Наследие

Глава 20. Моско

Дальнейшее плавание от берегов Сицилии до Родоса выдалось будничным, где каждый день был копией предыдущего. Ветер постоянно менялся, но чаще дул боковой, северный, заставляя постоянно экспериментировать с парусами.

Десять дней понадобилось, чтобы добраться до берегов Крита. В своих прежних плаваниях я по совету Тиландера упорно игнорировал этот крупный остров. Вся прибрежная линия воды усеяна лабиринтами из обломков скал, торчащих из воды. Высока вероятность нахождения рифов под толщей воды, поэтому Тиландер огибал Крит по широкой дуге, чтобы избежать рифов.

В этот раз я настоял на высадке, пожалев своих воинов и устав от непрерывной качки и ветра, от которого трудно было скрыться даже в каюте.

— Попробуем подойти и высадиться с южной стороны, воды на западе и севере усыпаны скалами, — предложил американец, меняя курс. Как и где высаживаться, каким маршрутом идти — полностью прерогатива капитана, я в его дела не вмешивался, доверившись специалисту. Тиландер сделал правильный вывод — южная часть береговых вод чиста, а сама суша защищала от холодного ветра.

Перед сумерками «Катти Сарк» скользнула в воды небольшой уютной бухточки и замерла, отдав якорь. Выходить на незнакомый берег в темноте не рискнул, решив переждать ночь на корабле. Санчо уверял, что опасности нет, но неандерталец не всегда верно понимал значение этого слова. Будучи от природы доверчивым, великан зачастую не видел подвоха и мог проморгать опасность.

Высаживались с первыми лучами солнца на двух шлюпках. Разница в температуре воздуха с южной стороны, защищенной от холодных северных ветров, была значительной. Огромный косяк мелких рыб следовал рядом со шлюпками, с молниеносной скоростью меняя направления. Бухта — небольшая, «Катти Сарк» заняла треть ее водного зеркала. На берегу росли деревья, — судя по всему, оливковые, — после узкой полоски песка начиналась густая трава. Одиночные оливковые деревья, — это оказались именно они, — переходили в лес смешанного типа на расстоянии пары сотен метров.

Вытащив шлюпки, осмотрелись: множество различных птиц устроили себе гнездовье у одинокой скалы, возвышавшейся в километре к востоку. Небольшое стадо коз, пасшихся между деревьями, сорвалось с места, едва мы высадились.

— Козы пуганые: люди на острове есть, всем быть наготове! — Воины разошлись полукругом, создавая периметр безопасности.

Шлюпки пошли к кораблю, чтобы вернуться с новой партией воинов — я решил провести на суше пару дней, давая людям отдых. По ощущениям, температура — в пределах пятнадцати градусов тепла, солнечные лучи ласкали кожу без духоты и жары.

Вместо запланированных двух дней провели на Крите четыре — настолько люди устали от морского плавания. Урр вместе с Санчо и охотниками каждый день радовал нас свежей добычей, а рыба сама шла в руки, стоило лишь забросить изогнутый крючок на веревке. Людей на острове мы не видели, хотя охотники натыкались на следы костров.

— Можно было организовать поселение здесь, а не на Сицилии, — предложил Тиландер, когда парусник покинул гостеприимные воды Крита.

Огибать Крит решили с юга, чтобы присмотреть бухту побольше, где может разместиться крупное поселение. Разнообразных бухт по пути на восток — предостаточно, но все они располагались у обрывистых берегов, сразу за которыми начинались горы. Подходящая бухта нашлась перед сумерками — в ширину она достигала около полукилометра, за ней виднелась равнина, поросшая редкими деревьями. А самое главное — в море впадала небольшая речушка шириной не более десяти метров.

— Нанеси это место на свою карту и определи координаты. Здесь впоследствии можно основать целый город, — дал указание американцу, рассматривая представшую перед глазами картину.

С западной стороны недалеко от бухты располагалась холмистая местность, поросшая лесом. На восток простиралась равнина, на которой паслись животные, но какие именно, понять было трудно. Крит сильно вытянут с запада на восток: только через полторы суток достигли его восточной оконечности. Расстояние от восточной оконечности Крита до Родоса Тиландер планировал покрыть за сутки. Но был встречный ветер, и мы увидели Родос лишь к обеду второго дня.

