Найди меня

ГЛАВА 2

Наши дни

Сан-Квентин, единственная тюрьма в Калифорнии, где содержатся приговоренные к смертной казни, встретила детектива убойного отдела Дэниела Эллиса долгожданной прохладой кондиционированного воздуха, но предстоящую встречу вряд ли можно было назвать приятной. Его вызвал — иначе не скажешь, — заключенный Бенджамин Уэйн Фишер, он же Убийца Внутренней Империи. Дэниел добирался от участка в Сан-Бернардино до Сан-Квентина долгих восемь часов. Он устал от жары, сидения за рулем и подозревал, что, как уже случалось не раз, очередному смертнику просто хочется с кем-то пообщаться, хотя бы с копом. Конечно, хотелось бы надеяться на нечто большее, но рассчитывать на это не стоило.

Дэниел записался у дежурного, показал удостоверение с фотографией, вывернул карманы перед металлодетектором, сложил свои вещи, включая пистолет, в ячейку и позволил себе мысленно отвлечься. Почему у стольких серийных убийц второе имя «Уэйн»? Кто-то даже не поленился подсчитать — счет уже дошел до 223. Одно из множества странных совпадений, связанных с маньяками-убийцами и даже не обязательно с маньяками. Сторонники так называемой «теории Уэйна» высчитали, что она распространяется на 0,41 процента осужденных убийц.

Охранник провел его сквозь несколько дверей, открывавшихся через систему внутренней связи операторами, которые сидели перед мониторами на центральном пульте. Систему установили после кровавого мятежа, когда пострадало сорок два человека. Теперь, если на охранника нападут, двери останутся запертыми. Все заключенные знали это, но время от времени все равно пытались убить кого-нибудь в надежде сбежать.

В тюрьме все поверхности отражают и усиливают звук. А на каждом лице, заключенного ли, охранника ли, отражается постоянная настороженность и готовность биться до смерти, если разразится конфликт. Большинство здесь готово взорваться от одного непрошеного взгляда, и необходимость постоянно быть настороже не проходит даром ни для кого.

В тюрьмах стоит особый запах, подобного которому Дэниел не встречал нигде и узнал бы мгновенно даже с закрытыми глазами. В этой мрачной экосистеме, где не хватает естественного света и свежего воздуха, где химическая отдушка промышленных моющих средств не способна заглушить запахи мочи и фекалий, таится застывшее дыхание мертвецов. Словно идешь сквозь влажные предсмертные выдохи зэков, вроде Чарлза Мэнсона или Серхана Серхана. Запах въедался в одежду, в волосы, и Дэниел не сомневался, что он будет преследовать его еще несколько дней.

Он никогда не встречался с Убийцей Внутренней Империи лично, но, скорее всего, знал о нем больше, чем кто-либо. Дэниел узнал о преступлениях Фишера еще ребенком, и они оставили свой след в его душе, изменили весь ход его жизни. Он подробно изучил уголовное дело в университете Джорджа Мэйсона и даже написал по Фишеру работу. Странно, что именно ему выпало с ним встретиться. Жизнь вообще странная штука.

Его провели в узкую комнату с бетонными стенами, выкрашенными бежевой краской, без окон, ярко, без малейших теней, освещенную. Фишер уже ждал, сидя за столом. Годы его не пощадили.

Все, что Дэниел видел, слышал и обонял, говорило, что это самое неестественное место на свете, и у него невольно мелькнула тень сочувствия к узникам, которым предстояло находиться здесь до самой смерти. Жизнь истрачена зря, и это трагично, с какой стороны ни посмотри, тяжело даже думать о вечном заточении в этих стенах.

В облике Фишера до сих пор оставалось нечто профессорское. Он принадлежал к категории людей, которые могут выглядеть одновременно нудными интеллектуалами и опасными психопатами. Дэниелу говорили, что заключенные обращаются к Фишеру с эмоциональными проблемами, а он раздает советы, словно доморощенный гуру. На воле он преподавал психологию, что лишний раз подтверждает, что люди часто выбирают эту профессию, чтобы разобраться в своих психозах.

