сижу на земле, поджав к себе колени и уткнувшись в них лбом. Вот же совести у него нет, я же звала его так, что охрипла. Не сказать, что я это делала, для того чтобы выполнить его условие, но нестерпимо хочется хотя бы в морду его наглую плюнуть. Как же обидно, что я попала сюда из-за него, а он даже не захотел меня выпустить отсюда! Чем мотивировались великаны, засовывая нас сюда вместе? Рассчитывали, что мы сбежим? Или же они надеялись, что от иглы монстр умрет здесь? Так он вот какой живучий! Ничего его не берет, словно заколдованный какой.
Точно, Маратик его и заколдовал! Хотя это странно, ибо в том воспоминании они предстали настоящими врагами, что не удивительно, учитывая, что монстр пытался его задушить.
Устала я от этих всех тайн. Как же домой хочется, но дома никого нет. Все мои родные в опасности, куда большей, чем я сейчас. Мне нужно домой, но я не знаю, где я нахожусь. Далеко ли до дома? Живы ли вообще мои родные? Тот черный круг воды, он каким-то образом отнес нас сюда, но непонятно как это случилось. Их бог, этот странный Узинари, мог нас отправить сюда? Хотя я и в Спасителя не особо верю, а тут ещё и в их бога верить – увольте. Есть этому какое-то объяснение, должно быть.
В коридоре что-то скрипнуло, двери открылись. Неужели он вернулся? На моем лице появилась глупая улыбка пополам с желанием его задушить. Я даже поднялась на ноги и припала к решетке, чтобы сразу от нее отойти. Это не монстр соизволил вернуться, это великаны наконец-то после нескольких часов моих криков решили проверить, а все ли их враги на месте. Два великана, чем-то похожие на тех, что нас сюда затащили, подошли к клетке и встали как столбы.
– Ну, наконец-то вы пришли! – не скрываю сарказма, упираюсь руками в бока, смотря на них как на букашек.
Один из остолопов махнул на камеру чем-то огромным, слегка похожим на дубину с шипами. Судя по жестам, он у меня спрашивает, куда делся бессовестный монстр. Ну, все, держись Артал Устрашающий, я сейчас такой немой спектакль одного актёра покажу, что закачаешься.
Набираю воздуха в легкие и вспоминаю об одном из самых трагических событий в своей жизни – как я на деревенских танцах порвала свое самое любимое платье. Отец тогда заметил и отругал меня, потому что подумал, что я на сеновал ходила. Платье-то какое красивое было, с цветочками и вышивкой, сама вышивала, между прочим! А попа-то как болела ни за что-о-о…
Плакать начинаю медленно, так чтобы реалистично было. Руки прижала к груди в защитной позе, а потом завыла раненным зверем, хотя из-за сорванного голоса звук был, как будто хвост кошке придавили. Великаны даже уши прикрыли и зло попросили меня заткнуться или объяснить, что тут происходит. Я, разумеется, снизошла до этих индивидов не сразу. Только когда у них уши в трубочку скрутились настолько, что один из них отодвинул каменную решетку и попытался меня успокоить, размахивая передо мной дубинкой. Зря это он, я ведь уже шуганная монстром, меня сложно запугать. Резко прекращаю плакать и падаю на землю лицом низ, так что удивленные великаны даже не знают, что со мной делать, даже второй вошел в и без того маленькую камеру. Тут же поднимаюсь и указываю рукой на то место, где недавно лежала. Великаны смотрят сначала на меня, затем на дубину, прикидывают, успели ли меня ею задеть, или я просто такая пришибленная. Вздыхаю, показываю снова на то место, где недавно лежала, потом на себе показываю широкие плечи и рост монстра.
– Гу Ре, – хриплю, показывая в пол.
