Мой жизненный путь

Глава тридцать шестая

Внутри Антропософского общества существовала организация, которая не была задумана как открытая. Упоминание о ней не входит, собственно, в рамки настоящего изложения, но я попытаюсь все же охарактеризовать ее, ибо и она дала повод ко многим нападкам на меня.

По прошествии нескольких лет моей деятельности в Теософском обществе Марии фон Сивере и мне предложили возглавить руководство одним из обществ, сохранивших древнюю символику и культовые церемонии, связанные с "древней мудростью". Я не имел ни малейшего намерения развивать какую бы то ни было деятельность в духе общества подобного толка. Антропософия должна исходить из собственного источника познания и истины. Не следует ни на шаг отклоняться от этой цели. Но я всегда питал уважение к учениям, имеющим исторические корни. В них по-прежнему живет дух становления человечества. И я всегда был склонен поступать так, чтобы новое, по мере возможности, не утратило связи с уже существующим в истории. И поэтому я принял свидетельство вышеупомянутого общества, которое принадлежало к течению, представленному Йеркером, и придерживалось масонского ритуала так называемых высших степеней. Однако я взял из этого общества только чисто формальное право проводить самостоятельную символико-культовую деятельность, имеющую историческую основу.

Все, что предлагалось в этой руководимой мной организации как "действо", по содержанию не было связано с какой-либо исторической традицией. Формальное свидетельство не мешало мне работать исключительно над тем, что являлось как бы наглядным представлением антропософского познания. И делалось это исходя из потребностей членов Общества. Наряду с проработкой идей, в которые облечено духо-познание, члены Общества стремились еще и к тому, что непосредственно говорит созерцанию и душе. Я пошел навстречу этим требованиям. Если бы не последовало предложения со стороны упомянутого общества, я сам бы приступил к символико-культовой деятельности, не связывая ее с историческим развитием.

Однако это общество нельзя было назвать "тайным". Тому, кто вступал в эту организацию, самым ясным образом сообщалось, что он вступает не в орден, а только как участник церемониального действа будет переживать некоторого рода наглядное представление, демонстрацию духовных познаний. Если некоторые церемонии и протекали в формах, обычно применяемых в известных орденах при принятии в члены или при посвящении в высшие степени, то это вовсе не означало, что речь идет об ордене. Здесь это делалось только для того, чтобы наглядно представить в чувственных образах духовный подъем в душевных переживаниях.

То, что эта деятельность совершенно отличалась от деятельности, протекающей в каком-либо действующем ордене, и что здесь не сообщали вещей, о которых идет речь в подобных орденах, явствует уже из того, что во введенных мной церемониальных действах участвовали люди, принадлежавшие к самым разным орденам, и в наших церемониях они находили нечто совершенно иное.

Однажды, сразу после церемонии, ко мне подошел человек, впервые принимавший участие в церемонии. Ему уже была присуждена высокая степень в одном из орденов. Под впечатлением только что пережитого он хотел передать мне регалии своего ордена. Ибо он полагал, что, пережив действительное духовное содержание, он уже не сможет участвовать в формальных, закостеневших церемониях. Мне удалось уладить это дело. Антропософия не вправе вырывать человека из тех жизненных связей, в которых он состоит. Она должна нечто прибавлять к этим связям, но не брать от них. Упомянутое лицо осталось в своем ордене, продолжая и впредь участвовать в наших символических действах.

К деятельности подобной организации часто относятся с непониманием. Существует множество людей, которым формальная принадлежность к какой-либо организации кажется гораздо более важной, чем получаемое ими содержание. Некоторые участники говорили о многих вещах так, будто они принадлежат к какому-то ордену. Они не могли понять, что в нашей организации, которая не являлась орденом, им демонстрировали то, что обычно дается только в орденах.

Здесь мы также порвали с древними традициями. Мы работали так, как следует работать, когда духовное содержание исследуется в соответствии с традициями, но при вполне осмысленном душевном переживании.

