Глава 24 ПРИКЛЮЧЕНИЕ

На следующее утро Олаф отослал Облачногривого к королю.

— Может, это остудит гнев Ивара. Остудить ярость Фрит даже надеяться нечего…

— Наадо взять корабль и бежаать в Финнмарк, — промолвила Хейди. — Мои браатья нас защитят.

— Только не обижайся, дорогая моя женушка, но жить в дымной избе с твоими братьями мне вовсе не улыбается. Равно как не по душе мне прослыть трусом.

— Бегство — единственный разумный выыыход, — возразила Хейди.

— Бегство позорно. Я — воин короля Ивара, а не клятвопреступник какой-нибудь!

— То есть пусть лучше нас всех перебьют как овец, нежели пострадает твое драгоценное доброе имя.

Хейди как никто другой умела дать отпор Олафу.

— Доброе имя — все, что есть у человека. А тебе, к слову сказать, ничто не угрожает. Я знаю Ивара. Он, верно, покарает меня, а уж Джека — так всенепременно, но дальше этого не пойдет, нет.

Что касается Джека, то он бы обеими руками ухватился за возможность сесть на корабль и бежать в Финнмарк, где бы уж эта страна ни находилась. И он совершенно не возражал провести остаток дней своих в дымной избе. Вот только выбора у него не было. Мальчуган шагу не мог ступить за пределы главного зала: через ошейник его пропустили веревку и привязали к массивному столбу.

«Точно я собака какая», — горестно думал Джек.

Торгиль тоже сидела взаперти, но ее, по крайней мере, никто не привязывал. Олаф здорово рассердился на девчонку за ее выходку в чертоге Ивара.

— И так все пошло хуже некуда, — ворчал он, — так тебя еще стукнуло обвинять Джека в колдовстве!

— А чего он с воронами разговаривает? — не унималась та.

В дом ворвался Скакки:

— Вы даже представить себе не можете: Золотая Щетина выбил дверь клетки и сбежал! Королева рвет и мечет.

— Все хуже и хуже, — простонал Олаф. — Истину говорят: когда судьба толкает человека к смерти, все, что бы он ни делал, идет наперекосяк.

— Король требует тебя во дворец, — сообщил Скакки. — И Джека с Руной тоже.

— Как, и Руну?!

— Как мудреца и знатока скальдической магии. А еще он требует Торгиль — поскольку обвинение в колдовстве выдвинула она.

— Меня?! — в бешенстве выкрикнула Торгиль.

— Никогдааа ты не умела языык придержать, — посетовала Хейди.

Все оделись по-быстрому; Руна облекся в белые одежды — ведь с ним собирались советоваться о делах магических. И маленьким отрядом побрели через лес: Олаф так и вел Джека на привязи.

«Словно собаку», — опять подумал мальчик.

Интересно, какое наказание измыслит для него королева? Может, похитит его разум — как поступила с Бардом. Или бросит его в Топь Фрейи — чтобы его ме-едленно засосало в трясину. Или зажарит на огне. Джек мог придумать дюжину разнообразных кар, одна ужаснее другой.

Одно хорошо: Золотая Щетина сбежал. Да, что правда, то правда: свинюга была злобная, и, да, правда: милосердия кабан, пожалуй что, и не заслуживал, — но Джек к нему привязался. Что ни говори, а если даже свинья в восторге от твоих стихов — оно по-своему лестно.


Король и королева восседали на возвышении. Воины их выстроились вдоль стен, а впереди стояли жрецы Одина и Фрейи.

— Жрецам не удалось снять чары, — промолвил король.

Мальчик облегченно выдохнул: Люси по-прежнему сидела у ног королевы. Но вот девочка подняла глаза, и Джек увидел: разум покинул малышку. Взор Люси был безучастен и пуст, брата она не узнала. Где же блуждает ее дух? Со всей определенностью, ни в каком не в замке и даже не в фантазиях, где Фрит Полутролльша заменяет ей мать…

Джек обернулся к королеве — и та тотчас же поймала его взгляд. Отвернуться Джек уже не мог, как ни пытался. Фрит вернула себе человеческое обличие, но ослепительную красоту утратила. Она словно обрюзгла, отяжелела, вся сделалась какая-то комковатая, точно плохо замешенное тесто. Ее волосы лежали в корзине на полу, а лысую голову она прикрыла искусно вышитой накидкой.