Дэниел сел напротив Фишера, стараясь не показывать волнение, — он наконец оказался в одной комнате с человеком, занимавшим его мысли так много лет. Достав из кармана пачку фруктовой жевательной резинки, он подтолкнул ее через стол. Любимая марка Фишера. По крайней мере, была.

Фишер вскрыл пачку, предложил Дэниелу, который помотал головой, сунул резинку в рот, откинулся на стуле, прикрыв глаза, и принялся с наслаждением жевать. Прошло несколько мгновений, прежде чем он открыл глаза и посмотрел на Дэниела.

— Когда-то я тренировал софтбольную команду девочек. Они любили эту резинку. Запах и вкус переносят меня в прошлое.

В намерения Дэниела вовсе не входило переносить Фишера в прошлое, и это откровение вызвало у него легкую тошноту.

Фишер сразу приступил к делу.

— Спасибо, что пришли.

Он говорил словно на встрече с деловым партнером, или с коллегой за послеобеденным кофе. Только, вместо твидового пиджака или свитера с накладками на локтях, на нем были оранжевый комбинезон и тяжелые наручники на запястьях. Однако его не приковали к полу и не надели поясную цепь, что свидетельствовало об определенном привилегированном положении в тюрьме.

В Калифорнии существовала смертная казнь, что было сюрпризом для многих, считавших штат слишком либеральным для такой меры. Но даже до введения моратория на смертную казнь смертные приговоры приводили в исполнение довольно редко. Последнюю смертельную инъекцию сделали в Сан-Квентине в 2006 году, так что в обозримом будущем Фишер вряд ли покинет этот мир. Скорее всего, он умрет за тюремными стенами своей смертью. Даже будь казни популярнее в «Золотом штате», игла Фишеру не грозит, пока он не расскажет, где скрыл тела жертв. Дэниел всегда считал, что на это он и рассчитывал изначально — спрятанные тела служили ему гарантией.

Многие задаются вопросом, почему Калифорния плодит столько серийных убийц. Штату принадлежала сомнительная честь быть первым в стране по их числу и к тому же родиной многих наиболее известных. Возможно, дело просто в цифрах — Калифорния большой штат, крупнейший по численности населения. Или в сейсмических толчках и тектонических разломах, которые толкают людей к краю на подсознательном уровне. Все это еще более странно, учитывая обилие солнечного света в этом краю счастливых беззаботных людей, каким обычно представляют Калифорнию. Наверное, в менее солнечных штатах слишком холодно и депрессивно, чтобы осуществлять жестокие фантазии и навязчивые идеи.

— Я надеялся, что приедет Франко, — сказал Фишер.

Франко занимался этим делом с самого начала.

— Он ушел на пенсию, — сообщил Дэниел. — Я принял у него дела.

— Вы больше похожи на начинающего актера, подрабатывающего бариста между пробами на роли второго плана в телесериалах. Сколько вам лет?

Как это бывает в замкнутых пространствах, по комнате распространился сладкий фруктовый аромат жвачки Фишера. Дэниел подумал, что никогда в жизни больше не возьмет в рот жевательную резинку, тем более фруктовую.

— Достаточно. — Он хотел сказать, что старше женщин, которых убивал Фишер, но сдержался.

— Вы не похожи на человека, знающего жизнь или имевшего дело с людьми вроде меня, — сказал Фишер. Типичный нарциссист — из-за отсутствия эмпатии они не могут представить, что на других жизнь влияет так же, как и на них.

— Послушайте, я могу уехать и вернуться через пять лет. К тому времени мы оба станем старше.

Язвительный комментарий сорвался с языка прежде, чем он успел его остановить, и Дэниел мысленно отвесил себе пинка. Он ни в коем случае не хотел терять контакт.

За эти годы Фишер много раз запрашивал свидания с Франко. Они всегда начинались многообещающе: Фишер говорил, что собирается рассказать, где закопал тела, но Франко, детектив старой школы, не соглашался ни на какие его требования. Дэниел, наоборот, был готов на любые уступки, чтобы получить то, что ему нужно. Он слишком долго к этому шел, чтобы упустить свой шанс. И не заблуждался насчет того, кто контролирует ситуацию. Только сам Фишер может ответить на все вопросы, при этом терять ему нечего. Нужно поддерживать разговор любой ценой.