Свидетельства, подписанные Марией фон Сивере и мной при установлении связи с организацией Йеркера, позднее стали исходной точкой всевозможных клеветнических нападок, а чтобы распускать подобную клевету, курьезное обсуждалось здесь с гримасой серьезности. Наши подписи находились под "формулами", предписаниями. Были соблюдены обычные формальности. И, ставя свою подпись, я самым ясным образом заявил: "Все это формальности. Учреждение, которое переходит в мое распоряжение, не возьмет ничего из организации Йеркера".

Задним числом легко, конечно, пускаться в рассуждения о том, насколько "разумнее" было бы не связывать себя с организацией, которая впоследствии приняла участие в клеветнической кампании. Но я должен со всей подобающей здесь скромностью заметить, что в описываемый период моей жизни я принадлежал еще к тем людям, которые полагают, что те, с кем им приходится иметь дело, ходят по прямым, а не по кривым путям. Подобную веру в людей не могло изменить даже духовное созерцание. Нельзя прибегать к духовному созерцанию для исследования внутренних намерений человека, если этот человек не желает такого исследования. Исследование внутренних побуждений другого человека для духовно познающего есть нечто запретное, подобно тому, как запрещено, например, читать чужие письма. К людям, с которыми имеешь дело, следует относиться так же, как относится к ним человек, не обладающий духо-познанием. Но это не одно и то же: принимать людей во всей искренности их намерений, пока не раскроется обратное, или быть в обиде на весь мир. При таком настрое совместная социальная деятельность людей невозможна, ибо она строится именно на доверии, а вовсе не на противоположном — недоверии.

Это начинание, выражавшее духовное содержание через культовую символику, было благом для многих членов Антропософского общества. Поскольку и в этой области, как и во всех других областях антропософской деятельности, исключалось все выходящее за рамки здравого сознания, то не может быть и речи о неправомочной магии, внушении и т. п. Однако члены Общества получали здесь то, что, с одной стороны, относилось к их способности восприятия идей, а с другой, — давало их душам возможность участвовать в непосредственном созерцании. Для многих это способствовало лучшему формированию идей. С началом войны продолжать работу в этом направлении стало невозможно. Такая организация могла быть принята за тайное общество, хотя вовсе не была таким. И поэтому в середине 1914 года это символико-культовое отделение антропософского движения прекратило свое существование.

Для каждого, кто рассматривает это начинание, движимый доброй волей и духом истины, оно стоит вне всяких подозрений. Однако нашлись и такие люди, которые из участников превратились в клеветников-обвинителей. Но это уже относится к тем аномалиям человеческого поведения, которые возникают тогда, когда внутренне нечистые люди примыкают к движению с истинно духовным содержанием. Они ожидают того, что соответствует тривиальной жизни их душ, и, не найдя этого, идут против начинания, к которому вначале — не осознавая своей неискренности — обратились.

Общество, подобное Антропософскому, может сформироваться только благодаря душевным потребностям членов Общества. Здесь не может существовать абстрактная программа, гласящая, что в Антропософском обществе должно совершаться то или это; работа, проводимая в Обществе, должна основываться на действительности. А эту действительность образуют именно душевные потребности членов Общества. Антропософия как содержание жизни формировалась из своих собственных источников. Она явилась в мир как творение духовного. Многие из тех, кто внутренне тяготел к ней, искали совместной работы с другими людьми. Благодаря этому Общество сложилось из лиц, часть которых искала преимущественно в области религии, другая — в области науки, третья — в искусстве. А если чего-то ищут, то это должно и может быть найдено.

Исходя из подобной работы, основанной на истинных душевных потребностях членов Общества, о частных изданиях следует судить иначе, чем о тех, которые с самого начала были предназначены для открытой публикации. Содержание первых книг было задумано сначала как устное сообщение, не предназначавшееся для печати; оно основывалось на том, что проистекало из душевных потребностей членов Общества.

Изложенное в книгах соответствует требованиям Антропософии как таковой. В работе же над формированием частных изданий участвовала, в указанном смысле, вся душевная конфигурация Общества.