Море

Дирекция заседает

Тетушка Варга выпустила из рук кастрюлю с супом. Жидкость выплеснулась через край и образовала большую темную лужу на кафельном полу кухни. Красная эмалированная кастрюля подскочила, а затем опрокинулась, но тетушка Варга даже не нагнулась за ней.

Она продолжала стоять и, разинув от удивления рот, смотрела на появившегося в дверях Паланкаи в нилашистской форме.

— Сейчас?.. Заседание дирекции?..

— Да.

— С тех пор как вы не приходили, я даже не убирала.

— Ну вот, сейчас и уберете.

— Но мне некогда, господин Паланкаи. Вы разве забыли, что сегодня суббота. А завтра сочельник. К тому же так часто воздушные налеты, что я почти не бываю дома.

Паланкаи с раздражением стукнул по столу.

— Даю вам десять минут. Берите веники и ступайте. Если вы забыли, что работаете на военном заводе, так я напомню.

С этими словами Паланкаи хлопнул дверью и твердым шагом поднялся в контору.

Хм. Еще вчера он был практикант, а сегодня уже генерал-директор.

Что ощущал Наполеон после первой победы?

Паланкаи остановился около своего старого письменного стола, перелистал необработанные документы. «Книга поступивших счетов», казалось, смотрела на него с упреком. В нее вот уже несколько месяцев никто не вписал ни строчки. Паланкаи достал авторучку и под рубрикой «Наименование, количество, стоимость прибывшего товара и название фирмы-поставщика» красивыми печатными буквами несколько раз вывел: «Генерал-директор Эмиль Паланкаи младший, генерал-директор Эмиль Паланкаи младший». Он собрался уже рисовать свой автопортрет, как появилась и тетушка Варга с тряпкой для пыли и веником. Паланкаи только сейчас огляделся вокруг.

— Слушайте, тетушка Варга. А где ковры? И гардины?

Тетушка Варга побагровела.

— Я спрятала их в надежное место, господин Паланкаи, чтобы бомба, изволите знать…

— Вот как? А кто вас уполномочил на это? Через пять минут все должно быть на месте. Если пропала хоть одна кнопка, я велю вас немедленно арестовать.

Варга, громко охая и ругаясь, притащила из дровяного склада три ковра. Остальные она уже давно отвезла к своей сестре.

Но, к счастью, Паланкаи не считал ковры, он только подгонял ее с уборкой. Надо было торопиться, так как с минуты на минуту могли прийти господа.

Ровно в три часа один за другим появились все приглашенные лица: отец и сын Жилле, управляющий Татар со своим младшим братом.

Жилле старший раскрыл папку.

— Вот вам протокол, ребята. Это все, что мне удалось отвоевать.

— Но раз нет назначения, то нет и тридцати тысяч пенге гонорара, — сказал Татар.

— Ну, тогда попытайтесь достать сами, если сумеете. Этот протокол стоит не меньше. Вот он, в пяти заверенных экземплярах. Позвольте, Национальный банк назначение распорядителя отложил до тысяча девятьсот сорок пятого года. До тех пор ведение дел возлагается на дирекцию со всеми вытекающими отсюда правами и ответственностью.

— Да ведь это не так уж и плохо, — согласился Татар.

— Плохо? Отлично. Или я должен был позволить, чтобы Немешчани взял это в свои руки? Знаете, кого он хотел предложить в распорядители? Своего собственного сына.

Члены дирекции пришли в ужас. Эден целомудренно потупил взор.

Младший брат Татара, мужчина лет двадцати восьми, сидел в кресле Императора и молчал как рыба. Он как-то странно смотрел перед собой и дышал полуоткрытым ртом. Каждый раз, когда старший брат приближался к нему, он втягивал голову в плечи и, будто защищаясь от удара, подносил руку к лицу.

— Вытри губы, — раздраженно шипел Татар, в ответ на что брат в страхе доставал носовой платок и вытирал слюну.

Эден прошептал Эмилю на ухо:

— Посмотри, да ведь это…

— Знаю, у них отец был сифилитик… но вполне подойдет, чтобы загрести в карман денежки.

Тетушка Варга внесла графин с водой и покрыла снятым с дивана зеленым плюшевым покрывалом стол Ремера.

Ровно в четверть четвертого прибыла Тери Мариаш, которую Татар вызвал для ведения протокола.

Татар нажал на столе Императора кнопку электрического звонка. Звонок, правда, не работал, но тем не менее момент был настолько торжественный, что все встали.

