На моих условиях (СИ)

Глава 42

Максим

Отвратительное ощущение — чувствовать себя виноватым. Это хуже, чем быть тем, кого обидели. Особенно, если человек тебе дорог. Я раньше не задумывался об этом, но глядя в умоляющие глаза Влады, в которых застыли слезы, понял. И все же, не смог вести себя как ни в чем ни бывало — слишком сильно было потрясение, вызванное ее ложью.

Я знаю: если бы я не доверял ей столь безоговорочно, если бы она не была столь дорога мне, обман не смог бы меня так ранить. Я бы переступил через эту ситуацию, как часто делал в прошлом, когда люди разочаровывали меня. Но с Владой я так не могу. Поэтому сейчас мне нужно успокоиться самому прежде, чем обсуждать с ней Фролова, его выходки и последствия ее общения с ним для нас.

Той ночью я долго лежу без сна с открытыми глазами, невидящим взглядом уставившись в потолок. А когда засыпаю, даже во сне борюсь с желанием наплевать на свои принципы и пойти к жене, с которой меня разделяют стены квартиры и собственная гордость.

Незадолго до рассвета меня будит телефонный звонок. Сонно взглянув на экран, я сразу понимаю, что произошло что-то плохое — иначе отец ни за что не позвонил бы мне в пять утра.

— Что с мамой? — бормочу в трубку, ощущая, как тело прошибает холодный пот.

— Увезли на скорой, сынок, — говорит он глухо. — Врач в пути.

— Скоро буду.

Тревога за маму делает свое дело. На несколько часов я полностью отключаюсь от окружающего мира, в молчании меряя шагами тесную комнату ожидания в клинике. Потом иду за кофе, пытаясь как-то ободрить отца. Когда звонит Влада, я не могу придумать ничего лучше, чем сослаться на дела. У нее и так непростой день — день рождения ее матери, не стоит добавлять ей переживаний за мою семью.

Около двух из палаты мамы, наконец, выходит врач:

— Кризис отступил. Ей нужно отдыхать, но вы можете зайти к ней на несколько минут. Мы оставим ее под наблюдением до завтра.

— Иди первый, — говорит отец сипло, старательно отводя глаза, в которых блестят слезы облегчения. — Я зайду через минуту.

Мама выглядит бледной и осунувшейся, но когда она открывает глаза, они вспыхивают неподдельной радостью, озаряющей все ее лицо.

— Сынок, — говорит она нежно.

— Ты нас напугала, — мой голос дрожит, когда я беру ее хрупкую руку и подношу к губам.

— Я не хотела. Папе не нужно было вас беспокоить, — мама переводит взгляд с моего лица и смотрит куда-то за спину.

— Влада дома, — отвечаю я на невысказанный вопрос. — Она спала, и я не стал ее будить.

— Владу не тревожь. С ее мамой такая трагедия произошла — не нужно ей обо мне беспокоиться. И свой праздник не вздумай отменять из-за меня, — мама ласково гладит меня по щеке, и я вновь ощущаю себя мальчишкой, который ищет у родного человека поддержки. — Мне уже лучше. Папа побудет со мной. Поезжай.

Я возвращаюсь домой, собираясь обнять Владу и, уткнувшись носом в ее волосы, сказать, что я сожалею о вчерашнем, но квартира пуста. С минуту я мечусь из комнаты в комнату, пока не замечаю на кровати упакованный подарок.

В этот момент я забываю как дышать. Мысль о том, что красиво оформленная коробка, подписанная Владой — это прощальный жест, сдавливает сердце тисками страха. Сейчас я с особенной ясностью понимаю, что не могу и не хочу потерять ее. Вся эта история с Фроловым не стоит того, чтобы попусту прожигать время. Как доказывает история моих родителей, оно чересчур ценно.

Отгоняя дурные мысли, я набираю ее номер. Несколько гудков, которые кажутся мне вечностью, и ставший таким важным голос, который сейчас звучит отстраненно и холодно:

— Привет.

— Где ты? — я готов придушить себя за этот грубый вопрос, не находя оправдания даже в том, что я страшно боюсь услышать ответ.

— Дома. В своей квартире. Я оставила для тебя подарок.

— Это я заметил, — сглатывая горечь, произношу отрывисто. — Когда ты вернешься?

— Я не… Я приеду сразу в ресторан, — говорит она тихо. — Если ты, конечно, все еще планируешь отметить день рождения.

