3


Подготовка ко дню рождения Роберта прошла успешно. Во вторник, ровно в восемь вечера, двенадцать душ родственников соберутся за столом банкетного зала нового ресторана «Оливер Пейтон». Как только Роберт ступил на порог, я сообщила ему эту радостную новость — в надежде, конечно, на благодарность. Роберт изобразил улыбку.

Работа у моего мужа — смех, да и только. Он редактор модного женского журнала и основную часть рабочего времени либо толчется в типографии, либо наливается хорошим виски за счет рекламодателей, либо на презентациях дует дрянное шампанское в компании с полуголыми знаменитостями средней руки.

В прошлом тысячелетии я таскалась на эти грандиозные тусовки рука об руку с мужем, наивно полагая, что там есть с кем и о чем поговорить. К счастью, за последнюю тысячу лет я немножко поумнела. И с тоской обнаружила, что знаменитости как средней, так и всякой иной руки стремятся к бесконечно малым величинам. В смысле — все как один коротышки. Судите сами: Кейт Мосс — клоп; «Спайс Герлз» — без микроскопа не рассмотришь; Том Круз — натуральный карлик. Разумеется, это не их вина и все такое, но, похоже, только коротышки способны вызвать в нормальном человеке ощущение собственной неуклюжести, гигантизма и неполноценности. Роберту, конечно, проще — он и сам не из породы великанов; нацепив туфли на каблуках, я великодушно взираю на него сверху вниз. Да если уж на то пошло, у Роберта и талия потоньше, чем у меня, и скулы повыпуклей. Ничего не поделаешь, приходится признать очевидное — не видать мне места в рекламе, среди утренне-воскресных особ, которым свитера и джинсы мужа лишь добавляют сексуальности. Собственно, я тоже могу напялить джинсы Роберта. Для тепла. Предварительно расстегнув ширинку. Однако на этом вся сексуальность и заканчивается. Свитера, которые Роберт отвергает по причине «мешковатости», мне в обтяжку, как носили старлетки пятидесятых. А в минуты уныния я размышляю, каково это — повиснуть на локте у двухметрового атлета.

Итак, Роберт вернулся с работы. Кинул кейс на диван, туфли в угол; поцеловал меня в нос — мимоходом, но не сказать чтобы совсем уж бесчувственно; поинтересовался, что у нас на ужин. На часах девять, дети, ясное дело, разложены по кроватям. Я дегустировала белое вино, да так рьяно, что напрочь забыла привести кухню в божеский вид. Пол усыпан мозаикой и осколками «Лего», посудомойка забита чистой посудой, раковина — грязной, на столе груда утренних газет. Но курицу в духовку все же сунула. На автопилоте.

— У тебя здесь свалка, Клара, — бесстрастно констатирует мой муж. (На будущее имейте в виду: все, что Роберт ни делает, он делает бесстрастно.) — Чем ты занималась целый день?

Я уже говорила, что мы женаты восемь лет. Кое-каких успехов я за эти годы добилась: отучила его зевать во всю глотку; часами торчать перед зеркалом, изучая зубы на предмет дырок; сморкаться подзаборным методом; носить тошнотворные кальсоны с гульфиком. Но так и не преуспела в главном… Увы, Роберт по-прежнему убежден, что дни напролет я возлежу на диване с корзиной отборного винограда под боком и в окружении благоухающих маслами голых чернокожих массажистов. Не судите строго, если мой ответ прозвучит резковато для вашего уха, да еще и с привкусом уксуса:

— Да так, знаешь ли, дорогой… Пыль выковыривала из пупка. Хрустальные туфельки примеряла. Чипсами обжиралась. Роберт!!! Что за дурацкий вопрос? Отвезла мальчишек в школу. Подготовила твой день рождения. Оплатила счета. Купила подарок Алексу — это друг нашего сына, если ты помнишь; в субботу Чарли идет к нему на обед. Забрала твои шмотки из прачечной. Каждые тридцать секунд отвечала на телефонные звонки. Привезла ребят из школы. Накормила…

— Ладно, ладно, я понял. — Роберт улыбается, но я еще не закончила. Хуже того, несмотря на улыбку, он не скрывает скуки.

