Научи меня любить

1

В начале января Лиза и Николай устроили себе недельные каникулы. Какое блаженство — просыпаться в своем доме, в своей постели, и знать, что тебе не надо никуда спешить! Первые дни Николай спал так долго, что Лиза начинала тревожиться, не заболел ли он.

— Нет, со мной все в порядке, — сонно бормотал он. — Просто вставать не хочется. Ну можно я еще чуточку поваляюсь? — совсем как мальчишка, которого мама будит в школу, просил он.

— Лежи сколько хочешь! Но я думала, мы пойдем гулять. А так ты проспишь весь свой отпуск.

Но Николай только мычал в ответ. Из дому они выбирались к вечеру, бродили по холодным улицам, шли ужинать в какой-нибудь ресторанчик, смотрели, как появляются музыканты, как они настраивают инструменты… И вдруг Николай говорил:

— Слушай, пойдем отсюда! Что-то я соскучился по нашему дому и по тебе, — и он ласково проводил рукой по ее щеке.

Улыбаясь, Лиза поднималась с места и шла к машине.

— Все, — заявил он, бодро вскакивая на пятый день своего ничегонеделания, — начинаю новую жизнь. Сегодня отправляемся в путешествие.

— Куда?

— Я хочу посмотреть города вашего знаменитого Золотого кольца, ну и Санкт-Петербург.

— Твой выбор оригинальностью не отличается, — заметила Лиза, кутаясь в одеяло, — а сегодня уже мне что-то совсем не хочется вставать.

— Разве ты была в этих городах?

— Нет, — честно ответила Лиза, — просто сегодня такой мороз…

— Для того, кто в любую погоду тоннами поедает мороженое на улице, не страшен никакой мороз. Вставай, лентяйка, поехали. Я уже заказал нам номер в гостинице в Сергиевом Посаде.

Сергиев Посад, который Лиза раньше знала как Загорск, привел в восхищение обоих. Когда они подъехали к центру города, перед ними открылась Лавра, сияющая золотом и небесной голубизной куполов церквей. Потом, уже внутри, они долго стояли под сводами древнего собора. Николай шепнул Лизе на ухо:

— Ты только посмотри, какие фрески. Это же что-то потрясающее! Я никогда не видел ничего подобного. Кистью этого художника несомненно водила рука ангела.

Переходя из церкви в церковь, они пытались понять дух русского православия, о котором Лиза знала только понаслышке, а Николай сталкивался в облегченном варианте эмигрантской церкви.

— Я много читал о православных монастырях, — потрясенно сказал Николай, — но я никогда не думал, что это выглядит именно так.

— А у меня такое ощущение, — ответила Лиза, — что я попала в прошлые столетия. Посмотри на этих монахов в рясах и с длинными бородами. Ведь в их облике ничего не менялось уже несколько веков. Или на этих семинаристов, — она показала на молодых людей в одинаковых строгих черных пальто, — у них такие отрешенные лица, как будто мир за стенами Лавры для них не существует. Мне все они кажутся такими красивыми!

— Может быть, тебе стоило стать женой священника? — усмехнувшись, спросил Николай.

— Уж не ревнуешь ли ты? Честно говоря, я уже замерзла и хочу вернуться в современный мир. Нам пора в гостиницу, я видела очень заманчивый список блюд русской национальной кухни на дверях ресторана. Хотя, может быть, это просто приманка для богатых туристов вроде нас.

Ресторан оправдал Лизины надежды. Тушеное мясо в глиняном горшочке очень неплохо шло под сладкую и душистую медовуху.

— Лиза, — спросил Николай, — а ты выросла в таком же старинном городе?

— Наш Данилов не очень старый. Когда-то там было просто большое село, и относительно недавно село стало городом. У нас там рядом Вологда, вот она бы тебе очень понравилась. Кроме церквей и монастырей, там даже кремль есть. И, по-моему, он не хуже московского, только менее знаменитый. А почему ты спрашиваешь?

— Да так… Знаешь, честно говоря, меня слегка удивляет, что ты до сих пор не собралась съездить или позвонить своим родственникам. Я знаю, что у тебя были с ними проблемы. Но разве это причина, чтобы не увидеться с ними после такой разлуки? Насколько я знаю, ты ведь даже не переписывалась с ними. Конечно, это твое дело, — поспешил добавить Николай, — извини, если я вмешиваюсь.

— Ничего, — мрачно ответила Лиза, ей был неприятен этот разговор, — я пару раз писала им, когда жила еще в Эль Карибе, но ответа не получила. Может быть, письма не дошли, а может, они мне отвечать не стали. Между нами никогда не было близости. А теперь я даже не знаю, как появиться там после перерыва почти в четыре года. Я ведь как первый раз вышла замуж и уехала в Москву, больше в Данилове не была.

— Ну хочешь, поедем туда вместе, — предложил Николай, — и заодно покажешь мне Вологду.

— Нет, если я и поеду в Данилов, то только одна, — твердо ответила Лиза. — И потом, мы же собирались с тобой в Санкт-Петербург.

— Знаешь, — виновато произнес Николай, — боюсь, нам придется отложить эту поездку. Я совсем забыл тебе сказать, что вчера мне позвонили по сотовой связи, у моей фирмы небольшие проблемы с мэрией, и мне надо срочно возвращаться в Москву. Но мы обязательно поедем в Петербург, только весной, когда появятся первые листья. Говорят, тогда там очень красиво. Но в твой Данилов я готов с тобой поехать, даже несмотря на дела. Если ты хочешь, конечно.

