Наследники Беспределья

ГЛАВА 16. Вожделенный ноль без палочки

— Знатная жратва! Правда, заморыш?

Заморыш согласно кивнул.

Жратва и вправду была неплохая, несмотря на то что уже далеко не первый день напарники ели на ужин одно и то же.

Печёнки было так много, что съесть всю сразу оказалось не под силу даже такому заглотышу, каким был фрумчик. Огромное количество пережаренной печёнки фрумчик отправил на хрустальный ледник, и с тех пор каждый вечер громила приносил к очагу очередную порцию и разогревал её на углях. Крепкое дерево, которое фрумчик пускал на дрова, принося поленья из нижней долины, быстро обугливалось, но долго и жарко тлело, давая достаточно тепла в гроте и позволяя подогревать пищу, не сжигая её.

Первая неделя новорождённого подходила к концу. Он уже вполне освоился со своими новыми обязанностями и уже отстоял две самостоятельные вахты на посту. Правда, крокодилов или чего-нибудь подобного ему больше не попадалось. Но фрумчик уверял, что все прелести ещё впереди.

Пока самым сильным впечатлением заморыша — после охоты на крокодила, конечно, — стало сознание того, что ему нравится его новая жизнь. Нравятся хрустальные горы, нравится грязнуля и обжора фрумчик, нравится сладкая сочная печёнка неизвестной твари и неловко скроенные из грязного плаща короткие штаны и накидка с рукавами разной ширины…

Сначала заморышу чуть плохо не стало, когда он наблюдал за процессом приготовления печёнки безголового крокодила. Фрумчик не пользовался ножом, он разрывал печёнку руками, разрезая жилки острыми краями ногтей. Потом, разложив куски на раскалённых углях, он воткнул в каждый кусок по палке и старательно ворочал, прожаривая со всех сторон. На его перекошенном от природы лице так и сияло предвкушение сытной трапезы.

Фрумчик на удивление точно разбирался в тонкостях человеческой мимики, и брезгливая гримаса, которую заморыш не смог спрятать, обидела напарника. Оскорблённый в лучших чувствах фрумчик выделил заморышу крошечный кусочек, а сам принялся вгрызаться в свою порцию.

Немного отвернувшись от чавкающего фрумчика, чтобы не портить себе аппетит тошнотворным зрелищем, заморыш осторожно приступил к еде.

А печёнка-то оказалась восхитительна! Едва маленький кусочек оказался во рту у заморыша, ему расхотелось вспоминать, как выглядело выпотрошенное существо. Печёнка даже без всякой соли и приправ была превосходным лакомством.

— Жри, жри, умник… — пробормотал тогда фрумчик с набитым ртом. — На кой ты мне нужен хилый такой?.. Жри, толстей…

И заморыш пытался оправдать доверие своего приятеля.

Днём они по очереди отдыхали, занимались своим нехитрым хозяйством, дежурили на дороге к хрустальным родникам, а вечерами напарники ужинали в гроте и болтали о том, о сём, по большей части вспоминая прежнюю свою потустороннюю жизнь. Воспоминания против ожидания заморыша не становились ни печальными, ни болезненными. Рассказы зеркалиц были совсем отстранёнными, словно все прожитое ранее их теперь не касалось.

Вот и сейчас фрумчик доел очередной кусок, смачно рыгнул, поскрёб себя под мышкой и завалился на груду листьев.

— Я все думал, думал… — начал он. — И никак не мог понять, чем таким ты заслужил то, чтобы зеркалицы перехватили тебя… А послушал про твоё житьё-бытьё и всё понял: это ты только на вид такой безобидный заморыш, а вообще-то ты бешеный, неистовый… Такие и нужны зеркалицам. А что ты там гадкого сотворил, никого и не волнует…

— Да и не делал я ничего гадкого, — заметил заморыш.

— Ну как же?! Если ты не врёшь, и ты вытворял по жизни такие безобразия, то ты и есть самый последний мерзавец! — заключил фрумчик.

— Да какие там безобразия?! Можно подумать, убил кого!

— Да бывает, что никого не убил, а жизнь отравил множеству народа, — назидательно разъяснил фрумчик. — Вот совсем так, как ты. Тоже ничего хорошего.

— Ну, может и так. Но ведь это не я вытворял! — запротестовал человек. — Я за него теперь не отвечаю!