Прошедшие полтораста лет кардинально изменили облик той части берега, где мы заложили свое первое поселения. После извержения вулкана на Кипре образовано второе поселение в нескольких километрах от первого. Сейчас нашему взгляду предстал мегаполис каменного века — оба поселения слились в одно, занимая обширную часть западной оконечности Родоса. Леса, покрывавшие в свое время берега вплоть до самого берега, были вырублены на огромном пространстве, обнажая склоны. Порт Родоса представлял собой деревянный причал длиной около ста метров, где со спущенными парусами стояли одномачтовое судно и пара крупных рыбацких лодок. Это — не «Буря», судно в порту уступало в размерах кораблю Сирака.

На деревянном причале находилось мало людей, но когда мы подошли ближе для швартовки, нас уже встречала целая толпа. Единственное двухэтажное здание в городе было каменным и, вероятно, являлось резиденцией Торхепа. Остальные дома были глиняными — первое поселение на Родосе мы строили, как и Кипрус, обмазывая глиной плетеные стены.

— Сирака, похоже, нет дома, — констатировал Тиландер, отдавая команду швартоваться.

Матрос с нашего корабля бросил канат на причал, двое зевак подхватили канат, обвязывая его вокруг столба, вбитого в землю. Отдав якорь и прижавшись бортом к деревянному причалу, шхуна замерла. Причал оказался на метр ниже бортов «Катти Сарк».

Показывая на наш корабль пальцами, толпа на берегу взволнованно гудела. Первое впечатление было о безалаберности Моско, но присмотревшись, я узнал лучников из отряда Сирака, приветливо вскидывавших руки. Нас опознали задолго до подхода к берегу — этим и объяснялось отсутствие мер предосторожности.

Пока я размышлял, спрыгнуть на причал или дождаться установки сходней, мосочане подкатили внушительную дубовую бочку, по которой на берег сошли Богдан, Урр и Санчо. Очутившись на причале, я набрал в грудь воздуха, но услышал:

— На колени — перед Великим Духом Максом Са! — голос Богдана разнесся над людьми.

Первыми среагировали лучники, побывавшие в Берлине, следом вся остальная толпа преклонила колени.

— Встать!

Пришлось повторить приказ, прежде чем все встали на ноги. Со стороны каменного дома спешила группа людей: впереди вышагивал толстяк с выпирающим брюхом, следом шли трое мужчин в желто-красных туниках, как две капли похожих на туники Амонахес.

— Торхеп, — прошелестело по толпе, заставив меня повторно взглянуть на толстяка. Этот бочонок с жиром и есть мой потомок, правнук Максхепа?

— Макс Са! — Торхеп, подкатился ко мне на своих толстых ножках, пытаясь преклонить колено.

При его комплекции сделать это оказалось несколько затруднительно. Пресек его вялую попытку словами:

— Не надо!.. Ты — мой праправнук Торхеп?

— Сын Карахепа, сына Гратхепа, сына Лодинхепа, сына Максхепа, — моментально перечислил генеалогическое древо до моего сына мой праправнук.

— Ясно. Значит, Максхеп своего сына назвал Лодинхепом. Интересно… — задумчиво протянул я, вспоминая сказку про Аладдина, что рассказывал сыну Алолихеп. Маленький Максхеп имя Алладина произносил только как Лодин.

— А его сын — Гратхеп, а его сын — Карахеп, мой отец, — снова углубился в семейные связи Торхеп, не обращая внимания на моих спутников.

— Это мои сыновья Урр и Санчо, мои братья Богдан и Герман, — представил своих спутников.

Только сейчас Торхеп увидел Санчо, его глаза округлились:

— Какой большой живот! — комплиментов удостоилась лишь эта часть телесов Санчо.

У остальных моих собеседников животы так не выпирали, и они удостоились лишь кивка головой. «Похоже, правнук Максхепа помешан на чревоугодии», — мысль была не из приятных. Я оказался прав — замахав толстыми ручонками на своих подчиненных, чтобы не стояли и не глазели, Торхеп предложил пройти в его дом, где нас ждал накрытый стол.

— Ты знал, что мы прибудем сегодня? — сорвалось у меня с языка, удивленного готовым столом.

— Стол накрыт всегда, — ответ Торхепа меня ошарашил.

