В полнейшем смятении выхожу на улицу. Увидев машину Родиона и поняв, что он всё это время был тут и ждал меня, стараюсь набрать в грудь побольше воздуха и замедлить шаг. Мой мужчина не должен понять, как мне плохо сейчас.
Это в прошлом. Он ни в чём не виноват. Я не собираюсь срывать на нем зло.
— Пятнадцать минут давно прошли, — улыбается Родион, и я тут же липну к нему.
— Прости, что заставила тебя ждать.
Крепко-крепко обнимаю, как прижималась к нашей огромной собаке Лайке, когда мне было шесть лет. Тогда мне казалось, что она защитит нас с мамой от всех горестей и бед.
И сейчас Родя должен помочь мне избавиться от круговорота чувств в груди.
— Ну и как всё прошло? Конфеты раздавали?
— Конфет не было. Жгли свечи и разливали вино!
— Ух ты, и моя девочка пила вино? — Заботливо гладит по голове.
Зажмуриваюсь, медленно дышу и потихоньку успокаиваюсь. У Родиона совсем другой запах, в нем нет хищных ноток, скорее что-то доброе и домашнее.
— Родик, может, мне работу поменять? — запрокидываю голову, заглядывая в спокойные серые глаза.
— Ты же обожаешь свою школу. Говорила, что здесь обрела покой.
О да, обрела. Прям лопатой его черпаю в последнее время. В груди заполошно колотится сердце.
— Обожаю, да. Но говорят же, что человеку нужно периодически что-то менять.
Родион поднимает голову и внимательно смотрит за мою спину. В этот момент музыка позади звучит громче. Добавляются крики и голоса. Становится ясно, что кто-то вслед за мной вышел на улицу.
— Добрый вечер, Марат Русланович. — Приходится отступить, чтобы он мог пожать руку директору. — Как вам мероприятие?
— Замечательно, Родион Дмитриевич, ваша, — откашливается в кулак, — Виолетта Валерьевна произвела фурор.
— Знаю. — Наклоняется и целует меня в макушку. — Она самая лучшая в мире.
Мне ужасно стыдно и неловко, что мой мужчина не знает, с кем разговаривает. И вся ситуация в целом мерзкая. Родион не подозревает, какая драма разворачивается перед его глазами.
— Вам повезло.
У Султанова снова блестят глаза. Он вторую бутылку вина добил, что ли? Не пойму.
— Спасибо. Я её, можно сказать, всю жизнь ждал. — Обнимает меня за плечи Родя.
Надо как можно скорее это прекратить. У Султанова такое лицо, будто он собрался поведать миру великую тайну. У меня и так сердце не на месте.
— Мы поедем, спасибо вам, господин директор, за приглашения, у нас ещё полно дел.
Я открываю водительскую дверь для Родиона, улыбаюсь ему, как бы намекая, что нам пора уезжать.
— Вы, главное, с друзьями её не знакомьте своими.
Меня аж парализует. Сжимаю зубы. Оглядываюсь на него с ненавистью. Мои новые отношения не должны пострадать из-за пьяной дури Султанова.
— Не совсем понимаю, о чём вы говорите, Марат Русланович, — улыбается Родион.
И снова смотрит на меня, трёт плечо. Ищет ответов. А мне не по себе. Потому что шефу неймётся, а страдать должен совершенно невинный человек.
— Пацанам настройщикам её не показывай, и всё у вас получится.
— Марат Русланович, иногда очень важно вовремя вызвать такси! — шиплю, как кобра, сквозь зубы.
Присвистнув, директор смотрит на свои пижонистые туфли, потом на Родиона. Его тренчкот распахнут, как и верхние пуговицы белой рубашки.
— Ах, так он не в курсе? О той ошибке, что мы с вами, Виолетта Валерьевна, совершили в молодости?
— Ви, про что он говорит?
— Садись в машину, ты видишь — он выпил, — буквально запихиваю своего мужчину в салон.
Родион хмурится, но слушается. А я иду к начальству. Причём гордо вскинув подбородок.
— Вы мне, товарищ начальник, жизнь, пожалуйста, не портите. У вас это отлично получается, но второй раз не надо, — подхожу вплотную и фактически выплевываю слова в лицо.
— Я просто думал, что между молодыми нет тайн. А выходит, они есть.
— А вы лучше думайте, как на центральном крыльце ступени починить, в том году первоклашка упал и нос сломал.
— Родион хороший мужик, но слишком слабый для тебя, Виолетта Валерьевна. Он тебе наскучит. Ты сожрёшь его с потрохами.
Меня в тысячный раз подряд подмывает залепить ему пощёчину.
— До встречи на рабочем месте, Марат Русланович, и застегните свою курточку, а то продует.
И отхожу, тут же слышу в спину:
— Меня есть кому лечить.
— Смотрите, как бы она не перепутала таблетки. Инструкция длинная, читать долго.
Он говорит что-то ещё, но я уже не слышу — усаживаюсь в авто. Пристёгиваю ремень.
— Ну всё, поехали, — широко и наигранно улыбаюсь.
Пытаюсь показать, что всё нормально. Ничего не произошло.
— Что это такое?
— Где? — кошу под дурочку.
Директор в это время роется в телефоне. Явно вызывая такси.
— Это, — мотает головой в сторону Марата.
— Это не совсем трезвый Султанов несёт какую-то дичь. Видимо, ему нельзя пить. Такое бывает. У этого даже научное название есть.
Меня аж тошнит от лжи и недосказанности.
— Мне не нравится твоё поведение. Ты меня обманываешь. Я только не пойму зачем.
Тру глаза, не думая о том, что растираю косметику.
— Ладно, — громко и горько выдыхаю. — Мы с Султановым были парой. Мы очень плохо расстались. Он меня бросил. Вот и всё.
У Родиона аж дар речи пропадает. Он смотрит на директора через стекло и, опустив подбородок на руль, обнимает его двумя руками. Мы никуда не едем. Кажется, прошлое настигло меня и теперь топит моё будущее.
— Выходит, Алёна дочь твоего директора? — Обалдев от новости и широко открыв рот, пооврачивается ко мне мой мужчина.
А я хочу только одного: скорее лечь спать, обняв подушку и поджав под грудь ноги.
— С чего такие выводы?
— Ну ты всегда говорила, что до меня у тебя были только одни отношения. И если у вас был роман, а судя по вашей ругани, он действительно был, то выходит, Султанов и есть отец Алёны. Я не слепой и не дурак. Ты всем говоришь, что её отец уехал за границу. Но он тут. Так много вранья. Мне это не нравится, Виолетта. Я разочарован. Не ожидал от тебя такого. Как ты можешь врать собственной дочери, если её настоящий отец вполне нормальный мужик? И он, я так понимаю, тоже не в курсе?
Застонав, бьюсь головой о боковое стекло. У нас всё было так хорошо. Пока не появился он. Этот Годзилла из прошлого.