Наследие

Глава 18. Реорганизация

Прошло четыре месяца с памятной казни Никона — старик, державший в страхе всю империю Русов, сгорел на глазах у половины города. Как говорится — за что боролся, на то и напоролся. С его сожжением ушла вся ересь, с которой «христоверы» боролись сотню лет.

Жизнь постепенно входила в свое русло, хотя предстояло сделать ещё многое. Мой скромный каменный дворец пришлые перестроили, расширили, и теперь он реально выглядел как истинный дворец. В комнатах полы из шлифованных крашеных досок, в холле — гранит, месторождение которого нашли на территории Испании недалеко от Гибралтара. Стены были обиты деревом, на которых висели ковры.

В чем преуспели «христоверы», так это в легкой промышленности: ткани, ковры, одежда в городе ткались и прялись несколькими мастерскими. Конечно, всё это было доступно только избранному кругу лиц. Все три винтовки и запас патронов в количества около сотни перекочевал в мою оружейную, куда Тиландер передал пулеметы и автоматические винтовки. После победы и взятия Макселя суда вернулись в порт, а в Берлин отправили Балта с новостью для Наты и горожан.

Ната с Иваном вернулась вместе с Балтом на пятый день нашей победы: дворец к этому времени был тщательно отмыт и вычищен, чтобы ничего не напоминало о прежних владельцах. День казни Никона затянулся до ночи — предстояло разобраться с судьбой пленных священников. По итогам жалоб и разбирательств ещё двенадцать священников и трое командиров войска Тихона были осуждены к казни через повешение. Казнь состоялась на утро следующего дня, чтобы горожане могли насладиться смертью своих угнетателей при свете солнца.

Весть о падении «христоверов» остальные городки поселения восприняли по-разному: Портбоу сразу прислал делегацию, признавая мою власть. Выждав пару дней, появились делегации от всех крупных поселений, кроме деревни Крайней. В непокорную деревню отрядил карательный отряд под руководством Богдана и Бера, избавившегося от роли няньки Санчо, доставленного во дворец. Неандерталец стал хитрее: ссылаясь на рану, обленился до невозможности. Пресловутая рана в животе, зажившая на нем как на собаке, не мешала Санчо есть за троих, набирая потерянный вес. Кроме еды, его по-прежнему интересовал секс: иной раз проснувшись ночью, не мог понять, что за звуки слышу даже за дверью своей опочивальни. То ли собака скулит побитая, то ли очередная пассия ненасытного Санчо старается сдержать эмоции от натиска любвеобильного неандертальца.

Панса, вождь общины Сан-Техе, появился со своим отрядом на третий день после казни. Парень сильно исхудал, но был полон решимости сражаться за меня. Узнав, что враг побежден, неандерталец расстроился — у него состоялся долгий телепатический разговор со своим предком, от которого я своевременно успел поставить блок. Мне было чем отблагодарить Панса — в темницах Макселя томились, ожидая своей участи, жены и дочери казненных «христоверов». Логика требовала их смерти во избежание смуты, но это были женщины, и я не мог переступить через себя. Мое решение заменить им смертную казнь выдачей замуж за неандертальцев вдовы и сироты восприняли положительно. А про эмоции самих неандертальцев, получивших трофей без битвы, стоит только догадываться.

Спустя пару дней после приезда Наты поговорил с ней по душам, признав, что мне понадобится ее помощь. Моим серьезным недостатком являлось плохое умение организовать правильное государственное обустройство со всеми полагающимися атрибутами власти. Будь это сделано своевременно, приплывшие «христоверы» не смогли бы узурпировать власть даже при помощи Сед. Помню, как обрадовалась Ната, когда попросил ее о помощи. Пару минут подумав, жена мне заявила со всей серьезностью, что надо вводить демократическую выборную систему по всем статьям.

— Ты шутишь? — я не мог поверить, что она говорит серьезно — выборы в каменном веке. — Или мне стоит уже сейчас принять законы о расовой терпимости, равенстве всех сексуальных меньшинств и так далее?

— Макс, я серьезно, вот смотри — есть небольшое поселение, где находится тридцать дворов. Ты же не можешь принимать всех его жителей и решать их вопросы?