2

— Нет, я не хочу, чтобы ты ехал туда со мной, — заявила Лиза мужу, она начала нехотя собираться в дорогу, — это будет явный перебор. Представляешь, если я въеду в наш маленький городок на белой иномарке. Выйду из машины в норковой шубе, и руку мне подаст прекрасный принц с сотовым телефоном. Это мечта каждой провинциальной Золушки. Мне бы не хотелось таким образом обставлять свой приезд.

— Так что, значит, ты поедешь туда на товарном поезде, в такой стеганой куртке, забыл, как она называется…

— Телогрейка, — засмеялась Лиза, — нет, просто я приеду туда одна, без предупреждения, возьму подарки. Посмотрю на свою родню, поговорю с ними. А в следующий раз, может быть, мы поедем вместе. А ты пока занимайся делами.

Со сложным чувством в душе ехала Лиза в родной город. Ей было страшно и грустно, ведь она постаралась вычеркнуть из памяти печальные страницы своего прошлого. Что, собственно, могло вернуть ее назад? Не тетка же и ее семейство, в котором Лиза всегда чувствовала себя лишней. Подруги… Но все это было так давно, и Лиза так изменилась.

«Той девочки уже просто нет на свете, — думала Лиза, подъезжая к Череповцу, — могила мамы — вот единственное, что меня тянет туда. Наверно, никто за ней не смотрит», — и Лизе стало нестерпимо грустно.

Тогда она уставилась на свое отражение в зеркальной двери купе спального вагона — это был старый и испытанный способ, к которому она всегда прибегала, чтобы не расплакаться.

Вокзал в Череповце совершенно не изменился, только прибавилось коммерческих палаток и здание часовни, в которой раньше была почта, вернули прежним хозяевам. Лиза перешла через площадь, сгибаясь от порывов свистящего ветра, и зашла в здание автостанции. Расписание автобусов осталось прежним, оказывается, она его даже не забыла.

Сев у окна, Лиза стала смотреть на людей в теплых пальто и пуховых платках, затаскивавших в старенький автобус тяжелые сумки. Она узнала одну пожилую женщину, та когда-то проверяла билеты в кинотеатре. Лиза испугалась, что билетерша тоже узнает ее, и опустила голову. Но женщина лишь скользнула по ней пустыми глазами и занялась разговором с соседкой.

«А вдруг они уехали из Данилова? — размышляла Лиза по дороге. — Да нет, вряд ли, куда они поедут? Интересно, как они меня встретят? Обрадуются, наверное, ведь я же теперь богатая родственница, с подарками приехала».

Рядом с Лизой стояла большая сумка из отличной кожи, доверху наполненная подарками. Дяде она везла теплую кожаную куртку, тете Вале — красивый костюм из шерстяного букле, а Наталье модный свитер, высокие кожаные ботинки на натуральном меху и французские духи. Она бы захватила что-нибудь еще, но в сумку больше ничего не помещалось. Лиза даже для себя почти ничего не взяла, так, немного самой скромной одежды. Только опытный глаз мог определить, что ее джинсы и свитера куплены в дорогих магазинах. Лишь шоколадная норковая шубка выдавала принадлежность Лизы к миру если не богатых, то очень обеспеченных людей.

Прохожие удивленно поглядывали на явно нездешнюю девушку, уверенно спешившую по улицам Данилова.

«Кажется, никто меня не узнает, — думала Лиза, — может, это и к лучшему».

Зато она узнавала каждый дом, каждое дерево и про себя здоровалась с ними. Вот здесь жил парень из их класса, вот рынок, где, как и раньше, несколько замерзших баб торгуют семечками и сухими грибами. Вот церковь, ее крест покосился еще больше. А там ее школа, ее заново покрасили в немыслимый ярко-лимонный цвет. Витрину продуктового магазина украшал теперь огромный «Сникерс», а на двери аптеки висела реклама иностранного аспирина.

Вот и ее дом. Лиза привычно поздоровалась со старушками, сидящими на лавочке у подъезда. Те молча уставились на нее тусклыми глазами из-под сморщенных век. Поднимаясь по лестнице, Лиза почувствовала, что ей тяжело дышать. Она вынуждена была остановиться, чтобы немного успокоиться. Она смотрела на облупившуюся стену подъезда, исписанную глупыми и грязными словами. Лиза и предположить не могла, что будет так волноваться.

«Хорошо, что Николай не поехал со мной, не хотела бы я, чтобы он видел меня в таком состоянии».

Надавив пальцем на холодную и такую знакомую кнопку звонка, Лиза замерла.

— Кто там? — спросил Наташкин голос.

— Наташа, это я, Лиза, — хрипло произнесла она.

— Кто?

— Ну я же, Лиза. Твоя сестра.

Дверь распахнулась, и Лиза оказалась лицом к лицу с Наташей.

— О Господи, проходи! Откуда ты взялась? — проговорила Наташа слабым изумленным голосом.

Лизу поразила перемена, происшедшая с ее двоюродной сестрой. Когда-то пухлая девушка осунулась, черные круги обвели ее глаза, волосы неряшливыми прядями падали на лицо с бледной, нездоровой кожей. Она была старше Лизы всего на полтора года, а казалось, что этой усталой женщине за тридцать. Наталья провела Лизу на кухню, то и дело оглядываясь на сестру, словно не веря в ее чудесное появление. Лиза с трудом узнавала квартиру. Конечно, она всегда была захламленной, но такого количества пыли, паутины, каких-то тряпок Лиза не помнила.

