Наследие

Глава 26. Кегар

По всей дороге от Берлина, где задержался для ночевки, и до самого Мехика шли уборочные работы. Ячмень и пшеница давно убраны, а вот фасоль, чечевица и картофель только созрели, и крестьяне трудились не покладая рук. Годы изобильных урожаев картофеля и фасоли объяснялись просто — это была новая культура в этих местах, а земли распаханы впервые. Почва не успела истощиться, давая такие урожаи третий год подряд, что голодным не оставался никто. По моему совету всюду была внедрена трехпольная система.

Система постоялых дворов, где можно переночевать, поесть и дать отдохнуть лошадям, оказалась эффективной. Больше не приходилось ночевать в лесу, собирая хворост для огня и питаясь сушеным или жареным мясом. Глубокая посуда для жидких блюд прочно вошла в обиход Русов и Дойчей. Всё чаще на стол ставились каши и супы, в каждом поселении их готовили по своему рецепту. Достаточно дорогим удовольствием оставалась соль, добыча ее на морском берегу не покрывала всех нужд растущей империи. Соль привозили с Родоса, а Торхеп получал ее от новых обитателей Плажа. Небольшая добыча соли производилась и в землях Ганса, в предгорьях Альпийской гряды с северной стороны. Но это была соль каменная. Превосходя морскую по полезным свойствам, она сильно уступала по пищевым качествам.

В Мехике мы не стали задерживаться, несмотря на все просьбы Шрама. Едва оказавшись в окрестностях города, Санчо начал ментальный штурм, посылая мыслеообразы избушки Зипа, где проживала Лу с грудями-бидонами.

— На обратном пути! Ганс чем-то напуган, не будем терять времени, — ответил вслух неандертальцу, ставя блок от его назойливых атак. Санчо недовольно засопел, но атаковать мой бедный мозг прекратил сразу.

От Мехика до Штатенгартена было два постоялых двора: меня удивило количество Дойчей, направлявшихся в земли Русов. Попытка разузнать что-либо ни к чему не привела: полукровки, — а следы дикарей отчетливо прослеживались в чертах Дойчей, — отвечали уклончиво. Первую относительно годную информацию получил в Штатенгартене, где остановились на ночь, пользуясь гостеприимством Штефа. Родич Ганса немного раздобрел за последние три года, переваливая по возрасту за сороковник.

— Идут слухи, что грядет беда. Шеты сами пришли к воротам Регенсбурга, прося приютить их. А они, как известно, никогда своих болот не покидают.

Шеты, болотное племя, никогда не меняли места своего проживания, прекрасно ориентируясь среди родных болот и топей. Именно Шеты контролировали торфяные месторождения — основной источник топлива для обогрева домов фюрлянда. Ганс рассказывал о них, как еще дед покойного короля Дитриха решил прижать Шетов, посчитав, что слишком накладно отдавать им металлические изделия за торф. Весь экспедиционный отряд пропал, а спустя пару дней выходцы из болот выложили часть голов воинов Дойчей прямо на торговой точке, где обычно происходил обмен. По словам Ганса, область топей, контролируемая Шетами, размерами почти не уступала его владениям. Когда он на старой истрепанной немецкой карте очертил область болот, я едва не присвистнул — во время возвращения от Фарерских островов мы с Натой умудрились пройти по самому краю болот. Возьми я тогда чуть севернее — не выбраться нам оттуда: либо утонули бы, либо добывали бы торф для воинственных Шетов.

— Что могло их выгнать из болот, тем более привести к Гансу?

— Не знаю, император Макс Са, но просто так они не ушли бы. — Штеф с аппетитом разгрыз жареную птицу, деля обеденный стол со мной и моими друзьями.

Лайтфут и Тиландер с Бером уже закончили обедать и сидели, откинувшись назад. Слушая наш разговор. Санчо продолжал насыщаться, а Богдан в этот раз присоединился к воинам, чтобы разделить трапезу с ними.

— Послать за пивом? — спросил Штеф, видя, что мой кубок и кувшин пусты.

— Нет, не надо. Хочу лечь пораньше, чтобы выйти еще до рассвета. Меня беспокоят эти Шеты, да и Ганс, судя по всему, встревожен.

— Народ напуган, все стараются уйти подальше от болот, где проживали Шеты, — понизив голос, Штеф, приблизился ко мне, — идут разговоры, что солнце исчезнет. Так сказал шаман Шетов.