— Вот именно, поэтому я туда назначаю старосту, градоначальника, мэра, смотрящего — не важно, как называется должность. И этот человек доносит до меня все их проблемы.

— Во-первых, — Ната загнула палец, — он не должен это приносить к тебе. У тебя должен быть человек, к которому обращаются все эти старосты, а он решает их проблемы. Только если твой ответственный не в состоянии решить их проблемы — информация доходит до тебя. Подожди, Максим, дай мне закончить, — подняла руку Ната, видя, что я готов возразить.

— Твоя империя будет расширяться, будут новые поселения — ты просто окажешься не в состоянии принять всех этих градоначальников. И они будут предоставлены сами себе, решая свои личные вопросы. И потом: ты отплываешь в длительные экспедиции. К кому же старостам или градоначальникам идти? Ждать твоего возвращения через сто пятьдесят лет? — звонко расхохоталась Ната.

— Хорошо. Допустим, у меня будет человек, решающий вопросы поселений. Зачем тогда проклятые выборы, если он сам может назначать руководителей городов и деревень.

— А по какому принципу он будет их назначать? Профессионализм, родственные отношения, по материальной выгоде? Об этом ты подумал? — о таком я не размышлял, о чем честно признался.

— Дай людям возможность самим выбирать себе хозяина, а за собой оставь право утвердить этот выбор или отказать.

— Право вето… Может быть, ты и права, — пробормотал, понимая, что в рассуждениях Наты есть рациональное зерно.

— И именно такую схему можно использовать везде: ты назначаешь круг ответственных лиц, наделяешь их определенными полномочиями, но окончательное решение оставляешь за собой. У людей должна быть иллюзия, — иллюзия выбора — пусть думают, что от их решения частично зависят последствия и их жизни.

— Я тебя недооценивал. Оказывается, и женщины могут мыслить логически, — смеясь, увернулся от острых кулачков Наты. — Раз ты всё так хорошо понимаешь, что посоветуешь насчет рядовых «христоверов»? Даже по самым скромным прикидкам их не меньше пяти тысяч, а то и больше.

— Просто не обращать внимания, пусть верят в любую чушь — главное, не вноси их веру в разряд запрета, — не задумываясь ответила Ната.

— Почему? — я примерно и сам так думал, но хотел услышать объективное мнение.

— Если их подвергать гонениям, то в той среде будет расти неприятие, и рано или поздно появится лидер, способный поднять восстание. А если к их верованиям отнестись терпимо — через пару лет позабудут о своих казненных лидерах.

— Ната, есть ещё один вопрос, — я выждал паузу, — ты долго будешь сидеть у меня на шее и оставаться нахлебником?

— Ма-а-акс? — Глаза девушки округлились. Не выдержав, рассмеялся:

— Я предлагаю тебе работу — до нашего отлета у меня функционировал университет, были открыты две школы: одна — в Макселе и одна — в Берлине. Я хочу, чтобы ты занялась системой образования, живописи, музыки, поощряла развитие талантов. Не перебивай меня, дай досказать. Тебе не надо самой лично участвовать во всем — подбери первых учителей из числа тех, кто умеет читать и писать. К счастью, Тиландер перед отплытием на мои поиски забрал все записи профессора Александрова, я тебе про него рассказывал. Кроме того, у Дойчей, где сейчас правит Ганс Мольтке, есть обширная библиотека из первой половины двадцатого века. Ганс своими глазами видел десятки, если не сотни книг. Мы навестим его, как только Ивана можно будет отнять от груди — надо развивать сотрудничество. Первые шаги уже сделаны — Берлин и Регенсбург обменялись частью жителей. В Берлине с Мургом работают мастеровые из Дойчей. Мне нужен человек, которому я могу довериться, кто меня не подведет, а кто самый преданный, если не жена?

— Как Сед, например? — ухмыльнулась Ната. Имя Сед уже стало нарицательным в нашем кругу.

— Сед — другой случай: не разглядел в ней тварь.

— А во мне что не разглядел? — Ната явно кокетничала, видать прошло время ее «отпуска» по родам.

— Грудь, — ляпнул, понимая, что последует взрыв эмоций.

— Что «грудь»? — не поняла девушка.

