Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика

Глава 13

— Пожалуйста, сэр, мне надо поговорить с полковником Парсонсом.

Адъютант смерил меня взглядом через полуоткрытую дверь:

— Зачем?

— Меня послал Сэм Микер. Его арестовали за угон скота.

— Я не буду беспокоить полковника по таким пустякам.

— Но это ошибка! — закричал я. — Он же ничего не делал, он просто преследовал настоящих воров!

Адъютант засмеялся:

— Конечно! Он не угонял коров, они сами за ним пошли. Вышли из коровника по собственному желанию!

— Пожалуйста! — взмолился я. — Это правда! Мы сидели на ку…

— Довольно! — сказал он. — Полковник Парсонс в постели. Приходи завтра утром, и, может быть, он захочет тебя принять.

Я понял, что с ним бесполезно спорить. Придется увидеться с полковником утром. Коровы до сих пор где-то бродили, и надо было их найти.

— Спасибо, сэр, — сказал я, развернулся и побежал по снегу к площади.

В ярком свете луны я увидел трех коров, стоявших на заснеженном поле. Я побежал к ним так быстро, как только мог. Приблизившись, я увидел четвертую корову, лежавшую на земле. Она была мертва и наполовину закопана в снег, ее живот был разрезан, и выпущенные наружу мокрые кишки блестели в лунном свете.

На краю поля, там, где начинался лес, я отломил ветку и погнал коров домой. Это было ужасно — им совсем не нравилось барахтаться в снегу, и они постоянно ревели. У меня ушло полтора часа, чтобы довести их до коровника. Я набросал им немного сена, а потом пошел в таверну.

Мама сидела перед камином. Она выглядела встревоженной.

— Я видела, как ты идешь по дороге, — сказала она, — где Сэм?

— Они арестовали его, — ответил я. — Солдаты, которые украли коров, избили его, а потом его же обвинили в воровстве и куда-то увели.

— В лагерь?

— Думаю, да, — сказал я. — Они ведь отпустят его утром, правда? Нам надо только объяснить, что произошло на самом деле.

Мама покачала головой:

— У меня ужасное предчувствие, Тимоти. Я хочу помолиться за твоего брата.

— Мертвая корова все еще там, мама. Я хочу забрать ее, пока это не сделал кто-нибудь еще.

— Если у нас нет времени, чтобы молить Бога о помощи, у нас вообще ни на что нет времени, разве не так?

Мы опустились на колени и помолились за Сэма. А потом я взял ножи, которыми разделывают мясо, и мы пошли на занесенное снегом поле и разделали корову. Туша уже начала замерзать, и ее было очень трудно резать. Кроме того, нам пришлось порезать ее на мелкие кусочки, потому что никто из нас не был достаточно силен, чтобы унести большие куски мяса. У нас ушло больше часа на то, чтобы разделать корову и унести мясо домой. Мы спрятали его в коровнике на чердаке под сеном, в такой холод оно не должно было испортиться.

Утром я снова пошел в дом капитана Беттса, чтобы поговорить с полковником Парсонсом. Мне пришлось прождать снаружи полчаса, прежде чем меня впустили. Полковник Парсонс показался мне довольно приятным человеком, хотя и очень занятым. Я рассказал ему, что произошло, но он только развел руками:

— Я удивлен, что Сэма арестовали за воровство скота. Мне он всегда казался настоящим патриотом, но любого можно обвести вокруг пальца.

— Он не делал этого, сэр! Другие парни…

Он остановил меня движением руки:

— Я знаю, ты уже мне рассказал. Но, так или иначе, я ничем не могу ему помочь. Они отвели его в лагерь, и теперь генерал Путман будет решать, что с ним делать. На его месте я бы уносил оттуда ноги! Генералу не терпится кого-то наказать в назидание другим. Сэму придется нелегко. Генерал Путман — суровый человек.

Теперь я начал волноваться по-настоящему. Сначала казалось, что надо только рассказать, что произошло на самом деле, и все будет в порядке. Ведь украли-то наших коров! Разумеется, они должны были нам поверить, что их увел не Сэм. Но слова полковника Парсонса взволновали меня. Казалось, его совсем не волновало, виновен Сэм или нет. Для него это не имело ровно никакого значения. Я рассказал о нашей встрече матери.

— Солдаты уже видели столько смертей… Что для них значит жизнь одного человека? — Она вздохнула. — Мы должны пойти в лагерь и сами попытаться его спасти.

