С трудом я дождался, когда наш автомобиль покинет город, и только тогда, будто вздохнув после долгой задержки дыхания, завалил вопросами Иннокентия. Спрашивал обо всём. О бесах, о странных постройках, о молчании и, конечно, о Главном. Кто он такой и откуда взялся, какую задачу выполняет. Повторял одно и то же не раз, переиначивая вопросы. Но Иннокентий на всё отвечал просто:
— Не знаю.
— Да как это так? — возмутился я наконец. — Он знает про нас всё, а вы не знаете ничего?
— То, что мне известно, существует лишь для меня. Если бы вы должны были узнать ответ на один из своих вопросов, то сам Главный бы дал его вам.
— Но он прогнал меня быстрее, чем я рот успел открыть! Ну, в смысле… Вы поняли. Я не успел бы даже спросить, чтобы он отказался отвечать.
— Главный знал, что вас интересует, но посчитал это не имеющим значением. Просто примите это как данное и смиритесь.
— Бред какой-то. И вот его все бояться? — вырвалось у меня небрежное замечание.
Иннокентий напрягся и глянул на меня, как на врага народа.
— Я никогда не говорил, что его боятся, — процедил он сквозь зубы.
— А что тогда? Почему все при упоминание о нём пугаются, будто их расстреляют за любое неверное слово?
— Это не так. Вы хотите видеть страх в людях, но его там нет. Я бы сказал, что это любовь.
— Какая, к чёрту, любовь? Давайте мы сейчас остановимся и у кого-нибудь спросим, что он думает про Главного. А потом смотрите в глаза. Неважно, что он скажет, глаза выдадут правду.
— Вы в этом мире недавно. Имейте терпение.
— Я не собираюсь здесь задерживаться, как некоторые. Если есть возможность вернуться на Землю, я сделаю всё, чтобы ею воспользоваться. Вообще, знаете что, отвезите меня к Николаю Алексеевичу. Мне надо с ним кое-что обсудить.
— Ладно. Но не думаю, что вы найдёте там то, что ищите.
— Конечно, вы всё знаете. Кто ж сомневается?
— Повторю ещё раз и думаю, на этом можно прекратить спор. Вы провелм в этом мире слишком мало времени и ещё ничего толком не понимаете. Я за двенадцать лет не всё понял, но мне хватает ума не идти в штыки. А вам хватит?
— Чего хватит? Трусости? — огрызнулся я.
Иннокентий Витольдович откашлялся и отвернулся к окну. Обиделся, наверное.
Я следил за дорогой и пытался осознать, что выбраться отсюда быстро мне никто не позволит. Казалось бы, им, учёным из экспедиции, и требуется активнее всех искать выход. Но получалось наоборот. Они смирились со своей участью, а любые попытки изменить привычный уклад воспринимают теперь как покушение на свой жалкий мирок.
Получалось, что союзников у меня здесь нет? Я ещё не познакомился с другими землянами, но что-то подсказывало, что не обрету в них соратников.
Мой гнев утих не сразу, но дорога была слишком длинной, а амортизаторы достаточно мягкими, чтобы унять разбушевавшееся несогласие. Когда появились из темноты огни Скалки, я уже совсем успокоился и наблюдал за ситуацией со стороны. У меня были деньги и репутация. Да, пока немного, но это только первые шаги. Я даже прикинул план, по которому надо будет начать благоустройство своего небольшого государства. А в том, что это именно государство, я нисколько не сомневался.
Я вышел у дома Николая Алексеевича и не успел попрощаться. Дверь за мной сразу захлопнулась, а автомобиль с приятным урчанием направился дальше.
С рогатыми охранниками разговор был быстр и доходчив, так что скоро передо мной уже распахнулась белая плёнка, и удивлённый Николай Алексеевич повернулся ко мне и взглянул поверх очков.
— Я вас не ждал, Константин Андреевич. Но здравствуйте.
— И вам не хворать. Сегодня разговаривал с Главным, — поделился я новостями.
— Очень интересно. И как вам? Это же ваша первая встреча?
— Первая и, надеюсь, последняя. Неприятное впечатление у меня осталось. Говорит загадками и уверен, что его должны понимать. К тому же корчит из себя всезнайку, хотя ошибся практически во всём.
— Нисколько не сомневался, что вы останетесь недовольны. Земляне, как ни странно, никогда не испытывают к нему симпатию, потому я и предпочитаю помогать им занять выгодные позиции.
