Глава 18

Сегодня! Уже сегодня Валтор покинет Храм. Покинет, чтобы никогда не вернуться. Нармин несколько раз пыталась поговорить с королем после того ужасного момента, когда он услышал их разговор с владычицей. Но король намеренно избегал ее, а однажды откровенно заявил, что им не о чем говорить и все, что Нармин может сказать, он уже слышал. Все это терзало девушку, причиняя страшную душевную боль. Она разрывалась между жалостью и ненавистью к себе. Как она сможет дальше жить, если Валтор уедет, так и не простив ее?

И вот настал последний день, последняя возможность что-то исправить. Нармин стояла во дворе Храма рядом с владычицей и другими старшими жрицами, вышедшими проводить короля и его невесту. Холодный, почти зимний ветер продувал насквозь. Пожилые жрицы кутались в плащи и наверняка завидовали младшим жрицам и послушницам, не удостоившимся чести лично провожать короля и избранную и теперь толпившимся у окон. А Нармин не замечала холода и ветра. От волнения ей было жарко. Владычица временами обращалась к ней, но девушка отвечала кратко и порой невпопад.

— Дитя мое, твои мысли далеко, — Лавинтия покачала головой. — Я даже знаю, с кем они, и не виню тебя. И все-таки…

— Владычица, прошу, позвольте мне поговорить с ним наедине! — Нармин говорила шепотом, незачем всем вокруг знать о ее тайнах.

— Что ж, думаю, это возможно, — после короткого размышления кивнула Лавинтия. — Почему бы и нет? После официального прощания я уведу старших жриц, а ты можешь остаться и обсудить с Валтором Дайрийским, что пожелаешь. Если, конечно, он захочет говорить с тобой, — безжалостно добавила она.

И вот наконец Валтор с Лотэссой вышли. Во время церемониальных прощаний с владычицей и жрицами король то и дело заботливо поправлял на невесте теплый плащ или накидывал ей на голову широкий отороченный мехом капюшон, который снова и снова срывало ветром. Эти незначительные, казалось бы, жесты причиняли Нармин почти физическую боль. Лавинтия произносила нескончаемые, полные пафоса речи в своей обычной манере. Сейчас, когда Нармин жаждала поскорее остаться с королем наедине, это было особенно невыносимо. Хотя какое там «наедине», когда рядом будет неотвязно маячить Лотэсса Линсар. Но тут уж ничего не поделаешь.

Наконец владычица в сопровождении старших жриц величаво уплыла в направлении Храма, а Нармин осталась стоять, ловя на себя взгляды то и дело оборачивающихся служительниц Маритэ. Понятное дело, из окон за ними наблюдало еще больше глаз. Но это не важно. Вообще ничего не важно, кроме короля, который сейчас совсем близко, но даже не смотрит в сторону Нармин.

Валтор подсадил Лотэссу в седло и поставил ногу в стремя, готовясь вскочить на коня.

— Ваше величество, постойте! — взмолилась Нармин.

Валтор пару мгновений колебался, а затем освободил ногу из стремени и обернулся.

— Почему вы не ушли со всеми, Нармин? Разве получаса мало для прощальной церемонии?

— Для церемонии — слишком много, но мне нужно поговорить с вами просто… по-человечески, — она запнулась и умолкла.

— Да ну? — губы короля изогнулись в недоброй усмешке.

— Пожалуйста, ваше величество, выслушайте меня! — Нармин понимала, что выглядит жалко.

— Хорошо, Нармин, но постарайтесь быть краткой.

— Я хотела просить прощения у вас и эньи Лотэссы, — последние слова дались жрице с трудом, но она заставила себя посмотреть на Лотэссу.

Та с удивлением воззрилась на Нармин сверху вниз, явно не понимая, о чем речь. Зато Валтор отлично понял, и по весьма красноречивому выражению его лица Нармин догадалась, что лучше не продолжать тему. Король бесцеремонно схватил девушку под локоть, уволакивая, надо полагать, подальше от драгоценной Лотэссы.

— Я понимаю ваше желание облегчить свою совесть, но если энья Лотэсса узнает о том… — он запнулся.

— Не узнает, — поспешила заверить Нармин. — Все, чего я хочу, это чтоб вы меня простили!

— Нармин, — после недолгого молчания начал он. — Невольно я стал свидетелем ваших излияний перед Лавинтией. Теперь я знаю, о… чувствах, которые вы испытываете ко мне. В свете этого мне стали понятны многие ваши поступки. Ваши чувства объясняют ваше порой недостойное поведение, но не оправдывают его. Про ваши с владычицей планы на меня я даже не хочу говорить, они омерзительны и безумны.

