Мой личный шеф

Глава 2

Наконец-то педагогический цирк с конями, то есть педсовет, подходит к концу, и я, собрав свои вещи и кое-какие бумаги, поднимаюсь с места. Мои коллеги охвачены важными разговорами, обсуждают затронутые на собрании проблемы. А мне не по себе. Потому что для них директор просто мужик в пиджаке, а я когда-то на полном серьёзе планировала прожить с ним всю свою жизнь, пока смерть не разлучит нас. Но развела по углам нас совсем не она. Султанов поверил своему лучшему другу, а не мне, я же не смогла простить ему этого.

И сейчас принципиально не смотрю в его сторону. Но кожей чувствую, как активно он фокусирует на мне своё внимание. Сейчас что-то будет.

— Виолетта Валерьевна, задержитесь, пожалуйста.

Не хочу. Отторжение вызывает даже глубокий и хриплый тембр его голоса.

— Кому-то сейчас всыплют по первое число, — охает Валюша, испытывая перед Маратом почти что благоговейный страх.

Я же его не боюсь. Скорее мне неприятно само его присутствие. Всё, что между нами было, давно прошло, и я бы предпочла не пересекаться. Я благодарна ему за Алёну, и на этом, пожалуй, всё.

— Кишка у него тонка, — подмигиваю Вале и произношу шепотом: — Пусть только попробует обидеть меня, я его фотографию на сайте знакомств выставлю, пусть дамы завалят его звонками с непристойными предложениями.

Валя грустно смеётся. Уходит. А я не отрываясь наблюдаю, как за ней закрывается дверь. Отчего-то частит сердце.

— Виолетта Валерьевна. — Вздрагиваю, услышав своё имя. — Присядьте, пожалуйста. — Отодвигает для меня стул директор.

Как же меня веселит это формальное общение. Когда-то давно мы не спали ночами, лаская друг друга до умопомрачения, а теперь он обращается ко мне на вы.

— Я бы попросил вас перестать смешивать личные обиды и работу.

— Вы начали первым. Я, Марат Русланович, всего лишь защищалась. Вы очень хотели услышать моё мнение насчёт металлоконструкций во дворе школы, я вам ответила.

— Если вы продолжите вести себя подобным образом, я вынужден буду с вами попрощаться.

Становится смешно и обидно одновременно.

— Заявление напишете, по собственному? Жаль! В управлении образования расстроятся, вас там обожают. — Откидываюсь на спинку стула, кладу ногу на ногу.

Вздохнув, Султанов садится на своё место.

— Я надеялся на взаимопонимание.

— А я — успеть перекусить до того, как начнется следующее занятие. Но, видно, не судьба.

— Виолетта, ну неужели вы всё ещё злитесь на меня за инцидент в прошлом? Столько воды утекло. Давайте просто работать.

— Да, я злюсь, терпеть не могу преподавать голодной, — смотрю на часы на руке.

— Наша с вами история с самого начала была ошибкой.

Приятно слышать, особенно, учитывая тот факт, что у нас подрастает общая дочь. Сказал и смотрит в упор. Ждёт реакцию. И ведь так смело зашёл с пол-оборота. А теперь что? Жалеет? Испытывает угрызения совести? Себя решил уговорить или меня? Да ладно, мне всё равно.

— Я вас поняла, Марат Русланович. — Встаю. — Буду вести себя прилично и соглашаться на любые ваши дурацкие предложения.

Наши глаза встречаются. И я тут же отворачиваюсь. С последней нашей встречи он здорово раскачался. Марат всегда был крупным мужчиной, а сейчас даже через рубашку заметен рельеф мышц. Мне дискомфортно. Я бы предпочла избегать нашего с ним взаимодействия. Одно время он был самым дорогим для меня человеком. Теперь же рядом с ним я испытываю отторжение, как будто приклеиваю пластырь, а он не держится.