— Братья хунгаристы, уважаемые члены дирекции, господа! Прежнее руководство отравило настоящее предприятие предательским еврейско-большевистским духом. Но мы…

— Золика хочет есть, — жалобно пролепетал Татар младший.

Господин управляющий побледнел. Щеки Эдена раздулись, как резиновый мяч, но он все же подавил смех. Остальные с прежним достоинством хмуро взирали на Татара, который достал из кармана кусочек сахара, сунул в руку брата и с силой дернул несчастного за пальцы.

— Слово имеет член дирекции господин Эмиль Паланкаи младший, — упавшим голосом объявил Татар и сел на свое место, ни на минуту не спуская глаз со своего младшего братца. А тот, присмирев, снова сидел молча.

Эмиль начал свою речь с разбора военной обстановки. Его, как и Татара, нисколько не смущало, что вся аудитория состоит из отца и сына Жилле, Татара и душевнобольного Золтанки. Он говорил, впадая в ораторский раж, любуясь звучанием своего собственного голоса. Упомянул японских воинов, которые, не щадя жизни, идут в атаку, говорил о могущественном германском союзнике, готовом отбросить врага за Волгу, о новейшем немецком чудо-оружии, о «прыгающих» танках, с хода перелетающих через вражеские окопы, об оружии, которое замораживает, превращает в хрупкий лед неприятельские орудия, самолеты и даже солдат.

Жилле-отец, закрыв глаза, думал о том, что он или сдерет сегодня с этих злодеев свои тридцать тысяч пенге, или поставит над ними крест. Эден откровенно зевал. Татар, сверкая глазами, следил за своим младшим братцем.

Тери Мариаш машинально вела протокол, чутко прислушиваясь к тому, что происходит на улице, — наверное, опять будет воздушная тревога. Уже совсем близко слышались глухие взрывы.

Паланкаи теперь и сам верил в то, что говорил.

— Наша дирекция призвана снова высоко поднять производительность предприятия, значительно превзойти довоенный уровень. Новые машины, новые заводские корпуса, благосостояние — вот что будет характеризовать предстоящий период. А теперь попрошу уважаемую дирекцию избрать генерал-директора и директора-администратора.

— Предлагаю избрать генерал-директором господина Эмиля Паланкаи младшего, — произнес Татар. — Нам всем известны его замечательные способности, талант.

— Предлагаю директором-администратором господина управляющего Дердя Татара, — встал Паланкаи младший. — Мы все высоко ценим его знания, преданность делу. В состав дирекции рекомендую доктора Эдена Жилле и Татара… как зовут вашего брата? Татара…

— Ура, ура! — возликовал Эден. — Что я должен подписать?

— Сейчас отпечатаю протокол, — сказала Тери Мариаш.

— Ладно. Только поторопитесь, дорогая, — произнес генерал-директор Паланкаи.

— Дядя Дюри позаботился обо всем, — заявил Татар и с улыбкой киноартиста, которому он подражал, полез к себе в портфель и вынул две бутылки шампанского. — Настоящее «Клико».

— Вот это да!

Тетушка Варга принесла стаканы, и господа, взволнованные величием момента, выпили.

Эмиль и Татар на минутку вышли в осиротевшую комнату госпожи Геренчер.

— Эмилио, давать им сейчас деньги?

— Черта лысого.

— Все-таки надо дать немного.

— Сколько у нас наличных?

— Вполне достаточно. Сто тысяч пенге.

— Ну, ладно. Эдену и вашему братцу дадим по пять тысяч пенге. Старому Жилле десять, а то он еще устроит скандал. И скажем, что в данный момент у нас нет больше наличных денег. Если им не понравится, пусть подают в суд.

— Ну, ладно. Тогда пошли и…

— Погодите, старина. Как с отъездом?

— Это мы обсудим потом.

— Зачем потом? Сейчас, немедленно. Русские у Эстергома. Вы что думаете, они будут ждать, пока мы уладим свои дела? Сегодня же ночью я съезжу в Шомош за машиной. Вы уполномочите меня на эту операцию, пока еще как прежний управляющий. В случае необходимости я могу заручиться приказом нилашистского командования. В понедельник утром вернусь назад, забегу в контору, прихвачу кассу, заеду за вами на гору.

— А как вы собираетесь изъять деньги? Один из ключей хранится у Карлсдорфера, а другой у меня.

— Я получу его в два счета.

— У Карлсдорфера? Как же, надейтесь!

— Не у него, а у вас.