— Садись, есть будешь? — спросила Наташка, как будто Лиза пришла из школы, а не вернулась с другого конца земли.

— Спасибо, может, только чаю. А где мама и папа?

— В больнице, — устало ответила Наташа и поставила закопченный чайник на газ. — Я сама всю ночь там провела, даже поспать не успела.

— Что случилось?

— Мама умирает, — ответила Наташка с такой будничной безысходностью, что Лизе захотелось закричать.

— Что с ней?

— Никто точно не знает. Врачи говорят, что опухоль позвоночника. Страшные боли, ее держат на наркотиках, их не хватает. Больница ужасно бедная, нет ни еды, ни лекарств, ни бинтов. За операцию надо платить, за лекарства тоже. Мы все продали, что могли. Мама говорит, что ей уже ничего не надо, лишь бы умереть спокойно и без боли. Она тебя недавно вспоминала. Говорила, что виновата перед тобой, хотела бы увидеть тебя перед смертью.

— Пошли к ней! — вскочила Лиза.

— А чай?

— Какой тут чай? Идем скорее в больницу, я хочу увидеть ее. Я думаю, что смогу ей помочь!

— Как? — недоверчиво спросила Наталья, но сама побежала одеваться.

— Ну, во-первых, у меня есть деньги, потом я живу в Москве, там можно найти хорошего врача…

— Ты — в Москве? А мы слышали, ты вышла замуж за иностранца и уехала чуть ли не в Африку.

— Это была Южная Америка, но все это сейчас не важно. Я вернулась… Вот, у меня целая сумка подарков, глупо, конечно, и не до этого теперь… Но посмотри, у меня там для тебя теплые ботинки. Надень, а то твои сапоги совсем развалились…

Пока они бежали в больницу, Лиза вкратце рассказала Наталье о том, как она провела эти годы. Та слушала ее сквозь пелену привычной усталости. То, что раньше привело бы ее в изумление, вызвало бы зависть, смех или негодование, теперь казалось пересказом какого-то иностранного фильма.

— Ну ты даешь! — только и проговорила Наталья. — Неужели это все было с тобой! Как-то все это с трудом доходит до меня… Я так устала за эти месяцы, ничего в голову не идет.

3

Больница дала о себе знать тяжелым запахом нищеты и смерти, многократно усилившимся с тех пор, когда Лиза работала здесь санитаркой.

Высохшее, изможденное лицо Валентины глядело на нее с серой подушки. Рядом сидел дядя Коля, небритый, ссутулившийся. Как будто болезни было мало одной Валентины, она положила цепкие костлявые руки на плечи ее дочери и мужа.

— Мама, посмотри, это же наша Лиза вернулась, ты узнаешь ее? — Наталья присела около больной.

Она со стоном открыла глаза.

— Лиза, откуда ты? Какая красивая, нарядная, а мы тут видишь… Я вот до чего ложилась. Это Бог наказывает меня за то что я тебя, сиротку, обижала…

— Тетя, перестань! — Лиза опустилась на шаткий стул возле ее кровати.

— Да, Лизавета, невеселое у тебя возвращение получилось, — дядя Коля потер ладонью небритую щеку.

— Ничего, схороните меня, отдохнете, — попыталась улыбнуться Валентина.

Лиза вскочила. Она больше не могла это слушать. Она выбежала в коридор и с огромным трудом отыскала врача. Она не могла не заметить полного запустения больницы. Раньше здесь такого не было. Нищета выглядывала из дыр серого белья, из тарелок со скудным несъедобным обедом, из разбитых окон, кое-как заделанных старой фанерой.

— Покажите мне историю болезни! — потребовала Лиза у врача, довольно молодого еще мужчины с плохо выбритым лицом.

— Да кто вы такая? — заносчиво спросил он, и на Лизу пахнуло перегаром.

«Медицинский спирт глушит, гад, — подумала Лиза, — и лекарства, наверно, на сторону продает».

— Я ее родственница, и я училась в медучилище, — ответила Лиза.

— Ну и что теперь? — врач издевательски пожал плечами и красноречиво оглядел ее с ног до головы. В этом взгляде Лиза прочла обиду человека, заброшенного жизнью в жуткую дыру на нищенскую зарплату. А тут какая-то разодетая девчонка, которой повезло больше, чем ему, что-то еще хочет от него.

Все же он вынес потрепанные, исписанные неразборчивым почерком листы. Из истории болезни Лиза поняла, что врачи сами не понимали, что происходит с Валентиной. Кто-то находил у нее опухоль, кто-то отделывался диагнозом «радикулит», кто-то находил выпадение позвонка. Лечение не помогало, Валентина слабела на глазах, не могла есть и кричала от боли, если ей не давали таблеток. Лиза проявила огромную настойчивость и все же добилась, чтобы ей выдали выписку из истории болезни.

— Я заберу тетю в Москву! — уже вечером дома объявила Лиза дяде и Наталье. — Я уверена, там ей помогут.

— С ума сошла, — покачал головой дядя Коля, — она же не вынесет дороги.

