Море Троллей

Глава 2 УЧЕНИК

— Заходи! — крикнул Бард, завидев смущенно мнущегося на пороге Джека.

Мальчик огляделся по сторонам, высматривая пустое ведро из-под воды или, может, оскудевшую поленницу, — ну ведь зачем-то же его позвали! Но на первый взгляд всё было в полном порядке.

— Да не работать я тебя пригласил, — успокоил его Бард.

Джек вздрогнул. Неужто старик еще и мысли читать умеет?

За обедом, воздавая должное сыру, хлебу и сидру, Бард дотошно расспрашивал Джека о вещах настолько обыденных и заурядных, что они, казалось бы, и упоминания не заслуживали. С каким звуком вода течет сквозь траву? А с каким сочится сквозь заболоченную низинку? А как меняется музыка ветра, когда ветер проносится от речных тростников к зарослям лисохвоста? А сможет ли Джек отличить жаворонка от ласточки высоко под облаками?

— Конечно, не вопрос, заверил его Джек. Это любой сможет — по тому, как птицы машут крыльями.

— Как бы не так, — возразил Бард. — Очень немногие видят дальше кончика собственного носа. Еще сыру?

По правде говоря, Джек слопал уже куда больше, чем ему причиталось, и теперь мучился угрызениями совести. И то сказать, наесться до отвала ему доводилось нечасто…

— Сдается мне, ты — не такая уж безнадежная трата времени, — сказал Бард. — Только не заносись, мальчик. Очень может быть, что часть времени и впрямь окажется потраченной зря. Хочешь пойти ко мне в ученики?

У Джека аж челюсть отвисла. Услышанное просто не укладывалось у него в голове. Он в жизни не слыхивал, чтобы у бардов были ученики.

— Это — первая из дурных привычек, от которых тебе придется избавиться, — со вздохом пожурил его старик. — Изволь научиться делать умный вид, даже если чувствуешь себя дурак дураком. А теперь беги-ка домой. Позже я переговорю с твоим отцом.

В ту ночь Джек, забившись под одеяла, слушал, как отец с Бардом обсуждают его будущее. На самом-то деле ему совершенно не верилось, что старик придет, но к вечеру Бард, опираясь на почерневший ясеневый посох, действительно явился к ним в дом. Закутанный в плотный белый плащ, выглядел он куда как внушительно: одна только развевающаяся по ветру борода чего стоила! Отец пригласил старика войти и шуганул Джека с его законного места у огня.

Однако, услышав, чего хочет гость, Джайлз Хромоног отнюдь не обрадовался.

— Я не могу отпустить Джека! — воскликнул он. — Вот будь у меня еще сыновья или будь моя нога здорова… К слову сказать, а ты не мог бы исцелить ее?

— Боюсь, что нет, — покачал головой Бард.

— Ну, спрос не грех, как говорится. Это — кара, ниспосланная мне за ослушание Адама.

— Аминь, — промолвила мать.

— Аминь, — пробормотали себе под нос отец, Джек и Люси.

А вот Бард промолчал — и от внимания мальчика это не укрылось.

— Как бы то ни было, мне нужен помощник — и по хозяйству, ежели где чего починить, и на пахоте. Кто-то должен пасти овец и носить из лесу дрова, — продолжил отец. — То, что ты подумал о моем сыне, — для меня великая честь, но как знать, так ли он смышлен?

— Я в него верю, — ответил Бард просто.

Джек почувствовал глубокую благодарность к старику — и одновременно подосадовал на отца.

— О способностях Джека речи вообще не идет, — не отступался Джайлз. — Джек нужен мне здесь, и точка!

— Однако ж было бы неплохо, если бы мальчик прошел обучение, — робко встряла мать. — Вот ты всегда мечтал выучиться на монаха…

— Уймись! — отрезал отец, разом пресекая все дальнейшие возражения. — Я хотел посвятить себя служению Господу на Святом острове, — пояснил он Барду. — Вот только такой возможности мне не дали. Не то чтобы я упрекал за это отца. Я почитаю его как дóлжно сыну и вовеки не впаду во грех, оспаривая отцовскую власть. Всякий день я приношу свою боль Господу.

— Аминь, — промолвила мать.

— Аминь, — подхватили отец, Джек и Люси.

«Интересно, а что Господь делает со всей этой принесенной ему отцовской болью? — подумал про себя Джек. — Убирает в ящик вместе с головной, зубной и прочими болями, что шлют ему другие люди?»

— Не след моему сыну пытаться возвыситься над своим положением, — докончил отец. — По правде сказать, ему даже полезно будет понять, что жизнь полна разочарований. Тот, кто терпит боль не ропща — на верном пути к спасению.

