Глава 37

Когда мы добираемся до пункта назначения и поезд останавливается, я выхожу в коридор вагона. В руке чемодан. В голове рой мыслей. Смотрю по сторонам, в панике обнаружив, что дочь опять куда-то сбежала. Чем ближе мы к санаторию, тем хуже она себя ведёт. На секунду Алёна возвращается ко мне, но, попрыгав вокруг, снова проскальзывает между чужими людьми. Никак не могу угомонить её. Валентина с семьёй и чемоданами стоит прямо передо мной. Все вместе мы тяжёлой ленивой гусеницей медленно движемся по коридору, но моя красавица то забегает вперёд, то отстает, теряясь в очереди из пассажиров. Я всё время нервничаю, переживаю, что она упадёт, потеряется, или кто-то навредит ей. Дорога — это опасно, и дочь должна быть рядом, но она меня не слушается и никак не может устоять на месте.

В очередной раз проскользнув мимо меня и пихнув локтем пожилого мужчину, стоящего позади, Алёна окончательно выводит меня из себя. И я повышаю голос.

А затем, у самой двери на выход, обнаруживаю, что она нашла себе друга. Одной рукой Султанов тянет свой чемодан, другой — нашу дочь, а она, болтая косичками, довольно заглядывает ему в лицо.

— Алёна, почему ты меня никогда не слушаешься? — тут же начинаю выговаривать.

— Потому что слушаться — это скучно, — отвечает за неё Султанов и подмигивает девочке.

Та несколько раз активно кивает. И широко-широко улыбается, как Чеширский Кот из мультика. Тоже мне, помощник в воспитании.

— Послушные дети в будущем легко подвергаются внушению. Они могут стать игрушкой в чужих руках.

— Я была очень послушной и правильной. Безумно ответственной. И, как видите, Марат Русланович, я не стала ничьей игрушкой.

— Ну это как посмотреть.

Наши взгляды встречаются. Карие глаза как будто смеются. Теперь он подмигивает мне.

— О, я смотрю, вы уже перебесились, господин директор. Странно, что ваш чемодан всё ещё с вами и вы не выкинули его в окно.

— Это потому, что я тебе, Виолетта Валерьевна, всё и всегда прощаю. Злился, злился — и само как-то отпустило. Только с тобой так.

— Это что еще за «тебе»?

— Это мы перешли на ты, и назад дороги не будет.

— Я на ты не собираюсь. И, пожалуйста. — Дергаю чемодан, зацепившийся колёсиком за ковёр, делаю шаг вперёд. — Хотелось бы поподробнее с того места, где вы меня прощаете. За что, интересно?

— Ну да! — Оглядываюсь, Султанов улыбается, как будто совсем не он не так давно, психанув, выбежал из нашего купе. — Я тебя прощаю за то, что ты не понимаешь своего счастья и не идёшь мне навстречу.

— Мама, что это значит? Я ничего не понимаю! — влезает в наш разговор дочурка.

— Это значит, что взрослых перебивать не рекомендуется.

— Ну мама!

А я возвращаю своё внимание директору:

— Отлично! Вы с полки часом не падали, Марат Русланович?

— Если бы он упал с полки, у него в голове была бы дырка! — хохочет Алёна, идя с отцом за руку.

— Вот видишь, Виола, ребёнок лучше тебя разбирается в причинно-следственных связях. Я просто так к тебе отношусь, что любые ссоры сами собой улетучиваются. Жаль, что я слишком поздно это понял.

— Да уж, я почти успела выйти на пенсию, пока до вас, Марат Русланович, что-то там дошло!

— Он классный, мама! Не ругай его, — снова смотрит на своего отца дочка.

— Устами младенца…

— Это потому, что она ещё не знает, какой шикарнейший пролог у нашей с вами сказки, господин директор, — теперь улыбаюсь я и сама ему подмигиваю.

Правда, с усилием. Наигранно.

— Я решил, что не буду сдаваться. Всё равно выбора у меня нет, и я должен быть с вами.

— Где-то я это уже слышала, — вспоминаю Родиона.

— Сопротивление бесполезно!

— Пусть он будет с нами, ма!

— Доченька, он храпит и не влезет в нашу ванную комнату, слишком высокий!

— Я пригнусь, если нужно!

— Ха! Это что-то новенькое, если вы имели в виду «прогнусь», — рассмеявшись, — то не стоит. Мне, знаете ли, сто лет не нужен мужчина с таким характером!

— Давай сюда чемодан, Виола! — Пытается насильно помочь Марат, отпустив руку дочери. — Мне вот интересно, какой тебе нужен мужчина? Бесхарактерный?! С камертоном и микрометром в зубах?

— В данный момент мне никто не нужен!

Сулатнов таки отбирает наши вещи. И, пропустив вперёд Алёну, остается за моей спиной с двумя чемоданами. Валя уже сошла на перрон. Мы прощаемся с проводницей и спускаемся. И в этот момент откуда ни возьмись появляется Родион.

