Наследие

Глава 21. Неожиданный поворот

Весна вступила в свои права. Солнце уже начинало припекать, напоминая, что скоро наступит жара. Посевные работы по картофелю были закончены и в Макселе, где располагались основные площади, и в Берлине. Илс, оставленный мною управляющим резиденции, потрудился на славу, подготовив около трех гектаров поля под картофель. К сожалению, посевного материала не хватало, чтобы использовать все площади, пришлось по половине поля в Макселе и Берлине оставить под отдых. Проблемы с посадкой злаков давно преодолены, большинство крестьян имели свои десятины под посевы ячменя и пшеницы. Количество десятин определялось по количеству членов семьи — это правило было введено еще во времена первого императора Тихона. Не стал его менять, потому что бесконтрольные распахивания полей путем вырубки леса могли создать дефицит древесины и охотничьих угодий.

Маленький Иван уже активно ползал на четвереньках, пытался говорить первые слова и мог самостоятельно стоять на ногах. Но ходить еще не научился: сделав первый шаг, падал, как плюшевый мишка. Ната старалась уделить малышу максимум внимание, но необходимость участвовать в образовательных процессах империи, лишала малыша полноценной материнской заботы. Две служанки помимо уборки комнат приглядывали за Иваном. Еще по опыту прежнего своего отцовства я был сторонником минимального вмешательства в развитие ребенка. Тот же Миха, Мал, Урр и девочки-близняшки прекрасно самостоятельно ползали, зачастую удаляясь от дома. А вот Максхеп, нежно оберегаемый Алолихеп, рос нытиком. Его правнук Торхеп, — правитель Родоса или Моско, как его называли сами жители, — превратился в чревоугодника.

Ощущения от посещения Родоса остались двоякие: с одной стороны, в жилах правителя текла моя кровь. Но посвятить всю свою жизнь банальному обжорству — выше моего понимания.

Был один момент, сильно напрягавший Нату — Мал и Урр не проявляли к Ивану никакого интереса, словно он не являлся их сводным братом. После очередного совместного ужина, когда оба моих сына, рожденные Мией, снова проигнорировали малыша, тянущего к ним ручки, Ната не выдержала:

— Макс, это ненормально! Почему они не играют с ним, это же их брат? — Закончив ужин, я лежал на широкой кровати, обдумывая планы на ближайшее будущее. Вопрос Наты застал меня врасплох:

— Не понял… что ненормального ты увидела в этом?

— Они же братья, разве им неинтересно взять своего братика на руки, поиграть с ним? Придерживая Ивана обеими руками, Ната страховала его, пытаясь заставить ходить.

— Не вижу в этом ничего криминального, — присев, посмотрел на попытки Наты. Иван сегодня категорически не желал слушать ее, вырываясь из рук и похныкивая. — Мал и Урр — дети каменного века, им незнакомы такие сантименты. Уверен, когда наш сын станет чуть постарше, они с удовольствием будут его учить стрелять, выслеживать добычу. Мал точно так же не обращал внимания на Урра, пока тот не стал взрослее, а они, между прочим, — единоутробные братья.

— Рожденные дикаркой, — непроизвольно вырвалось у Наты. Осознав, что совершила ошибку, она поторопилась исправиться:

— Макс, прости, я не то хотела сказать…

— Ты сказала что хотела, — я удивился как холодно и ровно звучал мой голос, — но больше так не говори. Для меня все дети — моя кровь, даже если их мне родит волчица.

— Прости, я ляпнула не подумав, — Ната смиренно склонила голову, признавая ошибку.

— Проехали, забудем, — снова улегся на кровать, но в голове прозвучал первый тревожный звоночек.

Что-то подспудно говорило мне о том, что разговор про Мала и Урра был завязан не просто так. Так и оказалось: спустя неделю после того случая ночью, после страстного секса Ната осторожно завела разговор про будущее нашего сына. Речь шла о том, кем станет Иван, когда вырастет, каковы мои планы насчет «трудоустройства» всех троих сыновей.

— Ната, ты спроси прямо не виляй, — приподнявшись на локте, всмотрелся в белевшее в полумраке лицо супруги.

— Я просто спросила, — неуверенно попыталась уйти от ответа Ната.

— Нет, не просто. Ты хочешь знать, кто станет императором после меня, кто станет наследником?

