Глава 11

Доктор Хобарт оседлал лошадь и поскакал в таверну, а я медленно побрел следом. Теперь мне не надо было спешить. Я пытался выкинуть из головы то, что увидел. Не заходя в дом, я пошел в коровник и попытался привести в порядок одежду, а потом прошел в пивную. Там было полно народу, люди собрались, чтобы поговорить о британцах.

Раненый был жив. Пуля застряла у него между ребер, не причинив особого вреда. Доктор Хобарт дал ему огромную кружку рома, а когда раненый выпил и алкоголь подействовал, четверо мужчин положили его на стол и держали, пока доктор Хобарт делал надрез, вытаскивал пулю хирургическими щипцами и затем обрабатывал рану.

— Пара сломанных ребер, — сказал он, — но они заживут.

Он перевязал раненого, и мы усадили того на стеганые ватные одеяла у огня, налили ему еще рома и дали поесть. Раненый был сильно пьян, но сумел все-таки рассказать свою историю.

— Они хотят найти склады боеприпасов в Денбери, — сказал он. — Я ехал, чтобы предупредить об этом. Мы думали, что кому-то удастся их остановить. Но я опоздал.

Доктор Хобарт покачал головой.

— Бессмысленное поручение, — сказал он. — В этих краях ополчение очень малочисленно.

— Я знаю, — ответил раненый, — но мы думали, что здесь будут войска континентальной армии. Я думаю, вы слышали о генерале Бенедикте Арнольде? Он и генерал Силлимен преследуют британцев от Компо. Они надеялись, что кто-то задержит британцев и тогда их удастся догнать. Хотя мне кажется, что из этого не вышло бы ничего хорошего, у Арнольда не хватит людей, чтобы справиться с таким количеством красных мундиров.

Я выдохнул. Сэм был в отряде капитана Арнольда. Или по крайней мере, был там раньше.

— Сэр, вы хотите сказать, что отряд генерала Арнольда пройдет через Реддинг?

— Таков был план. Хотя, конечно, никогда нельзя сказать, что может произойти во время войны. Все время что-то меняется.

Я знал: это будет очень большой удачей, если Сэм окажется в отряде генерала Арнольда, но, когда желаешь чего-то очень сильно, все равно продолжаешь надеяться. Я спрашивал себя, помнит ли мама, что Сэм служил у генерала Арнольда? Она никогда не обращала внимания на такие вещи.

Я подошел к окну и выглянул наружу. Небо затянуло тучами, пошел дождь. По площади бежал какой-то человек. Когда он приблизился, я увидел, что это — капитан Беттс. Он подбежал к таверне, открыл дверь и вошел.

— Стивен?! — воскликнул кто-то из посетителей. — Ты сбежал?!

— Они отпустили кое-кого, — ответил он.

— Сколько?

— Девять человек. Почти всех. Задержали только троих.

— А с Джерри Сэнфордом все в порядке, сэр?

Он покачал головой:

— Нет, его не отпустили. Не спрашивайте меня, почему они задержали мальчика.

— Они задержали Джерри?! А что они сделают с ним, сэр?

— Не знаю, — угрюмо ответил он. — А что произошло здесь?

— Они отправились на север в Денбери. Сожгли дом Старра и убили людей, которые там были.

— Дэн Старр? Они убили Дэна Старра?!

— Да.

Взгляд капитана ожесточился.

— Ублюдки! Мы еще можем их поймать. Я соберу ополчение. Мы последуем за ними через поля и перережем всех за стенами. Тим, иди звони в церковный колокол! Звони изо всех сил!

Я не хотел быть в этом замешанным, но пришлось подчиниться. Я пошел к двери, но мама схватила меня за воротник.

— Нет! Нет! — вскричала она. — Только не мой мальчик. Вы больше ни одного Микера не вовлечете в эту ужасную войну! Посылайте вашего ребенка играть в солдатики, если хотите, Стивен Беттс, но своего я вам больше не отдам!

Беттс удивленно уставился на маму:

— Где твой патриотизм, женщина?

— Ха! Патриотизм! Из-за вашего патриотизма мой муж сидит в тюрьме, а один из моих сыновей бродит где-то там под дождем в грязи, стреляет в людей и в любую минуту сам может погибнуть, а наш бизнес наполовину разрушен. Продавайте ваш патриотизм в другом месте, я уже сыта им по горло!

— Они убивают ваших соседей, Сюзанна! — закричал капитан Беттс. — Они убили Дэна Старра!

