Глава 8

1

Лиза сидела на открытой веранде деревенского кафе. Перед ней стоял высокий стакан с соком, в котором медленно таяли прозрачные кубики льда. Лиза забыла о том, что зашла сюда выпить чего-нибудь холодного. Невеселые мысли полностью захватили ее. Собственно говоря, даже визит в кафе считался неприличным для замужней женщины. Мимо веранды прошла Чака с полной корзиной провизии с рынка. Сощурив глаза, Чака внимательно поглядела на Лизу и лишь потом почтительно поздоровалась с ней.

«Все ясно, — подумала Лиза, — опять доложит Аделе, что видела, как я одна сидела в кафе. Вечером придется выслушивать очередную нотацию. До чего же тошно, просто сил нет!»

Лиза научилась ездить верхом и водить автомобиль, но ее состояние, близкое к эйфории, к сожалению, продержалось недолго. Видимо, новые увлечения заполняли только внешнюю пустоту, а внутри у Лизы по-прежнему оставался вакуум. Очень скоро она перестала навещать Бланку в конюшне, а джип простаивал в гараже.

Лиза опять загрустила, причем гораздо сильнее и безутешнее, чем раньше. Иногда ночами ей снились чудесные, фантастически-яркие сны. После пробуждения еще несколько мгновений светлое и радостное настроение не покидало ее, но очень быстро его сменяло чувство безысходности от осознания тягостной реальности. Каждое движение она совершала с усилием. Ей тяжело было вставать по утрам, у нее пропал аппетит и интерес к одежде. Даже читала Лиза теперь как-то машинально, она часто поднимала голову, откладывала книгу в сторону, и взгляд ее бесцельно блуждал где-то, ничего перед собой не видя.

Лизе тяжело было даже разговаривать. Она все больше молчала, ограничиваясь лишь самыми необходимыми словами. Иногда она ловила на себе тревожные взгляды Хосе и думала со странной злостью:

«Довел меня до такого состояния, пусть теперь сам и страдает».

Но Хосе совершенно не страдал из-за ее апатии, он все меньше обращал внимания на печальную жену. Лиза видела его реже и реже. Он, уже не стесняясь, мог не прийти домой ночевать. Лиза ничего ему не говорила. Ей даже нравилось оставаться одной, потому что общение с людьми стало для нее непосильным трудом. Когда в доме собиралось слишком много народу, Лиза пряталась в саду или шла в деревенское кафе, где могла целый час просидеть со стаканом сока.

«Странно, что я еще не пристрастилась к чему-нибудь покрепче, — размышляла она, — в моем положении это было бы вполне естественно. Если даже Анна, жена городского почтмейстера, оказалась алкоголичкой при всем ее внешнем благополучии, то что же остается мне? Что же мне делать? Наверное, если я сама не смогу ответить на этот вопрос, то на него никто не ответит. Похоже, я оказалась в той же ловушке, что в первом замужестве. Та же история, только декорации другие. Почему это со мной случается? Что я делаю не так? И как прекратить это животное существование? Кажется, я все перепробовала. Домой вернуться? Это невозможно, Хосе меня не отпустит, денег не даст. Да и что я дома буду делать? Вышла, называется, замуж за богатого иностранца, и с чем вернулась? Буду всеобщим посмешищем. Остается пойти и утопиться. А что, это — мысль, — подумала Лиза совершенно спокойно. — И Хосе освободится и женится на своей Лоле, и я мучиться не буду. Или не утопиться. Можно наесться снотворного или еще что-нибудь придумать. Способов много…»

Течение ее безрадостных мыслей вдруг что-то прервало. Как будто посторонняя, очень мощная сила вторглась в ее сознание и явно мешала ей. Лиза озадаченно подняла глаза.

Напротив веранды кафе находилась автобусная остановка. Там, прямо на земле, прислонившись спиной к стене дома, сидел старик. Лиза узнала его. Этот старый индеец был очень известной личностью в Эль Карибе и соседних селениях, о нем знали даже в столице штата. Дон Рафаэль, так звали старика, жил в горах, собирал там лекарственные растения и слыл известным лекарем. Он брался лечить травами больных, от которых отказывались лучшие врачи, и люди выздоравливали. Несмотря на свою известность, старик всегда был одет в такие лохмотья, что выглядел хуже последнего нищего. Вот и сейчас на нем были рваные, выцветшие брюки. На костлявом теле болталась синяя вылинявшая футболка с надписью на английском языке. На голове красовалась шляпа, знавшая лучшие времена. Теперь она напоминала блин, из-под которого торчали всклокоченные седые волосы.

Старик пристально смотрел на Лизу узкими черными глазами, удивительно молодыми на его изрезанном глубокими морщинами лице. Словно молодой человек надел маску дряхлого старца, сквозь которую смотрели на мир яркие, полные внутренней жизненной силы глаза.

Лиза уткнулась в свой сок, стараясь не обращать внимания на старика. Но дон Рафаэль не отводил от нее глаз.

«Что ему надо? — забеспокоилась Лиза. — Почему он так смотрит на меня?»

