На меже меж Голосом и Эхом. Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян

Iris Bäcker (Bochum – Moskau) Walter Benjamins “Moskau” als Vorbote seiner “Berliner Kindheit”

Москве я обязана прежде всего тем, что начала ухватывать в своей родной культуре нечто такое, что ранее было скрыто от моих глаз. Этот новый взгляд пришел ко мне благодаря во многом Татьяне Владимировне Цивьян. Знакомство с Татьяной Владимировной, длящееся уже более двадцати лет, обернулось для меня тем, что русская культура стала мне более близкой во всей, однако, ее чужеродности, и, наоборот, родная мне немецкая культура, которая представлялась прежде совершенно естественной, потеряла отчасти свою естественную естественность. Это непроизвольное отстранение от собственной культуры, задававшее теперь новую познавательную позицию, явилось для меня, так же как и для самого Беньямина, «самым несомненным, – говоря его словами, – прибытком пребывания в России». Именно эта позиция определила всю стратегию повествования его Берлинского детства . И если кто-то захочет пережить вслед за мной приключения рефлектирующей мысли Беньямина без риска упустить ее исключительно самобытный характер, то лучше всего это проделать, конечно же, на языке оригинала, которым так блестяще владеет Татьяна Владимировна.

Der Titel meines Beitrags verweist auf einen Zusammenhang zwischen Walter Benjamins Moskau-Erfahrung (soweit sich diese aus dem Moskauer Tagebuch (1926/1927) und dem Essay “Moskau” (1927) rekonstruieren lässt) und dem Erinnerungsbuch an die Berliner Kindheit um neunzehnhundert (1932—1938). Die Konstellation Moskau – Berlin mag überraschen, da Benjamins Berliner Kindheit traditionell als Fortsetzung der um das Berlin seiner Kindheit zentrierten Texte gelesen wird – beginnend mit den sechs kleinen Texten, die sich unter dem Titel “Vergrößerungen” in der Einbahnstraße (1928) finden, über die Rundfunkgeschichten für Kinder (1929—1932) bis hin zur Berliner Chronik (1932). Eine solche textkritische Lektüre der Berlin-Texte ist durchaus legitim, ja produktiv, da sie die fortschreitende Verdichtung der Benjaminschen Erinnerungen bis hin zur “Auszehrung des Faktischen” verfolgt. [178] Mindestens ebenso sehr lohnt sich indes ein (auf die spätere Berliner Kindheit bezogener) Rückblick auf Benjamins Moskau-Texte, klingt doch hier das Thema “Kindheit” bereits an. Dabei hat man es nicht nur mit einem thematischen Gleichklang zwischen den Moskau– und den Berlin-Texten zu tun, [179] sondern auch mit einem textgenetischen Zusammenhang. Gerade in den Moskau-Texten geben sich die Vorzeichen jener Erzählstrategie zu erkennen, die dann für die Berliner Kindheit konstitutiv werden wird. Eben davon handelt das Folgende.