— Исчезнут Шеты, исчезнем мы и потомки наших потомков — прежде, чем исчезнет солнце, — я отодвинул блюдо, еда была вкусная, но уже не лезла.

В Регенсбург прибыли к концу третьего дня — накатанная широкая дорога и сеть постоялых дворов давали ощутимое увеличение средней скорости. Ганса в этот раз предупредили поздно: скачущий галопом навстречу, он встретился нам у Ратхауза.

— Макс Са! — соскочив с лошади, Мольтке взял моего жеребца под узды. — Я не знал, что Ты уже здесь.

— Плохой ты король, Ганс, — рассмеялся я спешиваясь, — вместо того, чтобы чинно ждать во дворце, скачешь, как мальчишка.

— Только навстречу Великому Духу, — улыбаясь парировал Мольтке.

Крепко заключив друга в объятия, похлопал его по плечу:

— Но льстить ты уже научился, негодник, — рассмеявшись в ответ на мои слова, Ганс поинтересовался, как мы добрались.

Ко дворцу мы шли пешком: от долгого сидения в седле, сводило ноги и побаливал копчик. Не пойму, как могли монголы месяцами скакать, да практически без сёдел. У них там что, титановые яйца и бронезадница?

Ганс не говорил о Шетах, а я специально не заводил тему про них, чтобы сравнить информацию, полученную от Штефа и Ганса. Только после праздничного пиршества, когда мы остались вдвоем в его кабинете, Мольтке завел разговор.

— Макс Са, я рассказывал про Шетов, что живут на Великих Болотах?

— Рассказывал, — напомнил я Гансу, — они поставляют вам торф для печей.

— Да. Еще дед Дитриха пытался выбить их оттуда и самому добывать торф, но его воины в болотах пропали. Даже когда все племена в округе стали переселяться в поселения, Шеты не покидали болот, лишь ненадолго выбираясь в леса для торговли.

Ганс говорил, а я слушал — он углубился в историю взаимоотношений с Шетами, вспоминая былые обиды.

— Так вот, — Ганс судя по всему переходил к сути, два месяца назад появились первые из них. Они просили разрешения переселиться из болот и были явно напуганы.

— Возможно, там появились страшные звери? — сделал я свое предположение.

— Я тоже об этом подумал, даже поговорил с их шаманом, но зверей новых там нет. Может, я позову шамана, ты поговоришь с ним сам. Он говорит странные вещи. Не могу его понять. — Ганс смотрел просительно.

— Зови, — согласился я на его предложение, в конце концов я проделал большой путь, чтобы удовольствоваться рассказом из чужих уст.

Шаман оказался довольно молодым мужчиной со звучным именем Терд. Косматый, с цепким взглядом из-под густых бровей. Внимательно осмотрел меня с ног до головы. Язык у Шетов — отрывистый, словно шаман пытался спровоцировать нас на гнев. Когда «беженцы» появились в фюрлянде, покинув свои болота, среди них был пожилой мужчина — сын одного из воинов Дойчей, отправленных в карательную экспедицию. Торфяники подарили жизнь этому воину, а он осел среди них, найдя себе женщину по вкусу.

Шард — так звали сына плененного Дойча, от отца сохранил язык и сходство с предками. Именно он выступал в роли переводчика, доводя до нас информацию от Терда.

— Земля горит под ногами, жизнь умрет, никто не выживет, надо уходить далеко, — звучали короткие отрывистые предложения в устах Шарда.

— Что значит «земля горит»? — переспросил переводчика.

Терд на вопрос Шарда взъярился — прыгая на месте, он изображал непонятную пантомиму, сопровождая ее короткими выкриками и ужасными гримасами.

Этот концерт мне стал надоедать, но одна фраза, переведенная Шардом, привлекла внимание:

— Все умрут, все умирали, небо станет черным и солнце умрет.

— Спроси его, когда это случится?

— Он не знает, но вода становится горячее с каждым днем, — последовал ответ.

В самих болотах явно что-то происходило, на лице шамана и переводчика написан явный страх.

— Ганс, как далеко отсюда до этих болот?

— До самого начала болотного края — примерно четыре дня пути. Но там Болотный край только начинается, а сами болота становятся непроходимыми еще дальше.

— Есть карта?

Мольтке достал с полки истрепанную до дыр немецкую карту времен Второй Мировой.

— Болотный край начинается здесь, — палец Ганса указывал на знаковое название, прочитанное мной без труда — Гейдельберг.