— Умоляю, ваше величество, простите!

— Что ж. Ваше раскаяние, если оно искреннее, вынуждает меня смирить негодование и простить вас. Надеюсь, теперь у вас хватит благоразумия выкинуть из головы все эти глупости?

— Но это не глупости! — Нармин тут же пожалела о вырвавшихся словах, хоть и понимала, что смолчать выше ее сил.

— Вы правы, — он неожиданно кивнул. — Влюбиться в короля — это не глупости, это безумие. А строить планы на его будущее после смерти королевы — еще и подлость.

— Я раскаиваюсь в том, что вы считаете подлостью, но не в том, что чувствую к вам. Да, мечтать занять место подле вас — страшная ошибка, за которую я жестоко поплатилась. Но не любовь к вам! Я буду любить вас до последнего вздоха, даже если никогда больше не увижу…

— Скорее всего, не увидите, — прервал ее Валтор. — Вам лучше забыть обо мне, Нармин. Впрочем, как знаете. Прощайте!

Он развернулся и вновь направился к лошади.

— Валтор! Ваше величество, стойте! — она бросилась за королем, роняя достоинство на глазах у тех, кто наверняка наблюдал за ней из окон.

— Что еще? — он и не думал скрывать недовольство.

— Могу я проводить вас до Торойи — ближайшего городка?

Изначально Нармин вовсе не планировала напрашиваться к королю в спутницы, но сейчас поняла, что просто не в силах его отпустить. Особенно после столь холодного прощания. Вот если бы Валтор тепло с ней простился, на сердце бы полегчало, и она, скорее всего, смогла бы смириться с тем, что он уезжает. А теперь девушке казалось, что еще несколько часов в обществе любимого помогут сгладить отчуждение, и они расстанутся добрыми друзьями.

— Не думаю, что это хорошая идея, — отозвался король. — Во-первых, мы не нуждаемся в провожатых. Во-вторых, вы, насколько я помню, не умеете ездить верхом.

— Но я могла бы поехать с вами.

Показаться навязчивой не так уж страшно, когда нечего терять.

— А обратно?

— Если честно, Торойя — мой родной город. Там живут мои родители. Мы очень редко видимся. Я хотела воспользоваться возможностью увидеть их и немного погостить доме, где провела детство. Служение Маритэ — дело моей жизни, но я скучаю по родным. А обратно за мной пришлют кого-нибудь из храмовой прислуги с повозкой.

Нармин говорила правду, но только отчасти. В Торойе действительно жили ее родители, но она вовсе по ним не скучала. Виделась с ними раз в год, а то и реже, почитая эту обязанность скорее тягостной, чем приятной. Но сейчас, изображая дочернюю преданность, можно вызвать сочувствие короля.

Расчеты Нармин оправдались.

— Хорошо, мы сопроводим вас до Торойи и там расстанемся.

Валтор обхватил Нармин за талию и усадил на своего коня, а затем сам вскочил в седло. Девушка мимоходом заметила, как недовольная гримаса исказила лицо Лотэссы. Неужели ревнует жениха к ней, Нармин? Знала бы высокородная энья, укравшая сердце короля, как самой Нармин ненавистно ее общество, как бы хотелось провести эти последние часы с Валтором наедине. Но лучше уж так, в компании проклятой соперницы, чем расстаться с любимым прямо сейчас.

Валтор слегка придерживал Нармин за талию — жаль, что не так крепко, как в тот день, когда они ехали к ведьме. Теперь король не торопился, драгоценная Лотэсса была рядом. Она, конечно, умирает, но в этот раз бешеной скачкой ее смерть не остановить.

Лишь когда они выехали за ворота и отъехали на приличное расстояние от Храма, Нармин поняла, что забыла предупредить о своем отъезде владычицу и дать распоряжения о том, чтоб ее забрали из Торойи. Ничего, пошлет кого-нибудь в Храм с весточкой или попросит кого-нибудь из соседей доставить ее в Храм. Местные будут рады услужить старшей жрице. В Торойе, как и во всех окрестных городах и селениях, жриц почитали не в пример остальным краям Элара.

Валтор молчал, Лотэсса тоже, а Нармин ужасно много нужно было сказать королю, но она не решалась прервать это тягостное молчание. С одной стороны, не очень-то приятно изливать душу любимому мужчине в присутствии соперницы, с другой — она обещала избегать всех тем, хоть как-то связанных с болезнью королевской невесты. То ли Валтору тоже надоела давящая тишина, то ли он просто сжалился над Нармин, но король решил прервать затянувшееся молчание.