— Какой наследник, Макс, ты еще совсем молодой, — засмеялась жена, протягивая руку под шкуру. Типично женская уловка — пойманная на месте преступления, пытается перевести мои мысли в другую область.

— Я скажу тебе так — наследником будет тот, кто проявит в себе качества лидера, кто будет продолжать мое дело независимо от того, кем была его мать.

— Макс, перестань, ты всё принимаешь слишком близко и серьезно, — а вот в этот раз Ната, похоже, говорила серьезно, без подтекста.

— Может быть, но пойми одно: Русы — это не фирма, не семейное дело, которое передается по узам крови. Помимо этого, у человека должны быть лидерские качества, чтобы народ шел за ним, был готов на смерть ради него. Будут у Ивана такие качества — без вопросов, всё останется ему. Мал уже отказывался править, предпочтя путь воина. Урр, судя по всему, тоже скорее выберет военную стезю. Но это не значит, что наш сын будет императором, если окажется тюфяком. Я уже видел одного своего потомка, для которого главное — набить желудок, не желаю видеть сына таким.

— Но этот Торхеп правит ведь, — возразила Ната, — никто не покушается на его власть.

— Не покушается только потому, что в Моско изобилие и нет врагов. Они там все живут как в раю, половина виденных мной — с избыточным весом. А Максель, Берлин — это не острова, здесь в любой момент можно ожидать нападения, да и «христоверы» могут захотеть реванша. Кроме того, не уверен, но, возможно, есть и еще другие люди.

Рассказал Нате про животный страх низкорослых Дуул на Сицилии при виде нашего корабля. Я мог понять желание Наты уже сейчас закрепить за Иваном статус наследника, но принимать такое решение было еще очень рано. Дай я понять, что рассматриваю нашего общего сына в качестве наследника, — чего греха таить, только его и видел наследником, — Ната избалует парня. Она будет носиться с ним как с писаной торбой, постоянно внушая ему мысль, что он выше всех по статусу. Вместо того чтобы получить сына способного постоять за себя, у меня вырастет рохля и избалованный барчук.

Заканчивался апрель, картофель резво рос из земли. После очередной попытки угадать состав капсюля Лайтфут приуныл, но я его подбодрил скорой поездкой к Гансу. Именно там я надеялся получить ответ на многие технические вопросы — книги нацистов, передаваемые из поколения в поколение, бережно хранились во дворце, Задержка была только в Нате — она все еще кормила грудью Ивана.

Назначив дату поездки на первое мая, планировал к девятому прибыть в столицу Дойчей: мелочь, а приятно, сознавать, что на священный праздник я — почетный гость в Регенсбурге. Неожиданно вмешалось событие, которого я никак не ожидал. После очередного ужина Мал заявил при всех, что хочет жениться. Это прозвучало словно пушечный выстрел — разговоры за столом стихли, все взгляды устремились на моего сына. Я несколько раз заводил разговор о женитьбе, но он довольно холодно воспринимал эту тему.

— Молодец! Кто она?

— Она… — Мал запнулся, оглядел всех за столом.

Тиландер подмигнул ему подбадривающе, а Бер вскочив с места, хлопнул по плечу:

— Говори.

— Она — дочь Мефода, — проговорил Мал, почему-то покраснев. Мне это имя ничего не говорило, но Ната его слышала раньше.

— Это священник из собора, где мы разместили школу? — полуутвердительно спросила она.

— Да, — Мал поднял голову и оглядел всех за столом с вызовом, — если она дочь сатаниста, она не может выйти за меня? — Скрытую угрозу в голосе Мала Ната уловила, поспешно добавив, что девушку видела, и она очень красивая. Честно говоря, внутренне я не очень одобрял выбор сына, за доли секунды в моей голове промелькнули мысли, как коварная дочь священника настраивает сына против меня.

— Вот это поворот! — громко воскликнул Тиландер, хлопая себя по коленям. — Самого свирепого воина усмирила приходская овечка.

Скажи нечто подобное не Тиландер, а кто-нибудь из его сверстников, Мал, скорее всего, уже перерезал бы ему горло. Даже слова американца, которого Мал искренне любил, заставили его вскочить.

— Сядь! — ледяным голосом приказал сыну. — Сейчас люди разойдутся, поговорим. И держи себя в руках: не забывай, перед кем ты сидишь за столом.

