20


Целую вечность не была в «Граучо», но здесь всё как раньше: стоит кому-нибудь появиться на пороге, все дружно оборачиваются; среди посетителей по-прежнему избыток лысых толстяков в расстегнутых рубашках и в компании пышногрудых свистушек; по-прежнему полно светил разного калибра; по-прежнему навалом кокаина. Я прокладываю путь — заметно пошатываясь, чего, впрочем, в «Граучо» все равно никто не увидит — через бар, мимо стойки и вверх по лестнице, в отдельный обеденный зал. Кто-то присвистывает мне вслед. И почему это женщин обычно возмущает столь лестный знак внимания? Крайне довольная собой, я гордо взбираюсь по лестнице, пока не замечаю, что вслед за мной поднимается ненавистный Гас.

В зал, уже заполненный гостями, я вхожу в сопровождении этого ублюдка. Чудесная пара.

— Вы все-таки пришли, — говорит Данфи, в комическом ужасе округляя глаза. — Он ведет меня к свободному стулу, а я делаю очередное открытие: у него красивые руки. — Рядом с вами — Кристиан.

Кристианом, к моей радости, зовут того самого чокнутого в лиловой шали и восточных шальварах, которого я приметила еще на вечеринке. Шаль при ближайшем рассмотрении оказывается расшитым шелком и бисером сари. У Кристиана смешные брови кустиками, да и весь он очень забавный.

— Привет. Та самая репортерша. — Он издает хриплый хохоток. — Я чуть копыта не откинул от смеха, когда Сэм рассказал про то интервью. Ничего смешнее не слышал. — Слова сыплются из него, как горох из дырявого мешка.

— Ужас. — Щеки мои загораются. — Он еще и вшей от меня подцепил.

— Ха! — рычит Кристиан. — Не волнуйтесь, дорогуша моя. Мы с ним неделю смеялись.

— Правда? Рада за вас. — Мне и неловко, и в то же время приятно. В самом деле — почему бы не посмеяться над вшами? Очень мило со стороны Данфи.

— До сих пор покатываюсь, как вспомню. — Щелкнув черепаховым портсигаром, Кристиан закуривает овальную турецкую сигарету без фильтра. — Педрила, говоришь? — Он снова хрипло хохочет, потом неожиданно спрашивает: — А где ваш муженек?

— Дома.

— С детками, само собой, да? Я жутко любопытный.

— Да, у нас двое. Откуда вы знаете?

— От вашего почитателя, — с неожиданным сарказмом хмыкает Кристиан. — Как с сексом?

— Случается, — цежу сквозь зубы.

— У моей сестры тоже двое, так я ей постоянно твержу про паховые мышцы.

— Правда?

— Точно. Женщинам нельзя забывать про паховые мышцы. Классное устройство, доложу я вам, очень помогает в сексе. Правда, после шести детей уже ничего не поможет, трахаться с такой — все равно что с колодцем на Финчли-роуд.

— Кристиан! — говорю я, гадая, то ли в шок упасть, то ли под стол — от хохота. На ум внезапно приходит Кейт. Была бы копией Кристиана, если б родилась на свет мужчиной с пристрастием к Бодлеру. — Что за гнусности вы говорите? Да и неправда это вовсе. Мужские бредни.

— А вам откуда знать, дорогуша? Ну-ка, феминизм в сторону. В таком платье не пристало, никто не поверит. Коктейль с шампанским?

— М-м… неплохо. Но остальные пьют белое вино?

— Дурачье. — Кристиан вздыхает, качает головой и заказывает нам по два коктейля («из экономии нашего драгоценного времени и сил обслуги»).

За коктейлями выясняется, что мой новый знакомый, как ни парадоксально, очень близкий друг Сэма Данфи еще со времен балетной школы. Кристиан утверждает, что тоже собирался посвятить жизнь танцам (и я ему верю — такие точно знают, чего хотят, и добиваются цели), но позже решил, что балет — не его стихия.

— Будь умницей, детка, ешь устриц, — наставляет Кристиан, — а я пока уделю внимание другим. — Он поворачивается к соседке слева, даме с черным пушком над верхней губой: — Будем знакомы. Кристиан. Блюдо с устрицами выглядит точь-в-точь как пепельница, в которую кто-то высморкался, — галантно сообщает он. — Вы со мной согласны?

