Глава 7

Ночью клопы сделали из меня сытный обед. Дорвались до свежей кровушки, гады, и не унимались до самого утра. Вдобавок горбун не давал спокойно насладиться укусами. Храпел раскатисто и взахлёб, словно вырос в немощном его тельце приличного размера мегафон.

Одним словом, набраться сил мне так и не довелось. Проворочался до утра и дремал в перерывах между укусами. Рассвета не было и на этот раз, хотя теперь это не вызвало паники. Когда громкими голосами проснулся город, я встал и пнул горбуна.

— Где ж это видано… Где это слыхано… — недовольно замычал тот, поднимаясь.

— Почему до сих пор темно? — перебил его я.

— Кошмары, что ль, опять снилися? Ну, не боись, всё нормально. Пандора на месте, никуда не денется.

— Бред какой-то.

— Сам ты бред какой-то.

Мой вопрос, где можно сполоснуться или хотя бы умыться горбун принял с тупым выражением лица, а потом гулко расхохотался:

— Тебе… тебе, мож, и баньку ещё растопить?

От баньки я отказываться не стал, но с этой просьбой горбун послал меня к чёрту. Я ответил примерно тем же, хоть адрес выбрал чуть дальше.

Не прекращая переругиваться, мы собрались и покинули хижину. Горбун её называл хотелем, а женщину с оплывшим от беспробудной пьянки лицом, что встречала постояльцев за стойкой у входа — нимфой, но на самом деле это была обычная халупа из листов железа и старой фанеры. Разве что чуть больше остальных, но на этом отличия заканчивались.

— Только не говори, что до твоей Скалки мы пешком пойдём, — предупредил я, когда город остался позади, а горбун продолжал уверенно ковылять вперёд.

— Ходит тут один автобус, вот только где остановка, я запамятовал.

— Просто замечательно! — я всплеснул руками и сел на удачно подвернувшуюся на пути покрышку. — А чуть пораньше, когда мы ещё в городе были, ты об этом вспомнить не мог?

— Сейчас-сейчас, погоди, — горбун внимательно смотрел по сторонам, бережно поглаживая бороду. — Я уверен, что где-то возле этой кучи она была.

— Интересно, как ты их различаешь?

— Не часто такую красотку увидишь на верхушке, — кивнул он на гору.

Я посмотрел туда же и с удивлением обнаружил проржавевший трактор на самом пике мусорной кучи. Выглядел он внушительно. Особенно два огромных задних колеса, даже издалека казавшиеся чересчур большими. А вот держался трактор, казалось, на одном только честном слове и готов был в любой момент сорваться. На меня.

Я встал и на всякий случай, сделав вид, будто не заметил насмешек горбуна, отошёл подальше.

— Зачем его туда затащили? — спросил.

— С чего это ты решил, что его туда затаскивали? Матвеич три года голову ломал, как бы половчее его оттуда снять, это было. А вот наверх ни один дурак бы не стал такую махину подымать.

— Но ведь он как-то там оказался?

— Значит, ненужным стал. Хватит глупые вопросы спрашивать, Балда. Шёл бы лучше остановку искать.

— Как она хоть выглядит?

— Табличка такая с надписью «Пиво. Соки. Воды».

Я глянул на покрышку, где сидел минуту назад, и заметил в ней подозрительно подходящую под описание табличку.

— Это не она?

Горбун подошёл, придирчиво осмотрел находку и подтвердил, что именно она и есть.

— И где тогда твой автобус?

— А мне почём знать? Едет, видать, где-то. Подождать надобно.

Возразить мне было нечего.

Горбун уселся на покрышку и принялся ковыряться в зубах. Один его вид отозвался во мне тошнотворными позывами, так что я предпочёл уставиться на кучу и изучить её состав.

Кроме огрызков и объедков, я скоро обнаружил весьма любопытные вещи. Наручные часы с гравировкой «На юбилей любимому мужу», кассету с наклейкой из смутного знакомого мультфильма, несколько брошюр свидетелей чего-то там. Была здесь и одежда. По крайней мере, одну прорезиненную перчатку я заприметил.

Вскоре я поймал себя на том, что потянулся к потёртой кожаной барсетке с намерением открыть её и посмотреть, что внутри.

— Приплыли. Уже мусором интересуюсь, — пробубнил я.

— Чё там, нашёл чаво? — тут же напомнил о себе горбун.

— Нет. А вообще… я спросить хотел. Если, ты говоришь, вещи здесь появляются, когда о них кто-то забывает, то откуда берутся люди?

— Тьфу ты, ёлки-маталки, — усмехнулся горбун. — Такие ты странные вопросы, конечно, задаёшь. Ладно, там, детишки о таком спрашивают. А ты-то куда?

— Да я не об этом. Просто понять пытаюсь, как меня-то сюда занесло.

— Пить надо меньше и заносить никуда не будет. Знавал я одного мужичка. Так ему от смирны за неделю так крышу снесло, что он сначала напрочь всё забыл, а потом и слюни пускать начал.

— А ты сам как здесь оказался?

— Так это. Мамка меня родила, а батька по жопе ремнём уму разуму учил. Но это давно было, уж годиков сорок прошло.

— Тебе всего сорок? — удивился я. — Выглядишь на шестьдесят, если не больше.

— Слушай, холоп! — оскорбился горбун. — Ты чаво такой разговорчивый стал? Вот щас привяжу тебя покрепше, будешь знать.

Я помолчал немного, выждав, пока он успокоится, а потом опять спросил:

— А эти двое? Зафар и Колян. Это, как я понял, местные авторитетные граждане. А власть государственная где?

— Какая ещё «государственная»? Тебе Зафара, что ли, мало?

— Но ведь над ними кто-то стоит? Они же не сами по себе?

