На моих условиях (СИ)

Глава 35

Уткнувшись лбом в крепкую грудь, я жадно вдыхаю в себя знакомый запах, ощущая как тело медленно, но неумолимо наливается сладкой истомой. Максим Андреев пахнет как искушение, как жизненная необходимость и как дом, который я даже не надеялась обрести вновь, и моя бескомпромиссная тяга к нему абсолютно несовместима со здравым смыслом.

Я не сопротивляюсь, когда он обнимает меня за плечи и притягивает к себе, не стесняясь демонстрировать откровенную физическую реакцию своего тела на мою близость. Мне остается лишь судорожно дышать, ощущая характерное давление внизу живота, и беспомощно цепляться за его рубашку.

Глупо и дальше притворяться, что меня не трогает та бескомпромиссная сила, мужественность, естественная чувственность, проявление которой не требует от Максима никаких усилий. Несмотря на все причины, по которым нельзя было поддаваться его очарованию, мне не удалось остаться равнодушной: здесь и сейчас находиться в объятиях мужа важнее того, по каким неправильным причинам мы вообще оказались рядом.

— Скучала?

Наши глаза встречаются. Смущение обжигает мои щеки. Признание замирает на губах. Может быть, я скучала, но разве можно спрашивать меня об этом вот так, в лоб?

— А ты?

Низкий смех Максима прокатывается по позвоночнику, рассыпаясь мурашками по предплечьям и затылку. Он берет мое лицо в ладони, нежно поглаживая щеки подушечками больших пальцев. Потом уверенно прижимается к моим губам, на долю секунды проникая языком в глубину рта.

— Каждый вечер, положив трубку после разговора с тобой, хотел сорваться обратно в Москву, — его мягкое признание звучит почти буднично, словно он не осознает, какое воздействие эти слова окажут на мое глупое сердце.

— Правда?

Вместо ответа Максим запускает пальцы в мои волосы и сталкивает наши рты. Мой глухой стон, сигнализирующий о полной капитуляции, гаснет где-то в горле. Пальцы рефлекторно сжимаются, комкая хлопчатобумажную ткань рубашки. Грудь наливается тяжестью, которая стремительно спускается к бедрам.

С губ Максима срывается низкий звук, похожий на утробное рычание. Внезапно он подхватывает меня на руки и, не прекращая терзать мои губы, уверенно несет в спальню.

Все происходит настолько естественно, что я, несмотря на всю свою неопытность, не успеваю даже смутиться. Растворяюсь среди поцелуев и прикосновений, теряюсь между нежностью и напором. Жесткость щетины, царапающей кожу, влажные прикосновения языка, скользящего вдоль шеи к груди, жар дыхания, тяжесть тела, лихорадочная порывистость движений. Я даже не представляла, что секс может быть таким — всепоглощающим, требовательным, и в то же время бесконечно чувственным, заслоняющим собой все остальное.

На этот раз боли нет. Инстинктивно я ее жду, но вместо этого на меня обрушивается ураган страсти. Каждое прикосновение опытных рук усиливает лихорадочный ответ тела — оно выгибается, дрожит, подчиняется какому-то естественному ритму, незнакомому мне раньше. Я всхлипываю и задыхаюсь, потрясенная жгучей потребностью организма в разрядке.

— Хочу… Еще, — вырывается из горла вместе с низким стоном.

Запустив пальцы в жесткие волосы Максима на затылке, я притягиваю его лицо и сама нахожу его губы. Мои бедра и плечи вжимаются в матрас, спина выгибается, в попытке теснее прижаться к крепкому мужскому телу. Сердце гулкими толчками разгоняет кровь, отдаваясь монотонным грохотом в ушах, кожа становится влажной.

Я чувствую себя одновременно придавленной и окрыленной силой собственного желания. Пожар внутри становится нестерпимым, тело словно больше мне не принадлежит, а напряжение достигает апогея — и тогда меня как куклу бросает в пропасть, а темнота под закрытыми веками раскрашивается во все оттенки радуги.

После того, как все остается позади, мы долго лежим в тишине, нарушаемой лишь нашим дыханием, которое становится все ровнее и тише. И никто не делает попытки заговорить.

Так вот как это бывает, думаю я, дрейфуя в сонной усталости. Неужели это именно то, о чем пишут в книгах? Взрывной коктейль эмоций — противоречивых, сильных, в чем-то даже пугающих — это то, что испытывают миллионы людей ежедневно, занимаясь любовью? Мне не верится, что все это — не единичное волшебство, а обыденность, к которой со временем привыкаешь. Неужели, это просто физиология и так происходит у всех? Мне не с чем сравнивать, но неужели у Максима с Ликой было так же?

