По источникам Chronique X и информаторов де Саагуна, Монтесума охвачен страхом, и у него одно желание — убежать. Особенно после того, как ему стало казаться, что он находится под пристальным вниманием чужестранцев. «И когда уверился он, Монтесума, — продолжает информатор, — что боги настойчиво ищут встречи с ним, то стала его мучить тоска и заболело у него сердце. Ему захотелось убежать как можно дальше. Ему захотелось скрыться от них, от богов». И он задумал спрятаться в какой-нибудь пещере.
Источники, представляющие мешикские версии, снова погружают нас в пучину мифа. Дело представляется так, что паника приобрела всеобщий характер. Люди предчувствовали скорый конец света, и сильные мира сего стремились спрятаться в пещерах, представлявшихся им убежищами, позволяющими выжить одной паре людей при разрушении очередного «солнца». Говорят также, что Монтесума выглядел как пьяный и совсем потерял рассудок. Как тольтеки в конце Толлана, когда обрушились на них бесчисленные беды.
Куда же император мог убежать? На восток? Но это означало бы поступить как Кецалькоатль в конце Толлана, а ведь он не был богом, и он бы столкнулся с этим богом, поскольку тот как раз оттуда и должен был появиться. Тогда в противоположную сторону, на запад? Да, конечно! Как заходящее светило, каковым он и был на самом деле. К пещере Чаиультенека, через которую можно добраться до Чинкалько, загадочного Дома Кукурузы… «И если мы попадем туда, — говорит Монтесума, — то никогда не умрем и будем жить вечно. Там растут различные фруктовые деревья, и все тамошние жители живут себе всем довольные. А их король Уэмак — самый веселый и беспечный бог!
Чинкалько представлял собой некий рай, своего рода Тлалокан. Туда можно было добраться через пещеру в горе Чанультенек. Монтесуму это устраивало в силу нескольких причин. Это был рай земледельцев, богатых домоседов — таких, какими стали мешики, — и ему не грозила встреча с молодыми напористыми воинами, воплощением восходящего солнца: Чинкалько был домом светила на закате.
Хозяином этого потустороннего мира был не кто иной, как Уэмак — как раз тот самый, который предпочел кукурузе зеленые перья и нефриты! Тот, который был то союзником, то противником Кецалькоатля в Толлане — сеятель раздора, который иногда отождествлялся с Тецкатлипокой. Рассказывали, что он был принесен в жертву своими подданными, а другие считают, что он покончил с собой как раз в пещере Чапультенека. Можно ли найти более подходящего товарища для вконец загнанного монарха? Монтесума укроется у него на время наступающей эры Кецалькоатля. Он переходит в оппозицию, по вернется к власти как только снова придет очередь Тецкатлипоки! (Еще в прошлом веке индейцы ожидали этого возвращения Монтесумы!) Можно ли вообразить себе фигуры более сходные, чем Уэмак и Монтесума. Один и другой — короли, правящие в лучезарном городе в конце эры. Отцы женщин с ненасытной страстью (дочь Уэмака и Чальчуненеции), каждая из которых — яблоко раздора, ведущего к катастрофе. Вынужденные бежать и покончить самоубийством или, что то же самое, быть убитыми своими подданными!
Перед тем как отправить послов к Уэмаку, Монтесума опьяняет себя пульке — как это сделал Кецалькоатль, покидая Толлан. Затем он посвящает четырех пленных Уицилопочтли и велит содрать с них кожу. Кожа должна быть подарена хозяину Чинкалько, которого некоторые отождествляют с Шине Тотеком, Богу с содранной кожей, ответственному за грязь и покаяние. Богу, к тому же, наряды которого надевают на себя воинственные короли — например, тогда, когда они позируют для своей скульптуры, высекаемой в скале Чапультенек.
Эмиссары императора, слуги и маги, направляются, таким образом, к скале Чапультенек и проникают в пещеру. Это вход в подземное царство, в страну мертвых. Перед посетителями четыре пути. Они выбирают тот, который ведет вниз, и вскоре наталкиваются на почерневшего от прожитых лет старца, держащего в руках палку с бубенчиками. Его зовут Тотек Чикауа, и он является, как на это указывает его имя, воплощением Шине-Тотека, а его погремушка называется chicahuaztl. «Кто вы и откуда? — спрашивает он, — откуда вы?
— Сеньор, — отвечают посланные, — мы пришли увидеть короля этой местности, мы принесли ему послание.
— Какого короля вы ищете?
— Здешнего хозяина, Уэмака, а прислал нас Монтесума.
— Добро пожаловать».
Тотек провожает их к Уэмаку и объявляет:.
«— Король наш и повелитель, пришли люди земли, присланные Монтесумой.
— Что хочет нам сказать Монтесума?
— Господин, — говорят маги, — Монтесума передает тебе привет и посылает вот эти кожи. И он передал с нами просьбу о том, чтобы ты взял его к себе на службу, чтобы он мог здесь работать метлой и делать все то, что положено делать королевскому слуге.
— Что он говорит? Чего он хочет? Спросите у этого несчастного принца, что его беспокоит и мучает. Пусть передаст мне свой ответ, чтобы я знал, какое тут требуется лекарство. Идите, стало быть, возвращайтесь и передайте ему то, что я вам сказал».
Затем старик предложил им продукты своей изобильной страны: чилийский перец, житоматы, гвоздики, початки зеленой и спелой кукурузы. Вернувшись в Мехико — с ответом, который по существу таковым не являлся, послы были приняты без особого восторга. Монтесума приказал их бросить в клетки, дабы в дальнейшем забросать их камнями. Сохраняя все в строжайшей тайне, Монтесума поручает то же задание своим самым лучшим слугам. Последние отправляются к гроту. Там они встречают Итенетля — человека, ослепшего от вздувшихся отеков на лице вокруг глаз. Это другое воплощение Уэмака или Шине-Тотека. Вздувшееся лицо и слепота являются фактически обозначением грязи. После того как мешиков отвели к Уэмаку, они вручают ему новые, совсем свежие кожи, и объясняют ситуацию. Монтесума беспокоится о своей судьбе, о судьбе своей империи, и поэтому он хочет знать ситуацию. Уэмак отвечает с досадой: «Что там говорит ваш Монтесума? Неужели он думает, что здесь все так же, как и в том мире, где он является королем? Он не выдержит здесь не только дня, но даже часа. Пусть он знает, что я здесь никогда не ем, не одеваюсь, и все, кто тут рядом со мной, живут точно так же. Ведь здешние жители — уже совсем не то, чем они были раньше. Изменились и форма, и характер. На земле они знали, что такое радость, отдых, удовольствие. Теперь они пребывают в вечных страданиях. Это место вовсе не такое, как о нем поется в песенке — счастье, радость, наслажденье; как я уже говорил — это вечная мука. Ведь мы пришли сюда не по доброй воле, нас вынудили. Мы здесь потому, что так хочет Самый Главный. Скажите это Монтесуме. Если бы он побывал здесь, то сразу бы испугался, захотел бы убежать отсюда и зарыться в песок и куда угодно. Сейчас он может пребывать в радости, весельи, удовольствии, он украшает себя драгоценными камнями, золотом, роскошными перьями, он одевается в красивые одежды, ест и пьет только самое лучшее. Пусть он не пытается что-то там узнать заранее. Все равно он не сможет избежать того, что ему назначено судьбой. Идите и скажите все это ему!» Довольно странный отрывок, где Чин-калько в общем не соответствует устоявшимся представлениям о нем. В первый раз Уэмак предложил плоды этой обители наслаждений. Теперь он даже отговаривает людей от посещения этого места. Надо ли видеть в его речи христианское влияние? Или самоубийцам вроде Уэмака просто суждена вечная кара? Очень возможно. Христианский отпечаток проявляется, во всяком случае, в ссылке на «желание Самого Главного» и на неизбежность того, что «назначено судьбой». Другие мифические эпизоды не оставляют сомнений в том, что непосредственно определяет судьбу бог христиан.