2

Так они просидели минут десять. Лиза не выдержала первой. Она встала и нервной походкой, спотыкаясь под взглядом старого индейца, подошла к нему и протянула несколько монет. В ответ он насмешливо улыбнулся.

— Ты не хочешь взять у меня деньги? — спросила его Лиза.

— Сколько еще можно так жить? До каких пор ты будешь позволять всем вытирать о себя ноги? — с необыкновенной силой произнес старик.

Это было так неожиданно и вместе с тем так верно, что Лиза страшно испугалась. Липкий, холодный ужас пополз у нее по лопаткам. Она почувствовала, как задрожали ноги, и, не обращая ни на кого внимания, опустилась рядом со стариком прямо на пыльный, растрескавшийся асфальт.

— Что вы сказали? — спросила Лиза изменившимся голосом.

— Я говорю, что всю свою жизнь ты позволяешь другим распоряжаться тобой. Не ты управляешь своей судьбой, это делают посторонние. А ты только плывешь по течению. Если так дальше будет продолжаться, ты утонешь. Ты этого хочешь?

— А что же мне делать? — беспомощно спросила Лиза.

Она была так поражена, что даже не поинтересовалась, откуда старику известны эти подробности.

— Что тебе делать? — старик внимательно смотрел на нее. — Стать хозяйкой своей судьбы, самой научиться управлять течением своей жизни. Не позволять никому принимать за тебя решения. Тебе это непонятно?

— Понятно, но как это сделать здесь? Я тут последний человек. Даже кухарке и то позволено больше, чем мне. Что же, по-твоему, я должна бороться против устоев, формировавшихся веками в этой семье? Это невозможно!

— Ты должна уйти, — властно сказал старик.

— Уйти? — не поняла Лиза. — Куда уйти?

— Уйти из мира, в котором ты живешь.

— Умереть? — испугалась Лиза, забыв, что только что сама думала о смерти, как о возможном выходе.

— Почему умереть? — спокойно возразил ей индеец. — Уйти — это значит уйти. Просто покинуть этот дом, этих людей и начать другую жизнь.

— Но куда же я пойду? — растерялась Лиза. — Я ничего тут не знаю, у меня и денег-то своих нет.

— Хватит строить из себя беспомощную девочку. Ты уже достаточно наигралась в эту игру. Если ты не знаешь, куда идти, я подскажу тебе, но это будет единственный раз. В дальнейшем ты сама должна принимать решения, а не ждать, пока тебя кто-то возьмет за ручку и выведет на верный путь. В горах, в нескольких часах пути отсюда, есть поселение индейцев, которые собирают целебные травы. Ты одна пойдешь туда, причем идти нужно ночью.

— Почему ночью, я же могу погибнуть в лесу. Меня сожрут дикие звери!

— Лучше найти смерть в пасти дикого зверя, чем жить, как ты живешь. А пойдешь ночью потому, что это будет твое испытание. Ты погибнешь, если не станешь другим человеком. Нет, я не могу тебя проводить, — жестко сказал старик, предупредив Лизин вопрос, — эту дорогу ты должна пройти одна, иначе ты никогда не одолеешь свой страх. Доедешь на машине до развилки за заброшенной лесопилкой, там будет тропинка наверх в горы. Я оставлю для тебя вот такие знаки, — старик показал Лизе красную шелковую ленточку, — они будут висеть на ветвях и указывать, что ты идешь правильно. Вот держи, это будет отпугивать от тебя диких зверей. — Индеец снял со своей смуглой морщинистой шеи кожаный мешочек на шнурке и протянул его Лизе: — Тут мои священные амулеты, они защитят тебя в пути. Я буду ждать тебя. Отправляйся в путешествие завтра же ночью. Удачи! — знахарь сдержанно улыбнулся, легко поднялся и исчез, прежде чем Лиза успела задать ему еще несколько вопросов.

Лиза медленно поднялась с земли, удивленно оглядываясь по сторонам. Редкие прохожие с недоумением поглядывали на нее. «Действительно, — подумала Лиза, — редкое зрелище — жена сеньора Лусардо сидит на дороге в пыли и беседует с оборванным индейцем…»

«Наваждение какое-то, может, мне все это померещилось? Или индеец в состоянии безумия говорил мне совершенно дикие вещи? Чтобы стать хозяйкой своей судьбы, я, видите ли, должна провести ночь в джунглях! — Лиза брела в сторону дома, разговаривая сама с собой. — Но в сущности, он абсолютно прав. Я превращаюсь в половую тряпку, о которую вытирают ноги все, кому не лень. Пора с этим кончать! Я ведь и сама хотела прекратить это безрадостное существование. А старик предложил мне выход. Конечно, меня ждет испытание, но, если это поможет мне измениться, как считает индеец, игра стоит свеч. Вот только откуда он все про меня знает? Даже то, что я всю жизнь плыла по течению и позволяла чужим людям распоряжаться своей судьбой? Говорят, он маг, хранитель древних индейских традиций. Может, это и правда? Да и какая мне разница, главное — похоже, кроме него, помочь мне некому. Ну что ж, — решила Лиза, — пожалуй, я рискну. Конечно, это безумие, но выбора у меня нет».