— О, ходить у меня в учениках — удовольствие то еще. Джеку придется куда как несладко, — заверил его Бард.

Глаза его озорно блеснули.

«И чего тут такого смешного-то?» — недоумевал мальчик.

— Право слово, у меня ему придется вкалывать что ослу на свинцовом руднике. В чем в чем, а в страданиях у него недостатка не будет. А что до твоего хозяйства, Джайлз, так я уже обсудил это дело с вождем. Ежели Джек останется при мне, так прочие мальчишки мне даром не нужны; а значит, вождь станет посылать их к тебе. Не удивлюсь, если в результате на тебя свалится столько помощников, что ты и знать не будешь, куда их пристроить.

Джек в который раз поразился изобретательности Барда. Старик дождался, пока отец изложит все свои возражения, — и разом поставил точку: поймал его в ловушку, словно лиса.

— Ах, вот как! Ну что ж… Вон оно как, значит, — пробормотал отец, недовольно зыркнув на Барда. — Ну, пожалуй, чужие мальчишки и впрямь сойдут, за неимением лучшего; хотя, надо признаться, все они — лентяи как на подбор.

Ничего более похожего на похвалу своему трудолюбию Джек от отца в жизни не слыхивал — и подозревал, что и впредь вряд ли услышит.

— Ты ведь парню баклуши бить не дашь? — уточнил Джайлз Хромоног.

— Торжественно обещаю, что к ночи он и до постели-то с трудом доползет, — заверил его Бард.

— Но ведь домой он будет иногда приходить? — тихонько спросила мать.

Старик улыбнулся ей.

— Джек сможет навещать вас по воскресеньям, и еще когда я буду уходить в лес. Заодно пособит вам с пчелами.

Между Бардом и матерью словно протянулась незримая ниточка — хотя Джек не смог бы объяснить, в чём тут дело.

— Это было бы неплохо, — отозвалась мать.

— Бабья работа, — буркнул отец, подбрасывая в огонь кусок торфа.

На следующее утро Джек связал в узелок все свои немудреные пожитки: запасную рубашку, обмотки, чашку и дощечку для еды. Туда же он сложил все свои сокровища: ракушки, перья, древесный корень, похожий на белку, и камешек с дыркой посредине. Все остальное было на нем, включая нож, подаренный отцом на Рождество.

Собирая вещи, Джек чувствовал себя не в своей тарелке. Теперь, когда ничто более не напомнит родным о его присутствии, семья, чего доброго, о нем и вовсе позабудет. И уподобится он тем бедолагам, что побывали в стране альвов. Прогостив там якобы с неделю, не больше, они возвращались — и обнаруживали, что минуло целых сто лет. Люси, горько плача, повисла на брате:

— Не уходи! Не уходи!

— Я вернусь в воскресенье, — заверил ее Джек.

— Ну полно, полно. Принцессы никогда не плачут, — пожурил девочку отец.

— Не хочу быть принцессой, если без Джека, — рыдала Люси.

— Как так? Неужели ты не хочешь жить во дворце? И кушать сласти с золотого блюда?

Люси вскинула зареванные глаза.

— Какие сласти? — уточнила она.

— Рябиновый пудинг и сливовый пирог, — сказал отец. — Запеченные в тесте яблоки и заварной крем.

— Заварной крем? — Люси разом выпустила братнин плащ.

— Самый-самый вкусный, с мускатным орехом и со сливками.

Джек знал: отец описывает яства, которыми его угощали на Святом острове. Ни Люси, ни Джек в жизни не пробовали заварного крема, но у Джека все равно слюнки потекли. Уж больно вкусно это звучало.

Люси подбежала к отцу, тот ласково подхватил девочку на руки.

— Лепешки с клубничным вареньем, запеканка с вишней и кисель, — перечислял он.

— И заварной крем, — напомнила Люси, напрочь позабыв о том, что Джек их покидает.

А Джек вздохнул украдкой. Это, конечно, очень приятно, когда о тебе так убиваются, но Люси никогда не думала об одном и том же подолгу. Ну да ведь она еще совсем маленькая…

Бард шагал впереди; Джек изо всех сил пытался не отставать. В придачу к его собственным пожиткам на него взвалили еще и мешки с едой. По дороге им повстречался сынишка кузнеца. По всей видимости, именно его отправили под начало Джайлза Хромонога первым. Стоило Барду повернуться к нему спиной, как сын кузнеца нацелился врезать Джеку кулаком — но тот преловко увернулся.

— Передавай привет овцам! — крикнул он, догоняя старика.