В соответствии с новыми верованиями было показано, что переживающий конец ацтекского «солнца» Монтесума предается раскаянью в ожидании его возврата. Жизнь в таком раю, как Чинкалько, вовсе не исключает самоистязания и покаяния. В начале времен дети миштекской созидающей пары не задумываясь пускали себе кровь в чудесном саду, который был дай им во владение. В Астлане жизнь также была суровой. Можно, таким образом, допустить, что Уэмак и его друзья предавались в Доме Маиса самоистязаниям. Присутствие в мифе об Астлане Тотека и Итенетли лишь подтверждает это.
Вполне понятно, что второй ответ Уэмака еще меньше радует императора, чем первый. Посланцев постигает та же судьба, что и их предшественников. В этот раз к хозяину потустороннего царства отправляют двух знатных дворян из Акольхуакана или, может быть, двух родственников Монтесумы. В пещере их принимает некий таинственный Акуакуаух. Послы объясняют Уэмаку, что Монтесума хотел бы служить у него, «потому что он не хочет видеть весь этот стыд и позор, которые оказываются уделом его жизни». Уэмак отвечает, что Монтесума заслужил свою участь. Разве не был он гордым и жестоким в обращении со своими близкими. Разве он их не убивал? «Скажите ему, чтобы он поскорее начинал покаяние, пусть он постится и откажется от изысканных блюд, к которым он так привык, и пусть хотя бы постепенно откажется от своей роскоши, а потом и от власти. Пусть он оденется в одежду кающегося грешника и пусть довольствуется самой простой едой и питьем, и особенно пусть держится подальше от женщин, пусть даже не прикасается к ним. Если он исполнит эго покаяние, произнесенный над ним приговор будет изменен. Если у него это не получится, я все же буду иногда рядом с мим. Скажите ему это».
Благородные послы передают содержание этой речи Монтесуме, который в этот раз может, кажется, вздохнуть спокойно. И потом, добавляют они, если император поступит так, как ему советуют, то Уэмак может встретиться с ним на скале Чаиультепек или в Тлачтоико, что находится посреди лагуны. Tlatoani щедро награждает своих послов и начинает восьмидесятидневный пост со всякого рода самоистязаниями. Постепенно он отрешается от мира и перестает быть гордым. Когда он наконец исполнил то, что было намечено, послы снова идут в Чинкалько, чтобы проинформировать Уэмака, который обещает прийти за ним через несколько дней.
Несколько успокоившись, Монтесума поручает своим карликам и горбунам наблюдать за Чапультепеком. Через несколько дней они замечают на холме белый блестящий камень и сразу же бегут сообщить об этом Монтесуме. Последний велит подготовить место в Тлачтонко, посреди лагуны. Там разбрасывают сапотовые листья и расставляют кресла: одно — с перьями розовой колпицы, другие — также покрытые сапотовыми листьями, связанными с культом Шипе. Приносят также четыре хорошо упакованные корзины. По окончании этих приготовлений Монтесума объявляет своим карликам и горбунам, что они проводят его до Чипкалько. Авторы легенды, возможно, задаются целью объяснить, что Монтесума думал покончить самоубийством. Он «хотел войти в Чинкалько», via грот Чапультепека, подобно Уэмаку, который повесился, Уэмаку — лунному покровителю самоубийц.
Монтесума со свитой занимают места в лодках и отправляются в Тлачтонко. Прибыв на место, Монтесума надевает человеческую кожу и прочие атрибуты Шипе и садится в кресло, украшенное перьями розовой колпицы. Немного погодя открывается на холме Чапультепек грот — такой светлый, что там можно все видеть как днем, и появляется Уэмак, сияющий тем же светом, что и грот, который в конце концов оказывается луной.
Тем временем некоего молодого человека, спавшего в храме, где он должен воплощать божество, будит привидение, которое говорит ему: «Пойди и посмотри, что представляет собой этот Монтесума и чего стоят все его амбиции. Будь проклят тот позор, который поселился в нем! Что скажут о нем народы, живущие рядом с нашей империей? Что скажут наши враги, и особенно Хуэксоцинко, Чолула, Тласкала, Тлильюквитепек и Мецтитлан, Мичоакан и Йопициико? Эго великий стыд, и то, что с ним должно произойти, произойдет неизбежно и скоро. И уж во всяком случае, ему совершенно невозможно войти туда, куда он хочет попасть. Поэтому меня прислал сюда повелитель ветров, земли и моря, рек и гор. Я пришел, чтобы остановить Уэмака, и как только он меня увидел, он сразу же повернул обратно. Вы узнали пожелание бога, который поддерживает небо и землю и весь мир. Пойдите и скажите Монтесуме, что он должен вернуться к себе, и больше не надоедать Уэмаку, поскольку то, что он задумал, невозможно». Персонификатор («воплотитель»), «светловолосый молодой человек» по имени Цонкоцтли берет лодку и отправляется в Тлачтонко. Место tlachtli, игры в мяч, поворотная игра, из-за которой рушатся эры и начинается новое время. Игра, которой был отмечен конец Толлана и Шибальбы и которая возвестила уже о конце Мехико-Теночтитлана. «Сеньор Монтесума, что вы здесь делаете? Разве вы человек без значения? Разве вы не повелитель мира? Я образ Цонкоцтли, меня прислали к вам. Разве вы не понимаете, сеньор, насколько велик позор, который вы хотите навлечь на себя и в каком-то смысле на всю империю? Сойдите с этого пути! Вы хотите, чтобы иностранцы пришли и разрушили империю? Что с вами происходит, сеньор? Какая тщетная и низкая мысль вас занимает? Вначале вы хотели только покорять и подчинять, бесконечно расширять границы вашей империи. Теперь же великая храбрость сменилась малодушием. Что скажут гранды о вашем исчезновении? Стыд и позор коснутся не только вас лично, но и всего вашего королевского рода! То, что должно с вами случиться, случится обязательно, и вам предназначено все это увидеть собственными глазами. Так что будьте мужественны, отбросьте все ненужные мысли». Тем временем голос, разбудивший Цонкоцтли, обращается к Уэмаку: «Возвращайся туда, откуда ты пришел! Нечего тебе протягивать руки к тому, что тебе не принадлежит! Ты думал увести Монтесуму? Ничего из этого не получится, потому что самый главный Бог и Господь приказал прогнать тебя или заковать в цепи».
Здесь заметно христианское влияние. Уэмак снова становится хозяином этого места страданий и мучений, и какой-то голос (ангельский?) обращается к нему как к демону. Что же касается персонификатора, то он еще раз наставляет короля: «Уже светает. Возвращайся к себе, сеньор, и воздержись от легкомысленных действий!» Наконец единственное, что произносит Монтесума со вздохом в ответ на монолог персонификатора: «Ладно, пойдем». Он предупреждает молодого человека, чтобы тог никому не проговорился обо всей этой истории, и обещает найти ему замену в его роли персонификатора.