— …И каких-нибудь пять раз сыграла с ними в «Братьев Пилотов», искупала, проверила уроки Чарли — кстати, твой сын делает успехи, — почитала, поскакала немножко вверх-вниз, пока они не утихомирились. Натерла специями твоего чертова цыпленка…

— Цыпленка? — Роберт зевает. (Прилично зевает, совсем не так, как восемь лет назад.) — На ленч был как раз цыпленок. Мы сегодня с Ричардом за ленчем встречались.

— …И наконец на полминутки присела с бокалом любимого белого вина. А ты тут как тут со своими расспросами. Чем я, видите ли, занималась целый день?!! — Да, я зла. Чертовски зла. Причем не скрою, что бесспорная «семейность» ситуации только подливает масла в огонь моего раздражения.

— У него роман.

— У кого?

— У Ричарда.

— Что?!

— Роман.

— С кем?

— С Прыщавкой.

— Нет.

— ДА!

Вот! Что я обожаю в Роберте, так это его любовь к сплетням. Ну где еще такого мужика найдешь, чтобы смаковал детали с женской скрупулез… эх, да что там — стервозностью.

Прыщавка работает у Ричарда бухгалтером, и кожа у нее, как вы понимаете, не ахти. Видите ли, хорошая кожа — это мой пунктик, от прыщей меня тошнит. Кроме того, о девицах вроде этой самой Прыщавки моя мамуля Кейт нежно отзывается «растрепы». Ничего не могу добавить: у девицы вечно такой вид, будто она только что вылезла из-под очередного партнера. Очень может быть, что так оно и есть. Любая тряпка выглядит на ней пижамой, по которой истосковалась стиральная машина. На голове неизменный колтун. Секси, что и говорить. Мужики с дерьмовым вкусом слетаются на таких, точно мухи на переваренный сливовый джем. Черт с ней, не жалко. Но кожа у нее все равно паскудная, особенно для девушки двадцати трех лет.

Хочу напомнить, что Ричард — это муж Наоми. Меня раздирает на части от желания узнать, как, когда и почему Ричарда потянуло на сторону, но одновременно обидно за Наоми. Она, конечно, манерная, но сердце у нее доброе, да и старается изо всех сил — целыми днями вертится на кухне да полирует свое красное дерево. И в перерывах сдувает пылинки с Ричарда, рагу каждый божий день ему стряпает. А дети у них вообще будто со страниц дорогого каталога сошли.

— А как же ее тренинг? — переживаю я. — Свинство! Натуральное свинство.

Разве нет? Кому теперь нужны ее паховые мышцы? Кто теперь оценит их почти юную упругость?

— Да у него это так, только ради секса. — Закурив, Роберт валится на диван.

— Так и у Наоми тоже! На черта ей, по-твоему, сдались эти упражнения? Она ж не хочет налить под себя в самый ответственный момент. Боится дать течь, Роберт, и не смей ее винить.

— И не думал даже. Однако согласись, что заниматься любовью с Наоми — все равно что крутить педали велотренажера и в уме подсчитывать количество сжигаемых калорий.

— А со мной?

— Клара, я за тобой не поспеваю. Что «с тобой»? Мы говорим о Ричарде.

— Со мной — тоже как с тренажером? — Смахивает на истерику, но мне уже не остановиться.

— Секс с тобой? Нет, дорогая, с тобой на тренажер не похоже. — Роберт ухмыляется. Надеюсь, по причине каких-то приятных воспоминаний. А еще я надеюсь и на другую реакцию, в данный момент скромно прикрытую краем пиджака. Не сводя с меня прищуренного взгляда, Роберт выдерживает глубокомысленную паузу. — Я бы сказал, — наконец говорит он, — с тобой все наоборот. Никаким режимом и не пахнет. Секс с тобой, дорогая, — это безалаберность и беспорядок. Ты и сама такая же. И кухня у нас точно такая же.

— Но ведь заводит, да?

— Кухня?

Ну почему он строит из себя кретина?

— Нет, секс. Со мной.

Мне это нужно знать. Необходимо. Глупо всю жизнь заниматься сексом с одним-единственным человеком и не знать, что он об этом думает. А вдруг от моих ласк его наизнанку выворачивает? Вдруг ему тоже с любой прыщавкой приятнее, чем со мной?

— Заводит? — переспрашивает Роберт. — Иногда. Возможно. Ужинать будем?

Загрузка...