«Гейдельбергский человек», — всплыло в памяти. Что там было? Вроде там обнаружили целый скелет древнего человека, а впоследствии — еще множество фрагментов человеческих костей. А еще позже этот подвид человека обнаружили в Италии, Франции, Греции, в других частях Германии и Испании, не говоря уже о странах Восточной Европы. В той передаче на National Geografic говорил о странной одномоментной гибели гейдельбергского человека. Вспоминая места, где обнаружены останки этого родственника неандертальцев, поставил точки на карте Европы: получалось, что практически вся Европа вплоть до Черного моря была заселена этим подвидом. И потом он внезапно прекратил свое существование.

У меня появилось смутное подозрение, что я нахожусь рядом с очень важной информацией. Но я не мог понять, что именно надо искать. Смотря на точки, проставленные на карте, пришел к мысли: если их соединить, то получится круг. Неполный круг, потому что с запада Атлантический океан, нет суши. Если брать внимание на расстояние из Гейдельберга, расстояние по масштабу карты до некоторых точек — около тысячи километров, а до остальных доходило до полутора тысяч.

Гейдельбергского человека не находили на Кавказе, в донских степях — по крайней мере в передаче об этом не говорилось. Было что-то, что ограничивало их ареал расселения или… Чуть не подскочил на месте — как же я глуп! Одна из популярных версий вымирания мамонтов гласила, что наступило моментальное похолодание. В желудках животных, найденных в вечной мерзлоте, нашли свежую траву. Возможно, именно в этом и кроется причина одномоментного вымирания этого древнего подвида людей? В стремительном похолодании? На юг и запад древние не могли уйти от наступающих холодов — путь им преграждала вода. А с севера и с востока теоретически шли ледники.

Я чувствовал себя великим ученым, которому удалось разгадать тайны природы. Единственное, что смущало, так это слова шамана о горящей земле под ногами. Только увидев болота своими глазами, можно сделать окончательный вывод.

— С утра едем на эти болота, нам нужны оба — шаман и проводник, — откинувшись в кресле, посмотрел на Ганса.

— Я знал, что тебе это будет интересно, поэтому и написал, — улыбнулся Мольтке, — с тобой я поеду куда угодно!

Дорога до болот действительно заняла четыре дня; правда, мы и не спешили, нередко останавливаясь на отдых. Несколько поселений, встреченных по пути, были частично покинуты. Староста одной из деревень, дрожа от страха перед королем, смущенно лепетал, что люди испуганы выходом Шетов из болот и уходят подальше из этих мест на восток.

Чем ближе приближались к болотам — тем сильнее менялся ландшафт. Вместо дубов и лиственниц стали чаще попадаться березы и ивы, любительницы влажной почвы. В полдень четвертого дня мы оказались в березовом лесу, где обычно происходила мена между Дойчами и Шетами.

Это большая ровная поляна, стрех сторон окруженная березами. Четвертая сторона — без деревьев: в ста метрах от поляны начинались болота, обрамленные густыми зарослями камыша. Терд уверенно шел вперед, сказав, что лошадям там не пройти. Оставив Бера и часть воинов на поляне, двинулись вперед, ступая точно по следам шамана. Терд не пользовался шестом — его натренированный глаз сразу определял гиблое место. Увидев, что кто-то начинает сходить с его следов, хриплым криком, похожим на карканье вороны, Терд восстанавливал походный порядок.

Примерно через час ходьбы по болотам, мы промокли по пояс, но неугомонный шаман пер вперед. Вода в болотах — довольно чистая. Обмакнув руку, чтобы смыть пот, еле сдержал восклицание — оказалось горячо.

Терд, заметив мое удивление, ухмыльнулся, показывая гнилые зубы. Местами болота переходили в относительно твердую поверхность, и скорость передвижения увеличивалась. Мы столько петляли среди чахлых деревьев, что без посторонней помощи не смогли бы найти дорогу обратно.

Терд остановился через два часа пути блуждания по болотам — мы находились на участке, где раньше располагалась деревня Шетов. Остатки полуразобранных хижин, мусор, человеческие экскременты и кости животных свалены в одном углу. Это было похоже на остров диаметром до двухсот метров в поперечнике.