В последующие дни Монтесума сидит у себя во дворце. Стыд мешает ему выходить. Цонкоцтли узнает об этом. Он приходит навестить его и утешает его: «Сеньор наш, любимый и почитаемый всеми нами, выходите, покажитесь людям, поскольку иначе благородные люди будут страдать, думая, что вы больны. Пользуйтесь своей цветущей молодостью, радуйтесь жизни! Забудем неприятное прошлое! Не бойтесь, я вас никогда не выдам, и наша тайна умрет вместе со мной». Персонификатор оставался до самой своей смерти любимцем императора.
Такова легенда о «бегстве» Монтесумы. В ней обнаруживается стремление уподобить конец Мехико концу Толлана, в ней Монтесума представлен в ситуации, аналогичной той, в которой когда-то находился Кецалькоатль, готовый убежать к врагу Пернатого Змея, но остановленный посланцем Самого Главного. Еще раз здесь упрекают его в малодушии и указывают на неизбежность того, что назначено судьбой. Особенно здесь подчеркивается то обстоятельство, что император хотел «убежать», покончить с собой. Согласно информаторам де Саагуна, история эта приобрела широкую огласку. Но как же могли мешики узнать о ней, если Цонкоцтли хранил тайну до самой своей смерти? Испанцы, жившие много месяцев в непосредственном контакте с императором и его близкими, и словом никогда не обмолвились о его желании покончить с собой. Все указывает на то, что и в данном случае мы имеем дело с поздней легендой о Монтесуме, наказанном за свои злодеяния, слабом и трусливом.
Монтесума тем временем наблюдал. Возможно, голод заставит иноземцев погрузиться на корабль и вернуться к себе, что означало бы какую-то отсрочку событий. Или же они начнут мародерствовать, отнимать продукты питания и золото и приведут народы региона к вооруженному сопротивлению. В первое время все шло как будто бы неплохо. Согласно сведениям, получаемым от шпионов Монтесумы, нехватка продовольствия среди чужеземцев ощущалась все сильней, так что солдаты вынуждены были отправляться на оставленные местными жителями ноля в поисках чего-нибудь съестного. Потом все войско тронулось в путь. К счастью, на север, к Квиауистлаиу. Внезапно, однако, положение изменилось. Рядом с дорогой на Квиаунстлан находилась Чемпоала. А на самой дороге Кортеса с его войском ожидала делегация из двух десятков чемноальцев, которые пригласили иноземцев в свой город. Они просили Кортеса извинить отсутствие среди делегации самого короля Чемпоалы, который не смог прийти по состоянию здоровья. В самой Чемпоале, очень зеленом городке, войско чужеземцев было принято толпой с радостным восторгом. Король вышел из своего дворца, чтобы встретить гостей. Он вышел, опираясь на плечи двух своих приближенных — очевидно, не только из-за своей чрезмерной толщины, но и потому что это соответствовало заведенному обычаю. Окурив Кортеса ладаном и поприветствовав его, король отвел его в отведенные для этой цели помещения в пределах зубчатой ограды Большого Храма, возле главной пирамиды. Эти места, которые мы, кстати сказать, можем увидеть и в наше время, быстро приобрели вид военного лагеря.
На следующий день король и представители знати пришли с подарками и большим количеством провизии. Еще через день Кортес нанес ответный визит — также с подарками: одеждой и стеклянными украшениями. Он был приглашен в королевский дворец, где в комнате с низким потолком, сидя на низенькой скамейке, он долго разговаривал с толстым королем. Как обычно, он начал с сообщения о том, что он прислан в эту страну неким великим государем для распространения истинной веры, восстановления справедливости и уничтожения человеческих жертвоприношений. Ободренный этими словами король стал сокрушаться по поводу тирании Мехико, жертвоприношения захваченных в плен людей, обращения мужчин и женщин в рабство, тяжелые повинности и такую непосильную дань, которая порой доводила их до голодной смерти. Конечно, было бы очень хорошо вместо всего этого установить дружеские отношения с таким добрым и справедливым королем, как тот, о котором говорил Кортес. Затем король описал Мехико, его богатства и силу и перечислил врагов союзников, которые, возможно, захотят объединиться вокруг таких отважных людей, как победители в сражении при Синтле. Кортес был в восторге. Ему сообщали о богатствах Мехико, объясняя вместе с тем, как ими овладеть! Он поспешил уверить своего собеседника в своем расположении. Новые друзья Кортеса будут защищены, обиды отомщены, несправедливые решения отменены, тирании повержены в прах.
Монтесума, конечно, не ожидал, что чемпоальская мелочь устроит такой прием захватчикам без предварительной его, Монтесумы, санкции. Ему не было нужды ожидать прихода новых послов, чтобы понять, что против него создается опасный союз. Нужно было призвать к порядку этих ставших на путь мятежа людей и внушить в них священный страх. Были посланы инструкции сборщикам налогов провинции с целью принятия неотложных мер.
Маленькая армия голодных захватчиков снова отправилась в путь, чтобы дойти, наконец, до Квиауистлана. Попадавшиеся на пути деревни были покинуты их жителями, и сам город Квиауистлаи предстал перед Кортесом как мертвый, поскольку народ попрятался по своим домам из-за страха перед иноземцами. На центральной площади Кортес и его помощники были приняты представителями местной знати, которые сначала окурили гостей ладаном, а потом повели к своему королю. Последний, будучи уже предупрежден своим коллегой из Чемпоалы, ожидал новоприбывших и тоже окурил их ладаном. После обычного обмена любезностями и обмена подарками начались разглагольствования. С самого начала король заговорил о Монтесуме и говорил о нем с той же горечью, что и толстый король из Чемпоалы.
Внезапно около беседующих появились два десятка каких-то важных господ. Они потрясали жезлами, символами какой-то власти, и часто подносили к носу букеты пахучих цветов. Слуги обмахивали их большими опахалами из перьев. Увидев их, квиауистеки побледнели и задрожали. Оказалось, что это были пять сборщиков налогов от Монтесумы и их свита. Они прошли перед испанцами, делая вид, что не замечают их. Тотонаки засуетились возле этих господ, провожая их к предназначенным для них апартаментам и предлагая им еду и питье. Сборщики выразили в резкой форме свое неодобрение по поводу приема, устроенного иностранцам. Император, говорили они, был очень недоволен, и он намерен дать это почувствовать здешним людям, особенно если они будут упорствовать в своих глупостях. Аналогичное послание было передано королю Чемпоалы.
Наступил напряженный момент. Напуганные тотонаки могли поддаться искушению и попытаться искупить свою вину, прогнав испанцев. В результате этого произошло бы сражение в самом городе, где шансы захватчиков были хуже, чем в открытом поле. Возможно, как раз на это и рассчитывал Монтесума. Противник понес бы значительные потери и искал бы спасения на своих кораблях, как это в свое время сделал в Чампотоне Кордова. К сожалению для Монтесумы, Кортес, действуя решительно, сразу склонил чашу весов на свою сторону. Его хозяевам нечего бояться, заверял он, поскольку он с ними и сможет их защитить. Наоборот, они должны показать свою решимость и арестовать пятерых calpixque.
Слова Кортеса ошеломили присутствующих. Арест сборщиков был бы равносилен объявлению войны Тройственному Союзу. Непростительное, неискупимое преступление! Чтобы убедить тотонаков, Кортесу понадобилось все его красноречие. Ведь он пришел сюда, чтобы установить власть справедливости. Кортес притворился, будто бы считает calpixque виновными в нарушении данных им полномочий, и обещал сообщить об их поведении Монтесуме. В конце концов квиауистеки все же перешли Рубикон. Они отважились арестовать сборщиков. Поскольку последние пытались оказать сопротивление, то их стукнули несколько раз дубиной по голове и привязали их руки к продетой за спину палке — так, как это делалось с рабами или военнопленными. Чтобы придать действиям тотонаков еще более решительный характер, Кортес посоветовал им в дальнейшем не подчиняться ацтекам и не выплачивать им дани.