Весь следующий день Лиза готовилась к предстоящему путешествию. Ей показалось правильным не брать с собой почти никаких вещей.

«Уходить, так уходить», — решила она.

Лиза сложила в небольшой рюкзачок только самое необходимое: запасные джинсы, шорты, купальник, две футболки, пару трусиков, шампунь, зубную щетку, — вот, пожалуй, и все. К счастью, у Хосе не было старой привычки местных сеньоров прятать паспорт жены. Лиза аккуратно уложила в полиэтиленовый пакет паспорт, несколько старых фотографий, привезенных еще из России. Потом подумала, какую книгу взять с собой, и наконец остановила выбор на словаре и Библии на русском языке. Теперь она готова.

Вечером за ужином Лиза от волнения не смогла проглотить ни кусочка, но в семье уже успели привыкнуть к ее неважному аппетиту и не обратили на это внимания. Лизе предстояло провести последнюю ночь в этом доме. Она надеялась, что Хосе, как это часто случалось с ним в последнее время, не вернется до самого утра. Но сегодня вечером Хосе никуда не ушел. Он с опаской поглядывал на Лизу, как будто что-то предчувствуя.

— Ты какая-то странная сегодня, — произнес он, пристально глядя ей прямо в глаза.

— Да нет, все в порядке, — поспешила ответить Лиза.

Раньше внимание мужа ее бы обрадовало, но теперь ей хотелось стать невидимкой, провести последние часы дома никем не замеченной.

— Пойдем скорее в спальню, что-то мы давно не были вместе. Я сейчас хочу быть с тобой.

— Хосе, я неважно себя чувствую. Может быть, отложим?

— Ты говоришь об этом, как о деловом свидании. Разве можно откладывать любовь?

— Но ты только этим и занимаешься в последнее время, — не глядя на мужа, ответила Лиза.

— Только давай без упреков! Ты моя жена, и сегодня я буду с тобой. И уверен, твое самочувствие сразу же улучшится.

В спальне, на их супружеской кровати, Лиза изо всех сил старалась не поддаваться чувствам. Ей больше всего на свете хотелось бы сейчас остаться равнодушной. Но его ласки, как всегда, сумели разжечь огонь, уже еле тлевший в ней. Когда губы Хосе прикоснулись к ее коже, когда его руки властно заключили в объятия ее тело, жгучее желание с невыносимой силой вновь проснулось в ней. В эту ночь Лиза отдавалась Хосе со сладкой мукой, думая о том, что, вероятно, это их последняя близость. Она прощалась с ним, не говоря ни слова, стиснув зубы, чтобы не закричать от любви и отчаяния, не раскрыть ему свои планы.

А потом, когда Хосе спал, положив голову с растрепавшимися черными волосами ей на руку, Лиза лежала без сна и думала:

«Прощай, Хосе, я ухожу от тебя. И не держу на тебя зла. Я даже благодарна тебе. Теперь я знаю, что такое любовь между мужчиной и женщиной. Это великое счастье, но и великая мука. Я поняла: лучше уйти, когда любовь умирает, потому что нет ничего хуже, чем наблюдать ее медленную агонию. Счастливо оставаться, любимый». Усилием воли Лиза заставила себя заснуть.

3

Следующий день, свой последний день в доме Хосе, Лиза провела словно в температурном бреду. Все валилось у нее из рук. Лизу пошатывало и подташнивало. Почти весь день она просидела в плетеном кресле в тенистом углу патио. К счастью, сегодня ее никто не трогал. Минуты медленно складывались в часы, солнце переползало с востока на запад, застыв на некоторое время в зените. Наконец наступил вечер. Хосе, решив, что его супружеский долг на ближайшие дни выполнен, куда-то исчез. Тетушка Адела молилась у себя, а Тересита раскладывала бесконечные пасьянсы, не теряя надежды, что бумажный валет превратится в настоящего прекрасного принца. Чака и Канделярия разошлись по своим хижинам. Флоринда заснула в пристроенном к большому дому флигеле. Анхель на мотоцикле умчался на дискотеку.

Пора было действовать. Лиза надела старые джинсы и светлую рубашку с длинными рукавами, а на ноги — удобные полукеды. Она повязала на шею амулет дона Рафаэля и положила в рюкзак термос с холодным чаем, немного хлеба и электрический фонарик.

«Надо присесть на дорожку», — вспомнила Лиза слова своей тетки и на минутку присела на белый кожаный диван в гостиной.

Потом бесшумно выскользнула из дома, тихо открыла гараж и вывела машину.

«Похоже, никто ничего не услышал», — отметила про себя Лиза.

Она доехала на джипе до развилки за старой лесопилкой.