— Верно, — согласился фрумчик. — Но если бы ты был моим братом, я бы тебе давно шею свернул!.. А вообще здорово это, брата иметь! — мечтательно пробормотал фрумчик.

— Да не переживай, громила. Иметь брата не всегда подарок судьбы. Иной тебя же и прирежет и не поморщится…

— Да ты что?! Родного брата? Прирежет?! — возмущению фрумчика не было границ. Он даже вскочил со своих сухих листьев. — Да ты соображаешь, что говоришь?!

— Очень даже соображаю. Прирежет, да ещё с удовольствием. Наивный ты парень, громила…

— Я не наивный! Я — фрумчик! Нет для фрумчика ничего священнее, чем кровное родство! — пробасил громила. — Да каждый из нас за родное существо под нож пойдёт!

— Ты же здесь ребятёнком родился, откуда тебе правду жизни знать? — вздохнул заморыш, устав переубеждать большого рыжего идеалиста. — Ты, видать, ангелом во плоти был, раз меня осуждаешь. Вот лежи и помалкивай…

— Дурак ты! — совсем обиделся фрумчик. — Если хочешь знать, мою душу грешную зеркалицы тоже не просто так отловили! Знали, что я за тварь, что я нетерпеливый, злой и гордый…

— И что ж ты такого особенного совершил? Небось кусок печёнки у кого-нибудь стянул, да и объелся насмерть? — съязвил заморыш.

Фрумчик обиженно насупился:

— Ничего я не тянул. А что сделал, так это, в сущности, мелочи. Я одному мерзавцу здоровому причиндалы мужские оттяпал, вот и всё.

— За что ж ты его так, беднягу?! — расхохотался человек.

— А за то, что он сестру мою обесчестил! — рявкнул фрумчик, и человек подавился своим смехом. Разговор завернул в совсем несмешную сторону.

Громила угрюмо глянул на притихшего человека и вздохнул:

— Сестрёнка-то красавица была, такая же, как я, рыженькая… Сильно помучил он её, так и не поправилась, да и родители от позора долго не прожили. У нас законы-то пакостные, словно их и вовсе нет: ни управы на подлецов не сыщешь, ни защиты от них. Выкручивайся сам, как сможешь, да сильного не трожь, не то ещё хуже будет… Все поголовно его боялись, того мерзавца, богатый он и наглый… А я что, малой ещё был да отчаянный. Надоело впустую родню поминать да слезы глотать, ну и плюнул на всё. Взял нож побольше, с деревьев да на крышу, по крыше да в дом… Да пока тот спал, я и изловчился: хватанул да оттяпал… Если бы тот гад не принялся орать дурным голосом, я бы удрал. А то: он воет не знамо как, а у меня руки-ноги от его крика отнялись, шага ступить не могу… Ну, известно, поймали меня. Хоть и ребятёнок ещё, а мерзавца-то на всю жизнь достоинства лишил… Ущерб, видишь ли, непоправимый… Ну и повесили меня прямо на больничном дворе, чтобы пострадавший из окна наблюдать за казнью мог…

— Так ведь не тебя, громила…

— Что не меня? — буркнул фрумчик.

— Не тебя вешали-то, — несмело пояснил человек. — Не с тобой это было, а совсем с другим бедолагой. Забудь и радуйся жизни…

Уродливая перекошенная рожа фрумчика дрогнула, и он горько скривил губы:

— Знаешь, заморыш, мне уже все равно, что там было, со мной или не со мной, но ночами-то во сне иногда так петля шею сдавит! Плачешь и не поймёшь, то ли верёвка, то ли обида душит…

Он замолчал, снова вытянулся на листьях и закрыл маленькие светлые глазки, обрамлённые клочкастыми рыжими ресницами.

— Ступай-ка ты на пост, заморыш! Не ровен час, к ночи гости полезут, — проворчал фрумчик полусонным голосом. — А я что-то устал с тобой. Нет ничего труднее, чем спорить с придурками и людьми… Впрочем, как я теперь понимаю, это одно и тоже.

— Не серчай, громила, — примирительно сказал заморыш. — Спасибо за ужин.

— Приятно подавиться! — фыркнул фрумчик. — Пошёл прочь, недоумок!

Заморыш пошёл наружу. Фрумчик сзади пошуршал листьями и добавил вслед человеку:

— Будут заморочки — ори громче, чтоб я услышал.