Таким образом, между капитаном и Монтесумой начинается тонкая игра, где каждый считает себя умнее другого. Для Кортеса самое главное в данный момент — это приобрести сторонников и избежать такой ситуации, когда союзники обрушили бы на него всю мощь своих войск. Для Монтесумы важно исключить возможность других мятежей и других альянсов — особенно с участием Тласкалы. Для него, конечно, невозможно в данный момент прибегнуть к оружию. Мобилизация происходит слишком медленно, а иноземцы очень подвижны. Кроме того, посылка войска на побережье привела бы, вполне вероятно, к тому, что многие города присоединились бы к противнику, и по всей стране могло бы подняться восстание. Лучше подождать, пока испанцы разойдутся с мятежниками. Тактика прекращения отношений не оправдывает себя. Надо восстановить связь с противником, снова завоевать его доверие и завести его гуда, где он может быть обезврежен наверняка.
Кортес сохраняет инициативу. Среди тех, кому доверено присматривать за посаженными в клетки сборщиками, — несколько испанцев. Ночью он приказывает им освободить, при соблюдении полнейшей секретности, двоих calpixque и привести их к нему. Кортес спрашивает у ничего не понимающих сборщиков, кто они такие и что, собственно, произошло. Они отвечают, что прибыли собрать кое-какие налоги и что тотонаки взбунтовались, потому что они очень сильно ощущают присутствие божеств. Конкистадор делает вид, что ничего не понимает и думает только об их благе. Он дает им поесть, а затем поручает им отправиться в Мехико и доложить императору, каким образом они были освобождены, и рассказать Монтесуме о глубоких дружеских чувствах, которые питает к нему он, Кортес. Он вынужден был пойти в Чемпоалу только потому, что император лишил его возможности приобретать провизию. Затем сборщиков отвозят в лодке к надежному месту и помогают выбраться на дорогу, ведущую в Мехико.
Когда на следующий день квиауистеки обнаруживают исчезновение двух чиновников, они приходят в ярость и хотят убить оставшихся. Кортес останавливает разбушевавшихся стражников. Он взывает к обычному праву и порицает индейцев, по вине которых стало возможным это бегство. Отныне он сам будет проверять охрану пленников. Таким образом, сборщики отправляются в наручниках на корабль, подальше от тотонаков.
Наступил момент, когда сильно напуганные последними обстоятельствами тотонаки собрались на военный совет. Скоро беглецы calpixque сообщат о своих злоключениях великому tlatoani, который, как обычно, обратится к карательным мероприятиям. Некоторые считают, что надо возложить ответственность за то, что произошло, исключительно на испанцев и попросить у Монтесумы пощады. Другие же полагают, что пришел как раз тот момент, когда следует самым решительным образом сбросить ярмо Тройственного Союза. В конце концов сторонники свободы и независимости одерживают победу. Кортес, предчувствующий, что ему предложат возглавить объединенное войско, призывает индейцев хорошо подумать перед тем, как напрашиваться на гнев кольхуас (точнее говоря, ацтеков). Но если они хотят, то он возьмется ими командовать и будет их защищать, поскольку он ценит их дружбу выше, чем дружбу императора. Квиауистеки должны оповестить об этом всех своих друзей, для того чтобы те имели возможность присоединиться к ним. Не потому, конечно, что испанцы так уж нуждаются в них. Они могли бы расправиться с армиями кольхуас сами, без всякой посторонней помощи. Но восставшие должны быть готовы к отражению возможного нападения имперских войск.
Тотонаки утверждают, что могут поднять сто тысяч человек. Они клянутся в верности и послушании королю Испании, о чем нотариус экспедиции делает соответствующую запись. Гонцы отправляются во все концы, и войско растет очень быстро. Вскоре в регионе не остается ни одного имперского чиновника. По свидетельству конкистадора, «люди ощущали огромную радость, думая о том, что избавились наконец от тирании». Вследствие указанных событий положение испанцев очень сильно укрепилось. Теперь они могут гораздо более спокойно обустраиваться на мексиканской земле. Вскоре они принимаются за строительство нового «Богатого города Истинного Креста» — с площадью, церковью, муниципалитетом, тюрьмой, дебаркадером, жилыми кварталами и, конечно же, крепостью.
Монтесума также чувствует себя удовлетворенным. Интриги Кортеса дают ему возможность установить с иноземцами контакт, не теряя при этом собственного достоинства. Кроме того, эти интриги показывают, что Кортес не решается прямо идти на него — следовательно, боится. Монтесума решает направить к Кортесу новое посольство, возглавляемое его двумя молодыми племянниками, с четырьмя пожилыми советниками и многочисленной свитой. Принцы устанавливают контакт с Кортесом в Веракрусе. Сначала они делают обычные подарки: тончайшие ткани, изделия из перьев, золотые и серебряные украшения, а также чашу, наполненную золотыми самородками, которые Монтесума посылает Кортесу «чтобы помочь ему излечиться от болезни сердца» и выражает желание узнать о результатах лечения.
Передав это ироническое замечание, молодые люди благодарят Кортеса за то, что он освободил двух calpixque и помешал расправиться с другими. «Монтесума поступил бы так же, и он просит освободить остающихся в неволе трех чиновников. Он не будет наказывать тотонаков за нанесенное оскорбление, потому что они хорошо отнеслись к Кортесу. Но эти люди так устроены, что за одним злодеянием у них должно последовать второе и третье, и тогда уж они заплатят за все сразу. Что же касается остального, то император в данный момент не совсем здоров и, кроме того, занят другими войнами и прочими неотложными делами. Поэтому трудно сказать, где и когда они смогут увидеться, но когда-нибудь это произойдет».
Кортес отвечает в изысканной манере, но не забывает при этом напомнить о внезапном исчезновении Куитлальпитока, который должен был обеспечивать пополнение их продовольственных запасов. «Он, конечно, понимает, что его сеньор Монтесума не мог ему приказать поступить так подло: но именно из-за этого мы решили перебраться в эти деревни, где нас достойно приняли. Он просит Монтесуму простить тотонакам их поведение; что касается дани, которую они отказались платить, то здесь надо принять во внимание то обстоятельство, что эти люди не могли служить одновременно двум господам: когда мы к ним перебрались, они взяли на себя заботу обо всех нас — во имя нашего короля — и, наконец, нужно сказать, что мы обязательно навестим Монтесуму и засвидетельствуем ему свое почтение».
Кортес дарит послам свои лучшие стеклянные бусы, а затем устраивает для них в качестве спектакля рыцарский поединок, от которого они получают большое удовольствие, а затем желает им доброй ночи. Как только послы засыпают, Кортес срочно вызывает к себе короля Квиауистлаиа и торжественно сообщает ему, что Монтесума не осмеливается начать против них военные действия и что теперь они могут считать себя вполне свободными. Немного погодя мешикские послы отправляются в обратный путь.
