Глава 30 СМЕРТЬ С НЕБЕС

Для такой громадины драконица передвигалась на удивление бесшумно; по крайней мере, за гулом ветра и собственным дыханием Джек не расслышал ни звука. Драконица налетела сзади, точно гонимый ураганом лист. И скогтила их — Джек даже пискнуть не успел.

Нет, убивать их сразу зверюга не стала. Это было бы чересчур великодушно. Она просто подхватила детей и понеслась прочь, сомкнув вокруг них когти, словно прутья клетки. Сперва Джек даже не понял, что произошло. Раз — и вокруг него черные прутья; причем чуть ли не раскаленные. Земля резко пошла вниз и исчезла. В ушах засвистел ветер.

В следующее мгновение тишину разорвал жуткий, оглушительный, душераздирающий визг. Джек тотчас же узнал его: этот был тот самый яростный вопль, что давеча прозвучал над погребальным костром Олафа.

— Это… это…

У Джека слова не шли с языка. От головокружительного полета и страха к горлу подступала тошнота.

— Это дракон, — закончила за него Торгиль.

Джек видел, что девочка пытается разжать драконьи когти. Измученная и ослабевшая, она все равно не сдавалась без боя.

Припекает, — заметал Джек.

И увы, нимало не погрешил против истины. От когтей исходил испепеляющий жар; мальчику приходилось вертеться и ерзать, чтобы не сгореть заживо. Между тем они поднялись уже довольно высоко над землей. А драконица все летела и летела вперед, примерно на одном уровне с утесами. При каждом взмахе крыльев лицо Джека овевали потоки раскаленного воздуха, а драконьи кости жалобно поскрипывали, точно корабль под парусами.

«А ведь это живой кнорр», — ни к селу ни к городу подумал Джек, вспомнив, как много недель назад Олаф говорил нечто подобное: «Мы называем его так, потому что шпангоуты его все время скрипят — кнорр, кнорр, кнорр. Привыкаешь к этому не сразу…»

Тут драконица взмыла еще выше — и зависла в воздухе. Затем она разжала когти, и Джек с Торгиль, пролетев несколько метров, шлепнулись в кольцо камней. Со всех сторон на них уставились круглые, блестящие, пронзительные глаза. Джек едва не завопил от ужаса: он понял, зачем их сюда притащили. Учить драконят охотиться — вроде как кошка притаскивает котятам еще живых мышей.

— Бей между нагрудными пластинами у самой шеи, — шепнула ему Торгиль. — Так меня Олаф учил.

Джек ушам своим не поверил. Да ведь девчонка бодра и готова к битве! Сам же он, по правде говоря, ни к какой битве готов не был. Драконята его просто-напросто завораживали. Они шипели, раскачивались из стороны в сторону и выгибали шеи. Глазки их недобро поблескивали. И как только Торгиль может помышлять о драке — здесь?! Для них все кончено. Они обречены!

Четверо чудищ — каждое раза в два крупнее Джека — собирались с мужеством, подстрекаемые увещеваниями матери. Драконица, усевшись на краю гнезда и зажмурив гигантские золотистые глазищи, издавала булькающие звуки — ни дать ни взять, закипающий чайник.

Отважное Сердце высунул голову из мешочка и пронзительно каркнул. Драконица отпрянула назад, словно ужаленная. Отважное Сердце выкарабкался наружу и спрыгнул на землю. Он снова каркнул — и бойко застрекотал что-то на своем языке. Драконица булькнула.

— Они что, разговаривают? — шепнул Джек.

— Не знаю. Следи за зелененьким. Он тут самый наглый.

Девочка не ошиблась: зеленый дракончик хищно поглядывал на лакомые кусочки, принесенные матерью, и уже облизывал свои чешуйчатые губки длинным змеиным язычком. С язычка срывались и с шипением падали на землю крупные капли слюны или чего-то (ведь слюна не шипит!) очень на нее похожего. Остальные трое опасливо косились на брата. Эти были заметно меньше и золотистые — в мать. Девочки, догадался Джек.

Между тем Отважное Сердце раскаркался и расстрекотался как безумный. Похоже, он убеждал в чем-то драконицу. Вот она зашипела, хлестнула хвостом. А затем резко взмыла в воздух и понеслась прочь.

Отважное Сердце занялся драконятами. Те вроде как тоже понимали, что говорит ворон, но были слишком малы, чтобы надолго задержать внимания на чем бы то ни было. Одна из золотистых дракониц зевнула и почесала толстое пузико длинными когтищами. Она, похоже, собиралась вздремнуть.