— Ничего подобного, я все продумала. До поезда нас довезет машина «Скорой помощи», тетка будет лежать. Я уже говорила с шофером, за деньги здесь все можно сделать. Я возьму билет в спальный вагон, а в Москве Николай на машине встретит нас.

Они сидели на кухне за столом. Наталья, перед которой с приездом Лизы забрезжила надежда, постаралась привести квартиру в порядок. А Лиза тем временем обошла магазины и постаралась купить как можно больше вкусной, дорогой еды. Она поняла, что ее семейство в последнее время отказывало себе даже в куске мяса. Сейчас перед ними на столе лежала свежая ветчина, нарезанная крупными ломтями, целая курица аппетитно шипела в духовке, обложенная румянившейся картошкой. Дядя Коля потянулся к бутылке водки.

— Давай-ка, Лизка, выпьем за тебя, за твое возвращение. Мы уж думали, ты совсем нас забыла.

Они чокнулись, и Лиза, зажмурившись, с трудом проглотила жгучую жидкость. Она так и не научилась пить водку. А вот Наташка свою рюмку выпила даже не поморщившись.

На следующий день Лиза отправилась на поиски факса. Она хотела позвонить Николаю и отправить ему историю болезни Валентины, чтобы он к их приезду подыскал для тетки хорошую больницу. Чуть ли не единственный в городе факс Лизе удалось обнаружить в недавно открытом коммерческом банке. Новоиспеченные банкиры с лицами грузчиков были сражены наповал ее паспортом гражданки Венесуэлы и предоставили Лизе отдельный кабинет для переговоров. Николай обещал, что начнет действовать тут же.

Решено было, что Наталья поедет с ними. Только перед отъездом она немного привела себя в порядок, примерила обновки, и Лиза узнала в ней прежнюю сестру. Дорогу Валентина перенесла благополучно. Ей дали максимально возможную дозу обезболивающих, и почти до самой Москвы она пролежала в забытьи. Николай встретил их как и обещал, только не на своем служебном «Мерседесе», а на прекрасно оборудованной машине «Скорой помощи». Таких автомобилей Лиза не видела даже в Венесуэле.

— Где ты это раздобыл? — спросила Лиза у мужа, когда они сели в кабину к водителю.

Валентину врач уложил в салон, Наталья уселась рядом с матерью, с изумлением разглядывая многочисленные и неизвестные приборы, расставленные и развешанные повсюду.

— Это машина одной частной клиники. Там лечатся те, кого здесь называют «новыми русскими». Наверное, и мы теперь к ним относимся?

Больница, в которую их привезли, находилась в глубине одного из московских парков за высокой кирпичной стеной, по которой вились провода сигнализации. У железных ворот их изучил внимательный глаз кинокамеры, после чего створки бесшумно распахнулись. Внутри их ждал бесшумный сервис, отточенные движения персонала, внимательные глаза врачей и новейшие методы компьютерной диагностики.

За четыре часа врачи этой клиники смогли сделать то, на что в Даниловской больнице не хватило полугода. Валентине поставили диагноз.

— Позвоночная грыжа с дистрофическими явлениями, — объявил Наталье и Лизе лечащий врач, мужчина с серыми глазами и длинными очень чистыми пальцами, — ничего страшного. Придется сделать небольшую операцию, ваша мама быстро встанет на ноги. В этом ей поможет наш иглотерапевт. Минутку, сейчас я его позову.

Он нажал на какую-то невидимую кнопку, и через несколько мгновений вошел молодой человек с раскосыми глазами на бледном лице. Он вежливо кивнул, и блестящая черная прядь упала ему на глаза.

— Знакомьтесь, это доктор Ким. Своими маленькими иголочками он творит настоящие чудеса.

— Сколько же все это стоит? — спросила Наталья, ошеломленная переменами, столь стремительно происшедшими с ней и ее матерью.

Она все никак не могла прийти в себя и с изумлением разглядывала квартиру Лизы и Николая, куда они приехали из больницы.

— Стоит лечение дорого, но пусть тебя это не беспокоит, — ответил Николай, — нет ничего дороже человеческой жизни, поэтому на лечение близких людей денег не жалеют. Когда-то я потерял мать и знаю, что это такое. А сейчас тебе надо поесть, принять ванну и лечь спать, ты выглядишь усталой.

— Тебе просто повезло, — без всякой зависти сказала Наталья, когда Лиза зашла к ней перед сном.

Наташе постелили в гостиной белье густо-синего цвета с россыпью звезд. Это, да и вся обстановка квартиры, привело Наташу в состояние близкое к шоку.

— У тебя такой отличный муж, богатый, и еще при этом человек хороший.

— Да. Я до сих пор иногда не верю, что все это происходит на самом деле. Хотя за Николая-то я как раз выходить не хотела. Ему пришлось меня довольно долго уламывать. Если бы не он, я бы в Россию вряд ли вернулась.

— Да, и маме бы не помогла. А ведь мы так плохо с тобой обращались, когда ты жила с нами. Сейчас вспоминаю, так мерзко на душе делается. Ты, наверное, до сих пор обиду на нас держишь, да?

— Нет, что ты, — почти честно ответила Лиза, — это все было так давно, я уже все и забыла. Главное, чтобы тетя выздоровела, а остальное неважно. Лучше расскажи что-нибудь про себя и наших знакомых.