Это прозвучало так лицемерно, что захотелось уколоть его посильнее.
— И ограбить заодно?
— Константин, неужели эти кучи для вас так много значили?
— Видимо, для вас они были куда важнее.
— Всё для исследований. Топливо и многие детали найти сложнее с каждым днём, а у Зафара никогда не разбирали мусор особенно досконально.
— Может, у вас даже есть идеи, как гигаватт выработать?
— А, так вы всё же прочитали записи? Очень хорошо. И что же вы скажете о моём решении?
— Вы о том, как поступили с техниками из экспедиции? Как сделали их невольниками и заставили работать на себя? Если есть результаты, то можно подумать.
— Но результаты, увы, мизерные.
— Тогда я вообще не понимаю, зачем поступать так сурово. Не представляю, что могло вас на это толкнуть. Какие такие исследования они проводили, что вы назвали их бесполезными?
— В нашем положении любые отклонения можно было назвать бесполезными. Как бы вы поступили, если бы каждый ваш приказ воспринимался по-своему? Вы бы им сказали: «Отремонтируйте компьютер», а они через неделю пришли бы и сказали: «Мы сделали цветной принтер из чёрно-белого».
— Прям настолько по-своему? — не поверил я.
— Не совсем, конечно. Но по сути, всё было именно так. Вместо потокового накопителя они настраивали квантовый процессор, вместо определителя межмировой материи чинили генератор помех. Как с ними общаться, если у них на двоих три мнения, и какое из них правильное, сами не могут решить.
— Может, они брались за то, что казалось им важнее, — пожал я плечами.
— Я решаю, что важнее. Я присутствовал при создании первого прототипа, видел первый холостой запуск и опыты на животных. Я принимал участие в создании этого оборудования и лучше кого бы то ни было знаю, с чего надо начинать. Если бы я мог сделать сам то, что требую, уж поверьте, я бы не стал ни с кем нянчиться, — Николай Алексеевич разошёлся не на шутку, отбросил в сторону карандаш и раз за разом бил себя в грудь на каждом слове «я».
— Ладно, ладно, я понял, что вы здесь босс, — примирительно произнёс я, невольно выставив руки вперёд. — И что, вы до сих пор держите их под арестом?
— Теперь уже это их привычная жизнь. Зачем менять то, что и так устраивает?
Я был совершенно не согласен с ним, но открыто об этом говорить не хотел. Если я здесь надолго, то лучше оставить хорошие отношения хоть с одним соседом. Но от язвительного замечания я отказаться не мог:
— Действительно. Если вас всё устраивает, зачем это менять?
— Думайте, что хотите. Знал я, что плохая идея давать вам правду. Вы не способны её понять.
— Скажите лучше, что с гигаваттом делать? Должны же у вас быть намётки.
— Есть, конечно, но чувствую, вы опять ничего не поймёте, — проворчал Николай Алексеевич. — По моим предположениям, энергию для Тишины генерирует сам Главный.
— Сам? Вот этот вот вихрь? Как, интересно?
— Статическое электричество. Вы заметили, как часто в нём сверкали молнии? По моим подсчётам, мощность его достаточно велика, чтобы хватило на переход всех землян, но… — Николай Алексеевич замолчал на полуслове, явно собираясь произвести на меня впечатление.
Вот только мне уже стало настолько любопытно, что никаких пауз вытерпеть мочи не было.
— Что?
— Судя по размерам города, он вряд ли использует и четверть той мощности, на которую способен Главный. Значит, избыток куда-то расходуется.
— И вы за двенадцать лет не поняли, куда она идёт?
— А как вы себе это представляете? Схемы энергосистемы у нас нет, а сказать открыто никто не хочет.
— Короче говоря, и тут тоже затык.
— Увы, но это так. Было бы иначе, мы бы давно уже вернулись. Придётся вам смириться.
— Легко вам говорить. По крайней мере, вы сами сюда пришли. А меня никто не спрашивал.
Николай Алексеевич развёл руками и просто ответил:
— Попытайтесь начать новую жизнь. Иногда это бывает очень увлекательным занятием.
Я хмыкнул и сухо попрощался. В последнее время это случалось редко, но у меня больше не оставалось вопросов, на которые можно получить ответ. Я мог спрашивать и спрашивать, но толку от этого было мало. Всё равно знал, что услышу.
Хотя была вещь, без которой не обойтись. Я вспомнил о ней уже когда взялся за край плёнки и повернулся.
— У вас не найдётся машины до Чарки?
— Да, конечно.