Наши гости

ВОЛОДЯ, ЛИЛЯ И Я

Сегодня я должен был встать раньше всех. Потому что я так задумал. Не только раньше гостей, но и раньше мамы, раньше дедушки. Это нелегкое дело. Мама встает очень рано. Но дедушка встает еще раньше. Он встает даже раньше первых петухов. Мама говорит, что дедушка старенький, поэтому он страдает бессонницей. А мне кажется, просто дедушка такой человек. Он говорит: "Кто встанет рано, тот все дела свои переделает". Когда бы я ни проснулся, он уже пил свой утренний чай. А перед этим успел вычистить хлев, сложить на краю грядки полопавшиеся ночью дыни.

Я решил хотя бы неделю вставать раньше мамы и дедушки. Пусть Вовка с Лилей спят, а проснутся и увидят, что я уже давно на ногах. Это лучше, чем если они встанут, а я еще буду спать. Лиля непременно закричит: "Базар, оказывается, такой соня!" А слово "соня" — это все равно что "лентяй". Кому охота, чтобы его считали лентяем. А к тому же дома много дел.

Надо пасти верблюдицу с верблюжонком. Только выгонишь их на колючковые поля, вернешься, надо отвести к арыку голодного ишака. Напоить его, потом вбить в землю кол, там, где травы побольше, и привязать к этому колу длинной веревкой. Может, кому-нибудь кажется, что это просто — привязать ишака. Но попробуйте и увидите сами. Вовка попробовал и не смог. Потому что надо уметь завязать узел "гондыбаг". Иначе не успеешь оглянуться, а ишак уже в люцерне расхаживает, щиплет свеженькую зелень. Или же топчет кукурузу. Он очень хитрый, так и норовит забраться в огород, будто там на грядках специально для него все сажали. Потом надо наполнить водой бочку, которая греется на солнце. Раз дома гости, то воды надо особенно много. Если раньше мы наполняли бочку через день, то теперь надо делать это каждый день… Такие мысли были у меня в голове еще вечером, когда я нырял под одеяло. Я лежал и перечислял, что я должен сделать завтра. Все это я помнил и ночью, когда я раскрылся и проснулся от холода. А под утро я заснул крепким сном. Правильно говорят, что сон наваливается неожиданно. Я проснулся от голоса Лили. Подумал, что мне это снится, а оказывается, наяву. Я высунул голову из-под одеяла. Оказалось, все уже встали: и дедушка, и папа, и мама, и тетя Маша с дядей Мишей, и даже Лиля. Только Вовка еще спал. Папа, дедушка и дядя Миша, как и вечером, сидят на помосте, пьют чай, будто и не ложились вовсе. Голос Лили раздавался совсем близко:

— Там шесть крольчат. Такие хорошенькие…

От ее болтовни проснулся и Вовка.

— Ах ты болтушка несчастная! Трещит с самого утра, как сорока! — проворчал он.

У меня тоже было неважное настроение. Я сам не знаю, на кого злился. Наверное, на себя. Во-первых, собирался встать пораньше, а проснулся позже всех. Во-вторых, Лиля первой заметила мою пропавшую крольчиху. А ведь я сам хотел показать ее. Конечно, было бы неплохо, чтобы мы встали до того, как к нам подойдет Лиля. Я потянул угол Володиного одеяла. Он не пошевелился. Я толкнул его в бок.

— Ну что, так и будем валяться?

Вовка недовольно перевернулся на другой бок. И именно в это время подошла Лиля.

— Эй, сони, может, вы встанете?

Мы, словно сговорившись, не ответили ей. Сделали вид, что спим. И каждый раз, когда Вовка издавал громкий храп, я с трудом удерживался от смеха.

