На дорогах Афганистана

КОНТРОЛЬНАЯ КОМИССИЯ

Со времени моего последнего пребывания в столице прошло семь месяцев. За этот период здесь произошло много перемен. Закончено наконец здание гостиницы «Кабул», в которой мы временно останавливались. Заасфальтировано несколько улиц. Штат бюро польского торгового советника увеличился почти вдвое.

Барбару в польской колонии встретили, как героиню. Проехать с двумя маленькими детьми пять суток поездом из Москвы, переправиться через Амударью и пустыню! Бедные дети! Наконец-то теперь они среди своих и устроены со всеми удобствами.

На следующий день я представился в министерстве. Меня мучило беспокойство. Информация в этой стране, насколько я успел заметить, поступала по разным каналам и в зависимости от их характера могла быть чрезвычайно разнообразной. Впрочем, это специфическая черта не только Востока.

Я был уверен, что мой вызов в Кабул связан с айбакскими неурядицами. В голову лезли мысли о будущем. Однако Матин даже не упомянул об этом, зато с уважением отозвался о моей работе и сообщил, что как человек, пользующийся доверием самого Кабир-хана, я введен в состав контрольной комиссии при министерстве. Помимо меня к работе в комиссии предполагалось привлечь двух инженеров: Бронеца из Чехословакии и Грызина из СССР. В наши задачи входил контроль над качеством и объемом работ, выполняемых подрядчиками. Нечто вроде комиссии по приему объектов. Кроме того, мы должны были производить инженерные работы в черте Кабула.

— Нас особенно радует ваше знание иностранных языков, — сказал далее Матин. — С дари дело у вас, кажется, обстоит весьма благополучно.

Я из деликатности улыбнулся и поблагодарил за оказанное мне доверие.

— Господин Броней уже на месте, и вам следует сразу же связаться с ним. Господин Грызин прибудет в течение этого месяца.

С симпатичным чехом инженером Владимиром Бронецем я познакомился во время своего последнего пребывания в Кабуле. Это был мужчина лет пятидесяти, с великолепной седеющей шевелюрой и суровым лицом службиста. Держался он просто и пользовался репутацией опытного дорожного инженера. В Афганистане находился уже более двух лет. Через несколько дней мы были с ним на «ты» и даже успели «спрыснуть» сотрудничество в контрольной комиссии великолепной чешской сливовицей.

Дальнейшее проживание в гостинице «Кабул» не отвечало моим финансовым возможностям, необходимо было срочно снять квартиру. На дверях большинства домов в районе Шаринау красовалась надпись по-английски: «to let»[26]. Европейцы жили только в этом районе, и поэтому цены на квартиры были здесь немилосердно взвинчены. Уровень оплаты зависел и от качества крыши. Железный настил при глиняных перекрытиях увеличивал стоимость квартиры вдвое. Подобную роскошь я не мог себе позволить. Наконец выбор был сделан. Дом располагался на краю участка, и все окна выходили в небольшой сад: травка, несколько кустов и деревьев.

План дома незамысловат. В одном крыле — большая гостиная с террасой, передняя и кухня. Пол террасы и гостиной выложен неодинаковыми по форме, отшлифованными мраморными плитками. Доступ в другое крыло дома имела лишь семья хозяина. Там были две солнечные комнаты с деревянным полом, лабиринт коридорчиков и маленький, заросший виноградом дворик, который создавал атмосферу уюта и интимности. Истинная достопримечательность этой части дома — настоящая, выложенная кафелем ванная комната.

В стене, отделявшей гостиную от крыла, где помещались спальни, помимо завешенной портьерой двери имелось «тюремное» окошечко с узорчатой деревянной решеткой. Через него можно было наблюдать, что Делается в гостиной, человек же, находящийся у окна в темной комнате, оставался невидимым. В такие окошечки девушки рассматривали женихов, женщины подслушивали разговоры мужчин. Являясь своего рода шедеврами кустарного мастерства, окна эти очень высоко ценятся на западноевропейских рынках. Стоимость их достигает нескольких сот долларов.

Нашему окончательному выбору в немалой степени способствовала семья хозяина, состоящая из главы дома — милейшего банковского служащего, его жены — черноокой, черноволосой упитанной женщины, трех дочерей в возрасте четырнадцати, шестнадцати, восемнадцати лет и десятилетнего мальчика.

Уступив нам дом, сами они переселились в одноэтажное строение по соседству. Жена хозяина и его дочери — Мириам, Гуль, Фатима — окружили нас теплом и вниманием, считали почти членами семьи; изоляция женщин здесь уже отжила свое. В быту местные женщины и девушки нисколько не отличались, по моим наблюдениям, от наших. Они так же смеялись, шутили, сплетничали, бранили прислугу, подтрунивали друг над другом, играли в карты и жаловались на жизнь. Потом я встречал их на улицах (разумеется, в темных очках) и в кино, порой в обществе невероятно важных или, наоборот, робких юношей. Эмансипация сдвинулась с мертвой точки. Лишь веселая и добродушная наша хозяйка покачивала головой, осуждая новые порядки.