«Что же делать с машиной? — задумалась Лиза. — Может быть, в лучших традициях американских боевиков спустить ее в пропасть? Нет, это как-то глупо. Оставлю ее в кустах. Дождя давно не было, дорога сухая, никаких следов не останется. Неизвестно сколько времени пройдет, пока обнаружат джип в кустах. А вдруг на него наткнется какой-нибудь бродяга? То-то он обрадуется». — И Лиза оставила ключ в замке зажигания.

Золотистый луч фонарика высветил узкий проход в сплошной завесе зелени. Довольно долго Лиза искала тропинку и уже испугалась, что ее затея не удастся с самого начала, но вдруг заметила красную ленточку на ветке и с облегчением вздохнула.

Шаг за шагом Лиза медленно двигалась сквозь густую черноту ночи. Потом она вспоминала это путешествие как одно из самых страшных приключений в своей жизни. Тропинка иногда сужалась так, что становилась почти невидимой. Ветки неведомых ей растений хлестали по лицу, колючки цеплялись за одежду. Несколько раз она падала, споткнувшись о лианы и поваленные деревья. Казалось, джунгли не хотят впустить ее в свой глубинный, таинственный мир. Или же это Лизино прошлое всеми силами держало ее и не желало отпускать в другую жизнь?

Лиза брела сквозь враждебный лес, потеряв счет времени. Иногда ей казалось, что прошло всего около часа, а иногда — что она движется так уже несколько дней, что она попала в заколдованное царство ночи, где нет места дневному свету. Страшные звуки прорезали зловещую тишину. Лиза вздрагивала от жуткого звериного воя и в ужасе, как за последнюю надежду, хваталась за мешочек с амулетом. Стараясь не думать о том, что таит в себе окружающая ее тьма джунглей, Лиза выискивала фонариком очередную красную ленточку, и, когда находила ее, переводила дыхание, и шла дальше.

Вдруг она почувствовала, что ей стало легче дышать. Густой лес расступился, и девушка увидела звездное небо над головой. Она вышла на плато, возвышавшееся над непроходимым лесом. Ее взору открылась ровная поляна, поросшая густой травой и кое-где кустами. Лиза рухнула на большой плоский камень, лежавший у тропинки.

«Неужели я преодолела этот кошмар? Даже не верится. А если это еще не конец пути?» — испуганная своим предположением, Лиза забралась на камень и осмотрелась.

Впереди, за рощицей невысоких деревьев, она заметила какой-то свет. Вглядевшись получше, Лиза с чувством, близким к счастью, поняла, что это тлеющий костер, вокруг которого темнели фигуры сидящих людей.

«А вдруг это совсем не те индейцы? — подумала Лиза, бросаясь на свет. — Ах, неважно, главное, что там люди!»

Дрожа от волнения, Лиза подошла к костру. Она сразу же увидела дона Рафаэля. Скрестив ноги, он очень прямо сидел на индейском одеяле. В темноте, в слабом отсвете догорающего костра, он напоминал изваяние древнего идола с лицом, высеченным из грубого темного камня. Неожиданно на этом неподвижном лице мягким светом вспыхнули глаза, а на губах появилась добродушная улыбка.

— Привет, с прибытием. Ну и видок у тебя! Нетрудно представить, что ты пережила, разгуливая ночью по лесу. Да и я тоже хорош — прыгал по лесу и развешивал для тебя ленточки. Надеюсь, никто меня не видел, а то решили бы, что Рафаэль совсем спятил на старости лет, — и индеец захохотал так молодо и заливисто, что Лиза тоже не смогла удержаться от смеха.

Она увидела себя со стороны, умирающую от страха, бредущую сквозь заросли, в ужасе вздрагивающую от каждого шороха.

— А ты молодец, — старик похлопал ее по плечу, — этой ночью ты утерла нос своему страху. На, выпей, — он протянул Лизе дымящуюся железную кружку, — этот отвар успокоит тебя и вернет силы.

Лиза выпила очень горячий пряный напиток со странным, довольно приятным вкусом. Постепенно нервная дрожь оставила ее, и девушка почувствовала прямо-таки зверский аппетит. Старик со смехом протянул ей тарелку лепешек с вяленым мясом. Лиза с жадностью набросилась на еду. Только успокоившись, она смогла оглядеться. Здесь, на поляне, стояло что-то вроде большой палатки или навеса без передней стенки. Рядом, привязанные к редким деревьям, висели несколько гамаков, в которых мирно спали, завернувшись в одеяла, люди. Две стреноженные лошади лениво щипали траву. Возле костра сидели еще два человека в пледах. Только присмотревшись к ним, Лиза поняла, что это молодые парень и девушка, оба индейцы, с лицами непроницаемыми, пока их не освещала широкая улыбка.

— Ложись-ка ты спать, — сказал Лизе старик. — Талита, — он кивнул головой в сторону индейской девушки, — покажет тебе твой гамак.

— Пойдем, — позвала Лизу Талита низким, хрипловатым голосом.

Поднявшись, Лиза почувствовала, что каждый шаг дается ей с трудом. У нее сейчас было только одно желание — заснуть как можно скорее. Видно, в отваре старика были намешаны снотворные травы. Спотыкаясь на каждом шагу, Лиза добрела до гамака, завернулась в старое индейское одеяло, которое дала ей Талита, и провалилась в глубокий сон.