— А, знаю, знаю. Вы не спите, только делаете вид! — закричала Лиля. — Я вижу, ты дышишь, Вовочка, дышишь, одеяло над тобой каждый раз вздымается. И сердце твое работает… Базарчик, и ты тоже не спишь. У вас у обоих сердца работают…

"Нет, вы посмотрите на эту дурочку. Как будто спящий человек не имеет права дышать, — подумал я про себя. — Ведь если сердце человека не будет работать, он умрет".

А Лиля не унималась:

— Ну, вставайте, все равно из вас не получится Ножкина.

Больше у меня не хватило терпения лежать молча. Потому что я знал одного хоккеиста с похожей фамилией.

— Кто это такой твой Ножкин? Это не сын хоккеиста?

— Нет, его папа работает в Эрмитаже. Целый день может смотреть на любую картину, которая ему понравится… А сам Ножкин у нас в школе учится. Так он и уроки слушает, и заодно высыпается.

От удивления я уселся на постели, скрестив ноги.

— Как это так — и уроки слушает, и высыпается? Такого не может быть.

— Может. Он говорит, что если он слушает с закрытыми глазами, то лучше запоминает то, что говорит учитель.

— И вы верите ему?

— Вначале и ребята не верили, и учителя. Но когда его спрашивают, что объясняли на уроке, Ножкин повторяет все слово в слово. Словно на магнитофон записал. И теперь все поверили ему. Говорят, что это особый талант.

Я с сожалением подумал о том, что у нас в классе нет такого особого таланта. Мне стало обидно. Конечно, хорошо, если среди твоих друзей есть особый талант, которым можно похвастаться. Может быть, и в нашем классе есть какой-нибудь талант, но пока еще не выявлен. Я тоже сказал:

— У нас есть один мальчик, который своего отца обыгрывает в шахматы. — На самом деле у нас не было такого мальчика. Я просто придумал это, чтобы не отставать от Лили. Она ничего не заметила. Но мне все равно стало стыдно, и я покраснел. Лиля, вертясь, снова стала хвалиться:

— А у нас есть один мальчик-боксер. Он уже принимает участие в городских соревнованиях. Вот это и есть настоящий талант! А что там такое твой шахматист.

Теперь я уже разозлился и искал, что бы такое придумать. Раз вступил в спор, то спорь до победного конца. Но ничего не придумывалось. Вдруг я вспомнил про двоюродного брата Джеренки Ата. Правда, он не учился в нашем классе и даже не жил в нашем ауле, но ведь Лиля не знала этого. И я сказал:

— Подумаешь, боксер! Вот у нас есть один парень, Ата… Он всех мальчишек на всех улицах побеждает.

— И тебя победил? — ядовитым голосом спросила Лиля.

Я молчал. Про себя я ругнул Джеренку, которая сейчас невесть где моталась, тряся своими косичками: "Если бы ты не сказала, откуда бы я знал все про Ата. Вот теперь из-за тебя я оказался в дураках".

Лиля, увидев, что я замолчал, перестала хвалиться. Ласковым голосом задала другой вопрос:

— Базар, а у вас в классе есть девочки?

Я не успел ответить, Вовка вскочил с места.

— А где же их нет! — закричал он.

Лиля подвинулась поближе ко мне.

— Ну скажи же, Базар, я серьезно спрашиваю, есть?

— Конечно, есть. Около двадцати, — ответил я.

Честно говоря, я и сам не знал, сколько у нас в классе мальчишек, а сколько девчонок. Только знаю, что девчонок у нас побольше, чем мальчишек. Лиля задумалась. Я быстро сказал:

— У нас есть одна девчонка по имени Джерен. Мальчишки так дразнят ее: "Джеренка, Джеренка, болтушка, полный подол лягушек".

Вначале Лиля удивленно округлила глаза, потом нахмурилась.

— А вы не думаете о том, что она может обидеться? У нас ни один мальчишка не обзывает девочек.

— А она ябеда! — попытался оправдаться я.

Но и это не понравилось Лиле.

— Как это понимать?

— А так, что она такая же, как ты! — засмеялся Вовка.