— Торгиль, ляг на землю, — шепнул Джек.

— Я не трусиха! — яростно возразила девочка.

— Это не трусость. Это хитрый план, — убеждал ее Джек. — Сдается мне, охотиться они еще не умеют. Если мы припадем к земле и замрем, думаю, они даже внимания на нас не обратят.

— Торгиль, дочь Олафа, никогда не отступает!

Зеленый дракончик изогнул шею, внимательно приглядываясь к девочке. Вновь затрепетал змеиный язычок. Убедить воительницу внять голосу разума Джек отчаялся. Но если она сию же секунду не замрет неподвижно, они оба погибнут.

— Лежи тихо, пусть потеряет бдительность. А тогда нанесешь удар, — посоветовал Джек.

Видимо, это прозвучало более убедительно, потому что Торгиль тотчас же послушалась. Дракончик долго еще на нее таращился, а потом все-таки отвлекся на пролетающего ястреба.

Отважное Сердце запрыгал перед чудовищем. Джек, затаив дыхание, ждал рокового броска, но ворон, похоже, просто-напросто обсуждал с дракончиком что-то важное. Птица каркала, подскакивала, кивала в сторону золотистых драконят. Джек не понял вороньей тирады дословно, но общий смысл был яснее ясного:

— Глянь-ка, а ведь мамочка отлучилась! Самое время избавиться от соперников…

Чем громче каркал Отважное Сердце, тем больше распалялся зелененький и тем сильнее нервничали золотистые. Внезапно, с пугающим проворством, зеленый дракончик метнулся через все гнездо, едва не задев когтями Джека с Торгиль, ухватил сестер за шеи — шмяк, шмяк, шмяк, одну за другой — и пошвырял их вниз с утеса!

Джек слышал, как те пищали, пока падали. Они же все равно что птенцы желторотые, даже летать еще толком не научились. Зеленый дракончик запрокинул голову, издал пронзительный победный вопль… и тут Торгиль, вскочив на ноги, ударила его ножом между нагрудными пластинами у самой шеи. Победный визг оборвался на середине. Дракончик забился, заметался, попытался вырвать нож из раны — но удар оказался смертельным. Чудовище рухнуло, подмяв под себя воительницу.

Джек тотчас же ухватил зверюгу за короткие крылышки и оттащил его в сторону — по счастью, тот оказался куда легче, нежели казался с виду. Справившись с дракончиком, мальчик обнаружил, что Торгиль лихорадочно трет лицо. Драконья кровь брызнула на нее, и на коже уже вспухали багровые волдыри. Джек поспешно умыл девочку водой из меха и утер ей лицо плащом. Похоже, это помогло: устрашающие волдыри красовались на одной щеке и на губах, но глаза, благодарение небесам, уцелели.

Торгиль ошарашенно озиралась по сторонам. Взгляд у нее был безумный; похоже, девочка плохо сознавала, что происходит. Однако мгновение спустя она уже взяла себя в руки и, опираясь на Джеково плечо, выбралась из гнезда. Джек отвел ее за валун и сбегал забрать припасы, ежели что уцелело.

Костыль Торгиль переломился надвое еще во время полета. Его собственный посох не пострадал; а в мешочке на шее по-прежнему покоились золотая шахматная фигурка, солнечный камень и склянка с маковым соком. А вот еда погибла. Мех с водой опустел. Плащ Джек уронил в лужу драконьей крови, и теперь в нем зияли огромные дыры. То же случилось и с мешочком, в котором он носил Отважное Сердце. Все это Джек решил бросить. Он подумал, не выдернуть ли Торгилев нож, однако лезвие было все в крови, и мальчик побоялся к нему прикасаться.

Отважное Сердце между тем вскарабкался на один из камней, разложенных вокруг гнезда.

— Ты просто чудо! — воскликнул Джек. — Вот уж не думал не гадал, что ты умеешь говорить на драконьем языке!

Ворон недовольно булькнул.

— Ну ладно, ладно, верю. Ты в самом деле говоришь по-драконьи!

Отважное Сердце гордо прошелся взад-вперед, словно говоря: «Я круче всех! Я лучше всех! Я — величайший ворон из всех воронов Срединного мира и Ётунхейма, если уж на то пошло!»

— Все так, — согласился Джек. — Но ты давай-ка лучше иди сюда. Надо бы нам отыскать какое-никакое укрытие, пока драконица не вернулась.

Он посадил птицу на плечо и поспешил назад к Торгиль.