— И не подумаю его вам давать. Чтоб вы уехали с денежками, а меня забыли здесь.

— Дорогой господин Татар, разве вы меня не знаете?

— Как же не знаю. Потому-то и опасаюсь.

— И считаете, что ключ от кассы я оставлю у вас? Я генерал-директор. Мне тоже необходима гарантия.

— У вас будет автомашина. Знаете, какая ценность нынче автомашина? Разве я смогу уехать, если не будет машины?

Паланкаи задумался.

— Ну, ладно. Пойдемте к господам.

Было уже совсем темно, когда Тери отпечатала протокол. Татар и Паланкаи взяли по одному экземпляру себе, остальные заперли в одном из письменных столов бухгалтерии.

— Пошли, так поздно уже не разрешается ходить по улице. К тому же опасно. Что ты там возишься, Эмиль?

— Погодите. Надо продиктовать еще одно распоряжение. Печатайте, барышня Мариаш. «Распоряжение номер один. Приказываю предоставить чиновникам Завода сельскохозяйственных машин отпуск по тридцать первое января тысяча девятьсот сорок пятого года. Причитающееся за отпуск жалованье подлежит выплате только по выходе на работу. Первого февраля все обязаны явиться на свои рабочие места. До первого февраля тысяча девятьсот сорок пятого года заводские чиновники и члены дирекции могут входить в контору только с моего личного разрешения. Генерал-директор Эмиль Паланкаи младший». Так. Дайте сюда, я подпишу. Будьте любезны, скажите Варге, чтобы она вывесила это распоряжение на дверях и следила за тем. чтоб оно выполнялось.

Перед уходом новоиспеченный генерал-директор со всеми простился за руку.

— В какую сторону пойдешь? — спросил он у Эдена, спускаясь вниз по лестнице.

— В больницу.

— Не хочешь пройтись со мной до Западного вокзала?

— Охотно.

Они расстались с остальными членами дирекции и поспешно направились на проспект Вильгельма. Возле скобяного магазина Ульриха Эмиль остановился.

— Не провожай, старина, я хотел только у тебя спросить. Хочешь ли ты поехать со мной?

— Куда?

— В Клагенфурт.

Эден свистнул.

— Старина!

— Ну?

— Я две недели уже не сплю, не могу придумать, как бежать. Машины нет, а…

— Что — а?

— С собой прихватить есть что.

— Именно.

— В больнице есть радий. Немного. Но ты знаешь, сколько стоит тысячная доля миллиграмма? Сто миллионов пенге.

— Не болтай вздор.

— Сейчас в этом острая нужда. Уверяю, такова цена.

— У тебя этот радий?

— Как же, разумеется, у меня, в портсигаре. По воскресеньям я ношу его в другом платье.

— Ты…

— Конечно, его у меня нет. Он хранится в свинцовой комнате, в свинцовом сейфе, в свинцовой кассете. Но он может оказаться в моих руках.

— Каким образом?

— Нужен приказ партии. Остальное — мое дело.

— Но раз он такой дорогой, то нельзя приказом давать огласку. Мои дружки тоже парни не промах…

— А мы пообещаем поделиться с тем, кто даст приказ, а потом смотаем удочки.

— Слушай, Эден, через час отходит мой поезд, я должен поехать в Шомош за машиной. А ты ступай в «Дом Верности» и отыщи брата Моштена. Скажи, что я прислал. Или погоди, я черкну ему пару слов.

Эден не замедлил включить свой карманный фонарь. Паланкаи достал авторучку и вынул из кармана картонную коробочку с сотней новеньких визитных карточек: «Эмиль Агошт Жолт Паланкаи из Паланки, окружной начальник бойскаутов, генерал-директор акционерного общества Завод сельскохозяйственных машин, председатель Хунгаристского совета».

На обратной стороне визитной карточки он написал несколько неразборчивых слов.

— Возьми. В ночь на понедельник заеду к тебе. Сразу после полуночи.

— Не беспокойся, я добуду радий.

— Мы станем миллиардерами.

— Мой старик будет поражен. Он все еще рассчитывает по простоте души, что с приходом большевиков он по-прежнему останется главным юрисконсультом Национального банка.

— Ну, а ты что, растрогался? Не собираешься ли остаться здесь со своим папашей?

— Нет, я только так, вспомнилось… Ни пуха ни пера, дружище.

— Не забудь же, брат Моштен!

Эмиль помчался бегом к Берлинской площади, Эден пошел в другую сторону, к остановке метро.