Лиля обиделась.

— Прекрати, Вовка, а то я маме скажу.

— Вот, видишь! — торжествующе закричал Володя. — Уже готова бежать к маме. Чуть что, сразу: "Мама, когда тебя не было, Вовка весь компот выпил!", "Мама, Вовка с мальчишками чуть стекло не разбил!" И про туалет наябедничала.

— Я говорю то, что есть…

— "Говорю то, что есть"! — передразнил ее Вовка.

— Да, люди должны были стоять в очередь в туалет, а ты закрылся изнутри, высунул голову в окно и на пароходы смотрел.

— Это проводник был виноват. Зачем он другие окна позакрывал? Только в туалете окно без стекла. Становишься на унитаз и наблюдаешь в открытое окно.

— Туалет тебе не наблюдательный пункт. А унитаз не ступенька. Понял?

— Вот видишь, Базар! — опять сказал Володя.

Честно говоря, я был на его стороне. Если только окно открыто, поневоле сунешь в него голову, чтобы посмотреть на пароходы. А то ведь поезд быстро проедет через мост, и ничего не увидишь. Я хотел сказать это, но меня опередила Лиля:

— Вот Базар так никогда бы не сделал! — сказала она. — Потому что Базар не эгоист!

Мне надоело слушать их спор. Кроме того, теперь, когда Лиля сказала: "Базар не эгоист!" — я перешел на ее сторону. "Лиля понимает, какой я человек", — подумал я. Это хорошо, когда тебя понимают и ценят. Мне теперь показалось, что Вовка и в самом деле был неправ, запершись в туалете и заставив ждать всю очередь. И вообще, хотелось сказать Лиле что-нибудь хорошее, только я не мог придумать — что. Я вспомнил про Дже-ренку, которая всегда дразнится и нарочно подстроила так, чтобы мы с Ата подрались. "Вот Лиля так бы никогда не сделала", — думал я. Я сказал:

— Эта Джеренка, про которую я говорил… Она хотела, чтобы я подрался с ее двоюродным братом Ата…

— Это тот Ата, который всех мальчишек на всех улицах побеждает? — спросила Лиля.

Мне не понравился ее вопрос. "Запомнила!" — подумал я. Я всего-то один раз сказал и даже сам про это забыл, а она запомнила.

— Тот самый, — кивнул я. — Но он со мной не хотел драться, и я с ним не хотел. Это Джеренка виновата, что мы подрались. Она нас поссорила.

— Да брось ты! Не смогла бы Джеренка поссорить вас, если бы вы не захотели! Скажи, кулаки чесались. Мальчишки всегда так.

Нет, вы смотрите, что получилось! Я встал на сторону Лили, а она взяла и выступила против меня! Зато Володя сразу же заступился за меня.

— "Кулаки чесались"! — передразнил он Лилю. — Много ты понимаешь! А ну, ступай отсюда, мы будем одеваться!

Я должен был бы радоваться, что Володя заступился за меня, но мне вдруг стало грустно. Лиля ушла. Володя стал одеваться. Я последовал его примеру.

Когда мы умылись и вернулись, мама и тетя Маша стояли возле казана, в котором кипятилось молоко, и разговаривали о нас. Тетя Маша говорила, что хочет, чтобы ее сын стал моряком. Я и сам уверен, что Володя станет моряком, потому что, когда он сошел с поезда, он был в матроске. А моя мама сказала: "Базарджан будет доктором".

Для мамы на всем свете есть только одна хорошая профессия — доктор. А мне хочется стать бригадиром, как папа. Ну и что же, что работа тяжелая! Все равно хорошо быть бригадиром, к тому же бригадиром овощеводов. Кормишь людей сладкими дынями и получаешь за это благодарности. И за красные помидоры, и за зеленые огурцы и лук люди благодарят.

Мы сели завтракать. Мама положила мне в пиалу немного каурмы[6], налила горячего крепкого чаю, посолила. Володя и Лиля с удивлением смотрели на нее.

