Найди меня

ГЛАВА 16

Рени дожидалась Дэниела снаружи. Солнце только что взошло, температура приближалась к пятидесяти[8]. Днем будет под девяносто. Причуды калифорнийского климата — можно пережить все времена года за один день. Люди одеваются послойно, чтобы в течение дня раздеваться, а потом снова одеваться, когда солнце уйдет за горизонт и воздух начнет остывать. Рени начинала день в джинсах, сапогах и плотной куртке на серую толстовку. У входной двери и в кузове пикапа лежали припасы. В последнюю минуту она решила взять и палатку, на случай поломки машины, или если их квест затянется на несколько дней.

Она с облегчением увидела, что костюм он оставил дома и оделся более подходящим образом, в джинсы и фланелевую рубашку. Может, слегка перестарался, но все же постарался. Те, кто привык носить костюмы, никогда не выглядят довольными в повседневной одежде.

— Палатка? — спросил он.

— Я усвоила это от отца, а он научился у своей матери. Если направляешься в пустыню — запасись всем на несколько дней.

Он взял палатку, а она достала из фургона лопату, длинный железный прут для зондирования почвы и металлодетектор.

— Однажды у меня сломалась машина, и мне пришлось идти пешком сорок миль. Это не так тяжело, если есть все необходимое.

— Я всегда считал, что не следует отходить от машины.

— Обычно это лучше всего. Я прождала сутки, прежде чем уйти. Если бы у меня не было припасов, я бы, конечно, никуда не ушла.

Они загрузили снаряжение в его внедорожник, где уже лежали его вещи, в том числе лопатка и запас воды. Она захлопнула борт своего грузовика и сходила в свою хижину за последним предметом. Картой со стены. Снаружи, пользуясь безветрием, она развернула карту на капоте машины.

— У вас с собой рисунок отца? — спросила она. — Давайте попробуем что-нибудь найти.

Дэниел положил схему Бена на угол карты.

Тем, кто не знает этих мест, разобраться было бы сложно, но она быстро узнала ориентиры и указала их на карте. Теперь, когда первый шок прошел, она увидела, что рисунок на самом деле достаточно подробный.

— Мы вот тут, рядом с Джошуа-Три. А это, — она показала на красный крестик, — совсем близко. Часа за три доберемся.

— А тут что за место? — Он показал на маленький квадратик.

— Это дом моей бабушки. Видимо, в качестве ориентира, как горные хребты и прочее. Я обыскала этот район тщательнее, чем другие, но безуспешно.

Но ее неудачи вряд ли что-то доказывали; пустыня умела стирать все следы, иногда за одну ночь. Кроме того, отец мог не захотеть прятать тела так близко к дому.

Дэниел сел за руль, и они покатили на восток от Джошуа-Три по шестьдесят второму шоссе, через Твентинайн-Палмс. Потом они несколько раз поворачивали на узкие асфальтированные дороги, в конце концов сменившиеся грунтовыми, а вокруг под сияющим небом тянулись заросли амброзии, мескито и колеогине, уходя к далеким горам за сотни миль отсюда.

— В пятидесятые годы, когда здесь раздавали участки, все дороги были такие, — сказала Рени, держась за ручку над пассажирской дверью в ожидании следующего толчка и думая, сколько еще подождать, прежде чем попросить Дэниела ехать помедленнее. Городские водители имеют привычку слишком резво гнать по пустынным дорогам, не в состоянии перестроиться на гораздо более медленную езду.

— Надеюсь, вы захватили свой спутниковый телефон, он может понадобиться, когда сломаете ось.

Дэниел быстро затормозил, подняв тучу пыли.

— Хотите вести?

Никакого раздражения или недовольства в голосе. Просто осознание своих недостатков.

— Похоже, это будет практичнее.

Теперь она вела машину, а он прокладывал курс по ее карте. Иногда она притормаживала, и они склонялись голова к голове, ориентируясь, прежде чем ехать дальше. По пути они перекусывали, пили воду и слушали музыку. Вкусы у них местами совпадали. Рени представила себе диаграмму из двух кругов, пересекающихся на тридцать процентов. Впрочем, ее это не волновало: ей трудно было сосредоточиться на чем-то, кроме достижения цели. В отличие от него, вкусовые и слуховые ощущения ее не слишком интересовали.

