На меже меж Голосом и Эхом. Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян

Державин, как мы видим, настойчиво возвращается к шутам. Екатерина у Державина не желает, чтобы ее развлекали на манер Анны Иоанновны, она предпочитает другой род веселья – шуточные татарские песни. При этом, однако, Державин называет себя «дураком», то есть в какой-то мере соотносит себя с шутами Анны. О причине, побудившей Державина строить такие сопоставления, с определенностью судить трудно, можно осторожно предположить, что их породил какой-то устный отзыв Екатерины. Вполне вероятно, что этот отзыв вызвала комическая несообразность «благодарственных» писем Державина Дашковой и Безбородко (а они, как уже говорилось, должны были быть известны Екатерине). Как мы увидим далее, эта тематика прямо ведет к продолжению диалога между Екатериной и Державиным на страницах «Собеседника».

«Видение мурзы», как уже было сказано, не было закончено, а в том варианте, в каком оно появилось в печати, с опозданием на десятилетие и вне контекста «Собеседника», стихотворение легко прочитывалось как ответ литературным критикам (именно так его и рассматривают исследователи). Вместо него в 1783 г. во второй книжке «Собеседника» явилась короткая и нейтральная «Благодарность Фелице». Это – календарное стихотворение, оно было напечатано 24 июня 1783 г. и написано определенно на солнцестояние: из пяти строф, приблизительно половина посвящена описанию восхода солнца. Восход солнца должен был знаменовать восшествие на престол императрицы, к восшествию Екатерины на престол, которое праздновалось ежегодно 28 июня, стихотворение и было подгадано. В строфах же, обращенных к Екатерине, Державин пишет:

То есть тут уже и речи нет ни о «Рафаэле», ни о судьбе, которая «бросила в мешочек два жребия». Молчание императрицы определенно отрезвило автора «Фелицы». Державин, видимо, полагал, что угадал причину молчания императрицы: сначала дело, потом поэзия. И Державин готов следовать предписаниям Екатерины.