— Разве чай пьют с мясом и солью?! — воскликнула Лиля.

— Это чай-шурпа, — сказал я. — Он с мясом. Поешь с утра и до обеда будешь сыт, только пить будет хотеться.

— Самый любимый завтрак Базарджана, — сказала мама. — А вы что будете есть, детки? — посмотрела она на Володю и Лилю. — Вот чал[7] из верблюжьего молока, вот агаран — сметана из верблюжьего молока. Берите, что вам понравится!

Я отломил кусок лепешки и стал макать в шурпу. Володя посмотрел на меня и тоже отломил кусок лепешки, но макал ее не в шурпу, а в агаран.

— Во как вкусно! — поднял он вверх большой палец.

— Ешь на здоровье, милый! — сказала мама.

А Лиля сидела, смотрела на нас, а потом пододвинула к себе дыню.

— Ты, детка, сначала поешь посытнее, а потом уже принимайся за дыню, — сказала мама.

— Ничего, для нее главное дыня! — засмеялась тетя Маша.

Лиля разрезала на доли сочную желтую сорокадневку и принялась за нее. Володя раньше всех покончил с едой, посмотрел на Лилю и закричал:

— Мама, по-моему Лилька скоро лопнет от жадности!

— Пусть он что хочет говорит, а ты ешь, доченька! — сказала моя мама.

Но Лиля перестала есть, сложила дынные корки, потом собрала посуду и стала ее мыть.

Володя немного посидел, отдыхая после еды, потом подошел к веревке, на которой сушились дыни, подпрыгнул, хотел достать до веревки, но рука его не дотянулась. Я тоже подпрыгнул и тоже не мог дотянуться. Володя поплевал на руки и снова подпрыгнул. Я разбежался и тоже подпрыгнул. И снова никто из нас не смог достать веревку.

— Я бы достал, но много выпил верблюжьего чала, у меня в животе булькает, — придумал причину Володя.

А я все свалил на шурпу. Мы хвалились, что подпрыгнули бы еще выше, если бы так не наелись, но оба знали, что обманываем друг друга. Потом мы сделали еще несколько попыток и все без толку. Каждый раз, когда мы подпрыгивали, из-под ног поднимался столб пыли.

— Базарджан, сынок, если вы хотите прыгать, идите куда-нибудь подальше, — сказала мама.

— Пошли в крепость! — предложил я.

Я давно собирался отвести Володю с Лилей в крепость. Там ведь сверкала на солнце моя "историческая" надпись, и мне хотелось, чтобы мои гости прочитали ее. Тогда они увидят, кто победитель, а кто трус. Пусть прочитают, пусть расскажут об этом в Ленинграде своим знакомым.

Мы сделали из газеты треуголки и отправились. Чтобы добраться до Алтын-тепе, надо перебраться через бархан, поросший травой. Взберешься на бархан, считай, что прошел половину пути. Но мы не скоро добрались до крепости. Вначале нас задержал тушканчик, который сидел возле своей норы. Подняв передние лапки, казалось, здоровается с нами. Но когда мы подошли поближе, он скрылся в своей норе. Немного удалились, он снова вылез и стал заигрывать с нами. Закидывал за спину свой мохнатый хвостик, закусывал зубками корень высохшей травы. Лиле никак не хотелось отходить от него.

— Ой, до чего же прелестный зверек! Если бы можно было поймать его. Я бы увезла его в Ленинград.

— Ты и крольчонка хочешь увезти, и тушканчика, и верблюжонка, целый зоопарк! — поддел Володя сестру. — Ну, пошли, — потянул он меня.