— Не хотите рассказать, почему вы ушли из ФБР? — спросил он в какой-то момент.

К этому вопросу она была готова, однако еще не решила, сколько готова рассказать едва знакомому человеку.

— У меня начала развиваться паранойя относительно нескольких коллег, — ответила она, остановившись на смягченной версии. — Думаю, то, что случилось с отцом, подорвало мою веру в людей. — Помедлив, она добавила: — Особенно в моего напарника.

— Вы уверены, что ошиблись? Может, это не паранойя?

— Думаю, он хороший парень. Дело вот в чем, — и это знают только мои врачи и моя мать…

Полное признание. Подумав, она решила, что ему тоже следует это знать.

— Был момент, когда он выглядел кем-то другим. И я говорю не просто о внешнем сходстве. Однажды вечером мы попали в опасную переделку, пистолеты наготове, и его лицо вдруг превратилось в лицо моего отца, и я едва не выстрелила в него.

Он застыл.

— Ого.

В односложном ответе прозвучало сочувствие, вынудившее ее заморгать, чтобы пустыня снова обрела очертания.

— В тот же вечер я легла на обследование в психиатрическую клинику. Пробыла там неделю, а потом позвонила матери. Она прилетела за мной и увезла домой, в Калифорнию. Это было три года назад. Так что теперь вы знаете, с кем имеете дело. Если хотите отказаться от моей помощи, я пойму.

— А с кем-нибудь еще такое бывало?

Отличный вопрос. Логичный вопрос.

— До такой степени — никогда. Я никогда не галлюцинировала ни до, ни после.

— Очень похоже на классическое ПТСР[9].

В его голосе снова звучало сочувствие. Понимание. Столько копов страдало ПТСР и не получало помощи. Он и сам мог быть одним из них. Покажите полицейского, у которого на душе нет никакого груза, и сразу станет ясно — или новичок, или ему не стоит быть полицейским.

— Классифицируется как хроническая травма. — Она подкрутила кондиционер и направила струю воздуха себе в лицо. — Я работала над тем, чтобы задавить свою паранойю, проецировать покой, воспринимать людей такими, какими они кажутся, или попросту избегать их. Старалась не вглядываться, не копаться в деталях. Сосредотачиваться на фактах. Факты дают нам то, что нужно, без всякой окраски и двусмысленности.

— Я и сам стараюсь больше опираться на факты, — сказал Дэниел. — В убойном отделе мы постепенно отказываемся от старого фэбээровского метода профайлинга, из которого в свое время сделали такую сенсацию.

— Я сама его преподавала, но первая готова признать, что это крайность. — Переход к знакомой теме успокоил Рени. — Слишком большой упор на интуицию. Для нее, конечно, тоже есть место, но пренебрегать логикой и полагаться лишь на инстинкты опасно. Логику никогда не следует игнорировать, а интуиция может сыграть дурную шутку. Скажем, перед тобой преступник, красивый и разговорчивый. Выдает себя за монтера, стоит у тебя в дверях, сто процентов обаяния, а сам осматривается, чтобы понять, есть ли еще кто дома. Ты видишь этот взгляд, но отмахиваешься из-за обаятельной улыбки. «Ой, да он просто любопытный». Если попросишь документы, он нежно улыбнется, может, даже предложит позвонить в компанию, если беспокоишься. И даже номер даст. А ты не позвонишь, потому что он такой славный и кажется таким искренним. По своей природе человек хочет доверять людям. Но логика, логика станет твоим другом в этом сценарии. Посмотрите на тактику наживки, которой пользовался мой отец. Логика подсказала бы жертвам, что здесь что-то не так. Но он играл на их чувствах. Использовал эмоции и эмпатию в своих интересах.

— Вам и вправду надо снова подумать о преподавании, — сказал Дэниел. — Я имею в виду фриланс. Вне связи с ФБР или правительственными учреждениями. Думаю, полицейские департаменты по всей стране заинтересуются, им будет полезен ваш опыт. Не история с отцом, а общие знания.

— Мне больше нравится глина.

Он усмехнулся ее выбору слов, но сразу посерьезнел.