Несколькими днями позже чемпоальтеки обращаются к испанцам за помощью против города Тицапаицинко, жители которого устраивают набеги на их территорию, уничтожая при этом посевы и убивая людей. Город расположен на холме и хорошо укреплен. Заботясь о своем престиже, Кортес сначала делает вид, что собирается послать в зону конфликта одного-единственного солдата. Для этого спектакля выбирают солдата, которого сама природа наградила устрашающей наружностью, и тот отправляется в поход в единственном числе. Моментально расходится весть о том, что один-единственный teteotl идет на кольхуас. После того как нужный эффект достигнут, Кортес быстро возвращает солдата и отправляется уже сам со своими людьми — как бы для того, чтобы показать, как он заботится о своих союзниках. Его сопровождает многочисленная чемноальтекская армия.
Имеющиеся версии по-разному трактуют продолжение событий, но очень возможно, что бой не состоялся. Согласно гем сведениям, которые содержатся у Гомары, капеллана Кортеса, вторжения, о которых речь шла выше, совершались мешикским гарнизоном, осуществлявшим карательные мероприятия против восставших городов. Увидев приближавшихся к городу чемноальтеков, мешики вышли из города. Однако когда они разглядели испанцев, то сочли более разумным укрыться в крепости. Но Кортес с несколькими всадниками опередил их и блокировал вход в крепость. Гарнизон капитулировал. Кортес оставил его, однако, на свободе, потребовав лишь сдать оружие. Требование было выполнено. После этого эпизода Кортес вернулся на побережье.
Согласно, однако, Берналю Диасу, мешики покинули Тицапаициико. Правители города мирно предстали перед Кортесом и заливаясь слезами отрицали свою вину. Чемпоальтеки были их извечными врагами и старались заручиться поддержкой испанцев для сведения старых счетов. Фактически, они уже начали их грабить. Кортес потребовал вернуть награбленное и употребил все свое красноречие для того, чтобы между двумя городами установился мир.
Трудно отдать здесь предпочтение той или другой версии. Присутствие мешиков подтверждается свидетелями, которые говорят о большом количестве убитых индейцев. Важным для пас остается определение в этом деле позиции Тройственного Союза. Тот факт, что гарнизон осуществлял репрессии против мятежной провинции, не вызывает особых сомнений: следовало оторвать ее от новых союзников. Маловероятно, что после этого мешикский гарнизон отступил. Если он действовал по особому приказу императора, то мешики имели задание — избегая конфликтных ситуаций, наблюдать за действиями испанцев. Нужно было выяснить, как далеко они могут пойти.
Во всяком случае, Монтесума знал теперь то, что он хотел узнать. Чужеземцы без колебаний вступают в конфликт с его войсками. И поскольку плохая новость обычно не приходит в одиночку, то он узнал также, что Кортес получил подкрепление в виде нескольких десятков человек и девяти лошадей, которые прибыли на корабле в Веракрус. Немного погодя ему сообщили о прохождении вдоль берега четырех других кораблей, направившихся на север. Имел ли он здесь дело с массированным вторжением? Ему донесли также, что испанцы посадили специально на мель большинство своих кораблей — как если бы они навсегда решили остаться в Анауаке…
Поддерживаемый частью своих людей, Кортес действительно решил избавиться от всякой возможности к отступлению. Перед началом экспедиции в Тицапаицинко он снова был вынужден противостоять враждебности сторонников Веласкеса. Семеро из них отказались от участия в экспедиции, считая просто глупостью, находясь в таком малом числе, навязывать себя столь плотно населенной стране. Они потребовали дать им возможность вернуться на Кубу. Кортес сделал вид, что соглашается. Однако муниципальный совет Веракруса — конечно, по его наущению — вмешался в дело и обязал генерал-капитана задержать этих людей, которые в такой трудный момент собирались дезертировать.
По возвращении из Тицапаицинко, примерно 1 июля, Кортес был приятно удивлен, обнаружив в Веракрусе испанское подкрепление под командованием некоего Франсиско де Сальседы. Однако каравелла привезла и менее приятные новости. Испанская корона уполномочила Диего Веласкеса завоевать и колонизовать Юкатан и прилегающие к нему земли и заранее назначила его на должность adelantado de mar — начальника морской экспедиции, являвшегося губернатором земель, которые могли быть открыты или завоеваны. Кортес, превратившийся, таким образом, не только в мятежника, но и в узурпатора полномочий, предоставленных Веласкесу, должен был что-то предпринять. Решив обратиться непосредственно к королю, он составил свое первое письмо — к сожалению, утерянное, — в котором он умолял монарха вывести его колонистов из подчинения губернатору Кубы. В качестве полномочных посланников были выбраны два алькальда Веракруса: Франсиско де Монтехо — друг Веласкеса, поддержкой которого следовало заручиться, и верный Кортесу Алонсо Эрнандес Пуэртокарреро, назначение которого создавало для Кортеса то дополнительное преимущество, что любовница Пуэртокарреро, индианка донья Марина-Малиналли, оставалась свободной. Корабль поднял якорь 26 июля, имея на борту, кроме всего прочего, четырех избавленных от жертвоприношения индейцев, два рисуночных кодекса и королевскую «квинту», то есть пятую часть приобретенных к тому времени сокровищ.
Для сторонников Веласкеса, которые все еще продолжали роптать, наступил момент, когда они должны были действовать ва-банк. Некоторые из них решили захватить одну бригантину и вернуться на Кубу — чтобы проинформировать губернатора об отправке полномочных посланников Кортеса и о возможностях перехвата их корабля. Заговор был обнаружен, а его участники арестованы. Двое из них были повешены, двое других наказаны поркой, остальные прощены. Именно вследствие этих событий и для того, чтобы лишить возможности выбора тех, кого не вдохновляла перспектива углубления внутрь страны, Кортес приказал потопить большую часть кораблей, сняв с них предварительно артиллерию и такелаж.
После этих событий армия вторжения отправилась в путь, оставив в укрепленном городе Веракрус гарнизон примерно из ста тридцати человек. Еще раз она прошла через Чемпоалу. Там конкистадоры узнали об имевшем место прохождении вдоль берега четырех кораблей экспедиции Франсиско де Гарая, который пытался отыскать проход в Тихий океан. Многие люди с этих кораблей были зачислены в армию Кортеса.
Чтобы договор с испанцами приобрел надлежащую силу, правители Чемпоалы предложили им в жены восемь своих дочерей — нарядно одетых и сопровождаемых служанками. Толстый король представил свою собственную племянницу — по правде сказать, не очень облагодетельствованную природой. Генерал-капитан с радостным видом принял предложение от своего имени и от имени своих офицеров при условии, что все барышни примут христианство. Кортес воспользовался ситуацией для того, чтобы еще раз выразить свое неодобрение по поводу каннибализма и человеческих жертвоприношений. Если индейцы действительно хотели быть с ним в дружбе, они должны были покончить с этими безобразными обычаями и отказаться от своих идолов. Согласно Гомаре и Сервантесу де Салазару, тотонаки дали себя уговорить без особого труда. Берналь Диас повествуем об этом эпизоде как о событии эпического масштаба.
Сановники и жрецы, говорит он, стали бурно протестовать, настаивая на том, что их боги удовлетворяли их во всех отношениях. Возмущению Кортеса не было предела: «Как же мы сможем осуществить наши добрые намерения, если не будем почитать истинного бога и не сделаем все возможное, чтобы искоренить жертвоприношения, которые совершаются во имя этих ложных богов?» «Он приказал нам, — продолжает в третьем лице Берналь Диас, — приготовиться с оружием в руках защищать правое дело в том случае, если индейцы захотят помешать уничтожению их идолов, и добавил, что дело должно быть выполнено без промедления. Таким образом, мы быстро вооружились, что было для нас привычным делом, и приготовились, на всякий случай, к бою».
