Море Троллей

Глава 39 ПРОЩАЙ, ЁТУНХЕЙМ!

Так повелела судьба, — промолвил Руна в ту ночь. Корабль стоял на якоре недалеко от берега — скандинавы отплыли слишком поздно, чтобы успеть выйти в открытое море засветло. — Я всегда знал, что Один призовет к себе Олафа в расцвете лет. Такие воины, как он, для Срединного мира слишком велики.

— А мы ведь видели его погребальный костер, — вспомнил Свен Мстительный. — Только тогда не поняли, что это…

— Пламя достигало самой Вальхаллы. Я уж подумал, это два дракона бьются, — сказал Эрик Безрассудный.

— Дракон там тоже был. — Несмотря на смертельную усталость, мальчику казалось, что он обязан поведать друзьям Олафа хотя бы часть истории уже сегодня. — Точнее, драконица. Она носилась над костром туда-сюда — и вопила на всю долину.

— Сдается мне, и вопли я слышал, — отозвался Свен.

— Драконица воздавала почести Олафу, — тяжело вздохнула Торгиль.

Девочка проплакала весь вечер. Теперь, когда опасность миновала, она смогла всецело отдаться своему горю.

— Вот это да! — завистливо вздохнул Свен. — Говоришь, у ног его лежал троллий медведь?

— Да, лежал, — подтвердил Джек.

— Погребение что надо! — громогласно провозгласил Эрик Красавчик.

— Эрик, друг мой, не я ли предостерегал тебя: после наступления темноты чтоб ни звука! — прошелестел Руна. — До тех пор пока мы не выбрались из Ётунхейма, мы в опасности; и тем важнее не шуметь.

— Ой! Ладно…

Притихшие скандинавы еще немного посидели под звездами. Даже те в Ётунхейме казались гораздо крупнее. Вода застыла в неподвижности — точно черный лед. Один за другим воины засыпали — все, кроме Руны, который стоял на страже; впрочем, старик вообще спал мало. Отважное Сердце некоторое время бодрствовал вместе со всеми — за компанию, — но вскорости задремал и он. А вот Джеку, несмотря на всю усталость, расслабиться никак не удавалось. Столько всего произошло! Столько всего изменилось! В своей крохотной деревушке на берегу далекой Англии он и думать не думал о том, что в один прекрасный день столкнется с троллями и драконами. Ведь эти существа жили где-то в дальней дали. Ну что ж, теперь он и сам оказался именно там: в дальней дали…

Джек поправил мешок с зерном, что подложил под голову вместо подушки. Лежать на палубе было жестко, а скопившаяся на дне вода благоухала ничуть не слабее обычного. Шорх… шорх… шорх… — перешептывались в его мыслях деревья, птицы и зверье Ётунхейма. Джек заткнул уши, понимая, что все равно не поможет.

Мальчик пока еще не понял, как именно исцелит Фрит. Однако источник Мимира научил его не пытаться насильственно менять ход событий. Все происходит в свой срок: распускаются листья, расцветают цветы… В нужный момент знание будет ему даровано.

Джек проснулся на рассвете и увидел, что Руна по-прежнему стоит на носу, рядом с головой морского змея. На воде играл серебряный отсвет. Мальчик поднялся на ноги и, стараясь ни на кого не наступить, пробрался между спящими.

— Через пару дней завоняет так, что свету белого не взвидим, — сказал Руна, проводя пальцами по зеленой чешуе. — Но Эрик Красавчик ни за какие сокровища с трофеем не расстанется. Он так гордился, что уложил зверюгу! Змей плавал за нами как привязанный с того самого дня, как вы ушли: все набирался храбрости, чтобы напасть. Это же еще детеныш…

— Понимаю, — отозвался Джек, отметив про себя, что одна только голова весила в два раза больше Эрика Красавчика.

— А вчера змей набросился на нас, попытался обвиться вокруг корабля и утащить его под воду. Здорово просчитался, одним словом…

— Руна, — перебил его Джек.

— Да?

— Мы отыскали источник Мимира.

— Какая небывалая удача! Я так надеялся, что вам повезло, но мы все время беседовали об Олафе, и мне не хотелось переводить разговор на другое.

В голосе старого скальда звучала горечь.