— Тяжело было расставаться с родителями, когда вас отдавали в Храм? Сколько вам тогда было?

— Мне было восемь, — Нармин с благодарностью ухватилась за предложенную тему. — Конечно, тяжело покидать дом, вверяя себя незнакомым женщинам. Хотя в наших краях служительницы Маритэ пользуются большим уважением и я даже тогда понимала, какая мне выпала честь, поначалу все равно очень скучала по дому и родителям. А потом меня полностью захватила жизнь в Храме.

— Да уж, — фыркнула Лотэсса, соизволившая присоединиться к разговору. — Жизнь в Храме чрезвычайно захватывающая. По мне, там скорее можно помереть со скуки.

— Не вам так говорить! — вскинулась Нармин. — В вас открылся величайший дар, сама Маритэ явилась вам! И после этого вы почитаете наше служение скучным? Это настоящие чудеса, о которых за пределами Храма никто и помыслить не может!

— Чего-чего, а чудес я за последние месяцы насмотрелась куда больше, чем хотелось бы. Большую часть из них — за пределами вашего Храма. Так что собственная способность залечивать раны или интересный сон с Богиней не так уж и впечатляют.

— Но разве не ради этого сна вы отправились в путь?

— Я уже готова отправиться куда угодно, хоть к Изгою в гости, лишь бы подальше от вашего Храма и его захватывающей жизни.

Пока девушки обменивались репликами, исполненными взаимной неприязни, король молчал. Обернувшись, Нармин заметила на его лице легкую насмешливую улыбку. Она вновь замолчала, на этот раз обиженно. Впрочем, обижаться на Валтора с Лотэссой не имело никакого смысла, они явно не испытывали угрызений совести и, похоже, вообще не обращали внимания на спутницу. Теперь они разговаривали между собой.

— После Торойи нам не встретится ни одного селения до самой ночи, если верить картам. Думаю, стоит остановиться здесь и поесть.

— Я не голодна, — отозвалась Лотэсса. — К тому же, сейчас слишком рано для обеда.

— Зато потом нам просто негде будет поесть.

— Ну и пусть.

Нармин захотелось закатить капризной аристократке оплеуху. А Валтор вместо того, чтобы разозлиться, с тревогой всматривался в лицо нареченной. Наверняка связывает отсутствие у Лотэссы аппетита с ее смертельным недугом.

— Вы могли бы остановиться в моем доме, — внезапная мысль привела Нармин в восторг. — Такая честь для моих родителей!

Лотэсса тут же состроила недовольную мину, а король покачал головой.

— Не думаю, что это хорошая идея, Нармин. Не стоит смущать ваших родителей неожиданным визитом монаршей четы.

Последнее слово больно резануло по слуху и сердцу девушки. Они ведь еще не женаты! Нармин взглянула на короля, и ей почудилось, что его зеленые глаза вспыхнули ехидным, мстительным блеском.

Девушка вздохнула, настаивать было бессмысленно. Еще совсем немного и покажутся окраины Торойи. Оказывается, верхом туда можно добраться куда быстрее, чем в повозке. Путь близится к концу, а она так и не сказала самого важного. Тянуть дальше просто невозможно.

— Ваше величество, — торжественно начала Нармин. — Вы должна знать, что моя преданность вам безгранична так же, как и преданность Маритэ.

— Не думаю, что Богине это понравится, — усмехнулся король. — Особенно учитывая, что она, похоже, все-таки существует на самом деле.

Ну вот, опять! Она раскрывает душу, а он ехидничает. И Лотэсса еще противно улыбается удачной шутке жениха, а тот улыбается в ответ. Это просто невыносимо!

— Вы не понимаете, как дороги мне! — в отчаянии восклицает Нармин. — Я умру за вас!

У Лотэссы округлились глаза и, как ни странно, в них даже мелькнуло что-то, похожее на сочувствие. А Валтор нахмурился.

— Это совсем лишнее. Я, безусловно, ценю ваши верноподданнические чувства, но не стоит умирать за меня, Нармин.

Непрошенные слезы наполнили глаза и потекли по щекам, оставляя мокрые дорожки, холодные от порывов резкого осеннего ветра.

— Так не годится, — неожиданно сказала Лотэсса, в голосе ее звучала укоризна. — Нармин, не принимайте все так близко к сердцу, его величество просто в дурном расположении духа.