Когда, наконец, Кортес призвал чемпоальтекское начальство уничтожить идолов своими руками, толстый король призвал своих людей к оружию. Атмосфера накалилась еще больше, когда несколько испанцев сделали вид, что собираются забраться на Главную пирамиду. Индейские руководители поклялись умереть вместе с испанцами, но не дать обесчестить их богов. Кортес не уступал: «Он им ответил, что просил уже раньше — не приносить жертвы этим безобразным фигурам, что они прибыли в эти края специально, чтобы уничтожить этих идолов, и что если чемпоальтеки не хотят, чтобы испанские солдаты столкнули идолов сверху, то пусть сами займутся этим делом незамедлительно. А йотом он добавил, что мы не считаем их больше своими друзьями, поскольку он дал им хороший совет, а они не захотели им воспользоваться; а поскольку их вожди показали, что готовы отстаивать свое неправое дело с оружием в руках, то он был очень сердит на них и готов их всех поубивать».
Похоже, что Марина переводила все это очень выразительно и, кроме того, представила ситуацию, в которую попали чемпоальтеки, как весьма критическую. Или они позволят teteo поколотить себя, или они должны будут испытать на себе месть Монтесумы. Поколебленные такими аргументами, чемпоальтеки нашли все же способ для выхода из создавшегося положения. Они решили оставить своих богов и дать им возможность защитить себя своими силами. Однако боги не оправдали надежд своих приверженцев. Полсотни христиан быстро расправились с идолами: вскоре их обломки валялись у подножия пирамиды. Тотонакские сановники стали плакать и оправдываться. Тогда воины выступили вперед и начали стрелять. Испанцы в мгновение ока захватили короля и нескольких видных чиновников и жрецов, угрожая лишить их жизни, если хоть кто-нибудь из нападавших пошевельнется. Толстый король успокоил людей и приказал им удалиться. Порядок был восстановлен. Остатки статуй были сожжены. Кортес заверил индейцев в своей дружбе, изложил начала христианской веры и предложил чемпоальтекам прекрасный образ Богородицы. Главный храм был очищен от пятен крови, побелей и украшен цветами. Был воздвигнут алтарь, на котором подобающее место заняли распятие и подаренный Кортесом образ. На следующий день отец Бартоломео де Ольмедо отслужил там обедню, и восемь индианок были наскоро наставлены в истинной вере и окрещены, чтобы в дальнейшем с ними можно было обращаться по-христиански. Местным жрецам было поручено следить за порядком в храме, и было решено оставить там также одного старого и хромого солдата — для осуществления общего наблюдения.
Если бы дело происходило именно так, как это описано у Берналя, то опасения Великого государя кольхуас. относительно дерзости, храбрости и стойкости чужеземцев возросли» бы чрезвычайно, поскольку было бы ясно, что teteo во имя своего бога были готовы поссориться даже со своими местными союзниками, рискуя при этом остаться в одиночестве. Тогда Монтесуме было бы над чем задуматься — особенно над тем, как король Чемпоалы был взят в заложники… Однако Монтесума никогда об этом не был проинформировал по той простой причине, что версия Берналя Диаса не заслуживает доверия. Только Диас предлагает эту версию, и представляется сомнительным, чтобы Кортес никогда и нигде не обмолвился о такой героической истории, если бы она действительно имела место. В действительности, Диас проецирует на Чемпоалу факты, которые произошли позже, в Мехико, когда император станет пленником испанцев.
Тем временем Монтесума принял меры и ожидал результатов. Он ясно понимал, что испанцы пришли установить новое «солнце», и было необходимо остановить продвижение этих новых «солнечных» мигрантов, устремившихся к своей Земле обетованной. Способы для этого предлагались в рассказах о давних событиях; они были использованы неоднократно автохтонами для того, чтобы задержать странствующих тольтеков, а затем мешиков. Представляя собой Солнце на закате, близкое к Земле, император должен был защищаться способами аборигенов, а именно, лунными, «женскими», присущими богине земли.
Эти методы имеют окольный характер. В мифах автохтоны стараются остановить мигрантов и помешать их дальнейшему продвижению либо внушая им мысль о том, что их предали, либо соблазняя их всячески для того, чтобы им захотелось обосноваться там, где они находились в данный момент. Надо лишить их этого рвения — одновременно «мужского» и божественного, которое делает их грозными и непобедимыми, которое толкает их к зениту как утреннее светило.
На своем пути к нагорьям Гватемалы, где они должны были обосноваться, майя киче непреклонно продвигались вперед, безжалостно уничтожая автохтонов. Какое решение приняли последние для того, чтобы нейтрализовать вождей захватчиков? «Возможно, — сказали они себе, — их храбрость и их божественный огонь обусловлены тем, что они не знают других женщин. Давайте выберем и нарядим как следует трех красивых девушек. Если пришельцы влюбятся в них, го их боги-покровители откажутся от них, а если они будут лишены этой поддержки, то мы сможем их убить!» Однако вожди не поддались искушению, и автохтоны потерпели поражение.
Тольтеки также прошли через подобные испытания во время своих странствий. В то время, когда они были заняты охотой, их вожди, Ксиунель и Мимич, увидели падающих с неба двух двухголовых оленей; они долго преследовали оленей, намереваясь поразить их своими стрелами. Внезапно олени превратились в женщин. Ксиунель позвал их: «Идите сюда, красотки!» Одна из них предложила ему выпить чашу крови. Ксиунель принял угощение, а потом уселся рядом с ней. Недолго думая, красавица навалилась на него — чтобы продырявить ему грудь и съесть его. Что касается Мимича, то он, заподозрив неладное, постарался как можно скорее уйти подальше. Тогда за ним побежала другая женщина — Ицпапалотль, Обсидиановая Бабочка. Наконец после ряда сложных перипетий, он умудрился убить ее при участии богов огня, а после этого бросил тело в костер. В огне она превратилась в груду многоцветных кремней. Мишкоатль, главный вождь странствующих толь-теков, выбрал в качестве божества-покровителя белый кремень. В очень древнем науатльском гимне Ицпапалотль отождествляется с «Нашей Матерью, Матерью Богов», называемой также «Богиней Земли». Это воплощение «автохтонности», стремящееся удержать мигрантов на месте. Авторы другого текста, составленного в более «историчной» манере, дают принципиально иную версию: Ксиунель не был съеден кровожадной красавицей, а устроился на Горе Оленя и стал домоседом, тогда как Мимич по прошествии некоторого времени убил Ицпапалотль.
Ксиунель, таким образом, стал неподвижным потому, что был обольщен коварной женщиной. То же самое произошло позднее и с Мишкоатлем. Во главе странствующих тольтеков он шел от победы к победе до того самого момента, пока не встретил женщину, которая предстала перед ним обнаженной. Он начал с того, что принялся стрелять в нее из лука, а кончил тем, что стал с ней спать. В результате он утратил свою энергию и свой порыв и вскоре был побежден врагами и убит. Обольстительница лишила вождя его внутреннего огня, энергии, то есть ей удалось сделать то, что не удалось красавицам, посланным на совращение майя киче.