Мысли о Власовой врываются в мой затуманенный разум, омрачая безоблачное удовольствие. Я не хочу о ней думать, но сейчас, когда страсть утихла, никак не получается изгнать ее из своей головы.

— Можно я задам тебе один вопрос? — спрашиваю я, отчаянно желая избавиться от растущего в груди напряжения.

— Конечно, — лениво отзывается Максим.

— Ты ведь не стал бы меня обманывать, правда?

На мгновение в комнате воцаряется тишина. Очевидно, мой вопрос застает его врасплох. И в этом нет ничего удивительного — вряд ли подобные разговоры типичны в подобной ситуации.

— Ты хочешь спросить о чем-то конкретном? — он не злится, его голос звучит ровно и мягко, с едва уловимыми нотками любопытства.

Вот он, тот самый шанс, когда я могу спросить напрямую о его связи с Ликой, тем самым расставив все точки на i, но что-то не позволяет мне им воспользоваться. Может быть, я боюсь, что в восприятии Максима физическая близость не дает мне права лезть в его личную жизнь, или что условиями нашей сделки не предусмотрены вопросы о любовницах. Но, наверное, больше всего я боюсь его честности и того, что он скажет, что Лика не ушла из его жизни…

— Ну? — голос Максима наполнен ожиданием.

На мгновение я ощущаю себя как пловец, потерявший ориентацию в неожиданно нахлынувшей волне: я стремилась оседлать ее, но вместо этого не рассчитала собственные силы и сейчас отчаянно стремлюсь найти выход.

— Я не знаю, — хрипло шепчу я. — Просто в любой ситуации я предпочту правду, даже если она мне не понравится.

Максим внезапно перекатывается на бок и тянет меня за собой, так что через мгновение моя спина оказывается прижата к матрасу, а он нависает надо мной.

— Значит, правда? — интересуется он вкрадчиво, изучая мое лицо.

— Да, — я коротко киваю, не позволяя себе струсить.

— Я хочу тебя, как мальчишка в период полового созревания, — говорит он с потрясающим спокойствием, словно обсуждает прогноз погоды. — И это одновременно ошеломляющее и очень приятное ощущение.

Я краснею. Это не та правда, которую я ждала, но она мне определенно нравится.

— Правда?

— После всего, что было, у тебя разве остались сомнения?

Я вспоминаю его ежедневные звонки, тот неожиданный приезд всего на несколько часов, появление сегодня, хотя вчера по телефону он сам признавался, что работы у него еще минимум на три-четыре дня. Мама всегда говорила, что о чувствах мужчины должны говорить не слова, а поступки, и я вдруг отчетливо понимаю, что все, что делал Максим с самого начала нашего странного брака, не дает мне повода усомниться в его честности.

— Нет, в этом у меня нет сомнений.

— Могу я рассчитывать на взаимность?

Я резко поднимаю глаза, встречаясь с его внимательным взглядом.

— Что?

— На правду, Влада, — серьезно говорит он.

Что-то в выражении его лица заставляет меня насторожиться.

— Д-да.

— Неделю назад после того, как я уехал почему ты ушла?

Задержав дыхание, я отвожу глаза.

— Мне нужно было подумать, — произношу я, ощущая на себе его пронзительный взгляд.

— Это я уже слышал. Еще?

— Я чувствовала растерянность. Наш брак не подразумевал этого, близости… Меня начали одолевать разные мысли.

— Жалеешь, что все изменилось?

— Нет, — говорю без сомнения, поражая своей горячностью не только Максима, но и саму себя.

Его красивое лицо озаряется довольной улыбкой.

— Хорошо.

Наши губы соприкасаются, но прежде, чем углубить поцелуй, Максим отстраняется и твердо говорит:

— Мне не нравится, что ты видишься с Фроловым. Если тебе так необходимо поддерживать с ним общение, пусть это происходит в присутствии третьего лица.

Такого поворота событий я точно не ожидала.

— Какого третьего лица, — сердито спрашиваю я. — Дуэньи? Он для меня только друг, и…

— Надеюсь, ты меня услышала, — бесцеремонно перебивает Максим. — Продолжать эту тему мне сейчас вообще не интересно.

Он похищает с моих губ готовый сорваться протест. И когда мои руки обвивают его за шею, а тяжесть его тела пригвождает меня к постели, все остальное перестает иметь какое-либо значение.