— Прости, отец! — от пристального внимания к своей персоне Мал покраснел. С его импульсивностью, сдержанность ему давалась крайне трудно. Ната с Иваном ушла к себе. Остальные, торопливо доев, тоже вышли из-за стола, оставив меня с сыном наедине.

— Чья это идея — твоя или ее? — Мне надо обязательно убедиться, что вся эта предполагаемая женитьба не является попыткой «христоверов» проникнуть в мою семью.

Пытал я Мала долго, сын искренне не понимал моего интереса к деталям — кто первый заговорил, где они увиделись впервые. Большинство деталей Мал даже не помнил. Закончив допрашивать, около получаса объяснял Малу, с чем связано мое внимание к девушке.

— Отец, она не сатанистка, — это были единственные слова, сказанные в защиту девушки.

— Мал, я не против твоей женитьбы. В моем другом мире, где я жил раньше, существовал интересный обычай, — протянув руку, взял кубок с вином. Три больших бочонка вина «чагар» Торхеп велел загрузить в «Катти Сарк» перед нашим отплытием.

— Когда мужчина находит себе жену, женщину, — он приводит ее домой, чтобы с ней познакомились его отец и мать.

— Зачем? — вопрос Мала поставил меня в тупик. — Зачем? — повторил Мал. — Это же моя женщина.

— Чтобы я видел, что она тебе подходит. Она же станет членом нашей семьи, — черт побери, как это объяснить сыну, для которого всё, что я говорю, кажется полной несуразицей.

— Если ты этого хочешь, отец, я приведу ее, — Мал говорил спокойно, удивляя меня свой рассудительностью, — но в твоем прошлом мире был глупый обычай.

— Глупый — не глупый, — в этом доме этот обычай будут соблюдать! — поставил я точку в разговоре, понимая, что Мал по сути прав. Это ему с ней жить, она должна устраивать его, а не нас.

Мне уже стало совсем любопытно увидеть ту, которая смогла заинтересовать Мала. Я бы не сказал, что Мал соблюдал целомудрие — из разговоров Бера понятно, что интерес к женщинам у сына есть. Но чтобы заговорить о женитьбе, да еще на общем семейном ужине — это чего-то стоило.

Прошла неделя, я уже стал забывать об этом разговоре: никто не заводил тему женитьбы. "Возможно, он ее добился и охладел", — мелькнула мысль, когда в очередной раз Мал к ужину явился один. Но не успели мы разместиться за столом, как Богдана позвал один из стражников. Вернувшись, тот громко доложил, смеясь уголками губ:

— У нас гости: священник Мефод со своей дочкой.

— Ты же хотел, чтобы я познакомил, — невозмутимо ответил Мал на мой немой вопрос.

Одно дело так называемая невеста Мала — ее я готов терпеть, но видеть священника желания не было. С другой стороны, прогонять возможного тестя сына — плохое уважение к своему ребёнку.

— Прими его отдельно, не за общим столом, — шепнула на ухо Ната, оценившая мое смятение.

— Богдан, пригласи девицу сюда, а ее отца проведи в мою комнату. — Я встал из-за стола.

Готов поклясться, что в глазах Мала проскочила искорка — этот шельмец сделал это специально, зная мое отношение к священникам. Каждый раз, слыша слово священник, я вспоминал церковный суд в Будилихе, когда был вынужден оправдываться перед тремя старыми сатанистами.

Мефод на глаза мне раньше не попадался — такую колоритную личность я бы запомнил. Священник — среднего роста, с длинной густой бородой и абсолютно лысый. На голове у него что-то вроде головного убора, снятого при моем появлении. Облачение Мефода соответствовало сану: бесформенная хламида черного цвета с нашитым белым крестом на отвороте. «Мушкетер хренов», — мысленно окрестил священника, отвесившего мне низкий поклон.

— Мир тебе, Макс Са, сын Госпо… — замешкавшись на секунду, Мефод поправился. — Великий Дух, да продлит Господь годы твоего правления.

— Не твоими молитвами, — вырвалось у меня. Девушку разглядеть я не успел — она ушла вместе с Богданом. Смог только заметить, что высока и стройна. Накинутый на голову светло-желтый платок скрывал ее лицо.

— Иди за мной, — проведя гостя в свой «кабинет», удобно уселся на своем стуле, накрытом медвежьей шкурой. Мефод переминался с ноги на ногу, но, не получив разрешения сесть, сделать это самовольно не осмелился.