Но мы не могли пойти вдвоем. Кому-то надо было остаться, чтобы присматривать за таверной. По закону она должна была быть открыта весь день, чтобы усталым путешественникам было где передохнуть. И вообще было слишком рискованно оставлять таверну без присмотра. Мы решили, что будет лучше, если пойдет мама, — генерал Путман скорее прислушается к ее словам, чем к моим. Мама надела шляпу, накинула на плечи шаль и отправилась в путь. Я стоял во дворе и провожал ее взглядом, пока она шла по дороге; наконец она превратилась в черную точку на белом от снега поле. Потом я пошел в коровник, чтобы внимательнее осмотреть стадо и проверить, не поранилась ли какая-нибудь корова. Я решил, что прирежу их всех как можно скорее — как только мне представится такая возможность.

Полчаса спустя в таверну пришла Бетси Рид. Ее волосы растрепались, выглядела она испуганной.

— Что случилось с Сэмом? Говорят, его за что-то арестовали!

— За кражу наших собственных коров, — сказал я.

— Сэм этого не делал! — Она разозлилась.

— А я и не говорил, что он это сделал. — Я рассказал ей, как все произошло. — Мама очень волнуется. Я никогда раньше не видел ее в таком подавленном состоянии, даже когда мы узнали о смерти отца. Она стойко держалась, когда мы узнали, что он умер, но сейчас ей едва хватает сил.

Бетси села за стол и уронила голову на руки.

— Как же нам помочь Сэму?

— Не знаю, мама пытается выяснить.

— А если они решат, что он виновен, его повесят?

— Не знаю, — ответил я. — Наверное, они просто посадят его в тюрьму.

— Пускай сажают, — сказала Бетси, — там он хотя бы будет в безопасности и больше не навлечет на свою голову неприятностей.

Я ничего не сказал, только подумал про отца и Джерри Сэнфорда.

— А твой отец не может ничего сделать?

— Не знаю, — ответила она. — Я с ним поговорю.

Я обрадовался, когда она ушла. Не хотелось даже задумываться о том, что может произойти с Сэмом. Кроме того, мне было чем заняться. Я решил сейчас же зарезать и разделать коров, и надо было прикинуть, как развесить мясо в коровнике. Мы раньше никогда не резали восемь голов сразу, и я не знал, хватит ли места для этого.

В таверну все время заходили люди: офицеры, которые хотели поесть, солдаты, хотевшие согреться, обычные покупатели. Некоторые заходили, просто чтобы узнать, что случилось с Сэмом. Слухи разносились быстро, и люди захотели узнать, что произошло на самом деле. Мистер Бич, мистер Хирон и капитан Беттс тоже зашли.

Я ожидал, что мама вернется в полдень, но она не вернулась, а во второй половине дня я уже начал волноваться. Каждые пять минут я выглядывал в окно, но ее все не было. Я начал готовить обед — тушеное мясо с овощами, — собственно, это было единственное блюдо, которое мы подавали посетителям. С наступлением сумерек мама наконец вернулась. Измученная, она упала в кресло у камина. Я подал ей кружку с ромом, чтобы она согрелась, и только собирался расспросить, удалось ли ей поговорить с генералом Путманом, как в таверну вошли офицеры, и мы пошли накрывать на стол. Только час спустя, когда офицеры уже наелись и пили ром, мы вышли на кухню, и ей наконец удалось мне все рассказать.

Маме пришлось полдня прождать генерала. Его помощники все время пытались от нее избавиться, они говорили маме, что генерал занят, и гнали ее домой, но она не сдавалась, и наконец ее пустили к нему. Генерал был краток, ему не хотелось терять время. Она рассказала ему, что произошло, а он просто развел руками.

— Понимаешь, Тим, солдаты, которые привели Сэма, поклялись, что это он украл коров, — мама говорила медленно, ее голос был уставшим и звучал безнадежно, — Сэм не должен был здесь находиться, ему следовало быть при полковнике Парсонсе.

— Но ведь полковник Парсонс сам разрешил Сэму приходить к нам, когда он захочет.

— Это не имеет значения, он не должен был приходить сюда. Считается, что Сэм оставил свой пост. Почему они должны верить Сэму, а не другим солдатам? Почему они должны верить мне? Я его мать и, конечно, могу солгать, чтобы спасти ему жизнь. — Мама замолчала. — Пойди посмотри, не нужно ли чего офицерам. И принеси мне еще рома, я замерзла.