— Да что рассказывать, — Наталья пожала плечами, — это у тебя жизнь как детективный роман, а у нас ничего интересного не происходит. Я закончила торговый техникум, работала в универсаме, сейчас хочу пойти на курсы бухгалтеров, говорят, это выгодная специальность. Замуж не выходила, ухаживает за мной, правда, один, но сейчас мне как-то не до этого. Олег твой, небось забыла его уже, совсем спился. Из-за пьянства ему даже из Москвы пришлось уехать. Работает у нас в газете, пишет статьи о культуре, хотя в ней ничего не смыслит. Ходит по улицам пьяный, плохо одетый, норовит у всех денег занять. О тебе всякие гадости рассказывает, например…

— Не надо, — остановила Лиза сестру, — мне это не интересно, а что другие?

— Даже не знаю, что сказать. Мишка, которому ты в школе нравилась, после армии в город так и не вернулся. Матери не пишет, она даже не знает, жив ли он. Девчонки почти все замуж повыходили, с детьми сидят. В общем, скука. Жизнь как жизнь. Я знаю, ты всегда хотела чего-то особенного и добилась своего. А я хочу замуж за обычного парня. Нарожать ему детей, работать, вот и все… Лишь бы мама поправилась!

4

Врачи дорогой частной клиники оказались верными своему слову. Уже на второй день пребывания там Валентины ей сделали операцию. Некоторое время больная пролежала в корсете, погруженная в блаженное состояние. Валентину оставила боль, долгие месяцы доводившая ее до изнеможения. Несколько раз в день улыбчивая медсестра в салатовом коротеньком халатике привозила к ней аппараты для различных процедур. Смысл их Валентина не совсем понимала, знала лишь одно: после каждой ей становится лучше. Иногда она просыпалась ночью от страха. Ей казалось, что чудесное возвращение Лизы, приезд в клинику — все это просто сон, который может рассеяться в любой момент. Валентина никогда еще в своей жизни не попадала в такие условия. Отдельная палата с телефоном и телевизором, рядом комната, куда поселили ее дочь. Питание как в лучших ресторанах. Когда ей стало немного лучше, ее даже возили на специальном кресле в бассейн с подогретой водой, которую качали из артезианской скважины. Валентине казалось, что все это происходит не с ней, что она смотрит кино про женщину, которой она могла бы стать, сложись ее жизнь иначе.

Еще через некоторое время к Валентине начал приходить молодой корейский доктор. С молчаливой улыбкой он втыкал ей в кисти рук маленькие иголочки, и после этого Валентина чувствовала, что ей становится легче ходить и к спине возвращается молодая гибкость. Сначала она побаивалась корейца, как и всех в этой клинике. Тем более что она считала его иностранцем. Но как-то раз они разговорились, и оказалось, что доктора зовут Сережей, что он родом из Средней Азии, приехал в Москву на свой страх и риск и долго мыкался по общежитиям, пока не устроился сюда.

— А ведь простым людям в такую больницу ни за что не попасть, — заметила ему Валентина во время сеанса иглоукалывания, — таких денег им за всю жизнь не заработать.

— Болезнь всех уравнивает, — философски заметил Сергей, — богатые страдают так же, как и бедные. Пусть хоть кто-то вылечится.

Через месяц такой сладкой жизни Валентина не только избавилась от своих недомоганий, но и пополнела, вернулся прежний румянец, даже исчезли мешки под глазами и разгладились глубокие морщины.

— Я тут лет пятнадцать скинула, — говорила Валентина дочери.

Наташка за этот месяц тоже не теряла времени даром. На Лизином автомобиле они чуть ли не ежедневно, когда Валентина начала поправляться, совершали рейды по московским магазинам. Лизу несколько удивлял выбор сестры. Она предпочитала кричаще-яркие вещи, как раз те, от которых Лиза обычно отказывалась.

— И куда я это все набираю, — с деланным испугом говорила Наталья, — ведь у нас в Данилове такое только по телевизору видели. И носить-то мне это некуда. В гости я не хожу, театров у нас нет.

— А вы оставайтесь в Москве, мы тебе работу подыщем, да и жениха тоже, — приглашала ее Лиза, — а дядю Колю можно было бы к Николаю в фирму устроить. Водители всюду нужны.

— Да нет, нам домой надо, там работа, хозяйство.

— Никакой физической работы, как минимум, полгода, — тоном, не допускающим возражения, заявил врач, выписывая Валентину, — никакого огорода, тяжестей, ведер, знаю я вас, женщин. Лечим, лечим, а потом вся наша работа идет насмарку.

На все уговоры Лизы и Николая остаться Валентина отвечала отказом.

— Я и так перед вами в неоплатном долгу, ввек не расплатиться, даже не знаю, что делать…

— Пожалуйста, не беспокойтесь об этом, — остановил ее Николай, которого слегка уже утомила роль благодетеля.

— Лизочка, детка, — обратилась Валентина к племяннице словами, которых Лиза от нее никогда не слышала, — прости меня еще раз. Я столько тебя обижала, когда ты маленькая была и зависела от меня. Да и перед матерью твоей я виновата, ох как виновата! Уж не знаю, простила ли она меня на том свете, а ты прости меня, — и Валентина сделала неловкую попытку упасть на колени.

Лиза в ужасе подняла ее.

— Что ты, тетя Валя, я уже давно обиду не держу. Я даже рада, что мы теперь по-настоящему родными стали. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

— Я тебе еще напишу, пришлю тебе кое-что. Пока не хочу рассказывать, — загадочно сказала Валентина перед самым отъездом.

