Найди меня

ГЛАВА 24

Дэниел стоял за палаткой, упираясь ладонями в колени, едва дыша и стараясь не потерять сознания. «Не растекайся», — сказал он себе. Это может быть и не она.

Но волосы. И платье.

Невозможно понять, та же ли это ткань. Придется отдать свой лоскуток в лабораторию на анализ. До сих пор он вел свое частное расследование негласно, и от одной мысли, что придется рассказать о своем прошлом коллегам, его снова затошнило. Слишком много всего сразу.

Ребенком он воображал, как отыщет ее где-нибудь в подвале или запертую на чердаке. Но живую. Непременно живую. Он взбегает по лестнице, выламывает дверь и спасает ее. Но когда он стал старше и стал полицейским, он узнал достаточно о пропавших, чтобы понять, что шансы невелики. Исчезающе малы. Теперь он надеялся уже на другое. С годами его надежда отыскать ее живой превратилась в надежду отыскать тело.

Как и все родственники жертв Убийцы Внутренней Империи он хотел закрыть гештальт, но спустя тридцать лет уже начал смиряться с тем, что этого может никогда не произойти. Затем с ним связался Фишер, и у Дэниела вновь забрезжила надежда. Найти хотя бы тело.

Но в его воображении эта новая надежда рисовала ему, как он раскапывает землю и находит маму в красном платье, накрашенную, как перед уходом. Она представлялась ему безмятежной. Вот чего он ждал. Хотя кому как не ему знать, как выглядит тело, лежавшее в земле десятилетиями, его сознание этого не допускало. В его видениях, наяву и во сне, мама всегда была красивой. Не съежившейся куклой, из которой пустыня и песок высосали всю влагу до последней капли. А еще он никогда не представлял всех этих людей вокруг. И ее наготы. Сам факт, что ее зарыли обнаженной, а платье в последний момент бросили сверху как оскорбление, нокаутировал его, потому что говорил о таких вещах, о которых он не хотел слышать.

Он понимал, что эти представления остались от маленького Дэнни и не имеют отношения к сознанию взрослого человека. На этом держались все чувства, которые он испытывал, думая о матери и о том, что могло с нею случиться. Не имело значения, что он полицейский, что уже взрослый. Он видел ее сердцем ребенка.

Он услышал осторожные шаги и тихий, озабоченный голос Рени:

— Вы как? Может, что-нибудь принести?

Не пытаясь выпрямиться или взглянуть на нее, потому что все еще кружилась голова, он солгал:

— Немного перегрелся. Бывает, замечаешь слишком поздно.

Он не чувствовал себя в состоянии рассказать, в чем дело, особенно когда рядом человек двадцать. О его прошлом знали очень немногие. Один из плюсов усыновления. Вместе с фамилией он избавился от прежней личины, хотя внутри остался прежним.

Рени нырнула в палатку за бутылкой воды и, открыв, протянула ему.

— Некоторые дела пробирают до самых кишок.

Он взял бутылку дрожащей рукой. Выпив половину, решил отойти подальше от раскопа. Нужно где-то присесть, на расстоянии, дистанцироваться физически. Он забрался на груду камней в стороне от дороги и устремил взгляд туда, где исчезло солнце. Рени села рядом. Он молча протянул ей бутылку с водой. Она сделала глоток и вернула ее.

Какое-то время они сидели молча, от раскопа доносились голоса, и он понял, что группа собирается сворачиваться.

— Мне было очень трудно простить себя, — сказала она.

— За что?

— За то, что помогала отцу.

— Вы были такой же жертвой, как и девушки, которых он убивал.

— Спасибо. Логически я понимаю, что это правда, но это ничего не значит. Ведь я там была. Если это одна из его жертв, она ведь сегодня могла быть жива, если бы я не помогла заманить ее, одурачить. И мне кажется, что именно его метод так давит на мою совесть. Эти женщины, которые в другой ситуации могли бы дать отпор незнакомцу, реагировали на меня, на ребенка в беде. И я не думаю, что когда-нибудь смогу принять это или найти этому оправдание. Это определяет меня. Это мое «я». И единственный способ заглушить эту боль, хотя бы ненадолго, — это отыскать этих несчастных и вернуть их домой.

Она помолчала:

— Видимо, я хочу сказать, что отчасти разделяю ваши чувства. Вы так долго изучали это дело, что оно стало частью вас самого. И когда действительно нашлось тело, это шок.

Она восстановила картину как могла, хотя и не знала правды, и он был благодарен за эту попытку понять его.

Пока они говорили, уже стемнело. Спустившись со скалы, они направились к раскопкам, где застегнутый и снабженный биркой мешок уже несли к ждавшему его фургону, чтобы отвезти в отдел судебно-медицинской экспертизы округа Сан-Бернардино. У них был в штате судебный антрополог, эксперт по останкам, пролежавшим в пустыне месяцы и даже годы.

— Спасибо за откровенность, — сказал Дэниел.

Это явно далось ей нелегко. Или она искренне откликалась на его невысказанную боль, или же она действительно социопатка, как некоторые считают.