Поманив рукой, Терд раздвинул пожелтевшие заросли камышей — передо мной открылась широкая полоса чистой воды, от которой поднимался пар. Вода кипела, даже камыши, растущие на берегу, пожелтели и высохли, рассыпаясь при прикосновении. Бурлила и кипела вода только в одном месте — примерно на середине. Я уже собирался сказать, что это обычный горячий источник, как с места бурления воды вырвался фонтан высотой за десять метров. С противными шлепками на нас и вокруг нас посыпались комья липкой горячей грязи.

Гейзер! Гейзер, стреляющий грязью. Необычно, но никак не смертельно! Видимо, глубоко под землей проявляется вулканическая активность. И ради этого мы перлись сюда четыре дня?!

Я сдержался, чтобы не обложить трехэтажным матом Терда, потому что пошатнулся, теряя равновесие. Раздались крики испуганных людей — земля под нашими ногами заходила ходуном, словно громадный кит начал дышать. Не веря своим глазам, я смотрел, как весь остров вспучивается — в тридцати метрах от нас из земли вырвался кипящий фонтан пара. И сразу после этого весь остров снова опустился вниз, словно выброшенный пар дал ему принять первоначальное положение в пространстве.

— Кегар ба! — отчетливо произнес Терд, не сводя с меня взгляда.

— Он говорит, что скоро все живое погибнет, — перевел Шард, испуганно озираясь по сторонам.

— Скажи ему, что ничего не погибнет, — велел Шарду, успокаивая этими словами своих воинов, испуганных до усрачки.

— Макс, что это такое? — даже Тиландер был бледен, как привидение.

— Скорее всего, под нами — вулкан, а этот островок наверняка образован травами, поэтому и поднялся, когда внизу вода забурлила, — объяснение выглядело логичным, но по лицу американца заметно, что он не поверил.

— Кегар ба, — снова повторил Терд, хватая меня за руку. Санчо, оказавшись рядом одним прыжком, поднял шамана над собой, собираясь швырнуть его в кипящую воду.

— Отпусти его, Санчо!

Неандерталец послушался неохотно. Рыча бросил шамана на землю. Тот, вскочив на ноги, засмеялся, показывая пальцем на Санчо. Затем, обернувшись ко мне, махнул рукой:

— Вале!

Не дожидаясь ответа, Терд двинулся к противоположному краю острова. Пройдя сквозь густые заросли камышей, перешел на соседний остров, весь ископанный вдоль и поперек. Это были залежи торфа, местами глубина выкопанного карьера достигала десяти метров. Шаман ловко сбежал в одну из таких ям по выступающим ступенькам: остановившись внизу, призывно махнул рукой.

«Макш! Не иди, там плохо!» — ворвался в голову ментальный крик Санчо.

Но Терд вел себя спокойно, разглядывая что-то в стене карьера. Проигнорировав слова приемного сына, я спустился вниз, чувствуя затхлый воздух разложения. На стене, куда показывал Терд, виднелись останки нескольких человек. Видимо, их обнаружили во время добычи торфа — оказавшись без вакуумной изоляции торфа, тела как минимум троих людей сгнили. От костей еще несло запахом разложения. Приблизившись, я осторожно освободил один из черепов — большой, с выраженными надбровными дугами и широкой переносицей. Череп сильно смахивал на форму головы Санчо, но нос был еще шире.

Терд, не удовлетворившись этой картиной, мощным движением вырвал целый пласт торфа из стены, обнажая еще несколько скрученных трупов: один детский и два взрослых. Эти трупы сохранились лучше — на них даже видны остатки мышц.

— Кегар ба, — в третий раз повторил Терд, показывая на противоположную стену, откуда торчала человеческая кисть.

— Я тебя понял, — обратился к шаману, — похоже, действительно в этих местах небезопасно.

Каким-то шестым чувством Терд меня понял, довольно улыбнувшись. Мы поднялись наверх — я обратил внимание, что даже земля и торф в карьере — теплые, а ведь это был уже другой остров в болоте. Присев, положил руку на землю, где высохшая трава рассыпáлась от легкого прикосновения. Температура поверхности под ногами выше температуры тела — я чувствовал тепло земли.

— Возвращаемся назад в Регенсбург! — скомандовал своим. — Эти Шеты сделали правильно, что ушли отсюда: под землей гигантская печка, которая может рвануть в любой момент.

До самого Регенсбурга я игнорировал попытки Ганса, Тиландера и Лайтфута поговорить на эту тему. Все фрагменты этой странной картины, понемногу вставали на свои места, кроме одного главного вопроса — когда?!