Вот уже битый час они протискивались между валунами, спускаясь с утеса. Джек высматривал пещеру или нору — что угодно, лишь бы спрятаться от драконицы. Но ничего не нашел — повсюду теснились беспорядочные нагромождения скал, да и только. Торгиль быстро уставала. Просто поразительно, как у нее достало сил сразить драконенка! Но теперь девочка слабела с каждым шагом и все сильнее наваливалась на Джека.

Да и Джек был совершенно вымотан. На одном его плече повисала Торгиль, за другое цеплялся Отважное Сердце. Ветер на вершине утеса дул непрестанно: яростный, леденящий, пронизывающий. Даже дышать было больно. Не говоря уже о том, чтобы идти.

«Похоже, Одину я должен приглянуться, — мрачно подумал про себя Джек. — Потому что моих страданий с избытком хватило бы на полдюжины скандинавов».

Наконец они добрели до узкой расселины и затаились среди теней. Само собой, там, где лежали тени, льда было тоже в избытке.

— Нам надо передохнуть, — шепнул Джек. — Мне, во всяком случае, надо. Торгиль, ты была великолепна! Я даже представить себе не мог, что бывают такие храбрецы.

Торгиль не отозвалась.

— Послушай, радоваться похвалам вовсе не зазорно, — увещевал ее мальчик. — Олаф, например, обожал, когда его хвалят. Вот что: если мы выживем, я сложу для тебя самую лучшую песнь, что когда-либо складывали в честь воина, — ну, то есть для тебя и для Олафа.

Торгиль издала странный звук — словно подавилась чем-то. Джек наклонился поближе. Губы у девочки здорово распухли, и в голову ему закралось страшное подозрение.

— Торгиль, а ну-ка открой рот, — потребовал он.

Воительница повиновалась, и, к вящему своему ужасу, Джек увидел, что язык ее тоже покрыт волдырями. Торгиль не говорила по той простой причине, что не могла.

— Ох, нет, нет, нет! — зашептал Джек, обнимая девочку. Торгиль не оттолкнула его: верный признак того, что силы у нее и впрямь на исходе. — Воды у меня нет, но я поищу льда.

Джек пошарил среди камней, нашел впадинку, полную снега, и, зачерпнув ладонью, принес его Торгиль. Та поела снега — осторожно и понемножку, и распухшему языку это вроде как пошло на пользу. По крайней мере, девочка больше не задыхалась.

Откинувшись назад, Джек поглядел на узкую полоску неба над их укрывищем. Мальчик понятия не имел, что делать дальше. По привычке — он всегда так поступал в трудную минуту — Джек стиснул в кулаке охранную руну. Чуть теплая… Даже охранная руна едва ли могла ободрить и утешить в положении столь отчаянном.

Неожиданно Отважное Сердце сжался и застонал. Таких звуков Джек от него еще не слышал. Мальчуган поднял глаза и различил на краю расселины большой белый снежок. Это еще откуда?! В следующий миг к нему присоединился еще один снежок, и еще один, и еще…

— Угу-у! Угу-у! Угу-у! Вух-вух-вух! — сказал первый «снежок».

Остальные «снежки» откликнулись собачьим тявканьем, клохтаньем, писком и шипением.

— Угу-у! Угу-у! — не унимался первый «снежок».

На фоне яркой полоски безоблачного неба трудно было разглядеть «снежки» в подробностях, но Джек рассмотрел-таки громадную круглую голову с желтыми глазищами. Да это же гигантская сова, понял мальчик, — такая ягненка запросто утащит, не говоря уже о том, чтобы напасть на парочку ослабевших, измученных тяжкой дорогой детишек. Отважное Сердце предусмотрительно спрятался за Джека.

— Угу-у! Вух-вух-вух! — заухала первая сова.

Остальные откликнулись серией негодующих воплей, постепенно доводя себя до исступления. Они ерошили перья, втягивали головы в плечи, расправляли крылья.

Круфф-гух-гух-гух! — кричали они.

И приплясывали на толстых, пушистых лапах.

Джек обернулся к Торгиль: в лице девочки читался неподдельный ужас. Торгиль — и напугана?! Она же только что с настоящим драконом сражалась!

Над утесами раскатился душераздирающий жалобный вопль. Совы вихрем сорвались со своего насеста. Донеслось зловещее поскрипывание. Драконица обнаружила, что гнездо ее разорено, а драконята убиты.

— Думаю, она нас не видит, — шепнул Джек девочке. — Сиди смирно. Мы просто подождем, пока ей надоест нас искать.