— Мне не хочется говорить об этом с… остальными. Пока что не хочется. Сдается мне, оно ни к чему.

— Я их заткну, — пообещал Руна. — Скажу им, что нечего совать нос в дела магические. Так ты испил из источника?

— Да. И Торгиль тоже…

— Как, и она?! То-то я смотрю, девчонка сама на себя не похожа. Ни разу не попыталась кого-нибудь задеть или обидеть. А расскажи, каков этот напиток на вкус?

Голос старика звенел невыносимой мукой.

— Вот ты и расскажешь, — сказал Джек, протягивая ему склянку с изображением мака.

— Ох-х-х-х. — Руна глубоко вздохнул.

— Да все в порядке. Я сказал норнам, что ты пожертвовал голос ради защиты друзей и отдал мне свою лучшую песнь. Это их вроде бы устроило.

— Так ты и норн видел?! Что за диво!

— Мне они не особо понравились, — признался Джек.

— Ш-ш-ш! Не след оскорблять силы, управляющие нашей жизнью. Так мне правда можно это выпить?

Джек кивнул. Руна откупорил склянку и сделал глоток. Глаза его вспыхнули. Старик выпрямился — таким статным Джек еще никогда его не видел.

— Ну и как оно на вкус? — полюбопытствовал мальчик.

— Как солнце после долгой зимы. Как дождь после засухи. Как радость после скорби.

— Твой голос! — воскликнул Джек.

Ибо старик больше не шептал — голос его зазвучал с новой силой. Нет, конечно, он не стал голосом юноши. Вдохновенным певцом своей молодости Руне уже не бывать — но голос его вновь обрел и глубину, и выразительность.

— Ну и чего вы расшумелись-то? — недовольно пробурчал Свен Мстительный. — Даже выспаться человеку не дают. Это ты опять во сне разговариваешь, Эрик Красавчик?

— Не, не я, — заверил его Эрик.

Поутру корабль подошел к выходу из фьорда. Утесы по обе стороны кишели птицами; к скалам прилепились тысячи гнезд. Вода серебрилась от трески и лосося. Пара-тройка чаек попытались было приземлиться на голову морского змея, но Отважное Сердце отогнал их прочь.

— До свидания, Ётунхейм, — проговорил Джек не без сожаления в голосе.

— И здравствуй, Срединный мир! — подхватил Руна.

Птицы с гомоном кружили над кораблем. Торгиль скорчилась на дне, заткнув пальцами уши.

— Она понимает чаячью речь, — объяснил Джек.

Наконец корабль вышел в открытое море и понесся по переливчатым серо-зеленым волнам, держа курс на юг. Задул свежий ветер. Эрик Безрассудный и Эрик Красавчик подняли парус.

Джеку казалось, будто с плеч его свалилось некое тяжкое бремя, давившее на него с тех самых пор, как они вступили в пределы Ётунхейма.

— А ведь здешние края нам словно рады, — изумленно проговорил мальчик, глядя на мелькающий по левому борту берег.

— Наше место — здесь, — объяснил Руна. — А Ётунхейм нас ненавидел.

Джек обернулся и глянул туда, где много-много лет назад находился Утгард. Прапрапрабабушка Фонн некогда пришла оттуда пешком, прямо по льду. Но с каждым годом лето все ближе подбирается к сердцу мира инеистых великанов.

— Я больше не понимаю чаек, — пожаловалась Торгиль. — Ну, то есть понимаю, но через слово.

— А ты разве не рада? Тебе же они, помнится, ужас как докучали, — напомнил Джек.

— Ну да… но все равно было здорово.

— В Ётунхейме магия гораздо ближе к поверхности, — объяснил Руна. — Я уверен, что своего дара ты не утратила. Просто теперь тебе придется поднапрячься.

Джек тоже чувствовал, что жизненная сила словно ушла на глубину. Она по-прежнему была здесь, с ним, однако вызвать ее было уже не так просто. Пожалуй, оно и к лучшему, решил мальчик, крепче сжимая в руке почерневший ясеневый посох. А то в Ётунхейме он все время побаивался пускать его в ход. Слишком уж огонь яростен и непредсказуем…

А викинги все плыли и плыли на юг, на ночлег разбивая лагерь на узком взморье. Джек и Торгиль рассказали воинам почти обо всех своих приключениях, умолчав лишь о норнах и об источнике Мимира. История о том, как Торгиль сразила молодого дракона, произвела на скандинавов глубочайшее впечатление — равно как и победа Джека над паучихой. Впрочем, викинги тоже сложа руки не сидели. В придачу к битве с морским змеем (голова его воняла так, что хоть святых выноси) им довелось сразиться с гигантской презлющей щукой.