— Что тебя привело ко мне? — я специально не называл священника по имени, мы еще не родня, чтобы панибратствовать.

— Твой сын Мал… — осторожно начал Мефод, нервно комкая шапку в руках.

— Да, Мал мой сын. Он тебя обидел? — Мефод даже дернулся от моего вопроса. По его растерянному виду было ясно, что он не так представлял наше знакомство. "Раскатал губу, мудила. Наверняка решил, что Макс Са у него в кармане, раз его сучка запала в душу Малу«,— мне стоило усилий не сказать это вслух. Впрочем, я успею это сказать, если почувствую, что священник нуждается в острастке.

— Тута такое дело, Макс Са… — начал Мефод, но я перебил его:

— Не «тута», а «здесь». Язык предков надо знать и разговаривать правильно.

После моих слов священник окончательно струхнул: рухнув на колени, он взмолился:

— Макс Са, я не знал, когда Белояра сказала мне про твоего сына, я просил ее одуматься. Не наше это дело — стать родней императору Великому Духу Максу Са. Говорил, но девица вбила себе в голову, что она нужна твоему сыну.

— Подожди, — остановил я поток жалости и самобичевания из уст священника. — Как ты назвал свою дочь?

— Белояра. Макс Са, так ее мать нарекла при рождении, потому что родилась она светлее других детей. Говорил я ей — не стоит так называть, не христианское это имя. Да дура меня не послушала. — Мефод еще что-то говорил, но я его не слышал, чувствуя, как покрываюсь «гусиной кожей».

Случилось это на четвертом курсе мединститута — меня направили на практику в заброшенную подмосковную деревню. Не совсем покинутую, но люди оттуда уезжали, потому как рядом открыли новый мусорный завод. Вся деревня состояла из ста домишек, большинство из которых построено еще до революции. В местном ФАПе и проходила моя практика.

Как-то пришла на прием к фельдшеру древняя старуха. Наш фельдшер была на выезде, оказывать помощь пришлось мне. Старуха поранила ногу топором — остановив кровотечение и наложив повязку, пожурил бабушку, чтобы не играла таким опасным предметом.

— А готовить-то как, сынок? — возразила старуха.

После ее ухода долго думал про слова насчет готовки. Закончив практику, нашел дом старухи — до самой ночи колол ей дрова впрок. В последующие несколько дней порубил всю поленницу. Баба Серафима пыталась отблагодарить меня, суя три мятые сторублевки. В предпоследний день практики зашел к Серафиме попрощаться — добрая старуха вызывала непонятное щемящее чувство в груди.

— Белоярый ты, сынок, трудная у тебя будет жизнь: что ни сделаешь — всё будешь терять, и снова всё начинать сызнова. И так будет до тех пор, пока не встретишь ты Белояру — она станет твоим светом.

Уже прощаясь с нашим фельдшером Натальей Витальевной, сказал про напутствие бабы Серафимы.

— Ты не смейся, Максим: Серафима из рода ведуний, в свое время она многое предсказала. Она еще в начале восьмидесятых сказала, что «придет Мишка Меченый, развалит страну, поселит в сердцах свободу, а в руках пустоту». Так что встретишь свою Белояру — вспомни бабу Серафиму, — напутствовала меня фельдшер, проработавшая в деревне больше тридцати лет.

Я окончил институт, прошел ординатуру, поступил в Звездный, но имя Белояра мне никогда не встречалось. Не только не встречалось, я даже в книгах не находил героинь с таким именем. И вот в каменном веке параллельной Вселенной мне встречается это имя. И принадлежит оно не кому-нибудь, а потенциальной невесте моего сына.

— Как тебя зовут? — прервал я поток бессвязных речей священника.

— Мефод, Великий Дух Макс Са!

— Иди домой, Мефод, за дочь можешь не беспокоиться, она под моей защитой.

Выпроводив потенциального будущего родственника, я медленно направился в зал, чувствуя странное онемение в коленях — сейчас я увижу Белояру. «Баба Серафима, что ты тогда хотела мне сказать?» — мысль потонула в моей голове, когда, войдя в освещенную залу, встретился глазами с Белоярой.

В голове вспыхнули строчки песни из прежнего мира:

И мое сердце остановилось…

Отдышалось немного…

И снова пошло…