— Может, когда-нибудь потом. Просто держите в уме. — Он зашуршал бумагой, вернувшись к карте. — Нам нужно найти огромную скалу. В скобках указано: «Не ту самую Огромную скалу». Для вас это что-нибудь значит?

— Джайнт-Рок, та самая Огромная скала, находится на северо-запад от Джошуа-Три. Ну, Джорджа Ван Тассела.

— Ван Тассел?

— Вы что, не учили историю Калифорнии? Ван Тассел жил под скалой с семиэтажный дом и оттуда связывался с пришельцами. Припоминаете? — Она продолжала: — Они ему велели построить сооружение под названием Интегратон, где люди должны были омолаживаться. Неужели не слыхали?

— В школах не преподают истории аутсайдеров.

— Он двадцать четыре года строил этот деревянный купол без единого гвоздя, но умер, так и не закончив, поэтому себя омолодить не смог.

— Жалость какая.

— И теперь мы никогда не узнаем, сработало бы это или нет.

В ее словах прозвучала усмешка бывалой местной жительницы.

— Чокнутая Калифорния.

Странно слышать такое от него. Калифорнийцы обычно отчаянно любят и гордятся своим штатом, несмотря на землетрясения, пожары и все прочее.

— Разве вы не здесь выросли?

— Да, но это не мешает мне называть вещи своими именами.

— Это просто история, какой бы странной она ни была. История есть история.

— Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать про энергетические воронки?

— Смейтесь сколько угодно, но, бывало, я ощущала в пустыне такие вещи, которые не могу объяснить.

— Это часто связано с веществами.

— Не всегда. Когда вокруг сюрреалистический негостеприимный пейзаж, приходится учиться чувствовать иначе. Нужно сменить фокус с ближнего на дальний, как бы увеличить глубину резкости. Нужно смотреть на небо, а не на землю. И когда мозг наконец перестраивается, вы увидите, по-настоящему увидите пустыню и поймете, что мир состоит из разных видов красоты, даже в самых суровых на вид местах. Местах, где отсутствие деревьев, тени и физически близких предметов дает сознанию расшириться и увидеть мир по-новому, иначе.

— Вы прямо типичная калифорнийка.

— Я не говорю о каких-то абстракциях.

— Именно о них.

— Окей. Не возражаю.

— По существу вы просто сказали, чтобы я полюбил пустыню.

— Вовсе нет.

— Ладно, извините. Я запомню эти слова и постараюсь быть более понимающим. Постараюсь чуть получше. У меня могут быть свои причины для такой нелюбви.

Вот оно. Его мрачная тайна.

— Что-то скверное?

— Нет, просто упал как-то на кактус и собрал кучу иголок — сотни. Я дико перепугался, потому что тогда верил, что кактусовые иглы могут передвигаться в теле и по кровотоку попасть в сердце.

— Интересно, как дети могут совершенно неправильно понимать то, что говорят взрослые. Вы, наверное, услышали — и это правда, — что кактусы могут вызывать серьезные инфекции, приводящие к сердечным заболеваниям и даже смерти.

— Смотрите… — Он показал вперед, прервав болтовню, потому что они наконец достигли своей цели. Над пустыней возвышалось скопление неведомо откуда взявшихся валунов, один намного больше других.

Она направила машину вниз по крутому склону. Съехав на ровное место, она остановила машину и заглушила двигатель, вглядываясь сквозь пыльное ветровое стекло. Она не сознавала, что затаила дыхание, пока он не заговорил.

— Что? — спросил он.

Не отрывая взгляда от пейзажа, она ответила:

— Выглядит знакомо.

— Может, вас сюда переносили инопланетяне. — Он засмеялся. — Извините. Не сдержался.

Она сосредоточилась, стараясь уцепиться за любое, самое слабое воспоминание.

— Возможно, я была здесь еще совсем маленькой. — Она выбралась из машины, подошла к гигантской скале и остановилась в нескольких футах, положив руки на бедра.

Позади хлопнула дверь, и она услышала, как подошвы ботинок Дэниела зашуршали по камням, разбрасывая рыхлый песок. Он встал рядом с ней, а она продолжала всматриваться в валун.

Наконец он сказал:

— Думаю, что вы действительно здесь были.

На камне виднелся рисунок. Птица. И не просто птица. В точности такая же, как на ее керамике.