Трудился Джек не покладая рук, с рассвета до заката, — причем с удовольствием. Иногда, вечерами, когда старик отправлялся в гости, Джек носил его арфу. Эту обязанность и работой-то никто бы не назвал: одно сплошное удовольствие, да и только. Джека усаживали на почетное место у огня — прежде, когда он был просто-напросто мальцом Джайлза Хромонога, он о таком и мечтать не смел. Ему подавали чашу с горячим сидром, а делать ничего и не требовалось — греешься себе в тепле да слушаешь нескончаемые рассказы Барда.

Обычно Джек вставал до рассвета, разводил огонь, стряпал овсянку. Приносил воду, собирал плавник. Затем его отсылали из дому.

— Осмотрись вокруг, — говорил ему Бард. — Почувствуй ветер, понюхай воздух. Послушай птиц, понаблюдай за небом. Потом расскажешь, что творится в огромном мире…

И Джек, сам не зная толком, что именно ему полагается увидеть, взбирался на вершины протяженных холмов. Если непогодилось, прятался в старых овечьих закутах. Нежился в луговой траве, если день стоял погожий. Наблюдал, как по небу несутся пушистые белые облака да ястреб стрелой падает вниз, настигая злополучную мышь.

Джек быстро смекнул, что ответом простым и коротким ему не отделаться. Если он ленился, бывал ненаблюдателен или, что еще хуже, начинал выдумывать то, чего нет, Бард пребольно стучал ему по лбу сухими костяшками пальцев. Ложь он распознавал мгновенно.

— Да открой же глаза-то! — кричал старик. — Если это всё, на что ты способен, так я лучше вышвырну тебя обратно, как пескарика-недоростка!

Шли недели, и Джек обнаруживал, что видит всё больше и больше, как если бы огромный мир открывался для него все шире. Мальчик узнал, что ястреб летает по небу не просто так, куда глаза глядят, — а словно следует незримыми тропами. Он опускается отдохнуть на одни и те же скалы и соблюдает правила вежливости по отношению к другим ястребам. Оказалось, что звери и птицы ведут себя друг с другом совершенно так же, как жители его родной деревни. Есть среди них боязливые, есть и задиры; есть любители похвастаться, а есть кроткие, смиренные создания, которые всего-то и хотят, что заниматься своим делом, избегая по возможности неприятностей.

Возвращаясь из своих походов, Джек бежал прямиком к котлу с супом, что висел над огнем. Висел там денно и нощно, полный густого варева из гороха, ячменя, пастернака и лука. Время от времени Бард добавлял в котел горсть каких-нибудь трав, и вкус супа менялся, но никогда — к худшему.

Чувствуя, как тепло от огня распространяется по уставшему телу, Джек жевал ломоть хлеба. Хлеб тоже бывал разный — в зависимости от того, кто именно присылал снедь на неделю. Большинство селян пекли хлеб из смеси овсяной, пшеничной, ячменной или даже бобовой муки — словом, из чего придется. Беднота подсыпала в муку молотые желуди — и хлебы выходили такими жесткими, что их приходилось крошить и размачивать, иначе ни за что не проглотишь. А вот пекарь использовал только пшеничную муку, без примесей. Хлеб получался на диво мягким, а приносили его завернутым в одеяло, чтобы не остыл.

После обеда Джек работал в саду. Он собирал блошницу — выкуривать паразитов из одежды, и своей, и Бардовой. Очищал ситник от кожицы и окунал белую сердцевинку в пчелиный воск — получались свечи на долгие зимние вечера. Из песчаного тростника, собранного в дюнах, плел непромокаемые циновки. И наконец, за вечерней трапезой Джек подробно рассказывал, что видел за день.

— Неплохо, неплохо, — приговаривал старик. — Кое-что на предмет того, как устроен и отлажен мир, ты и впрямь разглядел. Ну, не все, конечно. Тут понадобится не одна жизнь и даже не две. Но надо отдать тебе должное, ты не полный невежда, нет. — И Бард обучал мальчика новой песне: тот повторял ее, а старик внимательно слушал. — У тебя неплохой музыкальный слух. Да что там, просто-таки замечательный, — бормотал он себе под нос, и Джека переполняло счастье — до самых пальцев ног…

Наконец Джек накрывал огонь валежником и расстилал постели: овчины поверх кучи сухого вереска. Бард спал в дальнем конце дома на низенькой кровати из крученой соломы: ни дать ни взять огромная корзинка! Сам Джек устраивался в уголке рядом с дверью.

Последнее, что он видел, засыпая, — это отблеск пламени на стенах. Древние римляне встарь расписали дом изображениями небывалых деревьев: Джек в жизни таких не видывал. На ветвях их зрели золотые плоды, а в кронах гнездились чудесные птицы. Эти картины внушали Джеку неясную тревогу. Временами, стоило дрогнуть отсвету догорающих углей — и птицы словно оживали. Или не птицы, а ветви — что тоже не подарок…