— Тем более, и так уже слишком много людей погибло!

— Тим… — начал он.

Мама схватила кочергу с камина.

— Оставь в покое моего мальчика, Стивен Беттс! — закричала она, подняв кочергу над головой. По безумному ее взгляду я понял, что, если придется, она ударит капитана Беттса.

— Мама! — крикнул я.

— Я не могу терять с вами время, — сказал Беттс.

Он развернулся, вышел из таверны и с шумом захлопнул за собой дверь. Через несколько минут зазвонили в церковный колокол, оповещая об опасности. Люди начали уходить из таверны. Я знал, что некоторые из них были ополченцами, — они уходили, чтобы вооружиться. Другие, почувствовав, что неприятностей не избежать, спешили убраться восвояси. Скоро в таверне осталось всего несколько человек. Раненый заснул у огня. Ветер хлестал дождем по оконным стеклам. Наступала ночь.

Мама села за стол и уронила голову на руки.

— Тимоти, я хочу помолиться. Сядь рядом и помолись со мной. — Она взяла меня за руку и усадила на скамью. Я склонил голову. — Господи, — сказала она, — пожалуйста, пусть эта война прекратится. Чем мы заслужили такое наказание? Почему она так затянулась? Господи, в чем мы перед Тобой провинились, что заслужили такое зло?

Она замолчала, потом встала и начала нарезать лук в горшок, в котором тушила мясо с овощами на ужин.

Через час мы снова услышали громкие звуки. Я посмотрел на маму. Раненый, сидевший у камина, открыл глаза.

— Они возвращаются, — сказал он.

— Может быть, это ополчение, — сказал я.

Но мое сердце забилось сильнее — я знал, что это те, кого я так надеялся увидеть. Я выбежал во двор. Почти стемнело, дождь хлестал по моему лицу. Я посмотрел на Фэрфилдскую дорогу. В такую погоду тяжело было что-то увидеть, но мне удалось разглядеть скачущих людей. Я прижался к стене дома и смотрел, как они приближаются. Через какое-то время мне удалось различить фигуры всадников на лошадях. Это не были красные мундиры. Я бросился назад в таверну.

— Это континенталы! — закричал я.

— Слава Богу! — воскликнул раненый.

Мы с мамой подошли к окну. Отряд прошел мимо, нарушил строй и начал рассредоточиваться по городу. Дверь таверны с шумом распахнулась, и вошли несколько мужчин. Впереди шел генерал, на нем были длинная голубая шинель и треуголка с перьями. Ничего нам не сказав, он просто сел за стол. Помощники окружили его.

— Ром для генерала Вустера, мальчик! — приказал один из его помощников. Потом он посмотрел на маму. — Вы — хозяйка таверны, мэм?

— Да, сэр.

— Мы хотим пообедать.

Значит, подумал я, тушеное мясо с овощами, которым мы собирались поужинать, достанется им, но мне было наплевать. Генерал Дэвид Вустер был главой милиции Коннектикута. Мне никогда не доводилось видеть генерала так близко. Его вид меня разочаровал, в нем не было ничего выдающегося — передо мной сидел обычный уставший пожилой человек, взволнованный и нахмурившийся. Пока я смотрел на него во все глаза, он зевнул и потер глаза.

— Тимоти, — прикрикнула на меня мама, — принеси джентльменам обед.

Неожиданно раненый с трудом поднялся на ноги и поприветствовал их.

— Кто вы? — спросил генерал Вустер.

— Рядовой, сэр. Днем я получил пулю от британцев.

— Так, значит, они уже здесь побывали?

— Да, сэр. Около восьми часов назад, они ушли в Денбери.

Генерал Вустер закрыл глаза рукой.

— Восемь часов, — сказал он тихо, — проклятье! — Он убрал руку от глаз. — Садитесь, сэр. Скажите, пытался ли кто-то их остановить?

— Нет, сэр. По крайней мере, я не видел, сэр.

Я шагнул вперед:

— Сэр, ополчение стреляло по ним из дома, около дороги. Красные мундиры убили их всех и сожгли дом Старра. — Я вспомнил, как голова Неда упала с плеч.

— Сколько человек было в доме, сынок?

— Не знаю, сэр. Может быть, пятеро или шестеро.

Неожиданно дверь снова распахнулась. На пороге стоял, окидывая комнату взглядом, еще один офицер Континентальной армии. Он вошел вместе со своими помощниками и направился прямо к генералу Вустеру. Я увидел нашивки у него на плечах. Это тоже был генерал. Генерал Вустер встал.