Однажды у нас с ней вышел такой разговор.

— Ханум, — спросил я, — правда ли, что раньше девушка совсем не участвовала в выборе жениха?

— Это не совсем так. Отец и мать очень любят своих детей и хотят, чтобы они были счастливы. Так же, как и у вас. Чаще всего родители считаются с желанием дочерей, которые сами выбирают себе мужей из тех, кто бывает в доме Задача родителей — приглашать нужных людей.

— Все это хорошо, но разве любовь не имеет у вас прав на существование?

Моя собеседница возмутилась:

— Как это — не имеет? Молодой человек знает свою будущую жену по рассказам матери, сестер. Любит еще не видя. Представляет ее себе, поет ей песни. Он знает, что в доме родителей невесты она его уже видела. И хотя беседует, поет, мысленно он с ней. Ему слышится порой ее полос или смех. Он думает о ней по ночам. Да разве для того чтобы полюбить женщину, надо непременно увидеть ее нагой? Все ли ваши браки счастливые, хотя вы и знаете друг друга до свадьбы, часто даже слишком близко? И все ли браки у вас заключаются по любви?

— Хм, действительно, бывает по-разному. Но у вас молодых девушек часто выдают за стариков, порой не однажды женатых в прошлом. Они и в этих случаях бывают счастливы?

— Саиб, я прочла много французских книжек, в которых молодые девушки — любовницы пожилых, женатых людей. Это приводит часто к семейным конфликтам, считается злом, но тем не менее это факт. Такова жизнь, и вы напрасно обманываете сами себя. Разве наши обычаи не более честные? Мужчина, которому мало одной жены, берет себе вторую, третью, четвертую… У вас он заводит любовниц.

— Но как же терпят жены?

— Редко случается, чтобы жены ссорились из-за мужа. В чем виноваты друг перед другом эти женщины? Разве они не могут быть подругами? Разве старшая не может опекать младшую, а младшая — уважать старшую? Я уверена, что у нас не меньше моногамных семей, чем у вас таких, в которых мужья не изменяют женам. Разве не случается у вас, что один мужчина любит сразу двух женщин?

— Случается. Но возникает еще вопрос: а справедливо ли такое положение, при котором мужчина может иметь несколько жен, а женщина всего только одного мужа?

В разговор вмешался хозяин, который до сих пор молча слушал, о чем мы говорили.

— Но ведь мужчина не может родить ребенка и выкормить его грудью? Следовательно, равенства нет, мужчина — это мужчина, женщина — это женщина. Одному — быть королем или князем, другому — водоносом. Один является на свет божий во дворце, другой — в пастушьем шалаше. Так устроен мир, саиб.

Не желая затягивать и обострять беседу, я предложил сделать снимки всей семьи.

В Афганистане любят фотографироваться. Хозяин пошел за дочками, хозяйка же воспользовалась моментом, чтобы лишний раз поддеть меня.

— Саиб, разве могла бы женщина уважать мужчину, который делит ее с другим? А что чувствовал бы ребенок, у которого два отца? — спросила она тихим голосом.

К счастью, отвечать мне не пришлось. Прибежали развеселившиеся девушки. Я стал фотографировать, но был, вероятно, несколько рассеян — все размышлял по поводу недавнего разговора. Хозяин заметил это и, улыбнувшись, шепнул мне:

— Не принимайте близко к сердцу, саиб. За нами старина. Теперь новые времена, и к ним надо применяться.

Я кивнул толовой и ответил ему улыбкой.

Несколько дней спустя у меня состоялась еще одна подобная беседа. Я возвращался с работы, у калитки мне встретились старшие дочки хозяина.

— Это правда, саиб, что женщины у вас могут иметь двух мужей? — спросили они и фыркнули, как по команде.

— Глупости! — буркнул я и поспешно вошел в сад.

У меня за спиной все еще звучал переливистый смех девушек.

В начале марта приехал Бронек с женой. Мы уступили им одно крыло нашего дома. Бронек хотел возвратиться в Польшу до завершения срока контракта. После моего отъезда в Кабул деление на две группы стало невозможно, а следовательно, отпадал переезд из Айбака в Баглан. Позже оказалось, что покинуть этот прелестный уголок совсем не так просто. После длительных хлопот Бронек получил наконец разрешение переехать в Кабул, и через месяц мы провожали своих милых друзей на родину.