Заморыш зашагал вниз по тропе, чувствуя, что незаслуженно обидел своего нового друга. Конечно, фрумчик неряха, беззастенчивый грубиян и просто самоуверенный примитив. Но большой рыжий урод был во многом чисто по-житейски прав, да и его грубая забота о напарнике была такая трогательная.

Типов, подобных фрумчику, простых, как правда в валенках, Андрей Качурин презирал, будто грязных, тупых и мелочных вшей. Но помня об этом, заморыш уже был твёрдо уверен, что испытывает к рыжему громиле самые дружеские чувства. Бытие зеркалиц сглаживало те различия, которые обитатели Ада Зеркал тащили с собой из своих миров. И вряд ли дружба двух соплеменников-зеркалиц могла зависеть от габаритов тел, длины рук, черт лица, прошлых менталитетов и генной структуры ДНК.

Заморыш дал себе слово, что непременно помирится с фрумчиком. А пока ему предстояло просидеть в укрытии за хрустальной грядой и всю ночь смотреть и слушать гулкие звуки, рассыпающиеся в горах стеклянным эхом.

На месте заморыш вытащил из разлома подстилку, которую сам себе сплёл из длинных сухих стеблей какой-то травы. Ночью хрусталь совсем застывал, и сидеть на нём было крайне неприятно.

Разложив свою циновку, заморыш уже собрался сесть, как вдруг за спиной раздался негромкий спокойный голос:

— Добрый вечер!

Заморыш резко обернулся, но в темноте, поглотившей горы, было плохо видно уже на расстоянии трех шагов. Тот, кто вежливо поздоровался с заморышем из темноты, говорил не на универсальном наречии Беспределья, которое каждый зеркалица знал с рождения. Невидимое пока существо говорило на человеческом русском языке.

— Не бойся, — произнёс гость.

— Да на чёрта мне тебя бояться, — бойко отозвался заморыш.

— Не груби, — суховато ответил незнакомец. — Нам ни к чему ссориться. Обстоятельства помешали нам повстречаться раньше и в другой обстановке. Я не покушаюсь на живой хрусталь из ваших источников, он давно уже мне ни к чему. Я пришёл познакомиться с тобой, Андрей.

— Но я уже не Андрей, — возразил заморыш.

— Формально да. Но мне ты вполне можешь заменить Андрея. За этим я к тебе и пришёл, — простецки пояснил гость.

— А кто, собственно, ты такой? — уточнил человек-зеркалица. — Сдаётся мне, я тебя не знаю.

— Не знаешь. Но это поправимо, — отозвался незнакомец и приблизился почти вплотную к заморышу.

Он спокойно остановился, неторопливым жестом поправил волосы и замер, сложив руки на груди и давая заморышу вдоволь насмотреться на свою персону.

И заморыш принялся внимательно изучать гостя, не видя причин, почему бы не делать этого, пока дают.

На вид неизвестный был худощавым мужчиной лет за сорок. Держался он с необыкновенным изяществом. Правильные тонкие черты его лица очень хорошо сочетались с мягкими неторопливыми движениями. Его волосы, то ли светлые, то ли золотистые, нестриженными волнами достигали плеч, придавая облику незваного гостя некий романтизм и привнося в его и без того утончённую внешность явную женственную нотку.

Конечно, если отставить в сторону излишние придирки, гость был симпатичным субъектом, и несмотря на странность своих речей, выглядел дружелюбным.

И все же чем-то он заморышу не понравился. Он был не молод, но внешность и жесты больше подошли бы манерному юноше, чем мужчине в возрасте. Что-то было в нём ненатуральное. И этот широкий плащ-накидка с капюшоном, едва держащийся за плечами, и мягкий тёмный костюм, похожий на спортивный, но имеющий тем не менее и тут, и там какие-то узкие цветные нашивки, похожие на знаки отличия…

— Кто ты такой? — усмехнулся заморыш. — Рыжий бэтмен?

— Эк ты меня обласкал! — качнул головой гость.

— Так похож.

— Должен тебя разочаровать. Меня зовут Лэри, — незнакомец чуть поклонился. — Я хаварр.