— Ты же спросила, что я не разглядел, вот и отвечаю, что не разглядел грудь за ее неимением, — в этот раз мне пришлось уворачиваться от медного кубка.

Ната болезненно воспринимала разговоры про маленькую грудь, не ставшую реально больше даже во время кормления. Пришлось заграбастать девочку в объятия и унести в опочивальню, чтобы «отработать» прощение.

С того разговора прошло больше двух месяцев — Ната оказалась молодцом: путем длительного отбора нашла несколько учителей для начальных классов и даже подобрала первый штат для университета. Вначале хотела использовать соборы и церкви «христоверов» под учебные заведения. Но вспомнив свой же совет не ущемлять фанатиков, решила просто поделить помещения этих храмов, отдав часть комнат под школы. Мое решение привлечь Нату к управлению оказалось очень правильным: девушка с головой окунулась в работу, стараясь помочь всем, кто спрашивал совета.

Тиландер, само собой, стал ответственным за всё, что связано с кораблями, мореходством и портами. В данный момент было два крупных порта — Максель и Берлин, и два маленьких — Портбоу и Максимен. Гарнизон Максимена, засевший в неприступной крепости, сдался после недельной осады. Командиры были повешены. А сами воины, — их оказалось всего двадцать четыре человека, — помилованы.

Лайтфут стал ответственным за тяжелую промышленность — разделив полномочия, я получил больше свободного времени для принятия решений и проведения досуга с семьей. Терс напряженно ожидал моего решения: после некоторого раздумья оставил Терса правителем Берлина, а Гурана назначил править Максименом, обрадовав последнего таким решением. Берлин перестал быть полностью автономным, став неотъемлемой частью империи Русов.

Командование общими военными силами отдал Беру, непосредственно его помощниками стали Васт, проявивший себя с лучшей стороны, и Мал, оправившийся после ранения. Рана зажила, оставив безобразный рубец на предплечье.

Сирака, капитана «Бури» отправил домой, загрузив корабль шкурами, изделиями из железа и меди. Он должен был предупредить Торхепа, правителя Моско, о моем скором визите. Баск по-прежнему возглавлял органы государственной безопасности — СмерШ, только после взятия Макселя удалось выявить второго шпиона Никона. Им оказалась супружеская пара: муж работал конюхом, а жена стряпала на кухне и подавала еду Терсу. Во избежание огласки семейная пара шпионов была без лишнего шума умерщвлена смершевцами.

Гадон третий месяц сидел в кутузке — я не мог решить, что с ним делать. С одной стороны, он выдал меня властям. С другой стороны, он действовал согласно предписанию «христоверов», власти которой подчинялся и которую представлял. Староста в деревню Крайнюю был назначен новый, им стал тот самый мужик, что встретил нас с Натой на берегу. Берег, — так звали нового старосту, — был выбран самими жителями. Вот так деревня Крайняя стала пилотным проектом по выбору старосты. Мужик оказался смекалистый: сразу проявив инициативу, попросил разрешения расширять деревню вверх по реке.

Наим, назначенный мной новой главой Будилихи сразу после взятия города сатанистов, поступил тоже мудро, переселив часть своей общины на место бывшего городка. Они обновили сгоревшие крыши, двери, и уже порядка двадцати семей проживало в некогда змеином логове «христоверов». В августе он собрал рекордный урожай картофеля, упрямо называя его бульбой, три четверти которого доставил в Максель. По его совету вырыли картофелехранилище, чтобы за короткую теплую зиму овощ не пророс. Я планировал посадить весь полученный картофель, чтобы к следующему году иметь возможность раздать людям для посадки. Под картофель приготовили целое поле недалеко от южных ворот города, огородив его плетнем. Очищенное и вспаханное поле отдыхало, ожидая посадки весной.

С небольшого участка в Берлине, что посадил Илс, тоже собрали урожай, но он был куда скромнее. Илс стал моими глазами и ушами в Берлине, оставаясь жить в моей второй резиденции. Получив инструкции насчет подготовки поля за пределами крепости и необходимости посадить картофель, Илс уплыл обратно на корабле Балта. Единственное, чего я не стал трогать со времени «христоверов», были деньги и устоявшиеся цены. Только снизил налог, а всех добровольцев, записавшихся в армию во время мобилизации, на два года освободил от платежей в бюджет.