Похоже, вся жизнь этого толстяка завязана на поглощении еды. Слова правнука Макса про готовность трапезы стол оказались правдой — огромный низкий стол был уставлен яствами. Здесь было несколько разновидностей рыбы, жареное и отварное мясо, что-то из незнакомой мне зелени. Двое толстых мужчин среднего возраста полулежа лениво поглощали еду.

— Пошли отсюда! — замахал руками Торхеп, вводя нас в комнату.

Оба толстяка вскочили с неожиданным для их комплекции проворством, молча выходя через вторую дверь.

— Я не могу кушать один, — пожаловался Торхеп, приглашая разделить с ним трапезу.

Едва мы успели рассесться, как двое полуобнаженных молодых юношей внесли два кувшина.

— Макс Са, попробуй нашу «чагар», — юноша по его знаку отлил из кувшина в глиняную посуду темно-красную жидкость.

— Из чего это готовится? — понюхав, уловил сладковатый вкус перезревших фруктов.

— Это делается из «комс», — улыбнулся Торхеп, — выпей, Макс Са.

Это было вино, причем довольно недурное, если не считать излишней сладости. Разлив вино в остальную посуду, слуги передали чаши всем за столом. Санчо опрокинул свой чашу одним глотком, громко рыгнул, вызвав умиленное выражение лица у Торхепа, и принялся за еду. По еле заметному знаку Торхепа полуобнаженные слуги удалились, оставив меня гадать, почему прислуживают парни, а не женщины.

Какое-то время ели молча. Надо отдать должное: приготовлено отлично. Жареное мясо, обычно жесткое, здесь было чрезвычайно мягким, словно его вымачивали в особом растворе. Наевшись, откинулся на шкуру, свернутую по типу подушки. Богдан, Урр и Тиландер быстро закончили — за столом осталось только двое едоков — Торхеп и Санчо. Около получаса продолжалось соревнование, кто кого переест, пока правитель Рода не сдался. Санчо ещё какое-то время продолжал трапезу, не отвлекаясь на наши разговоры.

Моско не знал врагов. Ни сам Торхеп, ни его отцы не сталкивались с проблемами. Воды моря кишели рыбой, а коз и овец на острове так много, что никто их не держал в загоне, как домашних животных. Кроме этих парнокопытных на острове бегало множество зайцев и косуль. Но последние человека боялись, в то время как козы и овцы смело спускались прямо в город.

Моско был городом-государством, других крупных поселений на острове не было. Стояли небольшие хутора, но и они скорее могли считаться предместьями, а не отдельным поселениями. На Родосе успешно выращивали ячмень, благоприятный климат давал два урожая в год. Это уже второе место, где я увидел, что водоросли употребляют в пищу.

Богатая сытая жизнь разнежила москочан — присланный мне отряд в сорок лучников и включал всех воинов острова. Единственная проблема заключалась в отсутствии соли и крупного рогатого скота. Соль на Родосе была, но располагалась на отвесных скалах вне досягаемости человека. Именно отсутствие этого важного минерала сподвигло москочан искать варианты торговли с Берлином и другими дикими племенами.

— Соль наши корабли привозят оттуда, — Торхеп махнул рукой в сторону востока, — там есть дикие, которые дают соль, меняя ее на «чагар» и глиняную посуду. И ещё: наши корабли ходят на земли Макса Са, — эта информация для меня не нова; ещё Балт говорил о такой торговле. На мой вопрос, видели ли в этих водах необычный корабль, Торхеп ответил отрицательно. С его слов, кроме как у Русов из Берлина и Макселя кораблей ни у кого не было. Дикие племена имели маленькие лодки, но до паруса они ещё не додумались.

На вопросы Торхеп отвечал четко, сразу улавливая суть, чем несколько улучшил мнение о себе в моих глазах. Сирак, по его словам, отправился в плавание за грузом соли и шкур. Шкуры буйволов очень ценились в Моско: ими занавешивали комнаты, стелили на пол. После сытной трапезы нам показали гостевые комнаты, сплошь устланные шкурами.

— Торхеп, надо людей с корабля накормить и устроить, пока мы находимся здесь, — Тиландер обратился к правителю Родоса.