Однако произошло это очень нескоро. Драконица долго летала туда-сюда, осматривая утесы и оглашая воздух яростными воплями. За то время, что солнце неспешно прокладывало свой путь по небосклону, ее тень пронеслась над головами вжавшихся в камни детей не раз и не два.

Улучив момент, когда драконица отлетела достаточно далеко, Джек выполз из укрытия и торопливо наполнил мех снегом. После чего, растапливая его понемножку, тоненькой струйкой влил воду в рот Торгиль и чуточку — в клюв Отважному Сердцу. Сам он пососал ледышки, что насобирал на скалах. Это все, чем они богаты, — и ничего другого им в ближайшем будущем не светит.

Наконец драконица вроде бы угомонилась. До Торгиль с Джеком то и дело доносились ее горестные стенания — но из гнезда чудовище больше не вылетало.

— М-м, — промычала Торгиль, хватая Джека за руку.

— Что такое? Еще воды хочешь?

— М-м-м! — настаивала девочка.

Говорить она по-прежнему не могла. Торгиль потянула Джека за собой.

— Вообще-то к ледяной горе нам в другую сторону, — возразил мальчик, — но это, наверное, и неважно. Все равно вниз по этому утесу мы не спустимся, а здесь замерзнем до смерти.

После полудня поднялся ветер и теперь со свистом проносился по расселине из конца в конец. Джек взял в руки ворона — птица заметно ослабла. Вот уже много дней никто из них ни разу не поел досыта. Пострадавшее крыло Отважного Сердца бессильно поникало, когти разъезжались. Его-то лапки, в отличие от совиных, не были покрыты перьями…

У Джека все тело ныло от усталости, однако одной рукой он обхватил Торгиль, а другой взялся за посох, чтобы не упасть самому. Отважное Сердце намертво вцепился в его плечо. Камни осыпались под ногами, так что продвигались путники удручающе медленно. Они шли все вниз и вниз, а утесы воздвигались все выше и выше, пока на дне расселины не заклубился сумрак. Но вот тропа — если, конечно, это и впрямь была тропа — разветвилась надвое. Джек остановился. Он был настолько измучен, что принять верное решение был просто не в состоянии.

Торгиль же, напротив, никаких затруднений не испытывала. Она уверенно свернула налево. Вскоре путники подошли к еще одной развилке, затем еще и еще. И всякий раз направление выбирала Торгиль, как если бы точно знала, куда они идут. Джеку же, по правде говоря, было все равно. Он радовался уже тому, что решение принимает кто-то другой, а не он.

К его вящему изумлению, вышли они в небольшую лесистую долинку. По дну ее протекал весело журчащий ручей, по обе стороны которого росли кусты малины и черники. Тут и там краснели головки крохотной горной земляники. В воздухе разливалось блаженное тепло.

— Ох, Торгиль, — только и пробормотал Джек.

Он бережно усадил девочку в заросли клевера и бросился собирать ягоды. Все трое с удовольствием поели, хотя Торгиль ягоды приходилось выдавливать прямо в рот. Отважное Сердце набил брюхо так, что едва переставлял лапы.

Джек украдкой капнул две капли макового сока на ягоды, что скармливал воительнице. Он и сам не знал толком, разумно ли это, но был твердо уверен, что, если Торгиль не отдохнет как следует, ей не выжить. Очень скоро девочка уже растянулась среди клевера и принялась мирно посапывать. Лицо ее дышало покоем — впервые с тех пор как… ну, в общем, впервые.

Сгустились синие сумерки, над ручьем заклубился туман. Джек неспешно прошелся вдоль края долинки. Трудно было даже предположить, что в таком месте может стрястись что-нибудь нехорошее. Здесь царили мир и благодать. На поросших мхом берегах ручья росли цветы — самые что ни на есть обыкновенные цветы, не какие-то там тролльи растения, что только и ждут, как бы тебя уморить. На поваленных стволах пестрели грибы всевозможных форм и расцветок.

Джек нагнулся наполнить мех водой. Вы только подумайте! — ручей оказался теплым: не горячим, нет, но теплым ровно настолько, чтобы коже было приятно. Мальчик вымыл лицо и руки. А затем вытянулся на земле рядом с Торгиль и Отважным Сердцем. Плащ у них остался один на троих, но в мягком, ласковом воздухе долинки его вполне хватало. Джек залюбовался яркими осколками звезд в темном небе над головой — и сам не заметил, как заснул.

Загрузка...