4

Когда на следующее утро Лиза открыла глаза, у нее перехватило дыхание от восторга. Плато с раскиданными по нему неведомой исполинской рукой огромными камнями причудливой формы, покрытое ковром неправдоподобно ярких цветов, представляло собой захватывающее зрелище неземной красоты. Солнце еще не поднялось высоко, его золотистые лучи ласкали землю, спящих в гамаках людей, лошадей, мирно щипавших траву.

У Лизы слезы навернулись на глаза. Ее охватило удивительное чувство свободы. Вероятно, все ее страхи и несбывшиеся надежды остались в зловещем ночном лесу. А здесь, на поляне, только что проснулась она, настоящая Лиза.

Она легко выпрыгнула из гамака и пошла разыскивать дона Рафаэля. Ей хотелось броситься ему на шею от переполняющего ее чувства благодарности за освобождение. Но когда Лиза наконец отыскала его, курящего трубку с невозмутимым, как всегда, видом, она немного растерялась. Старик приводил ее в состояние внутреннего трепета и замешательства. Лиза его побаивалась, она до сих пор не могла понять, откуда ему известны подробности из ее жизни.

— Доброе утро, — поздоровалась Лиза.

Старик приветливо кивнул ей, — похоже, у него сегодня было отличное настроение.

— Держи, — он протянул ей банан, запеченный на золе костра.

Банан растаял во рту у Лизы.

— А теперь пойдем со мной.

Девушка послушно последовала за индейцем, ей даже в голову не пришло спросить, куда он собирается ее отвести. Она полностью доверяла ему. Они направились к южному краю плато, туда, где каменистая тропа круто сворачивала в лес. Старик мягким, пружинистым шагом ступал по траве, густым ковром покрывающей землю.

«У него походка молодого человека, — восхищенно подумала Лиза, — а я еле ковыляю. Интересно, сколько ему лет? Я никогда не решусь спросить его об этом».

Старик подвел Лизу к огромному эвкалипту, возвышавшемуся над остальной растительностью, словно хозяин над своими слугами.

— Посмотри, это дерево самое сильное в лесу. Его силы хватает даже на нас, людей. Сядь, прислонись спиной к его стволу, и ты почувствуешь, как его мощь постепенно вольется в тебя. Садись, садись, не бойся.

И индеец, подав Лизе пример, первым опустился на мягкий мох, плотно прижавшись спиной к светлому гладкому стволу. Лиза повторила его движения. Они просидели так молча некоторое время. Лиза старалась прислушиваться к своим ощущениям. Сначала она не чувствовала ничего особенного. Только гладкую поверхность ствола сквозь ткань футболки. Потом Лиза попробовала закрыть глаза, чтобы внешние впечатления не отвлекали ее от внутренних ощущений. Постепенно она почувствовала, что с ней что-то происходит. Мягкая, но настойчивая сила медленно наполняла ее, как вода по капле наполняет пустой сосуд. Лиза не знала, сколько времени просидела она вот так, с закрытыми глазами, но когда старик велел ей подняться, она вскочила на ноги с необычайной легкостью. Так прекрасно Лиза не чувствовала себя давно. Ей хотелось пробежаться, закричать, захохотать во весь голос. Когда такое желание возникало у нее раньше, это всегда было связано или с другим человеком, или с надеждой на чудесное изменение к лучшему. Теперь же ее радость заключалась только в ней самой, в ее настоящем, в том моменте жизни, который Лиза переживала в эту неповторимую минуту. Такой полноты радости бытия Лиза еще никогда не испытывала. Это было чудесное, совершенно новое ощущение жизни.

— Ну вот, теперь ты готова к тому, чтобы измениться, — спокойно заметил старый индеец. Наверное, он не раз приводил к этому дереву людей, которых хотел чему-то научить.

— Зачем тебе все это нужно, — наконец решилась спросить у него Лиза, — почему ты возишься со мной?

— Мне вообще ничего не нужно, — усмехнулся старик, — не нужно ничего, кроме гармонии с миром. А для того, чтобы ее достичь, а потом удержать, человек должен иногда что-то делать и для других. Вы, цивилизованные люди, привыкли воспринимать лишь видимый мир. Вы не обращаете внимания на свои предчувствия, на знаки невидимой жизни. Мы, индейцы, живем не так. Мир полон знаков, он все время говорит с нами. Посмотри, тебе кажется, что вокруг тебя просто деревья, ветки, листья. А на самом деле это — духи леса, которые постоянно говорят с тобой, их только надо услышать. Есть духи воды, воздуха, духи болезни, некоторых изгоняют из человека духи растений. Есть духи умерших людей. Они летают низко над землей, когда их что-то здесь держит, например, когда кто-то, кого они любят, нуждается в их помощи. Дух твоей матери никак не может успокоиться, пока ты не начнешь жить правильно.

Лиза вздрогнула. Она никак не ожидала, что старик заговорит о ее матери. Ведь он не мог знать, что она умерла. Ей стало страшно.