Потом показываю на себя, зажимаюсь в угол, показательно делаю вид, что плакала и боялась. Великаны недоверчиво переглянулись, а я продолжила свою пантомиму. Затем показываю на то место, где лежал монстр, выразительно распахиваю глаза, умудрившись состроить такую рожу, что один из великанов отшатнулся и чуть не снес решетку спиной. Подняла руки над головой, слегка нагнула их, словно чёрт, который пытается напасть на безвинную жертву. Зашипела страшно, так что у одного из великанов задёргался глаз. Затем изобразила себя, условно безвинную жертву, зажавшуюся в угол камеры. Показывать, как монстр душит меня, то есть пустоту, оказалось очень сложно. Так что недолго думая, имитируя злое шипение монстра, потянулась душить великана.
Он то ли испугался, то ли проникся глубиной моего вхождения в образ Артала Устрашающего, замахал лапищами, выронил дубинку прямо на ногу своему неудачливому напарнику. Второй великан взвыл и начал прыгать на одной ноге, что в такой небольшой камере вообще самоубийство. Пространство не резиновое и второй великан оступился и начал падать на первого, а тот вместе со мной на решетку. Они снесли ее играючи, я еле успела убраться с траектории полета их туш. Как-то я на такое окончание своего спектакля не рассчитывала, но так даже к лучшему. Великаны принялись стонать и барахтаться, подобно черепахам, упавшим на спину. Совсем завалили проход своими тушами, пришлось пробираться прямо по ним, наступая без разбора на разные части их тел.
Пыхтя, выбралась из этой кучи и побежала к двери. Та тоже была открыта, но поддалась мне не с первого раза, тяжелая, чёрт бы ее побрал. Свобода была омрачена только тем, что за дверью оказался лабиринт из коридоров, а неуклюжие великаны начали кое-как подниматься и что-то кричать. Вот кричали бы они так, когда монстр убежал! Ладно, сливаемся с местностью и делаем ноги из этого богом забытого места. Для начала неплохо было бы найти одежду местных туземок, а то я в своей сильно выделяюсь на их фоне. Наугад повернула налево, послышался крик великанов, решила, что одежда подождет, и побежала, куда глаза глядят. В ушах стучит сердце, думала повернуть и чуть не попала на целый отряд великанов. Они что-то громко обсуждают, среди них узнаю того самого впечатлительного, с дубиной, он выглядит каким-то очень виноватым. Наверное, ему влетело за меня, но как-то совесть совсем перестала у меня работать. Тихо на цыпочках иду в обратную сторону, по дороге дергая все двери за ручки. Чёрт побери, везде заперто! За спиной уже слышны громкие голоса, похоже, мой побег поднял всех на уши. Или это они из-за побега монстра переполошились? Вот не сомневаюсь, он уже далеко отсюда сбежал, а меня бросил, тоже мне – муж!
Скрипя зубами, нашла маленькую почти потайную лестницу вниз, особо выбирать не приходится, так что спускаюсь по ней, еле избежав встречи с великанами. Внизу ещё одна дверь, причем незапертая. Отлично, мне бы место, где можно переждать или хоть дух перевести, а то меня уже колотит от пережитого. Открываю ее и напрягаюсь, заметив, что там горят масляные лампы, вполне возможно, там кто-то есть. Выбирать особо не приходится, тихонько пробираюсь внутрь и закрываю за собой дверь.
Внутри пахнет травами, прохожу по узкому коридору в небольшое помещение, стены которого в пучках разных высушенных трав. От запаха щекочет ноздри, зажимаю нос, чтобы не выдать себя. В комнате ещё несколько закрытых шкафов, столов укрытых хлопковой тканью, с какими-то мисками, в которых непонятные разноцветные порошки. Но больше всего глаз цепляет каменный стол в центре комнаты со специальными углублениями возле краев. Эти углубления ведут к стокам, из которых, судя по всему, должна стекать кровь в ведро. Сильно смахивает на жертвенный алтарь отца, даже как-то жутко. Это комната их жреца?
Вздрагиваю, когда слышу тихие завывания и лишь после этого замечаю, что здесь есть ещё одна дверь, ведущая в другую комнату. Ее сложно было заметить из-за всех этих трав и плохого освещения. По логике, я должна была сразу же отсюда уйти, заметив, что здесь кто-то ещё есть, но когда я вообще поступала логично? Мной повелевало любопытство, именно то, из-за которого я чаще всего попадаю в переделки.