Она сдержала свое обещание. Через две недели Лиза получила по почте толстый пакет из Данилова. Гадая, что там может быть, Лиза разрезала плотную бумагу горчичного цвета. Внутри оказался пакет поменьше, тоже толстый, и отдельно конверт. Лиза решила начать с него.

«Дорогая племянница Лиза! Пишет твоя тетя Валентина. У нас все хорошо, я пока не работаю, чувствую себя отлично. И все благодаря тебе. Посылаю тебе, что обещала. Это письма твоего отца к моей сестре Марине, твоей маме. Отца твоего зовут Александр Васильевич Гуров. Он когда-то жил в Москве, может быть, ты его и найдешь. Теперешнего адреса его я не знаю. У них с твоей мамой была большая любовь. Но когда она уже забеременела, то узнала, что у него в Москве есть жена и сын. Тогда она решила не разбивать его семью и написала ему, что не хочет его видеть и выходит замуж за другого. Она перестала отвечать на его письма, и он так и не узнал, что у него есть дочь. Я и сама виновата перед Мариной, слишком уж я ругала ее. Говорила, что она нашу семью позорит, почти не помогала, когда она была беременная и когда тебя растила. Может быть, я должна была разыскать твоего отца в Москве и рассказать ему все, он бы приехал и помог Марине. А сама она была слишком гордой, чтобы просить о помощи.

Почитай его письма. Марина их хранила и наказала тебе отдать. Но я ее волю исполняю только сейчас. О могиле ее не тревожься. Мы за ней следим, недавно цветы носили. Приезжайте к нам с Колей в гости, особенно летом. Отдохнете, в лесу погуляете, ягод свежих поедите. Дядя Коля шлет вам поклон. Целую. Тетя Валя».

Ниже было приписано несколько строк от Натальи:

«Дорогая Лиза, твоими нарядами я сразила наповал весь город. Все очень жалеют, что тебе пришлось так быстро уехать. Все просят тебя прислать фотографии или как-нибудь приехать. Теперь, когда мама здорова, я могу подумать и о своей жизни. Я собираюсь выйти замуж, ты его мельком видела. Это тот самый врач, который лечил маму. Ты не подумай, он неплохой парень, просто ему уже три месяца не выплачивают зарплату и в больнице совсем нет лекарств. Он говорит, что мог бы быть хорошим врачом, если бы работал в других условиях. Свадьбу мы решили сыграть весной. Надеемся, что вы приедете. Целую, твоя сестра Наташа».

Дрожащими от волнения пальцами Лиза разорвала второй пакет, и на стол перед ней высыпалось несколько старых конвертов с адресом, написанным перьевой ручкой. Она открыла один наугад и взяла в руки тонкий, истрепанный на сгибах листок бумаги. Было видно, что его доставали, читали и складывали вновь множество раз.

«Мариночка, любимая, я так соскучился по тебе. Жду не дождусь, когда смогу снова приехать и поцеловать твои ясные глаза. Иногда я просыпаюсь ночью и чувствую твое присутствие рядом, ощущаю твое тепло… Я протягиваю руку, но вокруг меня пустота. Меня охватывает такое отчаяние, что хочется разрыдаться.

Ты пишешь, что тебе ничего не надо. Не может быть, ведь вы так скудно живете. Только скажи, и я вышлю все, что тебе необходимо. Твоя щепетильность меня ранит, я готов сделать для тебя все, что в моих силах…»

«Радость моя! Вчера получил твое письмо. Господи, как же я был счастлив! Целый день ходил по улицам и не мог сдержать улыбки. На меня даже стали обращать внимание прохожие. Это такое счастье — знать, что где-то, пусть далеко, есть бесконечно дорогой тебе человек, человек, которого ты любишь, и который любит тебя. Спешу закончить свою работу, чтобы скорее приехать к тебе. Думаю, нам недели не хватит, чтобы наговориться за все время разлуки. Ты мой самый бесценный собеседник, для меня так важно видеть твои глаза, твое прекрасное лицо, когда я говорю с тобой…»

«Марина! Я ничего не понимаю. Держу в руках твое последнее письмо, и мне кажется, его написала другая женщина. Когда я уезжал, твои глаза все говорили о любви, и твои письма были такими любящими. Я был уверен, что мы скоро встретимся, поженимся и уже не будем расставаться. И вдруг эти ужасные слова. Я не могу поверить, что ты любишь другого и собираешься замуж. Кто этот другой? Ты не похожа на ветреницу. Я настолько был уверен в тебе, что не допускал ни одной ревнивой мысли…»

А вот совсем другое письмо и другой почерк:

«Меньшикова М. Я не знаю вашего имени, потому что не имею привычки читать чужие письма. Я переписала только ваш адрес. Пишет вам жена, да-да, законная жена вашего возлюбленного Александра Гурова. Я хочу, чтобы вы знали, что у него есть не только жена, но и трехлетний сын, к которому Александр очень привязан. И мальчик очень любит папу. С тех пор, как вы появились в его жизни, Александр ходит сам не свой. Может быть, если бы не сын, я бы не стала унижаться и писать вам. Но я прошу, не разбивайте семью, не лишайте ребенка отца…»

5

«Так вот оно что, — Лиза положила на стол ветхие листки и подняла голову, — вот почему она написала ему, что выходит замуж. Ну конечно, она не могла разрушить семью, не в ее это было характере. А как бы я поступила на ее месте? Не знаю, наверное так же…

Господи! У меня появился отец. То есть он у меня всегда был, просто я старалась о нем не думать. Я же была уверена, что он подло бросил мою мать. А оказывается… Александр Васильевич Гуров. Значит, я на самом деле Елизавета Александровна. А мне казалось, что мама сама это отчество придумала. И фамилия у меня могла бы быть Гурова. Но Меньшикова, пожалуй, лучше. Так что же я сижу? Надо же попытаться его найти!»