— Бен, — сказал он, — как я рад тебя видеть! Мальчик, кружку рома генералу Арнольду!

Значит, это был генерал Арнольд — здесь в Реддинге! Я принес ром, воду и несколько кусков хлеба, и мы выскребли горшок до дна, чтобы накормить генералов и их помощников. За едой они разговаривали, а я стоял у них за спинами и прислуживал, внимательно прислушиваясь ко всему, что они говорили. Они разговаривали о маршрутах, о приказах, о передвижении войск и о других вещах, связанных с войной, которых я не понимал. Несколько раз они упоминали Вильяма Хирона и тепло о нем отзывались. Я подумал, что это странно, но меня это не сильно волновало, потому что я думал только о том, что сейчас Сэм, может быть, где-то здесь, в Реддинге. Но я не знал, как его найти. Конечно, он не знал, что отца забрали, и меня беспокоило, что, возможно, он боится вернуться домой.

Впрочем, он, может быть, больше не служил у генерала Арнольда, а был где-то в сотнях миль от Реддинга. Я знал, что глупо надеяться, что сейчас я, возможно, увижу Сэма, но ничего не мог с собой поделать и через какое-то время сказал:

— Мама, я пойду посмотрю, как там скотина?

— Хорошо, — сказала она, — но не задерживайся, мне может понадобиться твоя помощь.

Я прошел через кухню на скотный двор, а оттуда — на улицу. Стемнело, моросил дождь, капли текли по моему лицу. Перед церковью через дорогу стояли солдаты и курили трубки. Я подошел к ним, солдат перегородил мне дорогу.

— Я ищу Сэма Микера, — сказал я. — Он здесь?

— Ты кто?

— Я его брат, — ответил я.

— Ты должен получить разрешение у офицера.

Мое сердце подпрыгнуло.

— Сэм здесь?

— Пойди поищи офицера, — сказал он.

К нам подошел другой солдат.

— Зачем поднимать так много шума из-за пустяков? — сказал он. — Пропусти его.

— Это страна тори, я никому из них не доверяю.

— Да ладно, мальчик не лжет. Я знаю, Сэм из этих мест.

— Тогда найди его и приведи сюда, — сказал первый солдат. — Я не собираюсь в этом участвовать.

— Подожди здесь, — сказал мне другой, — я постараюсь найти Сэма.

Он вошел в церковь, оставив дверь открытой. Я увидел солдат, пытавшихся заснуть, — растянувшихся на церковных скамьях, лежавших в проходах между рядами. Некоторые из них пили из фляг или жевали черствые ломти хлеба. Тем, кто хотел курить, приходилось выходить на улицу, потому что в церкви курить было нельзя. Они выглядели неряшливо — некоторые были в грязных и рваных мундирах, а у кого-то мундиров вообще не было.

Я видел, как солдат пробирается через толпу и осматривается. Наконец он наклонился и тронул кого-то за плечо. Это был Сэм, он встал и пошел по проходу ко мне. Он повзрослел и выглядел усталым, его мундир тоже превратился в лохмотья, и он давно не брился. Сэм подошел к двери. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Потом мы обнялись.

— Тимми, — сказал он, а я не мог говорить. Я был так счастлив, что он здесь, что я могу его обнять… Слезы полились у меня из глаз. Он тоже заплакал. Мы стояли у дверей церкви, обнимали друг друга и плакали. Через несколько минут нам стало стыдно плакать на глазах у солдат, и мы разжали объятия.

— Я хотел повидаться с тобой, — сказал он, — но подумал, что, наверное, вы все меня ненавидите.

— Ненавидим тебя?

— Я думал, наверное…

— Сэм, отец…

— Я знаю, — ответил он, — поэтому я подумал, что, наверное, вы не захотите меня видеть. Я не знал, что мне делать.

— А как ты узнал про отца? — спросил я.

— Интенданты узнали, что я понимаю толк в торговле скотом. Поэтому меня часто посылали закупать коров. Во время одной из поездок я встретил человека из Салема, который рассказал, что случилось с отцом. Я думаю, он узнал это от Платтов. — Сэм положил руку мне на плечо. — Как мама?

— Она не сердится на тебя. Никто из нас не сердится.

— Пойдем домой, — сказал он. — Я уже два года там не был. Кто в таверне?

— Генералы.

— Тогда мне придется побыть в коровнике. Мне нельзя оставлять отряд. Подожди здесь, я скажу кому-нибудь, куда иду, если вдруг меня будут искать.