Меньше всего на свете Нармин хотела утешений от ненавистной соперницы. Зато слова Лотэссы произвели впечатление на Валтора. Он развернул лицо девушки к себе, касаясь ладонью ее щеки. Руки короля были в перчатках, но даже такое прикосновение вмиг наполнило сердце Нармин теплом и радостью. Особенно когда король принялся большим пальцем утирать ее слезы.

— Я не хотел расстроить вас, Нармин, простите мою резкость, — голос теперь звучал мягко. Как бы она хотела слышать в нем нежность, хотя, скорее всего, это просто сочувствие.

Вместо того, чтобы успокоиться, Нармин расплакалась еще сильнее. Валтор дернул поводья, останавливая лошадь, соскочил и снял девушку. Она отворачивалась, пряча заплаканное лицо, в надежде, что король вновь коснется ее щеки или подбородка, чтоб заглянуть в глаза. Но дальше его величество решил обходиться только словами.

— Право же, я раскаиваюсь в своих словах и тоне. Нармин, успокойтесь, прошу вас.

Вот будь на ее месте плачущая Лотэсса, Валтор наверняка обнимал бы ее, гладил по голове и… Представив эту картину, Нармин разрыдалась еще горше.

— Как вы не понимаете, — всхлипывала она. — Я ведь…

Тут Лотэсса издала какой-то странный звук. Наверное, засмеялась, хотя больше это походило на сдавленный крик.

— Она ведь любит тебя, король, — раздался сбоку шипящий голос, который жрица порой слышала в страшных снах.

Валтор мгновенно развернулся, закрывая собой Нармин. В тот же миг он резко дернул Лотэссу, притягивая к себе.

— Хочешь защитить их обеих? — змеехвостый демон, целый и невредимый, ухмылялся своими тонкими бескровными губами. — Но все мы знаем, кого ты выберешь. Не ту, что любит тебя, а ту, что ненавидит.

— Я не отдам тебе ни одну из них, тварь!

— Можно подумать, я спрошу твоего разрешения. Я беру то, что мне нужно.

— Тебе нужна Лотэсса! — выкрикнула Нармин. — Возьми ее! Оставь короля в покое!

Валтор развернулся и с размаху ударил Нармин по щеке. Лотэсса вздрогнула, словно ударили ее.

— Не стоит ссориться со своими женщинами, король, — прошипело чудовище. — А ты, жрица, пойми: я не торгуюсь. Пожалуй, тебя я убью первой. Но твое желание исполнится: Лотэссу я тоже убью. Не сразу, — теперь он, похоже, обращался только к Валтору. — Твоя невеста будет умирать долго и мучительно, король, чтоб твоя ненависть ко мне стала безграничной.

— Я и так ненавижу тебя достаточно сильно!

— О, ты даже не представляешь, насколько сильно можно ненавидеть! — в ужасном голосе твари послышалось сладострастие.

Неожиданно змеехвостое чудовище оказалось позади них. Король резко развернулся и вновь задвинул Нармин за спину, а Лотэссу крепко прижал к себе. Нармин и представить не могла, что даже в такую минуту может ревновать и завидовать. Свободной рукой Валтор торопливо расстегивал пряжку плаща.

— Собираешь драться, король? Оставь эту пустую затею. Разве ты не помнишь, как было в прошлый раз? А ведь теперь у твоей прекрасной невесты нет кольца моего господина. Вас ничто не спасет. Впрочем, тогда тебе было рано умирать. Зато сейчас от твоей смерти будет куда больше пользы, чем от жизни. Ты покинул захваченную столицу, и там расцвели страх, ненависть и боль. Умри же с осознанием, что предал целый народ ради одной женщины, но и ее не смог спасти!

Чудовище рассмеялось своим жутким смехом — сухим и шипящим, от которого холодело тело и замирало сердце. Нармин не видела лица короля, но как будто чувствовала его боль и отчаяние. Ужасное создание и словами ранило не хуже, чем когтями и магией. Неужели она, Нармин, ничего не сможет сделать, чтоб спасти любимого? Разве не служит она Богине, чья сила и власть безграничны?

— Маритэ! — воскликнула девушка, выступая из-за спины Валтора. — Спаси нас! Пусть твой свет защитит от создания тьмы твою избранницу и лучшего из людей!

— Смешная, глупая жрица! — одним движением тварь оказалась рядом с ней. — Твоя богиня бессильна, она больше ничего не решает в этом мире. Не проси ее помощи.