— Как же хорошо, что я решил всё же подождать на перроне. Милая, как вы? Я скучал всю дорогу. Звонил, но ты была недоступна, видимо связь плохая. Как доехали, как спалось? Алёнку не тошнило в поезде?

Смотрю на него с удивлением. Ну и отпуск у меня намечается. Отдых мечты. Родион тут же тянет руки, пытаясь снять меня с лестницы, ухватив за талию.

— А он что здесь делает?! — Никак не справится с двумя большими чемоданами Султанов.

Периодически пропихивая вперёд то один, то другой, он всё время застревает.

Скрестив руки на груди, наблюдаю за этой картиной. Алёнка забирается на бортик подземного перехода. Я тут же пугаюсь того, что она упадет, бегу за ней, пытаюсь снять.

— Не хочу, чтоб он с нами ехал! — имеет в виду Родиона, конечно же, ведь Султанов теперь её дружбан.

Тянусь, а она ускользает. У меня аж сердце останавливается.

— Полностью согласна, их обоих надо отправить обратно.

— Мама, смотри, какая гигантская паутина! И паук жирный, — тычет пальчиком в рядом стоящий фонарный столб.

— Алёна! Слезь сейчас же или не будешь играть в телефон до восемнадцати лет! У мамы сейчас инфаркт случится.

Ухватив за ногу, я кое-как умудряюсь стянуть её на ровную поверхность. Обернувшись и прижав к себе дочь, я вижу следующую картину.

Султанов и Родион стоят друг напротив друга. Выпятив грудь, как на петушиных боях. Того гляди один из них бросится прямо на противника, с ходу ударит в голову или в корпус. А другой станет ходить кругами и, неожиданно развернувшись, нападет, не дав опомниться. И так без остановки, пока не измотают друг друга.

Честно говоря, не думала, что Родион на такое способен. Я прямо-таки впечатлена его смелостью и упорством. Он вначале струсил, заистерил, осудил меня, потребовал рассказать про дочь, якобы в целях справедливости, а теперь собрался и идёт до конца. Это делает ему честь.

— Родион Дмитриевич, вы что, за поездом бежали? Если так, то мой вам совет: бегите обратно!

— Вы, Марат Русланович, у себя в директорской командуйте, там вы царь и бог, а здесь вы просто пассажир поезда, такой же, как и я. И не вам решать, куда мне бежать! — И, чуть пригладив волосы, оглядывается. — К тому же здесь моя женщина.

Султанов смеётся, подтягивая оба чемодана и ставя их возле себя. С двух сторон.

— Если она ваша женщина, почему тогда её чемодан у меня?

— Спасибо, что напомнили. Давайте его сюда. Кажется, этот! — Тянется руками к коричневой ручке, Султанов останавливает его, спокойно выставив перед собой руку.

Родион натыкается на его ладонь.

— Ага, сейчас же! Мечты сбываются. — Марат разворачивается и, катя оба чемодана, идёт к нам. — И не сбываются. Я так понимаю, у вас отдых без путевки, или, как это называют, дикарём. Прекрасная возможность вспомнить собирательство, подтянуть свои навыки в умении различать ядовитые и неядовитые грибы! У вас получится. Я верю. Аккуратнее с личинками, ими тоже можно отравиться.

— Вы думаете, если ростом выше, так женщина достанется вам?

Слегка притормозив и задумавшись, Султанов ёрничает:

— Именно так я и думаю.

— А я ещё жалел вас. Ругал Виолу за молчание. А выходит, главное зло здесь именно вы.

— Конечно!

Меня это бесит. Оборачиваюсь. Не надо было давать ему чемодан.

— Может, вы потом пофлиртуете, мальчики, мы с Алёной на трансфер в санаторий опоздаем!

Устав ждать, подхожу к мужчинам, пытаюсь забрать свои вещи.

— Так вы рассказали девочке или нет? — заходит с козырей Родион.

— Это не твоё дело! — мы с Султановым практически одновременно огрызаемся и, переглянувшись, смотрим на Алёнку, которая опять куда-то полезла.

На этот раз выше, чем я могу достать. Султанов реагирует немедленно: бросает чемоданы и, поругав дочь за безрассудство, берет её на руки.

— Вы должны рассказать ей, а потом и всем нам, почему же так случилось, что вы не вместе. Вы гульнули, Марат Русланович? У вас на роже написано — кобель!

Султанов резко останавливается. Алёнка, вырвавшись из его рук, провожает взглядом стайку бабочек, потом берётся за мою руку и переспрашивает у меня, что мы должны ей рассказать. А я не могу так сразу всё это вывалить.

Мне и стыдно, и обидно, и страшно!

— Если ты, Дмитриевич, не прекратишь чесать языком, то я что-нибудь напишу на твоей роже!

Отлично, теперь мы все на ты. Осталось на брудершафт выпить.