Он вошел в церковь. Через минуту он вернулся, и мы пошли по дороге под дождем.

В коровнике я зажег фонарь.

— Ты изменился, Тим.

— Я повзрослел.

— Я вижу. Вам с матерью, наверное, приходится нелегко?

— Нам приходится работать даже по воскресеньям, — ответил я. — Сэм, что они сделали с отцом?

Он вдохнул:

— Не знаю. Наверное, посадили его в тюрьму.

— Но за что? Он же ничего не сделал! Он даже не был тори, просто он был против войны!

— Он продавал скот британцам.

— Нет, не продавал! Он продавал скот мистеру Богардусу. Отцу было все равно, кто покупает скот.

— Какая разница?! Скот доставляли британцам! Значит, он продавал его британцам! Он продавал скот врагам!

— Ты против отца, Сэм?

— Нет! Это отец против меня!

— Ты сбежал, — сказал я.

— Он выгнал меня. Я не хотел с ним ссориться, но он вывел меня из себя.

— Он плакал, когда ты ушел, — сказал я.

— Я знаю. Ты мне уже рассказывал. Думаешь, я был рад убежать? Я чувствовал себя ужасно. Помню, я бежал по дороге под дождем, злясь и проклиная его за то, что он сделал. Но, проклиная его, я вспоминал о наших поездках в Верплэнкс-Пойнт, как он отвез меня в Нью-Хейвен, чтобы меня приняли в Йель, как он покупал мне там новую одежду и еще много чего, и тогда я перестал проклинать его. Я чувствовал себя отвратительно — как же я хотел, чтобы мы не ссорились!.. С тех пор уже два года прошло, Тим.

— Что же делать, как помочь отцу, Сэм?

— Собственно говоря, я думал, что смогу его вытащить. Я даже говорил об этом с генералом Арнольдом, но так и не смог узнать, где его держат. Никто не знает.

— Может быть, ты еще раз попытаешься?

— Тим, сейчас у меня нет сил об этом говорить. Я слишком устал.

Он и в самом деле выглядел уставшим.

— Неужели ты не можешь написать кому-нибудь письмо?

— Тим! Я больше не хочу об этом говорить!

— Я не буду об этом говорить, если ты пообещаешь вытащить отца.

— Я не могу его вытащить.

— Ты можешь еще раз попытаться, — сказал я.

— Тим! Замолчи ради Бога!

Я замолчал. Я боялся испортить радость от нашей встречи. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. А потом Сэм спросил:

— Ты можешь принести мне что-нибудь поесть?

— Я скажу маме, что ты здесь.

Я прошел на кухню, а оттуда — в таверну. Генералы и их помощники уже закончили есть и теперь пили ром и обсуждали свои планы. Мама сердито посмотрела на меня:

— Где ты был?

— У Старухи Прю что-то с ногой. Я думаю, тебе лучше сходить и посмотреть самой.

— Ничего, подождет, — сказала она.

— Я думаю, тебе надо посмотреть на нее прямо сейчас, мама, — сказал я.

Обычно я ни на чем так не настаивал, и она поняла, что что-то случилось.

— Хорошо, сейчас схожу, — сказала она. — Посмотри, не надо ли джентльменам еще рома.

Я наполнил кружки и помог ей вымыть тарелки, а потом мы пошли в коровник.

— Что случилось, Тим?

— Сэм в коровнике.

Она замерла на месте и побледнела:

— Сэм здесь?

— Я уходил, чтобы найти его. Я подумал, что, наверное, он должен был прийти с отрядом генерала Арнольда.

Она побежала, но потом, испугавшись, что кто-то услышит, умерила шаг и просто быстро пошла в коровник. Сэм сам вышел нам навстречу из темноты. Какое-то время они с матерью просто стояли на месте и смотрели друг на друга, а потом обнялись; я подбежал к ним и обнял обоих. Потом мама разжала объятия и посмотрела на него.

— Я не видела тебя два года, Сэм, — сказала она.

Он усмехнулся:

— Я изменился?

— Ты еще чумазее.

Он засмеялся:

— Неужели это все?

— Нет, — сказала она, — ты стал старше.

— Тим тоже стал старше. Я с трудом его узнал.

— Ему приходится быстро взрослеть, — сказала мама. — У него нет выбора.

— Я думал, вы все злитесь на меня, — сказал он. — Я не знал, станете ли вы со мной разговаривать.