Она приедет. Она не ушла от меня. Эта мысль стучит в голове, позволяя мне немного расслабиться.

— Я ничего не отменял.

— Значит в семь? — в ее голосе звучит печаль и надежда.

Я облегченно выдыхаю:

— Да, Влада, в семь.

Несмотря на то, что у меня совсем нет настроения что-либо праздновать, и десять минут назад я всерьез думал о том, чтобы все отменить, сейчас я не могу дождаться того момента, как приеду в ресторан и увижу Владу.

Если это горячее нетерпение, тоска и постоянное возбуждение при мысли о ней не любовь, о которой так много говорят, то я не знаю, что это. Потому что я уверен — свою жену я люблю. Как это случилось и почему я не понимаю, но разве теперь это важно?

Через полтора часа Алекс встречает меня в дверях своего ресторана и заключает в медвежьи объятия.

— С днем рождения, брат, — говорит он, хлопая меня по плечу.

И до того, как я успеваю его поблагодарить за поздравление и за организацию этого вечера, он задает вопрос, на который я бы сам хотел получить ответ.

— А где твоя очаровательная жена?

— Скоро приедет.

— А почему вы не вместе? — спрашивает он с подозрением.

— А ты что, моя матушка?

Он цокает языком и расплывается в насмешливой улыбке:

— Засранец ты, Андреев, неблагодарный, ну да ладно. Проходи, некоторые из твоих гостей уже здесь. Я отлучусь ненадолго. Важное дело.

В приглушенном свете ресторана я различаю щедро накрытый стол и горстку самых близких друзей. Сегодня я хотел не только отпраздновать свой день рождения, но и познакомить всех с Владой. А вместо этого иду в одиночестве, надеясь, что жена скоро появится.

Мой друг Володя, тот самый, на мальчишнике которого я гулял всего несколько недель назад, поднимается первым. Выразительно смотрит на мою руку, на которой блестит обручально кольцо и с улыбкой произносит:

— А ты не так прост, Андреев. И хоть бы словом обмолвился!

— Не хотел отвлекать тебя от мальчишника, — говорю я, думая, что никому не стоит знать, что в тот день я даже не знал девушку, которая так стремительно вошла в мою жизнь и стала женой.

— С днём рождения, Макс! — Володя крепко обнимает меня.

Со своих мест, чтобы поздравить меня, встают Миша Рогов и Макар Галицын с девушкой Лизой. Когда я, наконец, выслушиваю их поздравления, знакомый приторно-сладкий запах духов заставляет меня поморщится и обернуться.

Что Лика здесь забыла я не представляю. Я ее не приглашал. Алекс тоже не мог этого сделать, зная о моих отношениях с Владой. Значит, она пришла без приглашения?

— Макс, дорогой, прекрасно выглядишь, — щебечет она, откидывая за спину копну волос. — С днем рождения!

— Спасибо, — говорю сухо, делая вид, что не замечаю обращенного ко мне призывного взгляда.

Ей здесь не место. У нас есть определенное прошлое, которое там и должно остаться. Но и выгнать я ее не могу. Абсурдная ситуация. Где Алекс, когда он так нужен?

Я оглядываюсь по сторонам, в поисках хозяина вечеринки, а в это время Лика вдруг прижимается ко мне всем телом, обвивая вокруг меня свои руки.

Я кладу руки ей на талию, чтобы отодвинуть от себя и закончить этот фарс, но ее слова меня останавливают:

— У Фролова вывих челюсти. Он рвет и мечет. И собирается написать на тебя заявление в полицию.

Мне становится смешно.

— Он просил передать тебе, что откажется от этого, если ты оставишь в покое Воронину, — продолжает она.

— Начнем с того, что она не Воронина, а Андреева, — говорю надменно, недоумевая, как этот тип при всей своей жалкой натуре умудряется поддерживать имидж мачо. — Он может писать заявы сколько и куда ему угодно, это не изменит того факта, что моей жены ему не видать как своих ушей. А если он попробует еще хоть раз сунуться к нам — вывихом он не отделается. Раз уж ты добровольно взяла на себя роль почтового голубя, так ему и передай.

С этим словами я подчеркнуто вежливо отодвигаю от себя Лику и оборачиваюсь, чтобы посмотреть на вход.

Столько времени прошло, а Влады все еще нет. Может быть, она все же передумала?