Но его слова оказались лишними: заниматься нашими людьми было поручено сразу. В плане накормить и напоить Моско мог дать фору остальным государствам.

Три дня, проведенные до возвращения Сирака из плавания, слились в один сплошной праздник чревоугодия. Позавтракав, мы отдыхали, а спустя некоторое время нас звали на обед, плавно перетекавший в ужин. К исходу третьего дня почувствовал, что мой ремень начинает давить на живот. Следовало срочно прекращать это постоянное потребление еды, но и заняться было решительно нечем. Я дожидался возвращения Сирака, чтобы обязательно попрощаться со старым знакомым.

Радость Сирака при виде «Катти Сарк» в порту он описывал сам, вихрем ворвавшись в комнату, где мы ужинали. Расспросив его о плавании, снова услышал про место, где на берегу стоит огромный шар, которому поклоняются дикие. Тиландер безапелляционно заявил, что речь идет о Плаже, возбудив мое любопытство.

— Торхеп, мы завтра отплываем. Мне нужен Сирак, чтобы показать то место, где стоит шар.

Возражений не последовало. Единственным было сожаление, что мы так быстро уходим. С Санчо Торхеп прощался особенно трогательно, долго похлопывая неандертальца по его выпирающему животу.

Сирака я взял с собой, чтобы он показал то самое место с блестящим шаром, планируя завезти на Родос на обратном пути.

Путь от острова до побережья Ливана занял четверо суток. Тиландер сразу понял, куда мы направляемся. Огибая вытянутую на север часть Кипра, долго вглядывался в ландшафт острова, измененный вулканами. Северная часть горного хребта стала более пологой за счет длительно изливавшейся лавы. Никаких костров или признаков присутствия человека на острове не заметил. Кипр навсегда остался для меня местом, которое ассоциировалось с гибелью Мии.

Урр стоял на носу корабля, вглядываясь в исчезающий за кормой остров. Какие эмоции бушевали в его душе? Вспоминал ли он смерть матери или эта страница была для него перевернута навсегда? Спрашивать не стал, а сам Урр не спешил делиться тем, что у него на душе.

Утром следующего дня показалась земля: мы шли к Плажу; последние сомнения отпали. Когда через три часа корабль вошел в бухту, испытал сильное волнение, в горле запершило. От прежнего Плажа не осталось ничего: ни домен Лайтфута, ни моего дворца. Теперь здесь располагалось крупное поселение чернокожих, сгрудившихся у небольшого причала при виде огромного корабля.

Сирак был нашим переводчиком — племя Одал жило здесь уже несколько поколений, занимаясь рыбной ловлей и охотой, торгуя солью. Хижины были по большей части из кривоватых палок, накрытых шкурами и широкими пальмовыми ветвями. Огромная пальмовая плантация, бережно охраняемая мной, превратилась в небольшие островки деревьев. Прямо в центре поселения рядом с хижиной вождя стояла моя капсула. Поверхность начищена так, что солнечные лучи, отражаясь от неё, слепили не на шутку.

Гермолюк всё так же закрыт. Под пристальными взглядами дикарей попробовал провернуть гермозатвор. Увы, даже космические технологии оказались бессильны перед влиянием времени. Термоустойчивые уплотнители рассыпались в прах, а коррозия одолела даже этот сплав железа, алюминия и титана. Задерживаться больше не имело смысла. После недолгого осмотра моей первой колонии отдал приказ грузиться на корабли. Видимо, я неправильно поступил в свое время, решив последовать совету Александрова? Или лучше стоило оставаться в Плаже, развивая островные колонии? Сделанного не воротишь, необходимо жить дальше — впереди предстояло сосуществование с Дойчами, во главе которых стоял вменяемый и адекватный Ганс.

Обратный путь был проще — чаще всего ветер был попутный, довольно резво гнавший парусник на запад. На Родосе не стали останавливаться, решив сделать остановку на Крите — в бухте, где провели четверо суток.

Сирака пересадили на корабль Моско, встреченный в паре милях от острова. Несколько суток пролетели быстро. Отдохнув пару дней, решили больше не устраивать вылазок на берег, чтобы скорее добраться домой. Преодолев около трех тысяч миль по морю, двадцатого февраля «Катти Сарк» пришвартовалась в порту нашего родного Макселя.

Впереди была весна — пора новых путешествий и приключений