И странная внешность получила объяснение. Гость был человекоподобным двуполым существом. И пожалуй, только человек увидел бы в облике хаварра нюансы, присущие представителю расы гермафродитов. Даже фрумчик, не столь дальний сосед человека по мирозданию, не усмотрел бы никаких внешних различий между хаварром и человеком.

Новорождённый знал, какое место занимает раса хаварров в мироздании.

Неожиданно даже для самого себя заморыш отскочил назад и склонился в шутливом реверансе:

— Очень приятно познакомиться с одним из славных детей мироздания! А я всего лишь безымянный зеркалица. Мой приятель зовёт меня заморышем.

— Не слишком-то достойное имечко, — сухо произнёс гость.

— Меня устраивает, — вставил заморыш.

Но рыжий хаварр сделал вид, что не слышит такой глупости. Он огляделся по сторонам и заметил, поджав губы:

— И место не очень хорошее. Конечно, в хрустальных горах есть своя дикая прелесть, но Ад Зеркал не для тебя.

— Было время, и я так думал, — усмехнулся заморыш. — Было время, да всё вышло. Меня устраивает и Ад Зеркал, и хрустальные горы, и не надо убеждать меня в обратном.

— «Было время, да всё вышло?» — переспросил хаварр по имени Лэри. — Очень странно, когда это ты успел привыкнуть? Ведь прошло всего несколько дней!

— Когда попадаешь в свою тарелку, привычка не заставляет себя долго ждать, — пояснил заморыш. — Видно, это моя тарелка, раз она мне пришлась по душе.

— Что-то я не очень-то верю тебе! — покачал головой золотоволосый гость. — По нелепой случайности оборвалась жизнь человека, который привык поступать так, как ему хочется, ценил свободу, изобилие и удовольствие! И вдруг его восприемник утверждает, что доволен вонючими лохмотьями, непросушенной циновкой под задницей и россыпью стеклянных камешков вокруг…

— Ну, знаете, уважаемый, я за него не ответчик, — отрезал заморыш. — Мало ли, как чудил Андрей Качурин. Мне не нужны машины, тёлки и водка. Я и без всего этого прекрасно обойдусь…

— Знаешь, почему ты так думаешь? — перебил его Лэри.

— Почему?

— Потому что считаешь, что это всё потеряно для тебя навсегда. И насильно заставляешь себя любить то, что по твоему мнению, у тебя ещё осталось.

— А разве это не так? — грустно засмеялся заморыш.

— Нет. Не так. Ты можешь вернуть всё, и поиметь стократ большее.

— Большее? Это что же?

— Ну откуда я знаю, чего и сколько тебе потребно? — пожал плечами Лэри. — Это не мне решать. Я дам тебе возможности, а уж с потребностями ты как-нибудь сам разберёшься. А для того, чтобы мы с тобой поладили и стали полезны друг другу, от тебя требуется совсем немного — покинуть Ад Зеркал вместе со мной.

— И всего-то? Не знаю уж как ты вошёл в наши владения и добрался почти до самого сердца гор, но если ты захочешь увести с собой зеркалицу, нас обоих мои сородичи размажут по хрустальным скалам… — уверенно сказал заморыш.

— Нет, парень, меня никто не тронет, и тебя вместе со мной тоже.

— Это почему же?

Лэри усмехнулся и пояснил снисходительно:

— Я договорился. Итак, я даю тебе шанс выбраться на свободу. Как только твоя нога ступит за границу владений зеркалиц, всё мироздание будет у твоих ног, а уж в Беспределье ты почувствуешь себя, как дома, потому что станешь истинной урождённой тварью Беспределья…

— Быть истинным уроженцем Беспределья — это единственное, чего может не хватать зеркалице, запертому в своём Аду, — осторожно подтвердил заморыш, прислушиваясь к тому, как заколотилось вдруг в нетерпении его сердце. — Но вряд ли мироздание захочет пасть к ногам мелкой презренной твари. Не надо преувеличивать, уважаемый Лэри.

Хаварр снова улыбнулся:

— Понимаю твоё недоверие. Оно пройдёт, как только ты покинешь Ад Зеркал.

— Хорошо, я получу свободу и какие-то там неслыханные возможности. А что получите вы?

— То, что мне от тебя надо, пока лежит за гранью твоего понимания. Но как только ты выберешься отсюда вместе со мной и примешь посвящение, никакие объяснения будут тебе не нужны. И в принципе, тебе и пальцем-то пошевелить не придётся, потому что неслыханные возможности уже твои, по праву рождения. Надо только их взять. Пойдём со мной, парень. Пойдём прямо сейчас… А подробности потом.