Угол рта Фишера искривился в намеке на мрачную усмешку.

— Считайте это собеседованием. Задам вам несколько вопросов — хочу убедиться, что вам хватит квалификации, чтобы работать со мной.

Дэниел не стал возражать.

— Вас называют Дэн или Дэнни?

— Только моя мать называла меня Дэнни.

— Прошедшее время. Она умерла?

Дэниел взглянул на собеседника: глаза в красных прожилках, лопнувшие сосуды на лице, нездорово-бледная из-за долгих лет взаперти кожа. Не моргнув, он ответил:

— Да.

— Мои соболезнования. Моя мать умерла, когда я был уже здесь, в тюрьме. Это тяжело, когда умирает человек, которого любишь, а ты под замком.

— Не сомневаюсь.

— Они с отцом получили участок земли в пустыне. Мой отец в один прекрасный день исчез, и ей пришлось растить меня в одиночку. Знаете, тогда требовали обрабатывать землю семь лет подряд, а иначе отбирали. Она как-то продержалась.

Интересно, что он, видимо, любил и уважал мать. Из изученных материалов Дэниел знал, что она была хорошей ролевой моделью, но люди часто обманываются, а информации о ней осталось мало.

— Вы женаты? — продолжал Фишер.

— Разведен.

— Копу трудно в браке.

— Верно.

— Как насчет детей? Есть?

— Моя личная жизнь к нашему разговору не относится.

— Значит «да».

Дэниел пожал плечами.

— Это ничего не значит. — Он не стал упоминать извращенные отношения между Фишером и его собственной дочерью.

— Вот вам интересный факт о тюрьме, — сказал Фишер. — Когда появляются люди снаружи, по ним можно унюхать целый мир.

Он глубоко втянул в себя воздух.

Дэниел слегка расслабился при смене темы разговора.

— И чем от меня пахнет?

— Салоном машины, долго стоявшей на солнце. Дорогой. Ну, выхлопными газами и соляркой. Застряли в пробке?

— Это же Калифорния. Трасса забита в нескольких местах.

— А кафе у Санта-Клариты все еще есть? Там пекли самые вкусные пироги с арахисовой пастой. Ели когда-нибудь?

— Кажется, я знаю заведение, о котором вы говорите, — ответил Дэниел. — Там сейчас новые молодые хозяева, но оно до сих пор существует.

— С удовольствием бы съел кусочек того пирога.

Дэниел избрал стратегию уступать всем требованиям Фишера, если они выполнимы.

— Можно устроить.

Все что угодно, только бы отыскать убитых женщин, чтобы семьи могли наконец попрощаться. Всем нужна определенность.

— Даже лучше, вы бы могли туда съездить, — добавил Дэвид. — Почувствовать запах трассы, может, даже океана, если повезет и ветер будет посильнее и с правильной стороны.

Маловероятно, разве что кусок Калифорнии обрушится, наконец, в океан, но соленый ветер добавлял его предложению очарования. С другой стороны, всегда есть шанс, что обвал случится именно завтра.

Фишер заинтересовался.

— Я бы мог договориться. — Дэниел еще сам не знал, как это осуществить. Запереть заведение, набить его копами, дать Фишеру съесть этот чертов пирог. — Если расскажете, где тела.

Жертвы Фишера исчезали между Лос-Анджелесом и пустыней Мохаве, в районе, который называли Внутренней Империей. По крайней мере, известные жертвы — Дэниел подозревал, что он не признался во всех убийствах, а может, даже не помнил их все. Его поймали, потому что одной из жертв удалось спастись. Хрупкая блондинка по имени Габби Саттон теперь жила нормальной жизнью, во всяком случае, с точки зрения стороннего наблюдателя. «Жизнь продолжается». У некоторых. Кого не убили.

Фишер продолжал жевать резинку, но уже не походил на профессора.

— Рассказывать не буду, — ответил он. — Покажу.