Нам не разрешили увидеться с Сэмом, но через несколько дней в таверну, чтобы поговорить с мамой, зашел полковник Рид. Он выглядел озабоченным.

— Я был в лагере, — сказал он, — и говорил с офицерами. Боюсь, у Сэма дела плохи.

— Не хотите рома, полковник? — спросила мама. Ее голос прозвучал неожиданно резко. — Я тоже выпью. — И, не дожидаясь его ответа, принесла ром и налила две кружки.

— Спасибо. — Полковник Рид взял кружку.

— Почему у Сэма дела плохи? — спросил я.

Полковник выпил рома.

— Дело в том, что солдаты, якобы поймавшие Сэма за воровством, до смерти боялись, что генерал Путман решит их повесить, чтобы преподать урок другим. Поэтому они готовы рассказывать про Сэма любые небылицы, чтобы самим выйти сухими из воды. Если бы на Сэма наговорил только один человек, возможно, все было бы иначе, но их двое, и если они расскажут одну и ту же историю, то их показания могут прозвучать убедительно. — Он покачал головой. — Кроме того, Сэм из семьи тори.

— Но мы ведь не тори! — воскликнул я. — Отец не был тори, и мы тоже не тори!

— Не думаю, что генерал Путман с тобой бы согласился.

— Но разве не будет суда, сэр?

— Будет, — сказал полковник Рид. — Обычный трибунал с председательствующим судьей и офицерами, выступающими в роли присяжных. Но присяжные примут такое решение, которое, как им кажется, устроит генерала Путмана. А если они решат, что Путману хочется провести показательное наказание, то они повесят Сэма. Они готовы ходить на задних лапах только для того, чтобы удовлетворить генерала, и правда им не важна.

— Что же мы можем сделать?

— Помолиться, — сказал полковник Рид. — Суда ожидают и другие задержанные: мясник Эдвард Джонс из Риджфилда, которого поймали, когда он шпионил на британцев, мужчина, укравший башмаки, и, кажется, дезертир. Так что пока есть надежда, что присяжным вполне хватит крови этих ребят и они отпустят Сэма. Он хороший солдат и не раз отличался в бою, я думаю, это должно помочь.

Суд назначили на шестое февраля — через три недели. Нам оставалось только ждать. Я не знал, что и думать. Я не понимал, как вообще можно признать Сэма виновным — он три года сражался на их стороне, он рисковал своей жизнью, как же теперь они могли наказать его за то, что он не делал? Это была просто какая-то бессмыслица.

Два или три раза я ходил в лагерь, чтобы повидаться с Сэмом, но меня к нему не пускали. Они заперли его в одной из лачуг, потому что настоящей тюрьмы у них не было, но не говорили, в какой именно, боясь, что я передам ему оружие, или помогу бежать, или еще что-нибудь сделаю. После того как я побывал там несколько раз, они начали узнавать меня и перестали пускать в лагерь. Я решил проникнуть туда ночью. Солдаты срубили большинство деревьев вокруг лагеря, но на крутом обрывистом холме, с которого можно было спуститься в лагерь, оставались валуны, и я рассчитывал пройти, прячась за ними. Правда, я так и не сумел узнать, где они заперли Сэма, и поэтому решил подождать со своей вылазкой.

Появилась и еще одна проблема: меня все сильнее беспокоила мама. Она никогда не пила много — только иногда, когда замерзала или простужалась, выпивала кружку рома. Но теперь она пила каждый день. Я не хочу сказать, что она все время пила. Вовсе нет, но я часто заставал ее, одиноко стоявшей с кружкой рома в руках.

Наконец наступило шестое февраля. Утром к нам зашел полковник Рид.

— Я иду в лагерь, — сказал он, — и вечером расскажу все, что узнаю.

Весь день я нервничал так сильно, что кусок в горло не лез, я даже сидеть не мог. Ходил взад-вперед и радовался, когда люди приходили поесть или выпить, потому что дела меня отвлекали. Днем к нам зашли два офицера и заказали горячего рома, чтобы согреться. Один из них спросил у другого:

— Ты когда-нибудь ходил на заседания трибунала?

— Нет, — ответил другой, — зачем зря терять время! Все равно генерал Путман их всех вздернет.

Я вздрогнул, но ничего не сказал.