* * *

Следуя совету, уплетаю устрицы и болтаю с соседом справа — театральным критиком из ирландской газеты. Точнее, не болтаю, а общаюсь, выговаривая слова медленно и осторожно, чтобы не сбиться на ирландский акцент. Пока критик вещает о таланте Данфи, я краешком глаза слежу за гением танца. Все та же блондинка липнет к нему, хихикает, елозит в кресле, ежесекундно демонстрируя низкий вырез. Время от времени она поворачивается к Данфи всем корпусом и… язык тела, как известно, весьма выразителен.

Настроение мое вдруг портится. Похмелье, должно быть, сказывается, после всего выпитого на вечеринке. Пора, наверное, домой двигать…

— Я вернулся, — шипит Кристиан. — Соскучились? Эта особь слева совершенно невыносима. Не для того я сотворен, чтобы вести беседы с кретинками в раскрашенных деревянных серьгах. — Он морщится, словно речь идет о бижутерии из птичьего помета, и меня снова разбирает смех. Определенно нужно познакомить Кристиана с мамой. — Итак, я весь в вашем распоряжении. Довольны?

— Очень. А… — я мгновение мешкаю, — а ваш друг доволен праздником? У него счастливый вид.

Мы смотрим на Данфи; тот хохочет над очередной шуткой белобрысой нимфетки.

— Блаженствует, — выносит вердикт Кристиан. — А вы чего ожидали? Газеты видели?

— Ночные выпуски? Нет, не успела.

— Единодушны. Гениален и все такое. Сэм их всех покорил, и это правильно.

— Прекрасно, — соглашаюсь от чистого сердца.

— Да и подруга рядом с ним, — продолжает Кристиан. — Что тоже немаловажно для блаженства.

— Самое важное, — уточняю я, уткнувшись в тарелку, где моими стараниями уже выросла башня из устричной скорлупы. — Хорошо, что он счастлив. Он должен быть счастлив. Мне-то, собственно, все равно… я его едва знаю. Просто любой человек заслуживает счастья. Человечество заслуживает счастья. В общем и целом.

— А у вас очень зеленые глаза, — неожиданно заявляет Кристиан.

— Это комплимент или метафора?

— И то и другое. Возможно. Знаете, как ее зовут?

— Нет. Да и какое мне дело.

— И впрямь никакого, — весело кивает Кристиан. — Но я все равно расскажу. Зовут ее Кейтлин О'Риордан, кличка — Фаберже. — Он радостно хрюкает. — А ее братца, с которым вам подфартило познакомиться, родители нарекли Фергюсом. Ныне он отзывается на Гаса.

Молчу. Сижу с открытым ртом, во все глаза глядя на Кристиана.

— Разве не забавно, дорогуша? — изумляется он. — О'Риорданы — соседи матушки Сэма, в Ирландии, само собой. Сэм их с рождения знает. Не так давно проныра Фергюс — нюх на деньги у парня небывалый — решил отправиться с сестрицей в Лондон. Насмотрелся кино, книжек начитался и рванул в столицу.

— Ничего не понимаю…

— Гас, — как ни в чем не бывало продолжает Кристиан, — прослышал, что все ирландское сейчас очень секси, и решил на этом подзаработать. Монетами побренчать. Надо отдать ему должное, продумал он все досконально. Хотя Фаберже, — с комичной задумчивостью добавляет Кристиан, — это явный перебор. Лично я предлагал остановиться на Эсмеральде.

— Понятно, — говорю я. — Хорошо придумано. Держу пари, эта парочка своего добьется. Девицу какой-нибудь журнал отхватит с руками и ногами. В братце я, правда, не так уверена.

— Она уже подписала контракт с «Моделью». Моя идея.

— Ясно.

— Сэм ведет себя как ангел. Как очень терпеливый ангел, учитывая, что они регулярно доводят его до бешенства. Встретил их, денег на первое время подбросил, нашел жилье. Даже приглашения вручил на сегодняшнее торжество. Очень он добр, дорогуша.