— Пусть его накажут, — прошипела королева. Позади нее воздух словно бы всколыхнулся, и Джек убедился, что своей губительной силы Фрит нисколько не утратила. — Хочу, чтобы этот ублюдок мучился так, как никто и никогда до него — много-много дней. Пусть он отчается и вновь преисполнится надежды — и отчается опять.

— В таком случае ты никогда не вернешь себе былую красоту, — невозмутимо отозвался Руна.

— Это еще почему?! Как только он умрет, заклятие развеется!

— Боюсь, что нет. — Руна покачал головой. — Это вам не дешевый балаганный фокус какой-нибудь. Джек — ученик Драконьего Языка.

— Драконий Язык! — взвизгнула Фрит. Воины пригнулись, затыкая уши. Король Ивар побледнел как полотно. — Он мертв! Он мертв! Он мертв!

— Но знание его живет, — возразил Руна. — Драконий Язык был самым могущественным скальдом Срединного мира, а Джек — его наследник.

— Вот теперь мальчишка точно живым отсюда не выйдет!

— Великая королева, — вмешался жрец Одина. — Если это и впрямь одно из заклятий Драконьего Языка, то снять его может лишь тот, кто наложил.

— Это так, — согласился жрец Фрейи.

Фрит помолчала — видимо, собираясь с мыслями. Тени за ее спиной замерли, застыли недвижно.

— Ну что же, мальчик, — проговорила она почти нежно, — тогда чего же ты ждешь?

Олаф вытолкнул Джека вперед. Мальчуган чувствовал, что его захлестывают ледяные волны — одна холоднее другой.

— Я… э-э-э… я… — пролепетал Джек.

— Ну же! Давай снимай заклятие!

— Я не знаю, как, — прошептал Джек.

— Что?!

Джек сглотнул.

— Я не знаю, как это сделать.

Вот теперь королева завизжала в полную силу — и все, кто был в зале, включая Олафа, рухнули на колени.

— Ну что ж, тогда и говорить больше не о чем, — промолвил жрец Одина.

— Прости, парень, мне очень жаль, — простонал Олаф. — Я думал, у нас еще есть шанс.

— У нас есть шанс, — подтвердил Руна. Торгиль помогла ему подняться на ноги и отряхнула старику колени: солома, устилающая пол королевского чертога, была густо замусорена объедками и костями, не говоря уже о блохах. — Сейчас Джек, возможно, и не знает нужных магических слов, но он сможет обрести их в источнике Мимира.

— В источнике Мимира? — ошеломленно переспросил жрец Одина. — Но ведь источник Мимира — в Ётунхейме!

— А я разве сказал, что задача эта простая?

— Пересечь границу Ётунхейма — значит навлечь на себя бессчетные опасности, — промолвил король Ивар. — Я-то знаю. Я там бывал.

— И я тоже, — отозвался Олаф.

— Но с пропуском пройти можно, — промолвил Руна.

Все взгляды обратились к Фрит. Та свирепо нахмурилась.

— Мало любви питаю я к Ётунхейму. Родная мать выгнала меня из дому.

— Она не выгоняла тебя из дому, — терпеливо возразил король Ивар. — Она выдала тебя замуж. За меня.

— Это одно и то же, — презрительно бросила королева. — Я-то мечтала о красавце-людоеде или о гоблине, но нет: мамаша заставила меня выйти за жалкого смертного.

Король Ивар провел рукой по глазам — словно слышал этот довод в сотый раз.

— Похоже на то, что… — Джек откашлялся: внимание Фрит тут же переметнулось на него. Даже в нынешнем своем обличье королева сбивала мальчика с толку: разум словно отказывал повиноваться. — Похоже на то, что твой единственный шанс исцелиться зависит от того, найду ли я источник Мимира, и… и… кстати, Руна, что я должен там сделать?

— Испить меду поэзии, — едва слышно прошелестел старый воин. — Это мечта любого скальда. Я стремился к этому всю жизнь… ну да что толку горевать о несбыточном? Мед поэзии омывает корни Иггдрасиля, древа, что прорастает сквозь девять миров. Это — сама жизненная сила, как сказал бы Драконий Язык.