У заморыша снова тревожно заныло сердце.

Свобода и просторы Беспределья! Вожделенная мечта!..

Однако заморыш был вынужден коротко вздохнуть и развести руками перед хаварром. Хоть и по чужому опыту, но зеркалица хорошо усвоил, где обычно бывает бесплатный сыр. Свобода всегда оплачивается. Иногда собственной валютой, иногда чужой. И если золотоволосый бэтмен хочет кого-нибудь наколоть, то пусть попытается в другом месте…

— Нет уж, извините, Лэри. Ваше предложение мне не подходит.

— То есть я должен понять тебя так, что ты совершенно доволен своим положением, и не собираешься покинуть Ад Зеркал?

— Вот именно.

— Мне жаль, — хаварр поджал губы и помолчал. — У меня есть временя в запасе, и я мог бы подождать немного, пока ты поумнеешь. Пожалуй мне стоит попробовать ещё раз, чуть попозже… А что, ты пришёл на пост с голыми руками?

— Оружия я пока не добыл, — пояснил заморыш, несколько удивлённый внезапной смены темы. — У напарника есть, да не даёт ничего. Говорит: сам добыть должен.

— Тогда я хотел бы, прежде, чем уйду, сделать тебе небольшой подарок. Это невесть какое оружие, просто красивая штучка. Но когда нет ничего, сойдёт и самая малость… — хаварр вынул из небольших ножен на ремне какой-то клинок с рукояткой и протянул его заморышу. — Возьми, пригодится.

Заморыш протянул руку и осторожно двумя пальцами взялся за край. Этот в общем-то совершенно обычный нож с нешироким лезвием длиной сантиметров двадцать заточен был с одной стороны и имел деревянную неполированную рукоятку, всю в выемках под выпуклости ладони. Вот только в дерево был вставлен тёмный гранёный камень. Если он задумывался украшением, то украшением он был неуместным, и на топорно сделанном ножике совсем не смотрелся. Ну да не в камешке дело. Резал бы нож, и ладно…

— Что ж, спасибо вам, Лэри, — улыбнулся заморыш.

— Да не за что. Ты возьми его, как следует, примерь к руке, удобно ли будет? — предложил Лэри.

И правда, чего бы не взять? Заморыш покрепче ухватился за рукоятку, стиснул её, замахнулся, рассёк лезвием воздух, примерился к воображаемому противнику, нанёс удар в шею, в глаз, в сердце… Расслабленно взмахнул рукой, перехватил нож в левую, ещё раз сделал замах…

— Ну, с этим на безголового крокодила ходить, видимо, бесполезно, но пригодиться ваш подарок действительно может… — сообщил заморыш, глянул на Лэри и остолбенел.

Хаварр стоял с полуоткрытым ртом, и даже в темноте было заметно, как побелело его лицо. Остекленевшие глаза в упор уставились на зеркалицу. Это мог быть либо оголтелый животный страх, либо невыразимое изумление.

Заморыш стремительно оглянулся назад, ожидая увидеть за собственной спиной какое-нибудь демоническое создание или ещё какую напасть. Но позади никого не было.

А Лэри судорожно сглотнул, схватил себя за плечи и наклонил голову, пряча лицо.

— Что с вами, Лэри? — удивился заморыш. — Что вас напугало?

— Ничего.

— Тогда в чем дело? Что-то случилось?

— Ничего, — повторил Лэри и разогнулся.

Это было уже совсем другое существо. Резкое, жёсткое, оскорблённое чем-то до самой глубины души.

— Ты не хочешь идти со мной, но тебе придётся, — отрывисто произнёс Лэри.

— И кто же меня заставит? — с вызовом отозвался заморыш, задетый категоричным тоном своего гостя, который после вручения подарка вдруг так резко изменил манеру общения.

— Я заставлю, — отрезал Лэри. — Великая Вечность, и перед кем только я рассыпался в обещаниях!.. Кое в чем я ошибся, но это не беда. Теперь у меня куда больше шансов, чем я думал. А из тебя, оборванная вонючка, выйдет отличная наживка для моего брата…

Он сжал пальцы правой руки в кулак, и подаренный нож выпал из руки зеркалицы.