— Донья Долорес, деревенская колдунья, тоже что-то говорила о моей маме. Она даже вызвала ее дух, но мне показалось, что все это просто фокусы с дымом.

— Фокусы для тех, кто боится увидеть другую реальность. Долорес — моя двоюродная сестра, ее мать — женщина моего племени. Она знает, что говорит. Твоя мать была очень сильной женщиной, но, пока она жила на земле, никак не могла проявить это. Поэтому вся ее сила осталась у нее после смерти. А после смерти сила не нужна, там человек не воюет, он уже закончил свою битву. И твоя мать не хочет, чтобы ты повторила ее ошибку. Теперь она беспокоит нас, старых колдунов, чтобы мы научили тебя бороться. Видишь, какую работу задала ты своей маме, как ей приходится мотаться по свету из-за тебя, — усмехнулся дон Рафаэль.

— А ей там неплохо? — неуверенно спросила Лиза.

— Она сможет отдохнуть, когда с тобой все будет в порядке, — жестко ответил старик. — Лучшее, что ты можешь сделать сейчас для нее, — это подумать о себе. Теперь, когда ты сбросила то, что держало тебя раньше, и набралась сил, ты должна осознать наконец, что же с тобой произошло. Сейчас ты расскажешь мне о том, как ты жила, пока не встретила Хосе.

— Ты думаешь, эта встреча была напрасной? — спросила Лиза.

— Напрасных встреч не бывает, — ответил старик, — тебе еще предстоит это понять. Все они для чего-то нужны. Ты, впрочем, как и все белые люди, считаешь, что обязательно должна быть счастливой. И если что-то не приносит тебе счастья, значит, это не нужно. Встречи с людьми, болезни, другие тяжелые события учат нас идти правильным путем. Никто извне не сделает тебя счастливой, пока ты не найдешь источник счастья в самой себе. Не отвлекай меня вопросами. Сейчас ты будешь говорить, а я слушать.

Стараясь ничего не упустить, Лиза рассказала индейцу о своем детстве, о первом замужестве, о встрече с Хосе. Иногда ей не хватало испанских слов, иногда ей казалось, что старик, живший совершенно в другом мире, просто не сможет ее понять. Но, продолжая свой рассказ, Лиза убедилась, что внешние различия играют ничтожную роль в жизни людей, что, по сути, человеческие проблемы всюду одинаковы. Она могла бы родиться в маленьком венесуэльском городке, жить в семье сварливой тетки, подвергаться насмешкам одноклассников и также сдуру выйти замуж за первого встречного, чтобы потом лихо поменять одного мужа на другого, более необычного, скажем, блондина из далекой Европы. И все ее проблемы остались бы при ней, место ничего не меняет — поняла Лиза.

— Мне все ясно, — произнес старик, внимательно выслушав Лизу, — знаешь, в чем твоя проблема? В потребительском отношении к жизни.

— Как? — Лиза задохнулась от возмущения. — Это у меня потребительское отношение к жизни? Да наоборот, все пытались использовать меня, а я никому не смела возразить ни слова. Ни тетке, ни мужу, ни родственникам Хосе!

— Твоя так называемая покорность ничего не меняет. Дело в том, что ты пыталась решить свои многочисленные проблемы с помощью других людей. Ты просто делала так, что тебя брали на буксир и везли куда-то. При этом ты снимала с себя всякую ответственность за происходящее. Ты думала, что если человек женится на тебе, то он будет с тобой таким же милым, как в первые дни влюбленности. Ты не понимала, что удержать это состояние невероятно трудно, для этого нужна большая работа. А ты только сидела и думала о том, какая ты несчастная и почему тебя всю жизнь окружают такие плохие и жестокие люди. Разве не так? — старик испытующе посмотрел на Лизу.

— Так, — Лизе нечего было возразить, ей было ужасно стыдно.

«Неужели все дело в моем эгоизме? Почему, мне это никогда не приходило в голову?» — думала она.

— А что же мне теперь делать? — спросила Лиза

— Не знаю, — пожал плечами индеец, — это тебе решать. Ты опять хочешь, чтобы кто-то взял тебя на буксир. На меня можешь не рассчитывать, твоей баржей я не стану. Что ты так испуганно смотришь на меня? Мои слова не означают, что я прогоню тебя в джунгли или отправлю назад к Хосе. Поживи пока с нами, будешь помогать Талите собирать и сушить лекарственные растения. Ты же работала в больнице, а теперь посмотришь, как мы лечим людей, иногда нас зовут в соседние деревни, когда люди не хотят обращаться к белым докторам.

5

На несколько дней Лиза превратилась в тень Талиты. Она целыми днями бродила за ней в поисках целебных растений. Молодая индианка научила Лизу ходить по лесу так, чтобы не спотыкаться все время о корни и ветки и чтобы ноги не уставали от ходьбы по неровной поверхности. Они почти не разговаривали, лишь изредка Талита показывала Лизе то или иное растение и произносила его индейское название.