По мере того как Руна рассказывал, странное чувство вновь и вновь накатывало на Джека. Словно ветер пронесся над морем, и ястребы, сложив крылья, ринулись вниз, и дальние холмы окутал туман. Он видел себя словно со стороны: вот он, Джек, шагает через лес гигантских елей. В воздухе пахнет льдом — ну да, тут же кругом ледники.

«Небеса милосердные, — подумал про себя Джек, — а ведь мне это приключение даже нравится!»

Ощущение было столь непривычным, что мальчик даже задумался, а не болен ли он.

Он открыл глаза: Торгиль только что слюнки не пускала от восторга.

— Отыскать источник Мимира! — приговаривала она. — Вот это подвиг из подвигов!

Даже у Олафа в глазах появилось мечтательное выражение.

— Звучит и впрямь заманчиво, — со вздохом признался король Ивар. — Но, увы мне, я на сей подвиг уже неспособен. Ну что ж, мой троллий цветик, ты ведь дашь Джеку пропуск, чтобы твои родичи поняли, что он — гость, а не, хм, двуногая дичь?

Фрит насупила брови и принялась ломаться и капризничать. Все бросились ее улещивать, уговаривать и упрашивать. Ивар наобещал королеве целую гору подарков, и в конце концов Фрит изволила согласиться. Из складок платья она извлекла золоченую шахматную фигурку.

— Это ферзь, — объяснила она. — Я украла его у матери. Как бы то ни было, она узнает эту фигурку. Но я должна быть уверена, что вы вернетесь, а не сбежите, поджав хвосты, точно шайка жалких клятвопреступников.

— Мы не клятвопреступники! — возмутился Олаф.

— Вчера ночью троллий кабан вырвался на свободу, — словно не слыша, продолжила Фрит. — Он небось уже на полпути к Ётунхейму, а это значит, что жертвы для Фрейи у меня нет.

«Не повезло», — подумал Джек мстительно.

— Сперва я остановилась на Облачногривом, — улыбаясь смятению Олафа, сказала королева, — но тут мне в голову пришла мысль получше. Эта подаренная тобой девчонка, Торгиль, совсем скисла. Не разговаривает, не смеется. Она меня утомляет. Вот я и решила: а не пожертвовать ли Фрейе Люси?

— Нет! — закричал Джек.

— Я вот уже много лет не дарила богине смертного. Девчонка премиленькая; а если глупа как пробка — то Фрейе-то что за дело?

— Ты так не поступишь! Я тебе не позволю!

Джек рванулся к возвышению. И тут же отлетел назад, отброшенный мощью королевиной злобы. Он хватал ртом воздух. Со всех сторон его обступили смрадная тьма и холод. Только благодаря руне он не закоченел до костей.

— Если ты убьешь мальчика, чары развеять не удастся, — напомнил королеве старый скальд.

Смертоносная тьма расступилась. Джек открыл глаза: все его тело было покрыто кристалликами льда. Миг — и кристаллики растаяли, точно и не бывало.

— Я подожду до праздника сбора урожая, — промолвила Фрит. — У вас достаточно времени, чтобы добраться до Ётунхейма, отыскать источник Мимира и вернуться. Если вы задержитесь в пути — ну, или сбежите, поджав хвосты, — я посажу Люси в священную повозку и сама швырну ее в Топь Фрейи.


«Это я во всем виноват. Я, и только я! — корил себя Джек, понуро бредя обратно через лес. — Бард утратил рассудок только потому, что отдал мне охранную руну. Я допустил, чтобы Люси похитили викинги; я все напутал с магией, восхваляя Фрит. Если бы я не освободил Золотую Щетину, Люси не назначили бы в жертву. А теперь вот из-за меня все отправятся на это дурацкое приключение в страну, где людям ноги откусывают. Да мне в жизни не отыскать этот источник! А если и отыщу, то просто-напросто свалюсь в него и утону».

Над головами пронеслась тень и спикировала на плечо к Джеку. Когти у Отважного Сердца были острее некуда.