Дэниел надеялся, что сквозь рубашку не заметно, как забилось сердце. «Еще немного».

— Что ж, можно, — медленно произнес он, не желая показаться нетерпеливым.

— Ноу меня есть условия.

Вот на этом все, как правило, и заканчивалось. Франко считал, что Фишеру просто скучно и что он вовсе не собирается выдавать местонахождение тел. В общем, неудивительно. В тюрьме одиноко. А тут Дэниел обещает прокатить его по фривею. Вполне возможно, Фишер так и будет водить их за нос, пока не умрет, таская от одной ложной могилы к другой.

— Прежде чем вы скажете «нет», — продолжал Фишер, — хочу, чтобы вы понимали, что я при всем желании не смогу показать вам место на карте. Мне надо туда попасть самому. На машине. И все равно не могу обещать, что мы найдем их всех.

Поездки на целый день. Уловка смертника, вроде визитов в больницу.

Дэниел не моргнул.

— Можете назвать общее направление?

— Пустыня Мохаве.

Огромная территория, тянущаяся от Лос-Анджелеса до самых границ с Ютой, Аризоной и Невадой. Больше сорока семи тысяч квадратных миль. Поездка, скорее всего, закончится безрезультатной ездой кругами. Фишер скажет, что не может вспомнить место, его повезут обратно в тюрьму, а по дороге он попросится в туалет и попытается бежать.

— Можно устроить, — ответил Дэниел.

— И еще одно. — Фишер полез в карман рубашки и достал маленький пластиковый пакетик. Дэниел узнал в нем вкладыш, которые раньше вставляли в бумажники, — почти забытый в век смартфонов аксессуар. Еще одно напоминание о том, что время для Фишера остановилось.

Фишер развернул вкладыш и положил на стол между ними. Пять снимков в кармашках, один за другим. Дэниел наклонился, чтобы рассмотреть поближе.

Фото выцвели и поблекли, края обтрепались за много часов в пальцах Фишера. На всех был один и тот же человек — девочка с прямыми каштановыми волосами, челкой и нежным, невинным лицом из другого столетия.

Фишер постучал по столешнице рядом с фотографиями и пододвинул их к Дэниелу.

— Пусть приедет моя дочь.

Сердце Дэниела упало. Семейной психотерапией он еще не занимался.

— Это не проблема. — Ему удалось ничем не выдать своего напряжения.

— Будет проблема. Она со мной не общается.

— Когда вы последний раз видели или слышали ее?

— Когда меня арестовали тридцать лет назад.

Надежда рухнула. Бен Фишер не только пытался манипулировать своей дочерью, он использовал Дэниела для осуществления этого.

— Я слышал, что у нее не совсем хорошо со здоровьем, — осторожно сказал Дэниел.

О Рени Фишер в полиции знали многие. Она устроилась в ФБР и некоторое время жила на Востоке. Стала таким хорошим профайлером, что ее иногда приглашали читать лекции в Куантико. Но два-три года назад поползли слухи о нервном срыве. Рени то ли ушла из ФБР, то ли взяла длительный отпуск и с тех пор куда-то пропала. Агенты умеют скрываться. Если даже Дэниелу удастся ее отыскать, она, скорее всего, откажется. И ее можно понять.

Дэниел предложил Фишеру кое-что другое.

— Мы можем придумать что-нибудь другое, чтобы не втягивать ее. Не уверен, что она согласится, даже если я смогу ее найти.

— Дети берут измором. Они клянчат и клянчат, пока не сдашься.

— Не понимаю.

— Она всегда просилась пойти со мной. Поучаствовать в наших маленьких семейных приключениях. Яблоко от яблони недалеко падает. Рени, или сделки не будет.

Он, кажется, намекал, что Рени Фишер и была причиной убийств. Маловероятно, учитывая ее тогдашний возраст, но Фишер был не единственным, кто выдвигал эту гипотезу — она всплывала время от времени на криминальных сайтах. Но Дэниел считал Рени одной из жертв. Отец использовал ее, еще совсем ребенка, как приманку, чтобы заманивать молодых женщин на встречу со смертью.