— Но они отлично смотрятся. Красивая пара.

— Дорогуша! Гас отвратен!

— Я имею в виду Данфи и Фаберже.

Кристиан удивленно смотрит на меня:

— Моя дорогая девочка, они не пара. Откуда эта дикая мысль?

Я молчу, не зная, что ответить.

— Разумеется, девушка от него без ума. Как и весь женский пол. — Кристиан хитро косится на меня. — Но ей же пятнадцать, Клара! Она ему как племянница. Или младшая сестра. О нет, Сэм заботится о ней в угоду своей матери, только и всего.

— Кристиан, — говорю я с воодушевлением, — давайте выпьем шампанского!

— Отличная идея, — смеется Кристиан. — Думаю, мы с вами подружимся.

* * *

Позже, добавляя уже в баре — перед тем как пойти танцевать (Кристиан сам предложил), — мы поболтали и о Роберте.

— Расскажите о муже, дорогуша. Это тот красавец, который утащил вас дышать свежим воздухом?

— Да. — Я млею от комплимента. — Это Роберт.

— И?..

Признаться, в ответ на расспросы о муже меня всегда тянет соврать. Наплести чего-нибудь книжно-романтичного. Роберт такой, Роберт этакий, он делает то-то и то-то, и мы счастливы так, что вам и не снилось.

Привычку соотечественников умалять (мягко говоря) достоинства своих родных я не признаю. «Бедный мой сынок, он так уродлив, бедняжка, так одинок и не приспособлен к жизни», — жалуется родительница современного Адониса, не слезающего с обложек журналов. «Малыш — копия Уинстона Черчилля, голова на подушке не помещается. Визжит по ночам как поросенок, ни на минуту глаз не сомкнет. А какой крошечный для своего возраста, настоящий карлик», — описывает молодая мамаша очаровательного новорожденного ангелочка. Та же история и со счастливыми женами: «Бедняга Джордж, разжирел будто боров; тоска с ним смертная — ни денег, ни секса». А у самой глаза искрятся. Нет, я так не умею.

Еще и двух часов не прошло, как мы познакомились с Кристианом, но я точно знаю, что от этих проницательных карих глаз не укроется даже намек на ложь.

— Роберт — редактор журнала. У нас двое детей. Живем в восточной части Лондона. Я пишу. Иногда. Тоже для журнала, но другого. Вот, собственно, и все.

— Нет, — проникновенно говорит Кристиан, — этого мало, дорогуша. Выкладывайте все как на духу. Требую полного признания.

— У вас есть бойфренд?

— Толпы, — небрежно отмахивается Кристиан. — Ну же!

— Ну… иногда мне бывает скучно.

— Как и всем нам, дорогуша. Я иной раз от скуки вздохнуть не могу. Мартини хотите?

— Сухого, — соглашаюсь я. — Это даже не скука, а… — Какого черта я откровенничаю с едва знакомым человеком?

— Томление?

— Вроде того. Мне кажется, что мы должны волновать друг друга.

— О… Физически?

— И не только. Знаете, как это бывает — в животе горячо, сердце бьется, среди бела дня вдруг замечтаешься о ласках…

— Это страсть, дорогуша, а не брак.

— Знаю, — соглашаюсь я со вздохом. — Страсть. Именно этого мне и недостает. Каждую минуту. Всю жизнь.

— Такое случается, — задумчиво говорит Кристиан, похлопывая меня по ладони. — Но редко.

— А я думаю, что не случается. В реальности, по крайней мере. Иногда мне кажется, что я замужем за собственным братом.

— Инцест! Или до секса дело не доходит?

— Доходит. Иногда. Но обычно отношения у нас вполне братские.

— Дорогуша моя, да большинство людей готовы убить за братские отношения. Кстати, вы ссоритесь?

— Практически нет.

— А как с любовниками? — интересуется Кристиан, изучая свои ногти. Его вопрос звучит неприятно громко в зале, где вдруг смолкли все разговоры. — Случаются?

— Нет! — огрызаюсь я. — Никогда! Танцевать не пора?

— Самое время, — отвечает как из-под земли возникший Сэм Данфи.

Загрузка...