Легкие заморыша перестали вдруг расправляться и вбирать в себя воздух. Несколько секунд бедняга боролся с тяжестью удушья, и возможно, ещё поборолся бы, но сильный толчок бросил его навзничь, и от удара головой о хрустальную поверхность зеркалица потерял сознание.

Когда он очнулся, первым делом почувствовал острый запах чего-то прокисшего, словно где-то совсем рядом стояла большая открытая ёмкость с уксусной эссенцией. Запах нехорошо щекотал ноздри и горло, и заморыш тяжело закашлялся.

Затем он сразу же почувствовал, что руки его стянуты за спиной, и не только в запястьях, но и в локтях. Так же, от щиколоток и до колен были связаны и ноги. Заморыш лежал на спине, придавив руки своим весом и чуть свалившись на бок.

Он открыл глаза, и они сразу же принялись слезиться от витавших в воздухе острых паров.

Заморыш попытался привстать и оглядеться, но едва приподнявшись, свалился обратно, стукнувшись затылком обо что-то твёрдое.

— Проклятье! Да где же это я?! — он постарался поднять голову и рассмотрел, что вокруг него — плохо освещённое помещение, довольно большое, с высоким каменным потолком и пористыми темными стенами. Было прохладно, как в подземелье, и очень уж донимал запах.

Заморыш взглянул через левое плечо и с удивлением обнаружил, что он не один. Неподалёку на каком-то возвышении сидел парнишка, подросток лет пятнадцати, в грязных широких брюках неопределённого цвета и расстёгнутой клетчатой рубашке. Он тоскливо смотрел куда-то вперёд, мимо заморыша, с выражением очень печальным и чуть не плакал.

— Эй, мальчик! — подал голос заморыш.

Парнишка вздрогнул, вскочил и отбежал назад.

— Не бойся, мальчик, я ничего не сделаю тебе, даже если захочу! — заморыш дёрнул связанными ногами.

Но мальчишка смотрел на него испуганно и непонимающе.

Может быть, он не знает языка Беспределья? Может ли такое быть? Может, если он иномирянин. Кто же он тогда? Очень похож на человека, прямо вылитый…

— Мальчик, ты говоришь по-русски? — на всякий случай уточнил заморыш.

— Ну, говорю, — угрюмо отозвался тот. В его голосе чувствовался лёгкий акцент, то ли прибалтийский, то ли ещё чей. — Что вам надо?

— А как ты думаешь, что мне надо? — усмехнулся заморыш и дёрнул ногами. — Не окажешь ли ты мне небольшую услугу? Развяжи эти верёвки.

Мальчик не двинулся.

— Ты чего-то боишься?

Он неопределённо пожал плечами.

— Тебе кто-то запретил меня трогать?

— Нет. Просто я понял, что в этом месте лучше ничего не трогать. Целей будешь, — проворчал он и взглянул снова куда-то вперёд и вниз. Его губы дрогнули, и он опустил голову.

— Слушай, парень, у меня ноги болят… И руки отнялись. Помоги мне, будь человеком!

Парнишка двинулся в его сторону с довольно нерешительным видом.

— Ну же, мальчик! — взмолился заморыш.

— Я не мальчик, — вздохнул парнишка, присаживаясь над заморышем. — И не девочка. И не человек. Я хаварр. Меня зовут Шото.

— Вот незадача… Признаться, я не очень-то люблю хаварров, — проворчал заморыш.

— Отчего же?

— Один из них дурно обошёлся со мной не далее как накануне… Тот, кто связал меня и засунул сюда, он ведь твой родич, не так ли?

Парнишка вздрогнул.

— Может быть, тебя сюда тоже он упёк? — догадался заморыш.

— Да, он, — кивнул Шото. — Но он мне не родич. Он — вершитель, владыка Беспределья. Вы знаете, что это значит?

— Знаю, парень, знаю… — пробормотал заморыш.

Новость ошеломила его.

Уже Шото распутал узлы и размотал кожаные ремешки, уже заморыш смог сесть и машинально растирал затёкшие конечности, но он всё не мог прийти в себя от услышанного.

Андрей Качурин и слыхом не слыхивал ни о мироздании, ни о Беспределье и его владыках… Это всё знал зеркалица, знал изначально. Но никак не мог он предположить, что новорождённый зеркалица, уязвимый человек-заморыш за неделю своей новой жизни успеет перейти дорогу не кому-нибудь, а самому вершителю.