В рассказах о странствиях мешиков женщины используют другие способы для того, чтобы остановить новоприбывших странников. Причем в этих рассказах фигурируют среди прочих Ксиунель и Мишкоатль (Мимич?), превратившиеся в вождей мешиков. Известно, что ацтеки много позаимствовали в смысле мифологии у своих предшественников. В одном из рассказов действует Сиуакоатль-Квиластли, сестра Уицилопочтли. Однажды Мишкоатль и Ксиунель отправляются на охоту. Квиластли объявляется им в виде орла, усевшегося на опунцию. Охотникам, которые приготовились пустить в нее свои стрелы, она говорит, что она их сестра и что она хотела просто посмеяться над ними. Мишкоатль и Ксиунель говорят ей, что она заслуживает смерти, и идут прочь.
Следующая ловушка ожидает их в Коатепеке. Койольхауки и четыреста хвициауас — лупа и бесчисленные звезды, то есть ночь, отождествляемая с землей — поднимают мятеж против Уицилопочтли, отказываясь идти за ним. В Коатепеке-Толлане они пытаются обмануть своих спутников, убеждая их в том, что они уже в Земле обетованной, поскольку Гора Змей — остров. Как позднее — Мехико, город, в центре которого пирамида, которую назовут Коатепек.
Приключения мешиков в начале их странствий связаны и с другими приемами, использовавшимися автохтонами. Через некоторое время после их ухода из Астлана у странников были большие неприятности с Малинальхочитль — ведьмой, которая была особенно опасной из-за того, что приходилась сестрой их богу. «Она запугивала людей всеми способами, причиняя им множество бед, и в то же время она разными уловками добивалась того, чтобы ее почитали как божество», — пишет отец Товар. После того как жрецы от имени своего народа обратились по этому поводу к богу Уицилопочтли, тот явился к ним во сие со своим решением: его сестра должна была быть покинута на дороге. Рекомендация бога была выполнена. Малинальхочитль и ее близкие обосновались в Малиналько, который стал могущественным городом, жители которого еще в XVI веке имели репутацию магов и колдунов. После того как мешики проникли в долину Мехико и приблизились к Земле обетованной, они должны были победить коалицию местных пародов, подстрекаемых к сопротивлению сыном Малинальхочитль, Конилом.
Имеет смысл подробно рассмотреть этот эпизод, опираясь на самый надежный текст, единственный из составленных на науатле, содержащийся в Cronica mexicayotl.
Автор ограничивается описанием колдовских чар Малинальхочигль, используя для этого тщательно подобранные слова: «извращенная» (tlaueliloc), «бесчеловечная» — teyollocuani tecotzonani teixcuepani teotlaxiliani, tecochma-mani tecohuaqualian, tecoloqualtiani ca mochi quinotza in petlazolcohuatl in tocatl.
В XVI веке Молина переводит teyollocuani как «колдун-вампир» (колдунья-вампир), tecotzquani и teotlaxiliani как «колдун», a teixcuepani как «обманщик, обольститель, мистификатор или колдуй».
Для лучшего представления о Малинальхочитль следует взять эти слова в их буквальном значении.
Итак, колдунья здесь — teyollocuani, буквально «пожирательница человеческих сердец». Пожирая сердца людей, она лишает мигрантов того, что считается главным органом движения. Слово yollotl (сердце) имеет тот же корень, что и ollin (движение). Именно сердцами кормят солнце, чем обеспечивается его продвижение по небу; без этой пищи оно остановилось бы. Сердце — это также тот орган, который направляет силу tonalli — искры жизни, воодушевляющего жара живых существ, жизненной силы — именно того, что является главной мишенью манипуляторов магических сил. И, наконец, именно в нем находится божественный огонь вдохновенных людей, исключительных личностей, вождей странствующих пародов.
Таким образом, пожирательница сердец Малинальхочитль лишает своих спутников их жизненной силы, смелости, воли. Тот, кто лишен сердца, забывает и теряет из виду свою цель. Могут ли мешики продолжать свой путь, если сестра их бога — tecotzonani, та, «которая сдирает икры людей»? Даже если бы они сохранили свои сердца и ноги, они уже не смогли бы отыскать Землю обетованную, поскольку им «перевертывают лицо» (teiycuepf), а лицо — это как бы орган ощущений и восприятий. Тезозомок уточняет в своей Cronica mexicana, что в результате подобных превращений «тот, кто смотрел на гору или на реку, думал, что видит свирепого зверя или что-нибудь другое, столь же ужасное». Наконец, Малинальхочитль — это также teotla-xiliani, «которая заставляет блуждать людей, сбивая их с правильного пути».
В ее ведении находятся пауки и сколопендры, тесно связанные с богинями земли, любви, грязи, а эти, в свою очередь, со смертью, сумерками, призраками, луной, старыми богинями, — так же, впрочем, как скорпионы и змеи. Таким образом, она явно оказывается на стороне земли, ночной тьмы и смерти, тем более, что она — злая колдунья и женщина. Ее имя, Цветок Сухой Травы, подтверждает эти связи. Сухая трава, представленная в ее глифе в виде мертвой головы, отождествляется с луной, опьянением и богиней Сиуакоатль-Квиластли, одним из воплощений которой является сама колдунья.
Таким образом, если бы сестра Уицилопочтли одержала верх, то мешики остановились бы и стали вести жалкое существование, сделав своей богиней ее, Малинальхочитль — представительницу пассивной женственности, земли, сумерек, лукавых магических приемов. Намерения бога-покровителя мешиков были противоположны намерениям Малинальхочитль. Когда народ приходит к нему с жалобой, он дает недвусмысленный ответ: нужно оставить его сестру, незамедлительно снять лагерь и продолжить путь. Его задача — война, мировое господство, захват богатств, и он должен достигнуть ее не колдовством, а крепкой рукой и мужественным сердцем. Он-то своим людям даст великолепный напиток какао и драгоценные початки маиса. Теперь же роли изменились. Новоприбывшие, которые стремятся покорить мир, силой и храбростью завладеть его богатствами, — это христиане. Что же касается мешиков, то они превратились в домоседов и автохтонов. Поэтому они возвращаются к колдовству. Их первая попытка — на берегу Чальчукуэйэкана — провалилась: они не смогли ни прогнать противника, ни каким-либо образом повредить его здоровью.
Когда стало ясно, что teteo направляются в сторону Мехико, Монтесума высказал свое беспокойство Тому, кто из Черного Дома, из Дома Земли — Тлильанкалкви. «Я не знаю, что нужно сделать для того, чтобы эти боги не пришли в Мехико и не увидели моего лица. Мне представляется, что лучше всего будет незамедлительно созвать всех чародеев и колдунов: тех, которые усыпляют и уносят людей, и тех, которые имеют власть над змеями, скорпионами и пауками. А также других — которые превращаются в животных и поедают сердца людей». Тлильанкалкви на это заметил, что если чужеземцы — боги, то противодействовать им в общем бесполезно, но попробовать все же не помешает. Все специалисты в области магии и чародейства из таких центров этого искусства, как Оакстепек, Малиналько, Тепостлан, Яутепек, Уакстепек, Акапичтлан, Шоунтото, Оку ила и Тененцинко, были направлены спешным порядком в Чемпоалу.
Магический штурм длился четыре ночи. Некоторые превратились в животных и пытались пожрать сердца. Другие атаковали икры. Точно так, как это описывалось в рассказах о странствиях ацтеков. Соперники Малинальхочитль выпускали ядовитых змей и скорпионов. А некоторые чародеи пытались усыпить испанцев, чтобы затем унести их и сбросить в пропасть.