— Это эпена, — говорила она, срывая ярко-зеленые листья с пушистой кожицей, — ее дух помогает от головной боли, а это, — она протягивала Лизе ветку с маленькими белыми соцветиями, распространяющими пряный запах, — текуру, его дают, чтобы правильно и быстро срастались кости при переломах.

— Неужели, вы лечите переломы с помощью цветов, — изумилась Лиза, — а как же гипс и другие современные лекарства?

— Лечат не растения и не лекарства, — убежденно ответила Талита, — а духи, заключенные в них, именно они изгоняют дух болезни. В ваших современных таблетках есть те же самые целебные духи, но они так глубоко спрятаны, что только прогоняют внешние проявления болезни, а саму ее загоняют внутрь. А насчет гипса ты не беспокойся, мы тоже накладываем шины из прямых веток и обмазываем сломанную ногу глиной. Но главное — отвары из цветов текуру, которые больной должен пить в это время. Иначе его нога срастется плохо и будет болеть.

«Просто каменный век, — думала про себя Лиза, послушно складывая сорванные листья в корзину, сплетенную из гибких прутьев, — они, наверно, и прививки детям не делают, и зубы лечат какими-нибудь заклинаниями. Но зато индейцы живут в гармонии с собой и с природой. Они производят впечатление спокойных и счастливых людей, не боятся боли и смерти. А мы слишком большой ценой расплачиваемся за блага цивилизации!

А что, если мне остаться здесь, стать белой индианкой, — возникла у Лизы безумная мысль. — Я слышала, что есть люди, решившие вернуться к природе. Ведь городская жизнь не принесла мне ничего, кроме телесного комфорта. А тут я буду жить в лесу, собирать растения, лечить людей, научусь разговаривать с духами деревьев. Может, и моя мама тогда успокоится?»

Вечером Лиза поделилась своими мыслями с доном Рафаэлем.

— Не говори глупости! Белая индианка, — он заливисто расхохотался, — твой путь другой.

— Какой?

— Это ты узнаешь сама, но одно я скажу тебе точно: в лесу ты не останешься. Ты будешь вести жизнь людей своего мира. Возможно, ты и станешь врачом, но из тех, кто носит белые халаты и сидит в кабинетах в окружении блестящих инструментов. Нравится тебе такая картина?

— Неплохо, — улыбнулась Лиза, — а когда это будет?

— Не скажу, — и старик хитро посмотрел на Лизу.

Иногда он просто обескураживал ее. Она никак не могла понять, когда он говорит серьезно, а когда морочит ей голову.

Лиза старалась не задумываться о своем будущем. Ей было чем заняться в индейском лагере. Если она не ходила по лесу с Талитой, то помогала ей раскладывать и развешивать растения для просушки. Лизу забавляло, что люди спали в гамаках под открытым небом, а навесы строились исключительно для растений. В лагере, помимо дона Рафаэля и Талиты, жили еще пять человек. Каждый имел свои постоянные обязанности. Молчаливые, с виду суровые индейцы собирали травы, делали из них отвары или скатывали высохшие растения в плотные шарики. Быт в лагере был предельно прост. Еду готовили на костре; бананы, мясо или съедобные корни чаще всего запекали прямо в золе. Лиза обратила внимание на то, что предметы старинного индейского быта, например, фляги из выдолбленных тыкв, соседствовали здесь с металлическими современными кастрюлями. Было забавно смотреть, как вечером закутанный в пончо индеец при свете костра записывает в тетрадь, сколько растений собрано за день, и подсчитывает итог на калькуляторе.

Но больше всего Лизу поразил вид дона Рафаэля, разгуливающего по поляне с трубкой радиотелефона в руках. Зрелище было до того необычное, что Лиза уставилась на него, словно она всю жизнь прожила в лесу среди полудиких племен.

Старик дал отбой и крикнул Талите:

— Собирайся, в деревне трудные роды. Нужна твоя помощь. А ты поедешь с ней, — кивнул он Лизе, — тебе это будет полезно.

Талита быстро собралась в дорогу. Все необходимое она быстро покидала в заплечный мешок и вскочила на лошадь. Другую, для Лизы, она держала за повод.

— Ты умеешь ездить на лошади? Отлично, садись!

Лизина лошадь медленно пробиралась по извилистой каменистой тропинке вниз, в одну из деревенек, затерянных в лесу. Лиза недоумевала:

«Зачем дон Рафаэль отправил меня с Талитой? Я же ничего не смыслю в акушерстве, просто умру там от страха. Наверно, старик решил, что мне необходимо пройти еще через одно испытание. Интересно, что он задумал? Похоже, у него грандиозные планы по превращению меня в сильную личность. Ну, ладно, посмотрим. В конце концов, не я же роды буду принимать. А Талита едет с таким невозмутимым видом, словно для нее это совершенно привычное дело».

В деревне их быстро провели к хижине роженицы. Встревоженные родственники уже ждали их.

— А где же ее муж? — тихо спросила Лиза у Талиты.