Я и сам был рад идти поскорее. В самом деле, сколько можно стоять и любоваться тушканчиком! Мы опять стали подниматься на бархан. Но вдруг Лиля пронзительно закричала и схватилась за меня. Я испугался, что она наступила на змею. Смотрю, нет никакой змеи. А Лиля ничего не говорит, стоит, округлив глаза, и смотрит в сторону тамарисков. И тут я заметил варана. Он был окраской под цвет травы, и мы чуть было не наступили на него. На варана действительно бывает страшно смотреть. Открыв рот, он шипит, надувается, приподнимается на передних лапах — так и кажется, что сейчас он прыгнет на тебя и проглотит. Вот и этот варан, приподнявшись, казалось, прямо на глазах увеличился вдвое и угрожающе шипел. Мы не шевелились. В конце концов он понял, что мы безопасны для него. Он вдруг сник, выпустил весь воздух. Лиля оторвала от моего пояса свои руки. Я оглянулся — Володи нигде не было. Только его бумажная треуголка валялась на траве.

— Вовка! — закричал я на всю пустыню. — Вовка!

Никто не отзывался. Лиля была готова заплакать. Я сам забеспокоился. В самом деле, куда он подевался? Не варан же его проглотил! И вдруг я увидел Володю. Он стоял на самой вершине бархана. И как он быстро взлетел туда! Даже отсюда было видно, что он очень испуган. Варан куда-то исчез. Я поднял с травы Вовкину треуголку, взял Лилю за руку, и мы тоже вскарабкались на вершину бархана.

Володя до сих пор не пришел в себя.

— Кто это был? — спросил он, заикаясь от испуга.

— Варан. Да ты не бойся! Он только угрожал, а сам больше нас испугался.

— Да, я видел, как он открыл пасть…

Я старался не показать виду, но, по правде говоря, тоже испугался, даже вся спина вспотела. Я и сам, когда первый раз увидел варана, прибежал к дедушке и заорал во все горло: "Дедушка, я видел ящерицыну мать!" Дедушка засмеялся: "Это ты, сынок, варана видел". Потом я встречал варанов, но они не были такими большими, как этот. Да и близко я к ним никогда не подходил.

— Ну, пошли дальше! — бодро сказал я.

Мы стали спускаться с бархана. Лиля теперь шла, не отпуская моей руки. Не прошли мы и нескольких шагов, как она остановилась.

— Мама, наверное, ищет нас, пойдем домой!

— Да не бойся ты! — стал я уговаривать. — Никто тебя не тронет.

Я говорил, что хорошо знаю обитателей пустыни.

Сами они никогда не нападают, только защищаются. Одни спасаются бегством, как, например, крольчиха. Еж защищается иголками. Черепаха панцирем. Варан шипит и змеи тоже. Как только я сказал про змей, Лиля прямо подскочила:

— А змеи здесь тоже есть?

— Ого, сколько угодно! И кобры, и гюрзы, и эфы, и стрелки, и гадюки, — сказал я и тут же понял, что этого не следовало говорить. Глаза у Лили опять стали круглые. Напрасно я уверял, что змеи первыми никогда не трогают человека. Да и варан тоже. Ведь он нас не тронул! Вот если бы наступили ему на хвост…

— Он бы съел нас? Да? — дрожащим голосом проговорила Лиля.

— Что ты! — улыбнулся я. — Это так просто, что ли, — взять и съесть! Уж в крайнем случае укусил бы. Правда, укусы его опасны. Зубы варана ничем не разожмешь, надо их щипцами один за другим выдернуть или ногу отрезать. — Я говорил, что слышал, хотя и сам не знал, правда это или нет. Мне нравилось, что Лиля с испугом и восхищением смотрит на меня и цепляется за мою руку. Видно, она считала меня необычайным смельчаком, который ничего на свете не боится. Мне еще больше хотелось отвести их в крепость, чтобы они полюбовались моей надписью.

— Вон он, Алтын-тепе, совсем недалеко, — показал я виднеющуюся ограду крепости. — Алтын-тепе — это значит "Золотой холм". Но в народе его назвали Ушной крепостью.