— Так и норовила меня сцапать всякий раз, как я за водой ходил, — вспоминал Свен Мстительный. — Пришлось наконец показать гадине, кто есть кто.

— Вкуснющая получилась с клюквой! — пророкотал Эрик Красавчик.

Кроме того, пока воины добывали пропитание на берегу, им пришлось схватиться с двумя здоровенными росомахами, а потом еще и с гигантской рысью. А однажды вечерком Эрик Безрассудный прилег вздремнуть под развесистым деревом, а проснувшись, обнаружил, что жирный слизень сожрал всю его рубаху, а вдобавок изглодал кожу на груди.

Чем ближе путешественники подходили к фьорду короля Ивара, тем больше кораблей встречалось им по пути. Рыбаки радостно приветствовали воинов и умоляли разрешить им подняться на корабль и глянуть поближе на морского змея. Эрик Красавчик гордо выпячивал грудь.

«Но с Олафом Однобровым ему вовеки не сравниться, — тоскливо думал Джек. — Никому из них этого не дано».

Наконец корабль вошел в залив; шум моря постепенно стих вдалеке. Волны улеглись; тут и там на берегу Джек различал оленей и кроликов — самых что ни на есть привычных оленей и обыкновенных кроликов. Далеко на севере громоздились увенчанные снегом высокие горы.

«Ётунхейм», — подумал Джек.

Отсюда Ётунхейм казался ненастоящим. А может, таким и был на самом деле…

Вскоре среди холмов замаячили усадьбы; на высокогорных лугах паслись овцы. Вот показалась и пристань, — народу там прибывало с каждой минутой; а еще дальше, на выступе темно-синего камня, тусклого и безжизненного, словно металлический слиток, громоздился дворец Ивара Бескостного. Хейди, Дотти и Лотти встревоженно оглядывали приближающийся корабль.

«Ох, Небеса милосердные, как же мне им рассказать-то?» — с ужасом подумал Джек.

Но в конце концов вышло так, что рассказывать никому и ничего не пришлось. Раз Олафа не видно — значит, его нет. Такого великана попробуй спрячь! Дотти и Лотти громогласно запричитали и принялись раздирать на себе одежды. Хейди же, по обычаю своего народа, скорбела молча. Скакки повел вернувшихся в усадьбу.

— А я ведь его предостерегала, — снова и снова повторяла Хейди, стоя у длинного очага, в центре зала. — Ведь говорила же ему: «Ессли уведешшь мальчика и его сеестру во дворец, обречешь себя на гиибель». Я вииидела, как лежит он в теемном лесу и кровь сердца его впитывается в сырую зеемлю. Бедный мой бестолковщина!

— Ну, все было не совсем так, — мягко возразил Джек.

— Видения никогдааа не исполняются в тооочности. Но суть-то была ясна.

Дотти, Лотти и дети торжественно расселись вокруг очага, вместе с друзьями и соратниками Олафа. Скакки занял высокое кресло отца. Кресло было юноше заметно велико — впрочем, до этого кресла ему вовеки не дорасти. В свои шестнадцать Скакки стал главой семьи.

— Олаф умер так, как сам того хотел, — пал в битве, — произнес Руна своим новообретенным, звучным голосом.

— И погребение у него было достойное самого короля! — воскликнула Торгиль. И неожиданно запела:

В зале воцарилась тишина. На мгновение все словно замерли. Затем Руна произнес.

— Это же настоящая поэзия!

— Но женщины стихов не слагают, — возразил Свен Мстительный.

Все взгляды обратились на Торгиль: все ждали, что воительница по своему обыкновению немедленно впадет в ярость. Но девочка лишь потрясенно опустилась на свое место — и только. Отважное Сердце слетел со стропила к ней на плечо и застрекотал что-то ей на ухо.

— Да я и сама не знаю, как это у меня так вышло, — растерянно отозвалась Торгиль, — но за похвалу спасибо.