— Замуж так и не вышла. Кольца нет.

— У меня с определенного момента аллергия на официальную регистрацию брака.

Со скрипом задвигаю стул, теперь он откидывается на спинку большого кожаного кресла и смотрит на меня, внимательно так, будто под микроскопом разглядывая.

— Я могу идти? Хочу, пока звонка нет, выбежать на улицу и подыскать место для новой парковки, как говорится, помочь коллективу.

Шеф снова потирает свою бороду и смотрит в упор, будто это не он меня бросил у алтаря, а я его. Я же была ошибкой, зачем сверлить меня насквозь?

Отворачиваюсь. Иду к двери. Уже берусь за ручку. Зависаю, потому что он бьёт по живому:

— Как поживает дочь Ивана? Он к ней заглядывает, или вы полностью прекратили общение?

Смотрю на дверное полотно перед собой и закатываю глаза. Убила бы. Чуть поворачиваюсь, но не полностью, сейчас он видит меня в профиль.

— Дочь Ивана поживает просто отлично. Читает, пишет, танцует брейк-данс и хип-хоп, вся в папу.

— Жаль, что всё так вышло. Мы с Иваном отлично дружили.

М-да, и это единственное, о чём он жалеет.

— Вы отлично дружили, пока я не вмешалась.

— Пока вы, Виолетта Валерьевна, не сочли вашу похоть важнее всего остального.

Разворачиваюсь. Меня бесит его непроходимая тупость.

— Я думала, что эти годы сделали вас умнее.

— А вы меня умственными способностями не попрекайте. — Берёт он ручку со стола и начинает раздражающе щёлкать колпачком. — Это не я переспал с моим другом на девичнике.

— И что же делал ваш друг на моём девичнике?

— Вы подавали ему знаки, вот он и заглянул на женский праздник.

— А разве он не должен был быть на мальчишнике?

— В какой-то момент он исчез.

— Это большерогий олень исчез с лица земли, а ваш друг вполне себе хотел нагадить вам, Марат Русланович, но разве же вам что-то докажешь?

— Хватит! — Стучит ручкой по столу. — Я видел фотографии!

— Вы для этого устроились сюда на работу? Чтобы можно было измываться над матерью дочери Ивана?

— Всё! Достаточно! Знаете, — заглядывает мне в глаза, очень-очень проницательно и глубоко, — я сейчас с девушкой встречаюсь, она работает в гостинице.

— О, эскортница! Как ми-ило! Сейчас это довольно престижная и модная профессия.

— Администратор!

— Это не так прибыльно, но тоже ничего, — понимающе качаю головой и поджимаю губы.

— Так вот, мы даже не ссорились ни разу за год отношений!

— Господи, зачем мне эта информация?

— Да потому что вы, Виолетта Валерьевна, умудрились выбесить меня за десять минут общения.

Смеюсь.

— Плохо это, Марат Русланович. Ибо эффективных методов лечения бешенства до сих пор не существует. Проводится симптоматическая терапия для уменьшения страданий больного, его помещают в затемнённую, изолированную от шума, тёплую палату. Несчастному колют в больших дозах морфин, аминазин, димедрол…

Какое-то время он сидит молча, а потом начинает крутиться, в окно смотреть, мять бумагу — явно злится.

— Достаточно. Идите петь свои песни. И впредь всё наше общение будет проходить через секретаря.

— Хорошо. — Снова возвращаюсь к двери и, обернувшись в последний момент, улыбаюсь ему: — Значит, я всё же схожу во двор, присмотрю ещё одно место для парковки, а потом напишу вам письмо. И оставлю его у секретаря. А вы прочтёте.

— Обязательно. И напишу вам ответ, — косится на меня шеф, а я спокойно закрываю за собой дверь.

Ну как спокойно? Почти так же невозмутимо, как если бы прыгнула с разбегу с обрыва вниз и оглушительно сильно ударилась при этом о воду.