Нармин удивилась, что больше не чувствует страха. Жрица знала, что Богиня услышала зов, иначе чем объяснить переполнявшую ее уверенность и сознание собственной силы? Когда Нармин доводилось исцелять других, перед глазами иногда появлялась бледно-голубая дымка. Теперь же мир вокруг девушки наполнился голубым туманом. Туман обволакивал, обвивал щупальцами змеехвостое чудовище. Но, казалось, никто, кроме жрицы, не замечал его.

— Ты больше не боишься? — служитель Изгоя выглядел удивленным. — Хотя мне это не важно. Я все равно могу убить тебя, хоть твои страх и ненависть, увы, и не достанутся моему повелителю. Жаль, но на что-то твоя Богиня все-таки способна.

— Ты даже не представляешь, на что она способна!

Голубой туман клубился все сильнее, закручивался в вихри, теперь он был похож на метель, состоящую из тысяч снежинок. И такая же метель бушевала внутри жрицы, наполняя ее силой, в которой растворялась без остатка прежняя слабая девушка с ее смешными страстями и жалким себялюбием. Нармин знала, что в этот миг она сильнее владычицы Лавинтии, не говоря уже об избранной, которая сейчас беспомощно жалась к своему жениху. Но внезапное могущество казалось несовместимым с прежней гордыней и амбициями. Нармин перестала быть собой, теперь она была лишь жрицей Маритэ, выполнявшей волю своей Богини.

Изгоев слуга не видел голубой пурги, в центре которой оказался, но что-то он почувствовал. Он рванулся к Нармин, но не смог достать ее ни когтями, ни хвостом. После нескольких попыток тварь сменила тактику и бросилась к королю с Лотэссой. Но и до них змеехвостый не смог дотянуться, словно был заперт в снежном голубом коконе. Метель вилась веретеном, затягивалась вокруг чудовища паутиной, заставляя дергаться на одном месте, сковывая движения. Демон бесновался в плену невидимой, но неумолимой стихии. И без того страшные черты его, искаженные бессильной злобой, выглядели еще ужаснее, а из горла вырывалась жуткая смесь рычания с шипением.

— Будь ты проклята! — чудовище последний раз рванулось в отчаянной попытке дотянуться до Нармин и исчезло.

Еще какое-то время девушка стояла с простертыми руками, повелевая голубыми вихрями. Но метель постепенно успокаивалась, а вместе с ней таяла и сила. Не только заемное могущество, но и собственные душевные и телесные силы Нармин покидали ее. В отчаянной попытке спасти любимого она отдала больше, чем имела. Но он спасен! А кроме этого ничего не важно.

Нармин уже не чувствовала своего тела. Ноги подкосились, но она поняла это только потому, что оказавшийся рядом Валтор подхватил ее и бережно уложил на землю, пристроив голову девушки у себя на коленях. В глазах короля, устремленных на нее, читались тревога и боль. Где-то рядом тихонько всхлипывала Лотэсса, но в кои-то веки внимание Валтора было полностью отдано Нармин, только ей одной.

— Вы спасли нам жизнь! — голос короля звучал глухо и прерывался от волнения.

— Я же говорила, что умру за вас, — она попробовала улыбнуться.

— Но вы не должны умирать! — с мукой в голосе воскликнул Валтор.

Как объяснить ему то, чего она и сама не понимала, скорее, просто знала? Не имея сил для борьбы с порождением тьмы, ей пришлось обратить в эту силу саму себя. Эти голубые вихри, теперь лениво кружащие в воздухе редкими снежинками, были сотканы из нее — из ее души, чаяний, страстей. Вся отведенная ей жизненная сила была потрачена на одну короткую битву. Но ей не жаль, она никогда еще не была так уверена в том, что все сделала правильно. Чего стоила бы ее жизнь в вечной разлуке с любимым? Но умереть, чтобы он жил, разом искупив все грехи, послужив планам Маритэ, — это ли не есть высший смысл? Ей было так спокойно, почти хорошо, только холодно и мучительно хотелось закрыть глаза и уснуть. Но пока не время, еще несколько мгновений…

— Валтор, — какое блаженство называть его по имени, тем более на «ваше величество» просто не хватило бы сил. — Обещайте помнить меня.

— Разве я смогу забыть вас?!

— И, пожалуйста, любите меня хоть немного.

— Я всегда буду любить вас, Нармин! — он склонился над ней и коснулся поцелуем сначала лба, а затем губ.

Как хорошо! Пусть она уже не чувствует его прикосновений, но она наконец счастлива. Сейчас Валтор принадлежит только ей. А кроме «сейчас» ничего не существует. Так будет всегда. Вечный голубой снегопад и взгляд любимых глаз, обращенных на нее с печалью и нежностью. А теперь спать, спать…

Загрузка...