— Она на тебя очень-очень злится, мне интересна причина! В бане зажал кого-нибудь? Вступил в клуб «Десять тысяч метров», поимев стюардессу в самолете? Ты же у нас красавчик, наверняка женщины на тебя гроздьями вешаются.

— А мне знаешь что интересно, Родион: сможешь ли ты взобраться назад на перрон перед летящим на скорости поездом?!

— Ты страшный человек, Султанов!

Идем с Алёнкой прочь, к автобусу. Задолбали, ей-богу.

— Иди домой, Родион, она тебя не любит! — Даже несмотря на стук колесиков и то, что беседуют они за моей спиной, я слышу, как скрипят директорские зубы.

— Тебя-то она тоже не особенно жалует, раз всё ещё отбирает чемодан. Выходит, мы с тобой в одинаковом положении! Один — один, директор.

Алёна вырывается и, увидев вперёди Валю с семьей, бежит навстречу маленькому Андрюшке.

— Но дочка-то моя! — гордо парирует Султанов, хорошо, что она уже убежала.

— Ты никогда не сможешь оправдать тот факт, что она росла без тебя столько лет! Это даже маленькая девочка не простит. Так что ищи себе очередную молоденькую дурочку и оставь нашу семью в покое.

— Вашу семью?! Ты губу-то не раскатывай, а то камертон проглотишь!

Останавливаюсь, обращаясь к обоим:

— Я предлагаю вам поселиться в одной палатке! И вы сможете провести двадцать четыре дня в абсолютной идиллии!

Плюнув на обоих, направляюсь к автобусу. Продолжение беседы я пропускаю. Оказавшись рядом с желтым «икарусом», несколько раз прошу прощения. Водитель, раскрасневшись от злости, тычет в наручные часы. Подоспевший Марат ставит вещи в багажное отделение.

— Извините, пожалуйста, за опоздание. Скажите, а если я вам заплачу, мы можем забыть одного пассажира?

— Дамочка! Я и так из последних сил держусь, чтобы не начать разговаривать на плохом русском языке. Быстрее занимайте свои места! Немедленно!

Родион вынужден остаться на улице и искать себе такси. А уже порядком заведённый директор, обнаглев окончательно, подпихивает меня под попу, подгоняя войти в автобус скорее.

— Ещё раз так сделаешь, и я напишу на тебя заявление!

А Султанов как будто не слышит. Он идёт за мной по проходу и бурчит в спину:

— Ты можешь нормально послать этого Ромео? Я не хочу с ним драться. Он же развалится! Потом работу потеряет. Жалко мне его. Просто скажи, что у вас всё! И пусть едет домой. На дачу! Полоть картошку, сажать огурцы! Травить слизней! Там он встретит соседку по участку и у них случится любовь.

Осматриваю салон. Валя села с мужем, Алёнка с Андрюшкой. Остались два свободных места рядом и одно в самом конце. Я специально сажусь ближе к проходу, чтобы директор не сел рядом, а прошёл дальше. Но этого Годзиллу разве остановишь?!

— Двигайся!

— Там, сзади, есть ещё одно место.

— Есть только один вариант, когда я хочу быть сзади. — Наклоняется к моему лицу, заставляя покраснеть. — Это сзади тебя, моя красавица, когда мы оба раздеты! А теперь двигайся, сама же будешь ныть, что не села у окошка и не любуешься видами.

Нет, ну вы слышали?!

— Я не собираюсь ныть, я вообще не планирую разговаривать с таким хамом!

— Ладно! — Нагло подхватывает меня под бёдра своими лапищами и, учитывая, что между креслами нет ручки, легко перетаскивает.

Я возмущённо пыхчу и дуюсь.

— Я напишу столько заявлений, что в полиции устанут с тобой разбираться. У меня столько свидетелей, что я…

— Отклонись капельку.

За окном стоит Родион, он дождался такси, но не садится, а что-то активно жестикулирует в нашу сторону. Рисует мне сердце руками. Шлёт воздушные поцелуи.

Директор выставляет средний палец и со стуком тычет им в стекло возле меня. Родион сгибает руку в локте, показывая ему тот же жест, только крупнее и нагляднее для всего автобуса.

— Господи, вы как маленькие дети. Делите игрушку, как в детском саду.

— Я тебя люблю, Виола, и пытаюсь избавиться от соперника. Упертый какой баран! Надо же, а с виду не скажешь! Я думал, он тряпка и рохля, а у него прям на финише открылось второе дыхание!

От его слов о любви внутри палит жаром. Становится сладко и волнительно. Но я душу в себе эти чувства, стараясь выровнять дыхание.

Автобус медленно трогается с места. Родион не уходит. Не сдаётся. Тогда директор хватает меня за лицо и жадно целует в губы.

За что я тут же отвешиваю ему пощёчину. Родион это видит и машет кулаком, распахивает дверцу такси и запрыгивает внутрь. Явно едет за нами.

— Какой кошмар, — хватаюсь я за голову, откинувшись на сиденье, — и это практически сорокалетние взрослые мужики!

Загрузка...