— Вас как зовут? — уточнил мальчик.

— А никак… Нет у меня имени.

— Неправда. У людей есть имена, что я, не знаю, что ли?

— Да я не совсем… — начал зеркалица, но вдруг понял, что покинув Ад Зеркал, он стал чувствовать себя более человеком, чем зеркалицей, и не стал разубеждать паренька. — Можешь звать меня Андреем.

— Пить хотите? — спросил подросток.

— Хочу, — согласился заморыш. — Дай, пожалуйста.

— Не дам. Нечем давать. Там выбоина есть, в неё всё время вода капает. Придётся лакать, — вздохнул Шото и ткнул грязным пальцем. — Вот там, Андрей, у самой стены.

Заморыш встал, шатаясь, подошёл к указанному месту и встал на колени перед ямкой в неровном каменном полу. Вокруг были ямки и побольше, но только в эту методично капали редкие капли воды. Улёгшись на живот, заморыш сделал несколько глотков и почувствовал облегчение. Жажда ушла, руки и ноги уже не так ныли, и заморыш поднялся с пола с некоторым оптимизмом.

Отсюда он разглядел, наконец, что поверхность имеет выраженный уклон к противоположной стене, в которой виднелась резная деревянная дверь. Неровный пол обрывался в какую-то кривую сточную канаву, которая пересекала зал, деля его на две почти равные части. Тот берег, на котором сидели узники, был очень высок, второй же значительно ниже. Вода в канаве была темно-зелёная, с бурыми пятнами какой-то пены, и именно она источала едкий запах и пары, от которых слезились глаза. Вода очень медленно вытекала справа из-за опущенной в стене решётки и утекала налево, сквозь такую же решётку.

Хаварр и зеркалица были отрезаны этой канавой от резной двери.

— Что это за гадость? — осведомился заморыш.

— Не знаю, кислота какая-то, — ответил мальчик.

— Невыносимо, так и ослепнуть можно! — зеркалица утёр глаза и покосился на подростка. — Тебя, я смотрю, не очень-то донимает.

— Глаза немного привыкли, хотя я, кажется, стал хуже видеть, — буркнул Шото. — А иногда бывает очень больно дышать.

— Давно ты здесь?

— Больше месяца. Раньше нас держали где-то наверху, а потом сунули в это подземелье.

Шото снова посмотрел куда-то вниз, и заморыш, проследив за его взглядом, увидел в грязной воде у самой сточной решётки что-то круглое, неясных очертаний, и две короткие тёмные палки, плавающие на поверхности.

— Куда ты все время смотришь? — не понял заморыш. — Что это?

— Труп, — буркнул юный хаварр. — Вернее, скелет. Когда кислота побольше разъест кости, их смоет вниз, за решётку.

И заморыш понял, что такое застряло у решётки: череп, торчащий из воды вверх глазницами и кости предплечий.

— Кто же тот бедняга?

— Мой младший брат, — обронил Шото и съёжился.

— Давно он тут лежит? — ужаснулся заморыш.

— Здесь нельзя узнать точное время. Но по тому, как наполняется ямка с водой, думаю, что прошло два дня…

— Ты извини, парень, что я расспрашиваю и пристаю… Но что с ним случилось? Он оступился и упал в эту канаву?

— Его туда бросили, — холодно проговорил мальчик, и его перемазанное лицо стало непроницаемым. — Только какое вам до этого дело? Не лезьте в это, вы мне все равно не поможете.

— Но мне же хочется знать, что тут происходит! — воскликнул заморыш.

Шото покачал головой:

— Мой брат погиб. Его сильно мучили, и я не знаю, почему он так долго выдерживал. Наконец, вершитель убил его. Его больше нет, а остальное неважно.

Мальчик вдруг сел на пол и, поджав ноги, спрятал лицо в коленях. Если он и плакал, то бесшумно. Заморыш стоял над ним, не зная, что делать.