— Вон он, — девушка показала на мужчину, безмятежно покачивающегося в гамаке на террасе. — По индейской традиции муж во время родов не должен ничего делать. Иначе ей будет тяжело.

«Ничего себе, хорошо устроились», — подумала Лиза.

В хижине Талита прежде всего выгнала всех из комнаты роженицы, оставив только старую бабку и Лизу. Рожала совсем молоденькая девушка, почти девочка. Лиза не дала бы ей больше шестнадцати лет. Она лежала на широкой двуспальной кровати с лицом, искаженным от боли. Под глазами чернели круги, над искусанной верхней губой выступили капли пота. Когда боль накатывала на нее, она мучительно вытягивалась и глухо стонала.

— Очень плохо, — озабоченно сказала Талита вполголоса. — Видишь, как ей больно?

— Ну и что? — не поняла Лиза. — Ведь всем женщинам больно, когда они рожают.

— Мы считаем, что женщине больно только тогда, когда ее ребенок не хочет появляться на свет.

«Значит, все дети наших женщин не хотят рождаться», — усмехнулась про себя Лиза.

Между тем Талита развела в горячей воде какой-то красноватый порошок и напоила им роженицу. Очень скоро ей явно стало лучше. Боль отпустила, и женщина смогла расслабиться. Она больше не стонала, ее лицо порозовело, только глаза как-то странно заблестели. Видимо, Талита дала ей что-то вроде наркотика.

Лиза старалась не смотреть на огромный живот. Она не представляла, как находящийся внутри ребенок сможет выйти наружу через маленькое отверстие в теле женщины.

«Неужели и мне это когда-нибудь предстоит?» — с ужасом подумала Лиза.

Между тем Талита откинула простыню, прикрывавшую роженицу. Та лежала, широко раздвинув ноги. Лиза прижалась к тонкой стене хижины. К счастью, на нее никто не обращал внимания. Видно, и Талите, и старухе-повитухе было понятно, что от смертельно напуганной Лизы сейчас толку мало.

Старуха с необычной для ее возраста силой время от времени нажимала на живот женщины, а Талита помогала ребенку благополучно появиться на свет. Больше всего Лизе хотелось выскочить из комнаты на улицу, но она продолжала стоять и смотреть на роды. Ей казалось, что все это не может тянуться так долго, что бедная женщина уже лишилась последних сил.

«Позовите нормального врача! — хотелось крикнуть Лизе. — Пусть ее заберут в больницу и сделают там кесарево сечение. Ведь она погибнет и ребенок тоже, если он уже не погиб. Ведь сейчас все-таки двадцатый век!»

И вдруг в неуловимый момент все неожиданным образом изменилось. Талита что-то сделала руками около живота женщины и подхватила маленькое, сморщенное тельце. Лиза, замирая от восторга, разглядывала морщинистое, как у старичка, личико, облепленное мокрыми черными волосиками. Лизе хотелось кричать от счастья. Ведь она присутствовала при чуде появления на свет нового человека. Глазами, широко раскрытыми от восторга, Лиза смотрела, как купают младенца, как Талита обычной современной зеленкой смазала ему пупок и заклеила ранку пластырем.

— Ты вызвала бы настоящего врача, если бы видела, что не справляешься? — спросила Лиза у Талиты, когда они после щедрого деревенского угощения возвращались в лагерь.

— А я и есть настоящий врач, — невозмутимо ответила Талита. — Я закончила Высшую медицинскую школу в Каракасе. Если хочешь, могу показать тебе диплом. Думаешь, я дала бы ей умереть? Если бы понадобилось, я бы вызвала бригаду «скорой помощи». Но этой женщине ничего не угрожало. Я стараюсь обходиться средствами народной медицины, но, если понадобится, могу и кесарево сечение сделать, и аппендицит вырезать. А ты думала, что мы дикари, которые не дают местным индейцам обращаться к врачам. Я, между прочим, каждый год объезжаю деревни и делаю детям прививки от полиомиелита и других болезней.

Лиза не знала, что и думать. Она чувствовала себя совершенно обескураженной.

«Ничего себе! Талита — врач с дипломом! Вот живешь бок о бок с человеком и ничего о нем не знаешь. Лишний раз я убеждаюсь, что совершенно не разбираюсь в людях».

— А дон Рафаэль тоже профессиональный врач?

— Нет, если под профессионалом ты подразумеваешь человека с дипломом. Дон Рафаэль — настоящий маг, который может гораздо больше, чем только лечить болезни тела. Я не могу об этом рассказывать, это только его право. Но, по-моему, ты сама убедилась в его возможностях.

Лизе оставалось только кивнуть. Она вдруг поняла, какой огромной удачей была ее встреча с этим человеком. Среди множества знакомств последних лет это, пожалуй, было самым значительным. Просто «судьбоносным». И Лиза улыбнулась этому московскому словечку, всплывшему в ее памяти.

«Я уверена, — думала Лиза, — у старика есть какой-то план насчет меня. Не будет же он вечно держать меня в лесу. Он и сам говорил, что у меня другой путь».

Загрузка...