Уже стемнело, когда к нам зашел полковник Рид. Он выглядел мрачно. Ему не надо было ничего говорить, я и так все понял.

— Где твоя мама?

— На кухне.

Я позвал маму, она вошла и застыла в дверях.

— Миссис Микер, у меня плохие новости. Они решили казнить Сэма.

Она жалко улыбнулась:

— Уже три недели, как для меня это не новость, полковник.

Рид рассказал, что произошло в суде. Мужчину, укравшего башмаки, приговорили к ста ударам плетью, дезертира тоже к ста ударам. Мясника решили повесить, а Сэма Микера, укравшего коров, — расстрелять. Казнь назначили на 16 февраля. А за неделю до этого в воскресенье должна была состояться церковная служба, чтобы люди могли помолиться за спасение душ приговоренных.

Меня удивило, что я не заплакал и не упал в обморок — ничего такого. Я оцепенел от ужаса, но сумел взять себя в руки и наметил план действий. Первое, что сделал, сходил к полковнику Парсонсу. Два раза он отказывался меня видеть, потому что понимал, что мне от него нужно, но, поскольку он и его помощники квартировали в доме по соседству, рано или поздно ему пришлось со мной встретиться.

— Я ничем не могу тебе помочь, — сказал он прямо, — трибунал принял свое решение, и теперь его уже никто не отменит.

— Но есть хоть кто-то, кто может мне помочь? — спросил я с мольбой.

Он посмотрел на меня:

— Генерал Путман. Только генерал Путман.

— Хорошо, тогда дайте мне записку для него, сэр!

— С какой стати я буду это делать? — спросил он удивленно.

— Потому что Сэм не крал коров! И вы знаете, что это правда!

Он пристально посмотрел на меня.

— Сэр! Сэр!..

Он уронил голову на руки.

— Война — жестокая штука, сынок. И нам часто приходится делать то, чего нам совсем не хочется. На этой войне погибло очень много хороших людей, и все, что нам остается, — надеяться, что это того стоило и они не зря отдали свои жизни. А может быть, зря? Может быть, мы в конце концов поймем, что все было напрасно? Но я так не думаю, несмотря на смерть и разруху, мы сражаемся за правое дело. — Он поднял голову и посмотрел на меня. — Нет, я не думаю, что Сэм украл этих коров. Но мы с тобой никак это не докажем. Кто знает, может, он и в самом деле их украл! Может, это он пытается спихнуть вину на тех двоих?

— Что вы говорите такое?!. Сэм никогда бы так не поступил!

Полковник ударил кулаком по столу.

— Думай, с кем говоришь! — закричал он.

Я покраснел:

— Простите, сэр.

Он откинулся на спинку стула:

— Хочешь знать, о чем думает генерал Путман? Так вот, он думает о том, что вряд ли выиграет войну, если люди не будут на его стороне. И они не будут на его стороне, если вышедшие из-под контроля солдаты продолжат нападать на население — насиловать женщин, воровать скот, поджигать дома. Он намерен выкорчевать эту заразу и навести порядок! Солдатам необходима дисциплина! И ему все равно, кого он казнит. Сколько уже мужчин погибло! Сколько матерей оплакало своих сыновей! Сколько братьев и сестер рыдало! Он думает, что если проведет показательное наказание одного, то спасет немало других жизней и война кончится быстрее. И ему безразлично, кого именно он казнит. Смертельная агония одного мало чем отличается от агонии другого, слезы, пролитые одной матерью, не горше слез другой. Поэтому-то он и казнит Сэма, сынок.

— Но Сэм не виновен, сэр!

— Трибунал решил, что он виновен.

— Но трибунал ошибается!

Он замолчал, а я стоял, выжидая. Наконец он сказал:

— Я верю тебе и поэтому дам тебе письмо для генерала Путмана. Но предупреждаю прямо сейчас, оно ничем тебе не поможет… Если генерал хочет, чтобы солдаты его слушались, то он не отпустит ни твоего брата, ни других заключенных.

Полковник Парсонс взял лист бумаги, черкнул на нем пару строк, сложил его, запечатал, написал имя генерала на конверте и отдал мне.

Я бежал до самого лагеря. Небо было затянуто облаками, собирался пойти снег. Я добежал до ворот, дыханье с хрипом рвалось у меня из горла, я не мог говорить. Передал письмо караульному. Он взял его и позвал солдата.

— Отведи этого мальчика к генералу Путману, — приказал он.