Лиза прочитала адрес на конверте: «Малая Бронная», ведь это совсем рядом. Они с Николаем прогуливались по ней в сторону бульварного кольца. Конечно, скорее всего там этот человек уже давно не живет, ведь прошло почти двадцать пять лет. Лиза схватила с вешалки шубу и, не выпуская из рук конверта, выбежала на улицу. Десяти минут ей хватило, чтобы оказаться перед нужным домом.

Лиза на минутку сдержала свой стремительный шаг. Она стояла запрокинув голову и разглядывала старый серый дом с кое-где отбитой лепниной.

«Так вот где я могла бы родиться и жить, если бы не… — она пыталась проиграть другой, более благополучный вариант своей судьбы. — А что я им скажу? — вдруг спохватилась она. — Да скажу все как есть. Чего мне, собственно, теперь бояться? Никакой семьи я уже не разрушу». — И Лиза решительно шагнула в подъезд.

Лифт, громыхая и постанывая, отвез ее на четвертый этаж. Лиза быстро, чтобы не передумать, подошла к массивной черной двери и нажала на кнопку звонка. Сразу же, как будто ее ждали, дверь отворилась. В проеме стоял молодой черноволосый мужчина с узким лицом.

— Здравствуйте, вы к кому? — спросил он.

— Я хотела бы видеть Александра Васильевича Гурова, — хриплым от волнения голосом произнесла Лиза.

— Очень мило! Только он здесь уже очень давно не живет. Кто вам дал его адрес?

— Я его узнала случайно.

— Тогда, простите, кто вы? — молодой человек словно бы нехотя отошел от двери, и Лиза поняла, что она может войти.

Они стояли в длинном коридоре старой московской квартиры с высокими потолками с лепниной. Лиза обратила внимание на длинные стеллажи с книгами, поднимающиеся до потолка.

— А вы его родственник? — ответила Лиза вопросом на вопрос.

— Я не просто его родственник, я — сын, а вот вы кто? — продолжал настаивать мужчина.

— А я, кажется, его дочь, — пожав плечами, ответила Лиза, — я об этом узнала только что.

— Кто? — брови молодого человека полезли вверх. — А ну-ка заходите.

Он провел Лизу на кухню, где на закопченной плите захлебывался паром кипящий чайник. Лиза оглядела стол, заваленный какими-то бумагами и книгами. Тут же стояли остатки обеда.

— Беспорядок, да? — рассеянно произнес мужчина. — Просто в квартире очень холодно, а кухня — самое теплое место, я тут и ем, и работаю. Присаживайтесь, сестричка, меня зовут Егор. А вас? — Лиза назвала себя. — Ну-ка расскажите все по порядку. А то все это сильно смахивает на дешевый детектив. Если бы у нас еще было что украсть, появление неожиданных родственников было бы оправдано, а так…

— Ничего мне от вас не надо, — обиделась Лиза, — просто я всегда думала, что моего отца вообще не существует, и вдруг…

Она вкратце рассказала всю историю, начиная от своей жизни в Данилове и кончая только что полученными письмами.

— С ума сойти! — Егор от изумления опустился на стул. — Допустим, это правда. А у вас есть письма? — Лиза протянула конверт. — Точно, это почерк отца. Значит, вы — моя сводная сестра, — Егор смотрел на нее во все глаза, — вот это да! Может быть, хотите чаю? — Он наконец сообразил снять чайник с плиты. — Нет, хочешь. Или лучше давай выпьем в честь такого случая. Я думаю, мы можем быть на «ты». Тебе сколько лет?

— Двадцать три, — ответила Лиза.

— А мне двадцать шесть. Значит, когда наш отец признавался в любви твоей матери, мне было три года. А моя мамочка не могла не вмешаться, это очень на нее похоже. Только толку из этого все равно не вышло. Отец с ней развелся почти сразу же, как я понимаю, после всей этой истории. Но мне он ничего не рассказывал. И так и не женился с тех пор. А мама уже дважды побывала замужем, а сейчас опять невеста, — усмехнулся Егор. — Она в отъезде, поехала отдыхать в Египет со своим новым кавалером. Слушай, можно я тебя поцелую, все-таки сестра…

Лиза с готовностью подставила щеку. Ей был симпатичен этот молодой человек в потертых джинсах и толстом шерстяном свитере. Она все никак не могла привыкнуть к мысли, что у нее появился брат. Но такой братец ей даже нравился.

— А где сейчас твой отец, то есть наш отец? — сразу же поправилась Лиза.

— В Москве. У него однокомнатная квартира в Кунцево. Он, когда с матерью развелся, оставил нам это жилище. Вернее, тогда здесь была коммуналка. А потом соседка умерла, мама прописала сюда мужа, даже меня хотела женить фиктивно, но я не дался. Короче, теперь эта квартира наша. А нашему папаше мы сейчас позвоним. Только надо его как-то подготовить. А то от такого известия как бы ему плохо не стало.