Братья Лутовы получили возможность спокойно осесть в Макселе после падения прежней власти. Трое младших вернулись к своему ремеслу — заготовке древесины, собираясь запустить собственную лесопилку. Богдан категорически отмел мое предложение вернуться к оседлой жизни:

— Я дал клятву перед Господом защищать и охранять тебя, и сдержу ее, пока жив, — после таких слов спорить с ним бесполезно. Бер слегка ревновал, но быстро притерся к великану, устраивая с ним учебные поединки.

Санчо, окончательно поправившись и набрав ужасающую массу мускулов, внезапно исчез. На все мои попытки «дозваться» ответом было молчание, пока на третий день он не ворвался в мою голову вместе с Панса. Зов крови подействовал и на моего неандертальца, решившего проведать родичей. А может, это просто банальное желание показать мускулатуру, — не знаю, но вернулся он через неделю, очень довольный.

Меня интересовала судьба Данка, лишь однажды мне удалось «достучаться» до него. На мой вопрос, как его дела, Данк без слов прислал мыслеообраз — горящий костер и целая туша антилопы на вертеле. Обычная лесная чаща — и никаких ориентиров, позволяющих поточнее вычислить его местонахождение.

Не знаю почему, но «христоверы» не особенно жаловали рыбу, предпочитая мучные и мясные продукты. С возвращением моей старой команды снова началось интенсивное рыболовство. Каждый день на стол подавали морепродукты, что лично меня не могло не порадовать.

Так как Зела осталась в Берлине с Илсом, Ната оставила во дворце двух служанок, ранее работавших на кухне, и взяла ещё двух женщин. Одна присматривала за Иваном, относя его матери на кормление, вторая буквально ежеминутно мела полы и мыла стены. За чистотой во дворце ревностно следила Ната, зачастую тыкая женщину в неубранное место.

Первый из императоров «христоверов» сильно перестроил дворец, теперь в нем было около сорока комнат. Оба моих сына, Бер, Санчо, Тиландер и Лайтфут жили во дворце. Я распорядился, чтобы в центральном зале добавили факелов и установили новый стол, за которым могло поместиться до сорока человек. Порой случались вечера, что вся команда собиралась вместе: в таких случаях ужин затягивался на пару часов.

После трехмесячного заточения отпустил Гадона, бывшего старосту деревни Крайней. Запретил ему под страхом смертной казни появляться в крупных городах.

Лайтфут, получив в свое распоряжение Мурга и несколько специалистов из числа Дойчей, попросил разрешения организовать что-то вроде школы металлургов и инженеров. Отправил его к Нате, обрадованной таки поворотом дела — так в нашем университете появился первый факультет. Записи Александрова, за которые я бесконечно благодарен Тиландеру, перекочевали из капитанской каюты в новый университет. В Макселе, как и в столице, стояли целых три собора прежней власти. Оставив один для нужд верующих, здания двух других отдал Нате под школу и университет.

Это случилось в конце ноября: погода была довольно холодной, небо затянуто свинцовыми тучами, предвещавшими первый снег. Лайтфут, чаще всего отсутствующий на вечерних ужинах, сегодня пришел первым. Лицо светилось от счастья, что я, грешным делом, подумал, что он либо выпил, либо нашел себе жену.

— Сэр, у меня есть для вас хорошая новость, хотел ещё поработать, но не могу скрывать это.

— Что, решил жениться, присмотрел себе черненькую, — ты же вроде на черненьких западаешь, Уильям?

— Нет, не в этом дело, хотя жену я себе присматриваю. Хотел показать вам это. — Порывшись в кармане, американец выудил патрон под винтовку Мосина и поставил его донышком на стол. Патрон мне показался слегка помятым и потускневшим.

— Ты нашел патронный склад сатанистов? — протянув руку, взял боеприпасом в руку. Не оставляло ощущение, что с ним что-то не так.

— Нет, сэр, это опытный образец, мы отлили его вместе с Мургом и теми немцами, что с нами работают, — слова Лайтфута были так неожиданны, что я от удивление выронил патрон из рук.