— Мы хотим поговорить с тобой прямо сейчас, — сказала мама. — Мы хотим, чтобы ты остался здесь. Ты нужен нам дома.

— Тим, я думал, ты принесешь мне что-нибудь поесть. — Сэм попытался сменить тему.

— Я забыл, — сказал я.

— Тим, сходи принеси своему брату хлеба и кусок окорока из кухни.

Я пошел на кухню и взял еду. Я знал, что они сейчас начнут спорить. Когда я вернулся в коровник, мама говорила:

— Сэм, мы даже не знаем, жив ли он. Тебе надо вернуться домой. Ты нам нужен.

Я впервые слышал, чтобы она говорила, что отец, возможно, мертв. Сэм вздрогнул. Ее слова причинили ему боль.

— Я думаю, что он жив, мама.

Я протянул ему еду.

— Замечательно! — сказал Сэм. — Спасибо.

Он откусил кусок окорока, запихнул в рот кусок хлеба.

Я спросил:

— А что, все в армии так едят?

Я не хотел, чтобы мама и Сэм поссорились, и попытался отвлечь их от этого разговора. Сэм проглотил еду.

— Если нам везет и у нас появляется что-то съедобное, то нам плевать, как это есть.

Но мама не сдавалась:

— Сэм, ты должен вернуться домой. Ты нам нужен. Твои сослуживцы забрали у нас отца, они должны отдать нам тебя взамен.

— Мама, я не могу бросить товарищей! Это дезертирство! За него вешают!

— Когда закончится срок твоей службы, Сэм?

Он нахмурился:

— Через два месяца. Но я собираюсь продлить его.

— Нет, Сэм! Ты должен вернуться домой!

— Мама, — вмешался я, — не спорь с ним. Тебе все равно не удастся его переубедить.

— Он просто упрямится, — сказала она.

— Боже мой! Мама! — воскликнул он. — Я не вернусь, пока не закончится война! Мой долг — остаться и сражаться!

— У тебя есть долг перед твоей семьей!

— Страна важнее семьи! Пожалуйста, перестаньте спорить со мной!

— Тебя могут убить, — сказала она.

— Возможно, — ответил он.

Какое-то время мы все молчали. Потом Сэм сказал:

— Ребята из нашего отряда пообещали друг другу, что мы никуда не уйдем, пока не побьем красные мундиры.

— О, Сэм, это же просто глупо!

Я сказал:

— Мама, не надо с ним спорить.

— Вы оба — дураки, — ответила она.

Сэм разозлился:

— Ради Бога, мама! Да за тебя же люди умирают!

— Так пусть перестанут умирать! — ответила мама. — Мне ничьи смерти не нужны!

— Оставь его, мама, — сказал я, — он не передумает.

Мы замолчали.

— Хорошо, — наконец сказала она, — хорошо.

Мы сменили тему — поговорили об урожае и о людях, которых знали, а потом Сэм попросил нас передать послание Бетси Рид.

— Мы, наверное, скоро уйдем, — сказал он, — я не знаю когда. Передайте ей, что я постараюсь с ней увидеться, если смогу. — С минуту он молчал. — Я лучше сейчас уйду, пока меня никто не хватился.

Он обнял маму, а потом меня, развернулся и вышел из коровника в дождь и темноту. Мы, не сговариваясь, подумали, что, может быть, видим его в последний раз.

После встречи с Сэмом меня охватило странное чувство. И дело было не только в том, что, хотя он был старшее, я чувствовал себя не менее взрослым. Просто впервые в жизни я увидел, что Сэм в чем-то ошибается. Я понял, что разбираюсь в каких-то вещах лучше него. О, я и раньше с ним спорил, но только для того, чтобы показать, что не собираюсь всегда и во всем с ним соглашаться. Но сейчас все было по-другому, теперь я понимал, что он ошибается. Он оставался в армии, потому что хотел в ней остаться, а совсем не потому, что это было его долгом или чем-то еще. Ему нравилась сама обстановка, в которой он находился. Конечно, ему часто бывало нелегко, когда замерзал, или когда приходилось голодать, или когда его могли застрелить, но все равно он ощущал себя частью чего-то, что, как ему казалось, делало его более значительным. Ему нравилось чувство собственной значимости, и я знал: в этом-то и кроется настоящая причина того, почему он не хочет возвращаться домой.

Понимание того, что происходит с Сэмом, заставило меня ощутить себя иначе. Я уже больше не был его маленьким глупым братом, я чувствовал, что мы равны.

Загрузка...