— Он что, больной? — испугалась Лиза.

— Да нет, здоровый. Каждый год в походы ходит, летом на байдарке, зимой на горных лыжах катается. Старик в отличной форме. Но тут даже я чуть заикой не стал. А он все-таки не молод уже… Представь, объявить человеку, что у него есть дочь. Уже готовая, взрослая, красивая, от большой и чистой любви… Прямо как в кино. Сейчас мы ему позвоним. Он дома, я перед твоим приходом с ним говорил.

Егор потянулся к телефонному аппарату с прозрачным корпусом, внутри которого причудливо переплетались разноцветные проводки и мигали лампочки.

— Пап, привет, это опять я, — начал он преувеличенно бодрым голосом. — Тут такое дело, даже не знаю, как сказать. Да нет, ничего не случилось. Просто только что пришла одна девушка, она, оказывается, наша родственница. Вернее, твоя дочь. — Егор сделал паузу. — Ну да, ты не ослышался, дочь. Она родилась в Данилове, говорит, ты был на практике в этом городке. Ее мама — Марина Меньшикова. Вспомнил? А девушка, оказывается, сама только что узнала о твоем существовании. Зовут Лиза, блондинка. Слушай, спроси ее сам, она рядом сидит, передаю…

Егор протянул Лизе трубку. Та нерешительно взяла ее.

— Да не бойся ты, — зашептал ей Егор, — он нормально все это воспринял. По-моему, до него еще просто не дошло, что он многодетный папаша.

— Здравствуйте, — произнесла Лиза.

— Добрый день, — ответил ей голос точно такой, как у Егора. Даже интонации совпадали. — Так что, я правильно понял Егора? Ты моя взрослая дочь? Дочь Марины Меньшиковой? Потрясающе. Вот уж не думал, что на старости лет обзаведусь ребеночком. Это твоя мама тебе про меня рассказала?

— Мама давно умерла, мне тогда было четыре года.

Несколько мгновений продолжалась пауза.

— Вот как, — произнес потускневший голос. — Я не знал. Честно говоря, я вообще не видел ее с тех пор. Знаешь что, я сейчас приеду. Ты можешь меня подождать?

— Конечно.

— Тогда я мигом. У меня машина.

Пока Лиза дожидалась отца, Егор показал ей квартиру, большую, но несколько запущенную. Видно было, что ее обитатели несколько странно заботились об интерьере. Треснувшие, потемневшие от времени обои и осыпавшаяся кое-где штукатурка сочетались с прекрасными по качеству японскими гравюрами, абстрактными картинами и огромными, искусно выполненными черно-белыми фотографиями, с которых на Лизу смотрели девушки с утонченными бледными лицами и страдающими глазами.

Лиза с удивлением узнала, что ее брат — театральный режиссер. У него даже есть своя студия с глубокомысленным названием «Три ореха».

— Ты знаешь, что современный театр изжил себя, — все более горячась и удивляя этим Лизу, говорил Егор, — если у тебя бессонница, то лучший способ избавиться от нее — это пойти в официально признанный храм искусства, где разжиревшие лысые главрежи ставят на роль Офелий и Джульетт своих престарелых любовниц. Там ты заснешь, когда первое действие еще не успеет начаться. Я собираюсь взорвать такой театр. Я хочу взорвать его силой своего искусства, — уточнил Егор, заметив Лизин испуг. — Только в настоящем театре ты можешь увидеть настоящую игру. В моем театре играют все, и зрители и актеры! Слушай, а что если нам выпить? — неожиданно сменил тему Егор.

— А по-моему, ты уже хорош, — неуверенно заметила Лиза. Егор явно уже успел принять с утра, хотя это ничуть не вредило его артистическому обаянию.

— Да ладно, чуть-чуть, за встречу надо же! Хотя вот отец идет, сейчас мы вместе…

Раздался звук отпираемого замка. Егор выскочил в коридор. Лиза робко шагнула за ним. Перед вешалкой раздевался высокий мужчина с очень хорошей осанкой. Он стоял к Лизе спиной. Вот он снял меховую шапку, и она увидела седые волосы, блестевшие в электрическом свете лампы. Он повернулся и произнес:

— Здравствуйте, дети. Рад, что вас теперь у меня двое.

Александр Васильевич Гуров выглядел постаревшей копией Егора, только в очках и с небольшой седой бородкой. То же узкое лицо, прямой нос, черные широко расставленные глаза.

— Я думаю, мы должны отметить это событие, — и он достал из кармана пуховой куртки бутылку сухого вина. Егор и Лиза с улыбкой переглянулись.

— Знаете, мне надо съездить в театр, — неожиданно объявил Егор, когда бутылка вина была уже выпита. — Я совсем забыл, мне надо срочно посмотреть на новые костюмы. А вы сидите, сидите, беседуйте. — И он выскочил из квартиры.

— Это он решил нас наедине оставить, — сказал Лизе отец, — знаешь, дочка, все язык не поворачивается тебя так назвать. Ты очень на свою маму похожа. Я с ней встретился уже женатым человеком, и после нее у меня, чего греха таить, женщины были. Но так, как ее, я больше никого не любил. Она была удивительной женщиной. Давай помянем ее, царство ей небесное. — Они не чокаясь подняли бокалы. — Нам очень о многом с тобой надо поговорить. Мы друг о друге ничего не знаем. Давай с тебя начнем, ну рассказывай…