— Ну, наверное, кто-то стоит, только это не моё дело. Да и твоему носу там делать нечего. Они сами разберутся, а ты сиди себе спокойно, вещички собирай. Щас только Коляна пристрелишь, и вообще больше ни о чём можешь не думать.

— Нравится мне твоя позиция. Ничего не знаю, ничего не слышу и моя хата с краю.

— Да, с краю. Только потому я до сорока годков и дожил. А ты так молодым и помрёшь. Уж не знаю, чем ты раньше занимался, но вчера ты вляпался по уши. Я за всю жизнь столько дури не сотворил, сколько ты всего за один день.

— То есть ты не хочешь, чтобы я Коляна убивал?

— Хотеть-то я много чего хочу, да и тыща дюпонов на дороге не валяется. Вот только кается мне, что не ты его, а он тебя пристрелит, как пса шелудивого.

— Ты думал, что меня и к Зафару не пустят.

— Думал, думал. Но теперь уверен. Я тогда, может, и обшибся, но дважды не обшибался никто из моей семьи.

— Всё когда-нибудь случается в первый раз.

Горбун злобно сверкнул глазами, но выдать очередную порцию брюзжания не успел. Вдалеке, быстро приближаясь, заурчал автобус. Когда он вывернул из-за кучи, полоснув по нам яркими лучами фар, и, вальяжно покачивая кузовом, подъехал, я едва сдерживался, чтобы не засмеяться.

Таких колымаг я не видел никогда. По форме похожая на буханку, вся в жестяных заплатках и с окнами через одно заделанными фанерой. На каждой неровности автобус принимался танцевать что-то среднее между чечёткой и брейкдансом, а так как вся дорога только из неровностей и состояла, танец не прекращался ни на секунду.

— И ты уверен, что ЭТО доедет до Скалки? — недоверчиво спросил я, наблюдая за попытками горбуна влезть в салон.

— Влезет! Тьфу, заговорил. Доедет! Помоги лучше мне подняться.

Прикасаться к нему мне совсем не хотелось, но иначе посадка могла затянуться, так что я всё же решил ускорить процесс.

К счастью, внутри свободных мест было более чем достаточно. Всего четыре пассажира, не считая нас, и те рассредоточились друг от друга как можно дальше.

А за рулём сидел болезненного вида тип. С красными, будто от аллергии, глазами, в просаленной майке-алкоголичке на щуплом теле, а на голове дырявая кепка с половиной козырька. Он тощими руками обхватывал огромный руль, и это выглядело настолько комично, что я предпочёл больше в его сторону не смотреть, боясь надорвать живот от смеха.

Горбун устроился возле окна, покрытого бесчисленными трещинами и сколами, и уставился на проплывающие мимо мусорные кучи. На лице его отразилось такое счастье, что мне аж завидно стало. Я не мог понять, что в этих помоях есть прекрасного, а в темноте и вовсе всë казалось одинаковым. Так что, быстро потеряв интерес к происходящему за окном, я уставился себе на руки и погрузился в размышления о своей незавидной участи и о предстоящей работе.

Около часа мы были в пути, раскачиваясь и едва не переворачиваясь, когда автобус резко остановился.

— Крысы, — объяснил водитель и откинулся на спинку, заложив руки под голову.

Я привстал, желая увидеть, что он имел ввиду. Лучше бы этого не делал. В свете фар прямо перед автобусом нёсся поперёк дороги серый поток. Подобно бурлящему горному ручью, он стелился по всем неровностям и способен был снести любое препятствие.

Ждать пришлось долго. Мысли крутились вокруг одних и тех же тем, не отдаляясь и не меняя угол зрения. К тому же горбун засопел, лишая возможности поговорить хотя бы с ним.

Вдруг дверь автобуса открылась, и в салон поднялся человек в чёрной одежде с капюшоном на голове, скрывающим лицо от лишних глаз. Из всех свободных мест он выбрал то, что находилось рядом со мной. Сел и какое-то время шептал что-то невнятное.

Я украдкой рассматривал его, но в темноте вся его одежда сливалась в цельную черноту. Даже руки он спрятал в перчатки, и те стали неразличимы от ног.

— Я жду тебя… я жду тебя… я жду тебя… — повторял он всё громче, но всё ещё слишком тихо, чтобы понять, не послышалось ли.

— Что, прости? — переспросил я.

Человек замолк, медленно поднял голову и повернулся ко мне. Всё лицо незнакомца покрывали плотным слоем маленькие шарики, похожие на навозных мух, лишённых крыльев. С перламутровым отливом, влажно поблёскивая, они, казалось, беспрерывно двигались, и не было видно под ними ни глаз, ни носа. Только губы и тонкая полоска кожи вокруг них оставались непокрытыми.

Человеку нечем было смотреть, но я был уверен — он разглядывает меня, изучает. И когда я был готов закричать, он поднял руку и приложил указательный палец к губам.

— Я жду тебя, — повторил громко и отчётливо.

Как маленький ребёнок в ужасе перед неизвестным, я машинально потянулся к горбуну и затеребил его за плечо. Повернулся и сам буквально на секунду.

— Чаво? Ну, чаво? Дашь ты мне поспать или как? — раздалось шепелявое недовольное брюзжание.

— Ты это видишь? — спросил я, указывая на соседа.

Повернулся обратно, но понял, что указываю в пустоту. Соседнее место было свободно, а странный человек исчез, не оставив следа.

— Чаво вижу? Слушай, Балда, с головой-то у тебя точно беда, — огрызнулся горбун, устроился поудобнее и снова засопел.

А я долго ещё, даже когда автобус двинулся дальше, смотрел на пустое сидение и гадал, что это было.

Загрузка...