Мы пошли по лагерю к вытянувшимся в ряд к постройкам. Они были совершенно одинаковыми — сотни лачуг с голубым дымом, выходившим из труб. Солдаты были повсюду — одни рубили дрова, другие что-то чистили, третьи маршировали. Потом мы подошли к дому, который был побольше остальных и возвышался над ними, хотя и был построен из того же самого дерева. Солдат передал мое письмо караульному, стоявшему у дверей. Караульный зашел внутрь и через пять минут вернулся.

— Подожди здесь, — сказал он.

Прошло полчаса, затем час, потом два. Офицеры входили и выходили, а я все ждал. Я проголодался, но не осмеливался отойти от дверей хотя бы на миг. В час дня из дома вышел солдат и позвал меня.

Генерал Путман сидел за грубым кухонным столом, который ему поставили вместо бюро. На нем были аккуратно сложены бумаги, расставлены чернильницы, перья, стояла склянка с песком, чтобы посыпать чернила, и лежало множество карт. Генерал был крупным человеком лет шестидесяти, с шапкой седых волос. На нем был желто-голубой мундир Континентальной армии. Добрым он не выглядел.

— Микер?

— Да, сэр.

— Хорошо, говори.

Он устремил на меня пронзительный взгляд. Его голос был глухим, а глаза блестели. Я рассказал ему, как все произошло на самом деле, и в довершение сказал:

— Сэм не стал бы красть наше собственное стадо! Он не стал бы! Он три года воевал и был хорошим солдатом. И он не делал этого, сэр, клянусь вам. Я знаю, потому что…

— Довольно, — сказал он. — У меня нет времени. — Он взял лист бумаги и что-то быстро на нем написал. А потом сказал: — Я с этим разберусь. Разговор окончен.

— Сэр, могу я увидеть своего брата?

Он грозно посмотрел на меня, а потом прокричал:

— Сержант! Проводите этого мальчишку в тюрьму к Сэму Микеру! Проследите, чтобы они стояли в шести футах друг от друга и ничего друг другу не передавали!

— Спасибо, сэр, — сказал я и пошел следом за караульным.

Тюрьма находилась под склоном холма. Это была такая же деревянная лачуга, как и прочие, но окруженная частоколом, по углам которого стояли часовые. В частоколе были прорезаны небольшие квадратные отверстия. Караульный приблизил лицо к отверстию и прокричал:

— Микер, к тебе пришли! — Затем он провел носком сапога линию на снегу на расстоянии около шести футов от частокола. — За линию не заходи, — сказал он мне.

Лицо Сэма появилось в отверстии. Грязный, небритый, волосы нечесаные.

— Тимми… — тихо сказал он.

— Как ты, Сэм? — спросил я.

— Неплохо для приговоренного к смерти!

— Не сдавайся, я только что говорил с генералом Путманом. Он сказал, что постарается разобраться в твоем деле.

— Так и сказал? — переспросил Сэм. — Правда?

— Сказал, что разберется.

— А что именно он сказал? — спросил Сэм. — Он верит, что я невиновен?

— Не знаю, — ответил я, — этого он не говорил.

— Ты хороший мальчик, Тим.

— Сэм, как же так вышло, что они признали тебя виновным?

— Думаю, на этот раз мне просто не повезло в дебатах.

— Ты все шутишь…

— Солдаты очень складно врали… О, они умные ребята! Они придумали целую историю, как услышали чей-то крик «Держи вора!», потом увидели, как я гоню коров, и бросились ко мне, чтобы арестовать. А ведь я в это время должен был дежурить в доме Беттса. В общем, все свидетельствовало против меня. Вот так…

— Чем мы можем помочь тебе, Сэм?

— Молитесь. Бог услышит вас скорее, чем генерал Путман. — Брат улыбнулся. Я улыбнулся ему в ответ, но внутри у меня все перевернулось.

— Время вышло, парни! — сказал караульный.

— Я постараюсь прийти еще, Сэм, — сказал я.

— Передай Бетси от меня привет, — попросил он.

— Передам.

— И маме тоже.

— Хорошо, — пообещал я. — Я постараюсь придумать, как победить генерала Путмана в диспутах.

Он улыбнулся:

— Ты лучший в мире брат, Тим!

Я попытался улыбнуться ему в ответ:

— Я стараюсь.

— Эй ты, закругляйся! — крикнул караульный.

Я помахал Сэму на прощание и ушел.