— Какое смешное название! — сказала Лиля и даже чуточку улыбнулась.

— Оно не смешное. Это в давние времена, когда в пустыне не было воды, бедняки за пиалу воды готовы были продать себя в рабство баю или хану, владеющему колодцем. Тому, кто соглашался стать рабом, отрубали ухо, чтобы все видели, что он раб на всю жизнь. Рабы по приказу своего хана строили крепостные стены и дворец. Вот и дали люди ей название — Ушная крепость, — стал я рассказывать старинную легенду, которую слышал от дедушки. — Пойдемте, там и ограда сохранилась, и развалины древнего дворца, — стал я уговаривать.

Лиля колебалась, но Володя на этот раз показал себя настоящим мужчиной.

— Что же на полпути останавливаться! Пошли! — сказал он.

Мы быстро приблизились к крепости, вошли за ограду. Володя и Лиля с интересом осматривали все вокруг, а я искал взглядом свою плиту. Что за чудеса! Плиты нигде не было. Верней, плит вокруг валялось немало, но ни на одной не было видно надписи. Наверное, буквы выцвели на солнце. "Надо было обвести их не кирпичом, а настоящей краской или тушью", — подумал я и пожалел, что у меня не было ни краски, ни туши, ни даже чернил. Плиту свою я различал. Она лежала на том же месте, возле полуразрушенной колонны. Но, чтобы прочитать надпись, надо было подойти к ней совсем близко. Мне не хотелось нарочно подводить к плите Володю с Лилей. Еще подумают, что я хвастаюсь. Но как сделать, чтобы они как бы случайно подошли к ней и увидели надпись? Я думал, думал и придумал.

— Вовка, давай поупражняемся в стрельбе! — предложил я.

— Как это? — удивился Володя.

— Очень просто! Наберем камней и будем бросать в цель, ну, вот, например, в ту плиту. А Лиля станет возле колонны и будет считать, кто сколько раз попал.

— Давай! — обрадовался Володя.

Мы набрали камней в подолы рубашек. Лиля подошла к колонне. Я прицелился первый. Правда, я не столько целился, сколько старался все-таки разглядеть на плите свою надпись. Но даже с такого близкого расстояния ее не было видно.

— Сейчас я туда свою шапку положу, чтобы цель была виднее! — закричал я и побежал к плите. Надписи "Базар — Ата 2:0" на ней не было. Все было стерто. Осталось только одно слово "Базар". Это, конечно, было делом рук Ата и Джеренки. Они, наверное, приехали сюда на Джеренкином ишаке и соскребли серпом надпись. Только мое имя оставили. "Странно, почему же они оставили мое имя?" — подумал я и вдруг догадался. Они это сделали нарочно, чтобы опозорить меня. Как только начнется учебный год, Джеренка на всю школу раззвонит: "Базар испортил древний памятник! Написал на нем свое имя. Таким образом он хочет войти в историю!" Попробуй потом доказать, что я писал не на колонне дворца, а на плите, которая валялась в земле. Кто знает, может, и она — памятник старины. Ведь черепки, которые находят возле крепости — это тоже не целые кувшины. А все равно археологи их подбирают. Я представил себе, как вся школа смеется надо мной, а учительница Шекер строго смотрит и говорит: "Вот уж от тебя, Базар, я этого не ожидала!" Я уже забыл о своем соревновании с Вовкой, которое сам же и предложил. Надо бы поскорее увести их отсюда, пока они не успели прочитать мое имя. Я бросил камни, которые набрал, подошел к Володе, стоявшему наготове с камнем в руках и из его подола тоже высыпал камни.

— Ты зачем это? А соревнование? — спросил Вовка.

— В другой раз, — сказал я, — уже пора обедать.

Я сделал вид, что смотрю на солнце. Измерил свою тень. Потом, не обращая внимания на недовольство Володи, схватил Лилю за руку и побежал. Не останется же Володя один. Мы быстро добежали до шалаша.