— Ой! А ну, брысь отсюда! — крикнул Джек.

Ворон порхнул к ближайшему кусту. Олаф, Руна и Торгиль замедлили шаг.

— Похоже, парень и впрямь колдовством балуется, — буркнул великан.

— А я что тебе говорила?! — тут же взвилась Торгиль.

— Чушь! Он просто разговаривает с животными, — прошелестел Руна. Старик долго и много разглагольствовал при дворе Ивара, и теперь голос его звучал едва слышно. Он выговорил вознаграждение участникам похода, ежели те вернутся из Ётунхейма с победой. На его стороне был закон — и поддержка жрецов Одина и Фрейи. Долг короля — воздавать героям по достоинству.

Если Джек преуспеет, настаивал Руна, то брату с сестрой следует вернуть свободу. И отвезти их обратно домой.

«Если ты хочешь, чтобы Джек и впрямь вернулся, так жизнь раба — приманка не самая соблазнительная», — объяснял старик. Королеве это отнюдь не понравилось, но она, разумеется, взять не могла в толк, с какой стати человеку рисковать жизнью из-за кого-то другого. Обещание награды — «подкупа», как она изволила выразиться, — звучало для нее гораздо убедительнее.

— Я слыхал, драконья кровь наделяет даром понимать язык зверей и птиц, — прошептал Руна.

— И я это слышал, — подтвердил Олаф. — Драконий Язык рассказывал про одного героя по имени Сигурд: однажды он сразил дракона и уже убирал меч в ножны, как вдруг случайно порезался и сунул палец в рот. А на пальце еще оставалась драконья кровь. И Сигурд тотчас же понял, о чем толкует промеж себя пара жаворонков.

— Я помню эту историю. Никто и никогда не обвинял Сигурда в колдовстве, — подтвердил Руна.

— Только ни одному грязному рабу в жизни не доводилось сразить дракона… — буркнула Торгиль, как только все вновь стронулись с места.

Дотти и Лотти при виде Олафа облегченно заохали, бросились к мужу и, рыдая, повисли у него на шее. Даже Хейди звонко чмокнула его в губы.

— Бестолковщина ты моя ненаглядная! Хищные волки остались ни с чем!

Однако, едва жены услышали про поход, радости у них заметно поубавилось.

— Да ты ж только что из набега, — причитала Лотти. — Зачем тебе еще и к троллям-то идти?

— Так повелел король, — промолвил Олаф, усаживая Лотти на одно колено, а Дотти — на другое. — Нам нужно отыскать источник Мимира, чтобы Джек смог исцелить королеву.

— Да кому надо ее исцелять-то? — надула губки Дотти.

— Оошшшень хороооший вопрос, — подхватила Хейди.

— Если мы этого не сделаем, малышку Люси принесут в жертву Фрейе.

Олаф принялся подбрасывать младших жен на коленях, вроде как с детьми в «лошадки» играют. Жены радостно повизгивали и требовали: «Еще, еще!»

— Это будет великий поход! — заявила Торгиль. Глаза ее радостно сияли. — Мы сразимся с троллями, гоблинами и людоедами. Мы разорим гномьи кузни и добудем их золото. А если очень повезет, то я погибну в битве, стяжав себе немалую славу.

— Какая же ты дуурочка, — вздохнула Хейди.

А Джек вкусит меда поэзии из источника Мимира, — прошелестел Руна. — Я всю жизнь об этом мечтал.

Вот уж от кого не ждала подобной дурости, так это от тебя.

Хейди воздела руки и вернулась к недоконченному полотну. Под углом к стене стоял громадный ткацкий станок: нити основы туго натягивались благодаря привязанным камушкам, а нити утка продевались вручную и уплотнялись с помощью длинной пластинки из китового уса. Полотно Хейди ткала роскошное: в красно-желто-синюю клетку, и куда более тонкое, нежели выходило из-под рук матери.

«Милая мама», — грустно подумал Джек.

А ведь он даже не знает, выжила ли она, — равно как и все прочие. Его путь домой лежит через Ётунхейм, где кишмя кишат гоблины и людоеды — что овцы на отцовском пастбище. Ему вовеки не дойти до источника. Нечего и надеяться!

Загрузка...