Нападавших постигла полная неудача. Новоприбывших не удалось лишить ни ныла, который был их движущей силой, ни икр, которые обеспечивали им продвижение вперед. Ни к чему не привели попытки усыпить часовых, а тем более сделать так, чтобы испанцы были поглощены землей. Когда колдуны, маги и чародеи доложили императору о своей неудаче, он даже не возмутился. «Вы сделали все, что было в ваших силах, — сказал он им по существу. — Отдыхайте. Возможно, ваши заклинания и ваши магические приемы начнут действовать, когда боги будут здесь. Тогда вы сможете работать беспрерывно. Пусть они входят в город. Мы поищем способы и приемы, с помощью которых можно будет уничтожить их здесь. Здесь они должны будут погибнуть — от ваших рук или от наших. Пусть приходят, пусть зайдут в город! Пусть ни один из них не останется в живых, и пусть даже весть об их гибели не уйдет отсюда!» Затем Монтесума отправил хвициауатля Мотельчуха послом в Чемпоалу — чтобы сопровождать испанцев и следить за тем, чтобы у них всего было в достатке.
Противник уже покинул Чемпоалу, и Мотельчух догнал / L его в окрестностях Чичиквилы (в двадцати километрах на юг от Иксхуакана). Он поздравил Кортеса с прибытием и посоветовал продвигаться как можно медленнее, небольшими этапами, чтобы не повредить своему здоровью. Монтесума, объяснил он, приказал под страхом смерти всем городам региона принимать богов как можно лучше, с радостью и снабжать их всем необходимым. Затем он предложил свои услуги в качестве проводника. Кортес ответил, что у него уже есть проводники, и попросил посла вернуться в Мехико чтобы поблагодарить Монтесу-му за его доброе участие. Мотельчуху ничего не оставалось, как ретироваться.
Начиная с 12 августа маленькая армия захватчиков находилась на марше. Она шла к Тласкале, поскольку этот город-государство был другом тотопаков и недругом Мехико. Четыреста человек — как раз столько, сколько сопровождало Уицилопочтли в Мехико несколько веков назад, — пятнадцать лошадей, тысяча триста выполнявших вспомогательную функцию индейцев, среди которых были прибывшие с Кубы носильщики, и чемпоальтеки — одновременно друзья и заложники. Медленное восхождение на Сьерра Мадре привело их сначала через Ялаиу к Шиккочималли, а затем к Иксхуакапу. Как раз вскоре после этого произошла встреча с Мотельчухом. Переходя на южную сторону Кофре де Пероте, горы высотой более 4000 метров, испанцы прошли богатую залежами нитрата территорию, где им пришлось терпеть голод, жажду и холод.
После нового восхождения они прибыли в Закатлап, или Шокотлан, где, как обычно, были хорошо приняты местными жителями. Разве правитель местности, Оллиптекутли (или Оллинтетл), не получил инструкций от своего императора? Он даже хотел отметить событие жертвоприношением пятидесяти пленных. Когда Кортес спросил у Оллинтекутли, зависит ли он от Монтесумы, тот ответил, как бы дивясь: «А кто же не вассал Монтесумы?» Конкистадор сразу же начал воспевать величие Карла V, а потом потребовал в знак покорности золота. «Он ответил мне, — пишет Кортес, — что не отдаст мне золото, которое он имел здесь с ведома Монтесумы, но что по приказанию Монте-сумы он может отдать ему золото, себя самого и все, что у пего имеется. Вовсе не желая задевать его чувства и этим самым создавать себе дорожные неудобства, я сказал ему, что скоро Монтесума пришлет ему приказ на выдачу золота и всего, что у него было».
Оллиптекутли не захотел упасть в грязь лицом. Он с готовностью описал своему собеседнику могущество своего сюзерена. У повелителя мира Монтесумы было тридцать вассалов, каждый из которых располагал армией в сто тысяч воинов. Каждый год он посвящал в жертву двадцать тысяч человек. Его город был самым красивым и самым сильным во всем мире, его богатство — просто невообразимым. Эти сведения, попятно, не обескуражили Кортеса. И все же, если даже король Закатлана был склонен к преувеличениям, не мешало бы иметь возле себя какие-нибудь дружественные войска. Поэтому четыре чемпоальтекских гонца были отправлены в Тласкалу, чтобы оповестить их о приходе испанцев.
Берналь Диас считает, что испанцы спросили Оллинтекутли о том, как лучше добраться до Мехико, и тот настоятельно советовал им идти через Чолулу.
На первый взгляд совет Оллиптекутли представляется маловероятным. Прежде всего, Кортес вряд ли прибыл в Закатлан специально, чтобы там заниматься выбором дороги. Далее, территория Тласкалы находится примерно на одинаковом расстоянии между Закатланом и Чолулой. Чтобы пройти через Чолулу, надо практически повернуть назад и пройти через враждебно настроенные регионы. Гораздо легче было пробираться в Мехико, обходя Тласкалу с севера. Однако эта дорога проходит по территории королевства акольхуа, и там Кортес мог бы встретиться с Иштлильхочитлем и другими бунтарями из Тескоко. Поэтому у Монтесумы действительно могла появиться заинтересованность в том, чтобы подсказать этот обход. К тому же, Чолула должна быть этапом на пути испанцев, поскольку это священный город Кецалькоатля! Там можно приготовить им совершенно особый прием. Таким образом, свидетельство Берналя Диаса оказывается достаточно правдоподобным.
Через некоторое время в Закатлане появляются два сеньора из близлежащей местности — каждый со своими подарками и подношениями в виде нескольких ожерелий из золота низкой пробы и четырех женщин-рабынь. Один из них оказался королем Истакмакститлана, расположенного неподалеку укрепленного города. Отдохнув несколько дней в Закатлане, испанцы пошли к нему и некоторое время ждали там возвращения чемпоальтекских посланников. Король оказал им любезность и проводил их до границы своей территории, являющейся также и границей Тласкалы. Вскоре отряд подошел к внушительного вида каменной степе с парапетом. Она перегораживала всю долину и должна была защищать Истакмакститлан от тласкальтеков. Небольшой проход в стене позволял ее как-то преодолеть. Армия остановилась, восхищаясь сооружением. Полагая, что испанцы не решаются продолжить путь этим способом, король предложил совсем отказаться от этой дороги, поскольку, узнав, что Кортес в дружбе с Монтесумой, тласкальтеки могут на него напасть. Лучше идти по другой дороге. Он их поведет по территории Тройственного Союза, так чтобы их везде встречали и кормили как полагается.
Правители Закатлаиа и Истакмакститлана действовали несомненно по приказанию Монтесумы. Им было велено прежде всего попытаться напугать испанцев. Поэтому Оллинтекутли превозносил могущество императора, а его коллега описал опасность, которую могла, по его мнению, представлять Тласкала. Какие возможности рассматривались, однако, государем кольхуас в том случае, если чужеземцы заупрямятся? Хотел он или не хотел, чтобы они проходили через Тласкалу? Если бы они пошли этой дорогой, то возможно, что тласкальтеки истребили бы их. Но при этом существовала и другая возможность — того, что испанцы заключили бы с тласкальтеками военный союз. Конечно, император делал все возможное для того, чтобы подтолкнуть Тласкалу к нападению. В частности, распуская слухи о якобы состоявшемся уже союзе. А также любезно сообщая своим главным соперникам, с которыми ему приходилось встречаться на некоторых праздниках, что захватчики собирались их уничтожить. Ведь когда-то ему удалось с помощью таких же слухов уничтожить целую армию Теско-ко. Тласкальтеки, однако, колебались. Некоторые из них высказывались именно за союз с чужестранцами. Отсюда, возможно, и эта последняя попытка короля Истакмакститлана отсоветовать Кортесу продолжать свой поход через Тласкалу.