Осторожно берусь за ручку двери и приоткрываю ее, совсем на немного. Там ещё одна комната, куда больше этой, похожа чем-то на храм. Перед какой-то разукрашенной тряпкой на стене огромный каменный алтарь. Сам жрец, худой, если не сказать костлявый мужчина с черными волосами. На его теле куча шрамов, но не таких, как на телах великанов, эти больше похожи на символы, даже слова на языке сереньких. Он стоит на коленях перед алтарем, упустив голову и руки на пол, и трясет ими, словно в припадке. Будто заворожённая этой картиной, приоткрываю дверь шире. Мужчина резко поднимается с гортанным звуком и тянет голову и руки вверх. Молитву что ли читает? Как-то папины проповеди разумнее выглядели. Что это за молитва, когда он ни разу не споткнулся и не забыл, какую проповедь читал? А ряса, ряса-то где? На этом мужике только набедренная повязка, отец бы его розгами побил, если бы он в его храме в таком виде появился.
Мужик поднимается на ноги, прекращая свои завывания, складывает руки на груди, так как мы обычно мертвым складываем, и закрывает глаза. Стоит так неподвижно какое-то время, так что я решаюсь тихонько пробраться мимо него. На цыпочках, приоткрываю дверь и иду возле стенки, в сторону больших дверей, закрытых на такой добротный деревянный засов. Я так понимаю это парадный вход, а точнее мой выход. На стенах висят красные шторы, по сути своей пылесборники. Зажимаю свой нос, тихо крадусь мимо, пока не замечаю на жертвенном столе движение. Мне оставалось совсем немного, чтобы добраться до дверей, но любопытство заставило остановиться и спрятаться за красным флагом, свисающим до самого пола. На столе снова повторилось движение, и я чуть не заныла от недовольства, когда жрец открыл глаза и двинулся к нему. Такой шанс сбежать незамеченной потеряла!
Он повернулся боком, доставая из маленького сундучка что-то, тем самым открыв мне обзор. На жертвенном столе лежала девочка, та самая со сломанной рукой, которую я сначала тащила на своем горбу, а потом получила за это «благодарность». Она связана по ногам и рукам, но, кажется, в сознании и почему-то не сопротивляется. По спине прошёлся холодок, когда жрец подошел к ее голове и, открыв ее рот, вставил туда деревяшку, не дающую ей прикусить язык. Зачем это он? У них, что анестезии нет? Я чего-то не понимаю, что здесь творится? Жрец вернулся к ларцу и достал оттуда очень острый топорик и поставил его возле очень распухшей руки девочки. Как-то это не похоже на операцию или лечение, больше похоже, что бедную девочку собираются отдать в жертву.
Жрец взял в руки топорик, и, зажав его над головой, принялся читать молитву, закрыв глаза. Просчитала траекторию и поняла, что руку девочке собираются попросту ампутировать. Без обезболивающего, когда бедный ребенок в сознании! При том, что у нее максимум перелом со смещением! Тут уже не стоял вопрос спасать девочку или нет. Я схватила первое, что попалось под руку: флаг, а точнее палку, к которой он был привязан. Один удар по головушке ничего не подозревающего жреца и тот валяется на полу в отключке.
– Приветик, – машу рукой девочке с более или менее адекватной улыбочкой для данной ситуации.
Я как-то надеялась, что она мне обрадуется, а получилось наоборот. Когда ей руку собирались оттяпать, она и звука не подала, но вот когда меня увидела, попыталась и кляп выплюнуть, и закричать. Да что я с флагом страшнее жреца с топором? Обижает меня право, я же к ней как к сестре, а она вот какая неблагодарная. Дети в наши времена такие жестокие. Недовольно бурчу про это, зная, что она все равно не сможет ни освободиться, ни понять меня. Рука сильно опухла, куда смотрит их врач? Покосилась на жреца, а может это он? Беда у них с медициной страшная, раз уж такую болячку так кардинально лечат. Вероятно, бедняжке неоткуда больше ждать помощи, так что придется ей помочь. Какое-то плохое предчувствие у меня, ничем хорошим для меня это не закончится.