— Она разговаривает с птицами, — испуганно прошептал кто-то из детишек помладше. — Мама, она что, ведьма?

Дотти цыкнула на малыша, и тот разом примолк.

— Она — ведунья, — поправил Джек.

— Но она же стихи слагает. Это же неправильно, — не отступался Свен Мстительный.

И вновь все обернулись к Торгиль, ожидая испепеляющей вспышки ярости. И опять ничего не произошло.

— Тооргиль, — промолвила Хейди, по своему обыкновению растягивая девочкино моя. — Ты хорошо себя чуувствуешь?

— Да все с ней в порядке! — вскричал Джек. — Торгиль, дочь Олафа, вольна поступать, как ей нравится. Олаф принял ее такой, какая она есть, а вы почему не можете? Она сражалась с тролльим медведем плечом к плечу с Олафом. Она убила молодого дракона. Она случайно отведала его крови, точно так же, как некогда Сигурд. Вот поэтому она и понимает теперь язык птиц. Она испила из источника Мимира. Вот поэтому она и научилась слагать стихи. Ну почему вы не в силах признать этого?!

Из-под двери задувал ветер; огонь потрескивал и метался в очаге. Звери, вырезанные Олафом на столбах и стропилах, словно ожили и задвигались.

— Ты пристыдил нас, — пробормотал Скакки.

— Я… я не хотел, — испугался Джек. — Просто… просто…

— Нет-нет, ты прав, — проговорил юноша. Он выпрямился в полный рост — вот теперь он и впрямь походил на отца. — Нарекаю тебя сестрой, Торгиль дочь Олафа. Добро пожаловать в наш род.

— А я нарекаю тебя дочерью, — подхватила Хейди. — И Дотти с Лотти — тоже.

Она свирепо зыркнула на младших жен.

Для Торгиль это было уже чересчур. Девочка слишком привыкла быть изгоем. Подобное дружелюбие ее просто ошеломило: она разрыдалась и выбежала вон.

— Куда она пойдет? — встрепенулся Джек.

Все прочие восприняли бегство воительницы как нечто само собою разумеющееся.

— На холм, к королевским псам, куда же еще? — невозмутимо пояснил Руна. — Задира, Волкобой, Ведьма и Кусака ужас как обрадуются. Они же с ней еще не виделись…

— А тепееерь, — протянула Хейди, — расскажиии-ка мне поподробнее, как там Горная королева рыдала над мооим Олафом.

Похоже, Хейди не пребывала в полном неведении-касательно мужниных шашней. Она давно уже взяла на заметку походы Олафа неведомо куда, причем с подарками, и пришла к выводу, что у того завелась еще одна жена.

— Но трольша?! — негодующе воскликнула она. — У бедняги что, вообще вкуса не было?

— Королева очень даже мила… ой! — Джек задохнулся: Руна украдкой двинул его локтем в живот. — Но уродина. Ужас какая уродина! — торопливо докончил он.

Однако Хейди не отступалась, пока Джек не описал Гламдис во всех подробностях.

— Оранжевые лохмы во все стороны?! Девяти футов ростом?! Да еще и клыки?! Мой бестолковщина что, совсем умом тронулся? — кипела Хейди.

При виде ее досады Дотти с Лотти заметно приободрились.

Джек объяснил, что тролльи девы сами отлавливают себе мужей и что у Горной королевы гарем из шестнадцати увальней. Рассказал потрясенным слушателям о несчастном смертном, что стал отцом Фроти и Фрит.

— Бедняга все рисовал на стенах портреты своей человеческой семьи, — говорил Джек. — А Олаф подобной участи избежал. Он мог приходить и уходить, когда ему вздумается.

— Дааа, это вееерно, удержать в своей власти этого бестолковщину никто не мооог, — согласилась Хейди, отчасти смягчившись.

— Ну, он же не виноват, что угодил в плен, — поддержала Джека Лотти.

— Нет-нет, конечно же нет. — Хейди покачала головой. — И притом такой громаадный, такой крааасивый…

Все три жены вздохнули хором.

Что же до друзей и соратников Олафа, так те пришли в полный восторг.

— Сама королева троллей врезалась в него по уши! Это же надо! — потрясенно протянул Древесная Нога.

— Вот это мужик был! — выдохнул Эгиль Длинное Копье.