— Ну что ж, Шото, давай теперь вместе выживать. Не надо отчаиваться, ты взрослый парень…

— Я взрослый! — вскрикнул вдруг Шото со слезами в голосе. — И я пробовал не отчаиваться! Но я ничем не мог помочь брату! И я уже два дня смотрю на то, как кислота разъедает его труп… Он уже мёртвый упал вверх лицом, плавал у решётки и смотрел в потолок, и я видел, как темнеет и расползается его кожа, как его глаза… — парнишка захлебнулся слезами, но тут же сдержался и вцепился зубами в грязную ткань собственной штанины, заскулил и затих.

Заморыш присел рядом и приобнял мальчика за плечи:

— Извини, я больше не буду расспрашивать.

— Ничего, я уже в порядке, — отозвался Шото. — Я знаю, что нельзя совсем опускать руки, иначе я сойду с ума раньше, чем меня убьёт вершитель.

— А что ему надо от тебя, Шото?

— Ничего ему не надо. Убить, и всё, — буркнул тот.

— Но зачем?

— Отца помучить. Вершители так питаются, силу набирают.

Заморыш тяжело вздохнул, отвернулся, стараясь не смотреть на детские кости в кислоте, и ещё раз внимательно осмотрел пространство между противоположным краем канавы и резной деревянной дверью.

Прежде всего в глаза ему бросилась аккуратная кучка экскрементов по колено высотой. Силясь представить себе размеры задницы, явившей на свет это диво, заморыш невольно усмехнулся и потеребил Шото за плечо:

— Слушай, дружок, это чьё ж там добро валяется? — он кивнул на кучу.

— А это один урод потерял, — недобро оскалился Шото. — Любимчик вершителя. Вон там он живёт, — мальчик кивнул на решётку, из-за которой вытекала тёмная едкая вода. — Когда кто-нибудь входит в ту деревянную дверь, решётка всегда поднимается, и урод выходит на охоту. Сюда наверх ему не забраться, но лапы у него длинные, надо к самой стене отбегать. Зого не успел…

— А к двери урод, значит, может выбраться?

— Может. И если тот, кто вошёл, не вершитель, то урод прикончит его сразу же. Проверено, — вздохнул Шото.

Заморыш взглянул ещё раз на резную дверь, на неровную площадку и увидел, что за канавой в углу у стены лежит какой-то небольшой нож с тёмным камнем в светлой деревянной ручке. Нож этот выглядел точь-в-точь как тот, который ему пытался подарить вершитель.

— Шото, а что там такое? — он указал в угол, и мальчик ответил нехотя:

— Это Лэри бросил его туда. Я, конечно, не уверен, но это похоже на знак посвящения.

— Да брось ты! — присвистнул заморыш.

— Камень, вправленный в дерево — это знак посвящения младшего вершителя. Разве вы не знаете? — удивился мальчик. — Впрочем, конечно, откуда вам это знать. Вы ж в школу хаварров не ходили. Если его возьмёт в руки наследник вершителя, силы, хранящиеся в камне, перейдут посвящённому. А если его возьмёт кто-то другой, ничего не произойдёт.

— Проклятье! Зачем же он тогда совал его мне? — изумился заморыш.

— Лэри совал его вам?! И что?

— Совершенно ничего, — пожал плечами заморыш. — Ты мне не веришь?

— Верю. Вы не наследник, иначе вы бы здесь не сидели, — покачал головой юный хаварр. — Вы не из рода вершителей.

В последнем зеркалица не сомневался.

— Теперь вы окончите свою жизнь здесь, — уверенно добавил парнишка. — Вершитель что-то перепутал, принял вас за своего брата и хотел посвятить…

— А откуда ты знаешь такие вещи о вершителе, мой юный друг? — растерялся заморыш.

— Я много чего знаю, — отрезал хаварр.

— Но ты же ещё сопляк, — вырвалось у зеркалицы. — Прости за прямоту…

— Я-то сопляк, — парнишка, казалось, не обиделся. — Но мой отец — лучший боец внешней защиты во всем мироздании!

— Неужели? — усмехнулся заморыш.

— Именно. И традиции рода вершителей он рассказал мне от и до, — мальчик снова взглянул на труп брата, плавающий в зловонной луже, и вдруг сжался. — Но даже отец не сможет меня вытащить. Никогда…

— Почему же? — заморыш снова ободряюще потрепал парнишку по спине. — Если он у тебя такой крутой защитник, он придёт за тобой!

— Нет, не придёт… Он сам в большой опасности, — в отчаянии пробормотал Шото и вздохнул. — Когда он узнает правду, будет поздно.